"Imagine" или Все что нам нужно, это любовь..Часть 1

      – Я кое-что хотел показать тебе… – Джонни, съехав к тротуару, остановил машину, и они с Сашей вышли на улицу.       Перейдя дорогу, он указал девушке на белое многокорпусное трехэтажное здание.       – Школа, где я учился. В смысле, где учились мы с Бозом. Учился больше он, чем я, конечно… Но моя фотография висит на доске почета. Круто, да? Пойти что ли, снять ее…       – Не говори ерунды, – Саша положила руку ему на плечо.       Постепенно сгущавшиеся сумерки придавали окружающему миру особенное очарование. Летние вечера в Делавере вообще были очень приятны. В отличие от Нью-Йорка, в полдень раскалявшегося, словно кусок металла, жара здесь не вызывала удушья, а к шести часам в воздухе и вовсе появлялась приятная прохлада. Свежие после дождя трава и деревья сочно зеленели, напоенные живительной влагой. Ласковый ветерок приятно обдувал кожу, принося с собой аромат вечернего барбекю. Вокруг чувствовалось удивительное умиротворение и спокойствие. Совсем не хотелось возвращаться обратно домой. Джонни некоторое время стоял, засунув руки в карманы и глядя на здание. Задумчивый, временами веселый, а иногда – отрешенно-печальный, он удивлял с самого утра. Саша сразу приняла предложение проехаться в город, не желая сидеть дома, но ей даже в голову не пришло рассматривать его, как приглашение на свидание. Хотя Джонни с самого начала повел себя немного странно, когда спустился в гостиную, одетый, не как Боз, конечно, но явно непривычно мужественно, что не могло ее не смутить. В старых джинсах, простой белой футболке и шляпе он словно помолодел лет на десять, став похожим на самого себя с фотографий начала двухтысячных. Пытаясь угадать, что за всем этим скрыто, она шутливо прокомментировала его внешний вид, на что получила вполне серьезный ответ.       – Знаешь, если уж я сегодня веду себя, как натурал, то позволь мне полностью соответствовать этому образу!       – Джонни, я помню тебя, когда мы познакомились. Я ЗНАЮ, как ты выглядишь. Это совершенно лишняя жертва с твоей стороны…       – Ну вот, теперь меня упрекают в том, что я выгляжу, как подобает мужчине… – он посмотрел на нее с притворным возмущением. – Я чувствовал себя комфортно в гораздо более безумных нарядах и не боялся так выйти на улицу. Почему бы сегодня не примерить на себя другую роль? Или ты хочешь, чтобы я надел каблуки?       Саша была немного растеряна, не понимая, что все это значит. Зная его непредсказуемость, она боялась воспринимать всерьез то, что происходит. В ее глазах Джонни был слишком хорош, слишком красив, чтобы пытаться изменить что-то. Они давно знакомы, и она научилась, общаясь с ним, не думать… ни о чем таком… Но когда он даже одет подобным образом, не думать об этом просто невозможно… Может быть, сам Джонни решил превратить все это в забавный эксперимент, но Саше явно от этого не легче. Мысль о том, что завтра вернется Брайан, и все будет по-старому, была отвратительна.       – Давай пройдемся немного… – Джонни взял девушку за руку и повел вперед по дороге, на обочинах которой плотной чередой росли почти отцветшие вишневые деревья.       – Нет ничего прекраснее Ньюарка в пору цветения вишен… Они так красивы… с этими белыми маленькими бутонами… А когда лепестки осыпаются, ты словно видишь снегопад из цветов.       – Да, эти вишни – первое, на что я обратил внимание, когда мы приехали сюда…       Джонни чувствовал, что ладонь Саши в его руке напряжена, и, отпустив ее, просто взял девушку под локоть. Решив идти до конца, он не собирался сворачивать на полдороге. Вдруг очень захотелось, чтобы хотя бы сегодня Саша почувствовала себя счастливой. И, начав играть в этого «другого, незнакомого Джонни», он никак не ожидал, что и сам будет испытывать нечто, похожее на радость. Вот она – возможность, наконец-то, узнать, каково это… когда на улице люди смотрят на тебя с улыбкой не потому, что считают тебя чудаком или психом, а потому, что твой образ и твоя спутница так хорошо вписываются в их привычную и гармоничную картину мира. И он, как маленький кусочек паззла, словно впервые стал частью этой всеобщей картинки здорового, нормального общества. Он никогда не притворялся и не старался казаться тем, чем не является. Но в глубине души хотелось… все равно хотелось знать, как это: быть, как все. Когда можно обнимать и целовать того, кого любишь без оглядки, внутреннего напряжения и немой готовности дать отпор неприятелю. Он помнил, что ему нравилось еще давно, в самом начале их с Сашей знакомства, во время совместных прогулок с Ромой, Джастином, Кристой, изображать любовную парочку, просто так, прикола ради… или чтобы позлить Пэриса. Тогда он не понимал, не думал, что она наслаждается этой имитацией отношений совсем не так, как он. А сегодня Джонни впервые в жизни захотел сам почувствовать, каково это – обнимать женщину, как будто она принадлежит тебе. Даже если это всего лишь игра. Может быть, у него слегка поехала крыша, и произошло раздвоение личности? В любом случае, никто не знает самого себя на сто процентов. Словно меняешься собой с отражением в зеркале. Его прежняя, понятная и привычная половина осталась ждать там, за стеклом, пока он существует в другой реальности.       Джонни просмотрел на идущую рядом Сашу, которая выглядела непривычно тихой и немного растерянной, и подумал, что любить женщину было бы намного проще. Он давным-давно мог бы жениться и завести семью. У него, возможно, уже был бы ребенок… И даже не один. Невольно подумав о том, что Брайан, сам не зная об этом, лишен такой возможности, Джонни почувствовал злость. Брат всегда был его запасным выходом на случай, если у него самого так и не сложится с этим. Если бы у него не было ребенка, то могли быть хотя бы племянники. Почему, отбирая у одного из них право на отцовство, на биологическое отцовство, природа, Бог… или кто там это решает… выбрала Брайана, а не его? Это несправедливо. Все несправедливо. Зачем Саша любит его… именно так? Самое смешное, что Джонни отчасти понимал ее. Удивительно, что Боз, при всех его бесспорных достоинствах, его любви, искренности, не понимает, что ей нужно, не знает, как дать это, а он знает, чувствует, понимает, но ничего не может сделать. Он может только тянуть время, отсрочивая неизбежное. Завтра мама и Брайан вернутся, и все закончится.       Они присели на одну из скамеек под деревом, и Джонни закурил. Сигареты напоминали об Эрике. Сегодня весь день, против своей воли, он пытался представить себя его глазами. Что такое с ним происходит, что он начал так думать и вести себя?       – Ты скучаешь по своим фанатам? По шоу и выступлениям? – спросила Саша.       – Я… не знаю. Фанаты Джонни Вейра думали, что утром в душе на меня вместо воды сыплется дождь из блесток… Но это не так. Я их разочаровал. А Эрик был прав насчет меня.       – В чем?       – Я на самом деле обыкновенный человек, который… стыдится своей обыкновенности. А Эрик знает меня лучше меня самого… О, Боже, я, наверное, свел тебя с ума тем, что постоянно говорил о нем!       – Нет. Мне интересно. Мы с тобой, на самом деле, не так много говорили по душам, верно? Всегда был кто-то третий рядом.       – Я был на самом дне, а он, фактически, вытащил меня… И ему ничего от меня не нужно. Раньше всегда я вкладывался в отношения, и когда они разваливались, чувствовал жуткое опустошение. А теперь что-то все время наполняет… меня самого…       – Ты его любишь?       – Можно, я не буду отвечать?       – Хорошо.       