Закрытая библиотека. Ночь. Дыхание.

10.2. глава. Заполненные промозглым холодом подземелья. Каменные стены, каменный потолок, каменный пол. Всё – каменное. Даже, кажется, сердце обитателя этих подземелий. Дыхание… Она слышит чьё-то дыхание, хотя её окружают лишь стены и ни одной живой души вокруг не видно. Ледяной пол обжигает босые ноги. Длинный коридор, где она стоит, напоминает вход в бесконечный лабиринт. Но нужно сделать этот шаг, она чувствует, что необходимо вступить во тьму, навстречу холоду и тьме. Пускай она замёрзнет, но она должна двигаться дальше! Картина перед глазами расплывается и в дальнем конце коридора возникает голубоватый свет. Лишь мгновение – и он тут же гаснет. Не чувствуя, что её ноги движутся, она плывет по воздуху, туда, где виднелось свечение. Дыхание становится сбивчивым. Она чувствует запах чернил, перемешанный с еле уловимым запахом кожи. А кожа пропитана запахами трав. Они въелись в тонкие пальцы, навеки оставили на них свой отпечаток. Запах пергамента. И чернил на нём. И вот – она уже стоит перед дверью. Дверь приоткрыта и из-за неё чуть виднеется слабый свет. Она проходит сквозь дверь: открывать её, оказывается, нет надобности. Дверь кажется слоем воды, и она преодолевает её с легкостью. В комнате мало света, но этого оказывается достаточно для него, сидящего за столом, утомленно подперевшего голову рукой. И чернила. Чернила. Чернила. Его нежные пальцы перепачканы в чернилах. Куски пергамента разбросаны вокруг стола. Чернильные пятна одиноко высыхают на полу и на столе. Он кажется отчаявшимся. Его волосы нависают на лицо, она не видит его эмоций. Но она чувствует. Его дыхание. Внезапно потолок расступается и её взору открывается темное ночное небо. Начинается снегопад. Белые хлопья падают на письменный стол, на книжные полки, на куски пергамента, на его голову. На всё, кроме неё. Она протягивает руки, в надежде поймать хотя бы одну снежинку, но они, легко кружась и блистая, пролетают сквозь её ладони. Вскоре вся комната покрывается тонким слоем снега. Он по-прежнему сидит, похожий на живую статую. Он дышит, но не двигается. Ему всё равно. Она подходит к столу и тянет руки к его лицу, но пальцы проходят сквозь него. Её сердце холодеет, и слезы начинают течь по щекам, тут же замерзая. Она просто стоит перед ним. Его лицо начинает бледнеть, губы покрываться легким инеем. Снегопад усиливается. Взглянув на запорошенный письменный стол, она едва не упускает из виду легкое свечение, исходящее из-под тонкого слоя снега. Касаясь стола кончиками пальцев, она чувствует легкий холод снега. Вспышка радости! Неужели она может прикоснуться хоть к чему-то?! Торопливо смахнув снег, она видит ворох пергамента, светящийся изнутри. Разворошив его, она видит небольшую книгу в синей обложке. Серебряная лента, торчащая между страниц, призрачно блестит, маня прикоснуться. Она не может побороть желание и тянется к ней. Пальцы ложатся на странно теплый переплёт. Взяв книгу, она открывает её и понимает, что это записная книжка. Но вместо записей здесь – рисунки. Рисунки. Наброски... Её лицо. Записная книга падает из рук пораженной девушки. Снежинки запорашивают страницы, с которых на неё смотрит улыбающаяся Гермиона Грейнджер. - Я болен тобой, или просто влюблён? Будь я проклят за то, что тобою пленён. Не коснуться тебя – для тебя я лишь прах. Лишь бесцветная тень в карамельных глазах. Девушка поднимает глаза и видит, как черные глаза смотрят сквозь неё. Темные, жаркие, отчаянные глаза профессора Зелий. *** - Таким образом, лунник можно использовать не только в снотворных зельях, но и в пробуждающих. - Бархатный голос был спокоен, но при этом совершенно не лишен саркастических ноток. - Разные части растений могут иметь совершенно противоположные свойства, поэтому очень важно знать каждую часть, что называется, в лицо. Как и каждое растение. Если вы не отличите Алармис гноящийся от обычного бубонтюбера, когда будете, к примеру, готовить отвар от угрей, то я вам сочувствую. Но еще больше – людям, осмелившимся поручить вам приготовление зелья и принять его. Урок протекал, как обычно. Зельевар старался не останавливаться взглядом на отдельных учениках, а лишь, как обычно, читал лекцию и писал некоторые пояснения на доске. Благо, материала для обучения его сегодняшних учеников – гриффиндорцев и когтевранцев – было предостаточно. - «Если бы они имели хоть толику того желания, которое в свое время было у меня… - мысли зельевара текли медленно, иногда даже против его воли появляясь в голове сумбурными всполохами. – Тогда… Ох, тогда бы весь этот жалкий материал, преподаваемый им все эти годы, они сочли лишь каплей в бескрайнем океане… - На мгновение в глазах Снейпа мелькнула легкая грусть. – Но пусть. Эти дети вырастут рано или поздно, и каждый найдёт что-то подходящее для себя». Осознав, что молча стоит перед студентами, ожидающими продолжения и с боязливым любопытством поглядывающими на него, мужчина одёрнул себя и продолжил писать на доске, продолжая занятие как ни в чем небывало. - Аммарисия-лютеция или, как ее называют магглы, Саговник поникающий, широко известен в узких кругах своими ядовитыми семенами. Этот яд легко маскируется общеизвестными ингредиентами, такими как – вытяжка полыни и гнетума гнемона. А вытяжка из листов гинкго служит противоядием от яда семян… - Извините, профессор… Северус не сразу расслышал этот тихий девичий голосок, продолжая рассказ на автомате. Но вскоре он почувствовал, что кто-то пристально смотрит на него, и внимательно оглядел класс. И не ошибся: увидел сначала тонкую ладошку, вздернутую к потолку, а затем бледное, но странно спокойное, даже блаженное выражение лица отличницы Гриффиндора. - Д… Да, мисс Грейнджер? – привычно вздернутая бровь не спасла мужчину от ощущения странной пустоты внутри. - Но ведь Саговник проникающий ядовит полностью… Чем, в таком случае, нейтрализуется яд остальных частей этого растения, сэр? - Если бы вы, мисс Грейнджер, не прервали мой рассказ, то узнали бы ответ на этот вопрос, - выплюнул зельевар, поспешно отводя взгляд, и стараясь не думать о том, что его щеки пылают огнем возмущения… или смущения. Рядовой инцидент, на который остальные ученики даже не обратили внимания, был исчерпан, и урок продолжался дальше. Казалось, Гермионе ответ профессора, по большому счету, был не важен. Она была странно спокойной и умиротворенной. Если бы профессор Снейп смотрел на нее… Если бы он посмотрел, то заметил бы точно – что-то было явно не так… Стараясь выкинуть навязчивые мысли о Гермионе из головы, мужчина надиктовывал домашнее задание. Несмотря на то, что время текло медленнее, чем обычно, Северус всё же чувствовал малую толику холодной уверенности в том, что он сможет побороть это чувство и жить так, как жил до этого инцидента. Все-таки он был не каким-то там размазней, чтобы раскисать из-за глупой влюбленности. Он был не из таких. Поступив правильно и по уму, он обрек себя на дальнейшее бессмысленное существование, с единственной необходимостью выполнить свой долг. А её, всезнайку мисс Грейнджер, очаровательную мисс Грейнджер, юную и чудесную, нежную, умную и восхитительную Гермиону, единственную и такую искреннюю девочку… на счастливую, нормальную жизнь, в которой нет места пересудам, косым взглядам и всему тому, что бы её ожидало, будь она с ним. И, несмотря на то, что Гермиона, по сути, не сделала выбор самостоятельно, - а он не знал её мнения по поводу произошедшего, - зельевар убедил себя, что он ей больше не нужен. Что это была ошибка, наивные мечты, влюблённость, помешательство, детские игры… Чем больше он убеждал себя в этом, тем спокойнее и мрачнее становился. Хотя спокойствие это больше походило на апатию. Он чувствовал себя пустым. Холодным. Разорванным в клочья. Выжженным дотла. Развеянным, словно пыль. «Так будет лучше для всех», - думал Северус, в который раз повторяя себе эту фразу, ставшую молитвой, пытаясь погасить томительный огонь, тлевший глубоко в душе, заливая его ледяной водой реальности, отрезвляющей, возвращающей с небес на землю. Он уже решил, как будет вести себя с ней. Это было до смешного просто и до слез обидно: нацепить маску привычного холодного безразличия, хранящую на внутренней стороны своей ржавые гвозди. Одеть ее, вдавить поглубже, чтобы ржавчина впилась в кости и занесла заразу в его тело. Заразу, которой он стоит. Маска с надписью «Презрение», с надписью «Злоба», с надписью «Безразличие», с надписью «Холод», с надписью «Отвращение», с надписью «Иди-ты-к-черту-любовь-моя». То есть, вести себя так, как он вел себя всегда. Это было несложно, несмотря на то, что ладони зельевара до сих пор хранили следы впивавшихся в них ногтей. Ему было больно, но он скорее умер бы, чем признался в этом. Лелея свою гордость, он закапывал мысли о Гермионе глубже и глубже. Но они прорастали нежными росточками, беспокоя сердце. Круговорот эмоций зельевара проходил по такой сложной схеме довольно долго. Но вскоре он нашёл в себе силы вырваться из плена мыслей. Все-таки он был еще и преподавателем, перед которым сидел класс студентов и «жаждал» знаний, совершенно не подозревая этого. Сформулировав хитрым образом тему эссе, и убедившись, что ученики принялись за работу, зельевар уселся за стол, вытащил записную книжку с рисунками, находясь мыслями где-то очень далеко, почти забыв, что находится в аудитории со студентами, которые, правда, совсем не обращали на него внимания. Не раскрыв блокнот, он просто держал его, скользя пальцами по переплёту, упиваясь мыслью о том, что заполняет эти страницы. Через некоторое время Северус, наконец, вырвался из раздумий и перевел взгляд на класс, мерно скрипящий перьями. Сердце словно окатило кипятком, когда взгляд упал на россыпь каштановых волос, скрывающих лицо пишущей Гермионы Грейнджер. «Забыть её будет сложнее, чем показалось вначале», - мелькнула мысль в голове Снейпа. Но у него просто не было другого выбора, и от этого становилось чуть легче. Вновь задумавшись, профессор не сразу заметил, что Гермиона отложила перо и, положив руки на парту, медленно опустила на них голову. Казалось, что она просто устала, что у неё затекли спина и руки, что ей хочется потянуться и продолжить писать дальше. Но гриффиндорка просто улеглась на парту и… закрыла глаза. Зельевар не сразу сообразил, что происходит, но когда он, наконец, понял, что к чему, Гермиона уже преспокойно сопела на парте. Заметившие это ученики удивлённо поглядывали на неё, оцепенело косясь на преподавателя. «Ой, что сейчас будет…» – читалось на их лицах. Минуту, две, или три… Северус почти что растерянно смотрел на гриффиндорку, медленно осознавая, наконец, тот факт, что одна из лучших учениц Хогвартса уснула прямо посреди урока. ЕГО урока! Зельевар тщетно пытался отыскать в себе злость, обиду, да хотя бы простое будничное раздражение из-за всего происходящего. Но не мог. Он чувствовал: здесь что-то неладно. Едва усмирив горячее желание сорваться с места и броситься к ней, отшвыривая в стороны учеников и парты, которые встретятся на пути, мужчина не спеша поднялся, и, сложив руки на груди, так же медленно подошел к парте, на которой расположилась Гермиона Грейнджер. Класс в ужасе затих, боясь даже пошевелиться. Поттер, сидящий неподалеку, отчаянно глядел по сторонам, пытаясь что-нибудь придумать, а Уизли с побледневшим лицом и пламенеющими ушами, открывал и закрывал рот, то ли пытаясь разбудить Гермиону беззвучным криком, то ли стараясь отвлечь внимание зельевара на себя, чтобы хотя бы так спасти свою подругу. «Может она просто устала и поэтому уснула?» – мелькнула неуверенная мысль в голове профессора, но он тут же отмёл её. Такого не случалось никогда прежде, просто не может быть такого, чтобы Гермиона Грейнджер – отличница, староста и всезнайка №1 – просто-напросто взяла и уснула на уроке!.. Посверлив еще несколько мгновений спящую Грейнджер взглядом, зельевар, отчаянно надеясь, что она и вправду просто уснула, произнес спокойным, недрогнувшим (Слава Мерлину и железной выдержке!) голосом: - Мисс Грейнджер… Но девушка продолжала спать, не слыша слов мужчины. - Мисс Грейнджер… Оборвав нарастающий гул шепотков взмахом руки, зельевар, стиснув зубы и стараясь сохранить бесстрастное выражение лица, наклонился к Гермионе. За спиной послышался возмущенный возглас, определенно принадлежащий Уизли, но никто и ничто его больше не волновало, кроме гриффиндорки. Она дышала, спокойно и размеренно. Облегченно вздохнув, мужчина, сам того не желая вдохнул в легкие пряный яд её запаха, запаха любимой женщины. Отрава сладкой карамелью растеклась по жилам, сводя зельевара с ума. К черту бы всех учеников вокруг, только бы можно было окунуться в этот сладкий омут с головой, просто пребывая рядом с этим спящим ангелом, нежно поглаживая ее ладонь и не осмеливаясь будить от чудесного сна. Это было бы лучшим подарком для зельевара. Но это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Его окружало два десятка любопытствующих учеников, чью память подчищать было бы слишком хлопотно. К тому же он просто не имел права думать о своих чувствах и желаниях. Это было низко. Ему еще предстояло разобраться с состоянием своей ученицы, это было самым важным сейчас. Все-таки он учитель, а следить за безопасностью своих учеников всегда было его прямой обязанностью. - Мисс Грейнджер… - вновь произнес Снейп, но немного громче, отчаянно надеясь, что сейчас она наконец проснется. Но девушка лишь тихо застонала во сне и, немного потянувшись, продолжила пребывать в стране Морфея. «Так. Северус. Только без дурацких переживаний. Возьми себя в руки. А руки держи при себе, не смей к ней прикасаться, трясти, будить… Не то…» - мужчина вспомнил прикосновения к коже девушки и его ладони сжались в кулаки. Борясь с фантомным ощущением ожога, зельевар нахмурился и повторил, но на этот раз громко и требовательно: - Мисс Грейнджер! Гермиона вздрогнула и распахнула глаза. Сердце радостно затрепетало в груди профессора, и он едва не выдохнул с облегчением, но все же успел сохранить грозное выражение лица. «Девочка… Милая… Ты в порядке… Вот же я старый дурак, надумал всякого», - думал Северус, пристально рассматривая гриффиндорку, медленно фокусирующую взгляд на нем. Осознание происходящего приходило к девушке медленно, но поборов сонный морок, Гермиона с ужасом обратила блестящие глаза на преподавателя. «Пришла в себя, - хмыкнул противный голосок в голове профессора Зелий. – Вот и славно. А теперь пришло время для маски с ржавыми гвоздями». - Утро доброе, мисс Грейнджер! Хорошо ли выспались? – произнес Северус нарочито приветливо и ядовито. С каждым словом вгоняя ржавые гвозди лицемерия один за другим всё глубже и глубже. Девушка вжалась в стул и опустила глаза, стараясь не зажмуриться и не заплакать. — Может быть, вы объясните, отчего вы самым бессовестным образом заснули на моем уроке? – шипел Снейп, Снейп-актёр, Снейп в маске с надписью «Презрение, Злоба, Безразличие, Холод». Он отменно играл свою роль, Северус даже мог бы искренне поверить в то, что все эти чувства, которые он изображал в данный момент, – правдивы. Что нет никаких чувств к этой юной гриффиндорке, что существует лишь эта маска. Он мог бы поверить и жить так дальше, со ржавыми гвоздями в душе, благодаря их за спасение. - Я… - закрывая ладонями лицо, залитое обжигающей краской стыда, гриффиндорка смотрела по сторонам в полном отчаянии, боясь взглянуть на профессора. - Простите, сэр, я… - Разве Гриффиндору не предоставляют спальные принадлежности? - скучающим тоном осведомился мужчина. - Или это я должен приносить на урок вашему факультету каждому студенту по подушке? Еще никогда на моем уроке не засыпал ни один студент, мисс Грейнджер. Насколько надо быть наглым и беспечным, чтобы наплевать на учебный процесс и почивать на парте весь урок?! – тон зельевара постепенно повышался, рискуя сорваться на крик, но Северус уже не пытался сдержать себя. Он все больше и больше входил в раж. Однако услышав сдавленный всхлип, зельевар заметил, как карие глаза пристыженной и совершенно сбитой с толку Гермионы наполняются слезами. Северус мгновенно взял себя в руки. С нее довольно, несмотря на то, что она задела его самолюбие. И она это знала. И остальные ученики это знали. Но сам профессор Зелий думал сейчас лишь об одном – о ровно расставленных флаконах с ядом в его железном шкафу, стоящем в кабинете. Это бы спасло его от медленного сумасшествия, так как маски оказались бесполезными, а сердце вновь стало неровно биться. Он бы аппарировал сию же секунду, куда угодно, подальше отсюда, лишь бы не видеть этих хрустальных слез в девичьих глазах. – Простите, сэр, этого больше не повторится. – Разумеется, – холодно выплюнул зельевар и резко развернувшись, зашагал к учительскому столу. Это дало ему небольшую передышку и никто, кроме доски, не увидел его гримасу отчаяния. Но эта вспышка слабости длилась лишь несколько секунд. Когда он обернулся, то его лицо было все так же бесстрастно. - Что ж, не будем больше тратить время на мисс Грейнджер и продолжим с того, на чем остановились. А вы, мисс, слушайте внимательно и снова не засните, это будет на экзаменах. Взяв себя в руки, профессор продолжил урок, на завершение которого оставалось совсем немного времени. Зельевар написал на доске номера параграфов и страниц и продиктовал вопросы для самостоятельной работы, стараясь игнорировать тихие всхлипы, доносившиеся из аудитории. Закончив лекцию о свойствах лунника, преподаватель, поморщившись от звона, произнес: - Домашнее задание на доске. Три свитка о свойствах лунника, его применении в зельях и реакциях с заклинаниями, - и, немного погодя, добавил. - Мисс Грейнджер, задержитесь. Он просто не мог позволить ей взять и уйти, как ни в чем небывало. Мужчина не знал почему, но явственно чувствовал, что заснула на его уроке гриффиндорка не случайно. И причину он должен выяснить. Класс опустел и девушка медленно подошла к профессору, сидевшему за письменным столом. Зельевар старался не смотреть на нее, делая пометки в журнале, но все равно боковым зрением заметил, как она переминается с ноги на ногу. Девушка оказалась в щекотливой ситуации, и было видно, что она не знала, в чём же кроется причина. Хотя очевидным было, что Гермиона отчаянно хочет разрешить это недоразумение. Напряженная тишина становилась невыносимой, Северус бездумно потянулся к темно-синему альбому с рисунками, который на протяжении многих часов был его единственной отдушиной. Надеясь хоть как-то отвлечься, профессор взял тонкими пальцами карандаш со стола и, приоткрыв блокнот, последовал своему душевному порыву, который отразился на бумаге небрежным наброском некрасивого черноволосого мужчины, чью шею оплетала большая ядовитая змея, разинувшая пасть, стремящаяся укусить. Гриффиндорка по-прежнему стояла рядом, переминаясь с ноги на ногу. - Сэр, мне действительно жаль… - еле ворочая языком начала Гермиона. - Мне не нужны ваши оправдания, мисс Грейнджер, - резко произнес зельевар. - Ученик может игнорировать мой урок только по одной уважительной причине - если он мертв. Это печально, не правда ли? Едва не сломав карандаш, судорожно сжав пальцы, мужчина рассмотрел свой набросок и решил, что не хватает цвета. Красного цвета. Он здесь был бы уместен, как никогда. Почувствовав на себе взгляд, мужчина перехватил взгляд девушки, заинтересованно разглядывающей обложку записной книжки, и резко захлопнул её. Убрав блокнот в стол, подальше от глаз любопытной Гермионы, мужчина сложил руки на груди и произнес спокойно, но твердо: — Не буду вас томить, мисс Грейнджер. Отработка завтра, в девять часов вечера, - предвосхищая протесты, мужчина добавил. - И никаких «но», я знаю, что вы префект, и вы можете находиться вне спальни после отбоя. Свободны. К тому же, я позволяю вам принести подушку. Поспите в уютной компании котлов и ведер. Бледное лицо гриффиндорки являло собой смесь отчаяния и стыда. Медленно развернувшись, девушка направилась к выходу. Следя за каждым движением Гермионы, Северус пытался представить, что сейчас творится в ее голове. Испугана? Ошеломлена? Не верит в происходящее? Стыдится? Наверняка всё и сразу. Остановившись у двери, девушка обернулась и боязливо посмотрела на него, напоминая испуганного зверька. Это несколько позабавило зельевара, но он не показал этого, продолжая пронзительно смотреть на девушку. Глаза Гермионы блеснули, и она быстро скрылась в дверном проеме, оставив Северуса Снейпа в одиночестве. Закинув руки за голову, мужчина ухмыльнулся и, не сдержавшись, тихо рассмеялся. Но тут же стал вновь серьезным. В его голове возникла очень неприятная мысль.