Подул легкий ветерок, и стало прохладно. Джонни набросил на плечи девушки свой пиджак, который ни разу не надел, а взял с собой словно только ради одного этого красивого жеста.       «Милый, чудесный Джонни… О таком парне можно было бы только мечтать…»       Она завернулась в пиджак, вдыхая аромат Шанель. Если бы было возможно самой стать его духами… раствориться в воздухе вокруг… окутать его, осесть на коже…       – Сегодня был хороший день. Спасибо… Я, наконец-то, увидела настоящий Делавер…       – Ну, вообще-то, это еще далеко не весь штат… только его часть… Знаешь, в Нью-Йорке, когда ты приглашаешь человека на свидание, вы идете в какой-нибудь ресторан, потом смотрите пьесу на Бродвее… или какой-нибудь концерт. Есть много мест, куда сходить. Очень хороших мест. Но иногда… все люди вокруг мешают по-настоящему увидеть друг друга. Мы становимся частью всеобщей суеты. Я думаю, что идеальное свидание – это какая-нибудь… прогулка на необитаемый остров. Или просто прогулка пешком.       – О, Джонни… – Саша придала лицу очень серьезное выражение, – я не знала, что мы с тобой сегодня были… на свидании!       – Да, у нас немного нарушилась последовательность событий. Но если однажды меня спросят, встречался ли я с девушкой, я смогу ответить: два дня. Два дня – это уже что-то…       – Ты, наверное, чувствовал себя… непривычно… И хотел бы видеть на моем месте кого-то другого… Какого-нибудь хорошего парня…       Джонни взял ее руку в свою и произнес с театральной выразительностью:       – Дорогая, совет от Джонни на будущее: когда идешь на свидание с парнем, не стоит напоминать ему о том, что он гей…       Оба рассмеялись. Джонни посмотрел на часы.       – Еще… не очень поздно. У меня есть идея. Пошли на каток?       – Сейчас? – она удивилась. – Джонни, уже поздно… почти десять вечера. Нас не пропустят.       – Меня – пропустят! – он подбросил в руке ключи от машины, и, поймав их, подмигнул ей. – Поехали.       Паркуя машину возле павильона с катком, он умудрился слегка задеть бампер стоящей впереди машины.       – Странно… сегодня я ничего, вроде, не пил… ненавижу эту параллельную парковку! Все время вхожу в чей-то зад…       Саша со смехом наблюдала, как он достает из сумки блокнот, что-то быстро пишет на нем и прикрепляет к стеклу поврежденного авто. Проходя мимо, она прочла: «Извини за фару. P.S. Помой меня!! Если что, речь о машине».       У обоих не было с собой коньков. Саша немного нервничала, когда Джонни подошел к одному из дежуривших за стойкой парней, который лениво жевал жвачку и перелистывал журнал.       – После десяти вход на каток закрыт! – не поднимая головы пробурчал он.       – Даже для меня?       Тот поднял голову, явно заинтересованный, а Джонни снял шляпу. Брови дежурного вопросительно поползли вверх, он посмотрел на Джонни, потом оглянулся и посмотрел куда-то позади себя. Саша не удивилась, когда заметила большой стенд с фотографиями. Она узнала несколько лиц. Одиночники и парники – фигуристы, проводившие мастер-классы в Ньюарке.       Уже через минуту у них в руках были ключи от шкафчиков.       – Коньки на прокат – это ужасно. Хорошо, что здесь сохранились мои старые…       – В смысле? – не поняла она.       – Ну, я, как трехкратный чемпион США, презентовал одну пару катку, где проходили мои первые тренировки… С автографом! – он с гордостью показал ей пару коньков. – Теперь они пригодились. Господи… Надеюсь, их никто не надевал??       На льду, кроме них, не было почти никого, лишь пара каких-то запоздавших девчонок, чье время уже подходило к концу. Стемнело, и поверхность искусственного льда была освещена желтым светом прожекторов. Пустое пространство казалось почти мистическим, и Саша подумала, что никогда не была на катке в полном одиночестве, ни разу… И, надо сказать, чувство было потрясающее.       – Тебя здесь хорошо знают, да? – она шагнула на лед, чувствуя привычное, мягкое напряжение в ногах.       Джонни вышел следом, как был, в шляпе. В руках он держал шелковый платок, тот самый, его подарок.       – Конечно. Если бы этот парень сделал вид, что не узнал меня, или попросил бы денег за сеанс…       – Ты бы что, набил ему морду? – она усмехнулась.       – Нет. Но я не взял с собой паспорт. Вдруг бы он не поверил… Что я – это я… Я ведь сильно изменился за год…       Он подъехал к девушке и остановился напротив, сжимая в руках платок.       – Я сказал, что у меня приватный мастер-класс.       – Что?       В этот момент из динамиков заиграла музыка. Шопен. "Вальс дождя" в современной обработке. Звук полился так неожиданно, что перехватило дыхание. Мелодия сама звала ворваться на лед и закружиться в вихре. Саша не помнила, когда он мог успеть договориться о музыке. Или это такое бесплатное приложение для почетного гостя? Джонни взял платок, вытягивая его в руке и, шагнув к ней, осторожно завязал глаза. Саша инстинктивно вытянула руки, словно пытаясь сохранить равновесие.       – Что ты делаешь? Не надо! Я упаду…       – Не упадешь… не бойся… – она почувствовала, как мужчина берет ее за руку и тянет за собой. Гладкая поверхность заскользила под ногами. Девушка крепко вцепилась в его руку, чувствуя естественный страх. Ветер лизнул кожу, и все тело покрылось мурашками.       – Джонни, что ты задумал? Я не могу кататься с завязанными глазами!       – Можешь. Конечно, можешь!       – Но я же не буду видеть, куда еду!       – Ты мне доверяешь? – он положил одну руку ей на талию, ведя за собой, как в танце. – Давай… Просто слушай меня…       – Ой! – она едва не оступилась, и, смеясь, ухватилась за него. – Нет-нет… Так нельзя… Я боюсь…       Он на мгновение выпустил ее руку.       – Глаза не открывать! Я запрещаю!       – Джонни… – она развернулась на месте, вытягивая руки. – Где ты?       Где-то сбоку раздался смех.       – Я здесь.       – Не бросай меня…       – Я не брошу… – он снова взял ее за руку. – Поехали!       Постепенно темнота перед глазами перестала пугать. Ноги легко и послушно скользили по льду, тело вспоминало мелодию прошлой жизни. Саша вспомнила, как на Олимпиаде, во время поддержек, закрывала глаза на секунды, усиливая ощущение адреналина. Нельзя думать о том, что партнер может не поймать, не удержать, оступиться и уронить. Это вопрос доверия: если не веришь тому, кто ведет, падение неизбежно. Она полностью доверяла себя Роме, они были одним целым на льду, они жили друг для друга и ради друг друга в эти минуты.       Девушка не совсем понимала, что Джонни делает и зачем, но ей уже не было страшно.       – Ты знаешь, что я начинал, как парник? Я говорил? – его голос терялся в звучащей вокруг музыке. – Но никто не смог кататься со мной.       – Я боюсь спросить, почему! – она старалась перекричать мелодию.       – Мы не могли найти настоящий контакт. Мы были детьми. Я несся вперед, забывая, что партнерша зависит от меня. И я слишком переживал, когда она падала… Как будто не мог ее защитить. Мне было трудно найти партнершу, соответствующую по возрасту и по уровню. Думаю, я уже тогда стремился к индивидуальности. Но я всегда восхищался теми, кто выступает в парах. Я бы хотел выступить так однажды…       Они разгонялись все быстрее. Саша вцепилась в его ладонь, испытывая сильнейшее желание сорвать повязку.       – Даже Стефан… Даже с ним ничего не вышло, хотя на льду он понимал меня, как никто другой… – Джонни явно почувствовал ее желание открыть глаза: – Не снимай ее, хорошо?       Ледовое пространство уже совсем не ощущалось под ногами, Саше казалось, что она скользила в открытом космосе. Она не решалась сделать какой-то серьезный элемент, потому что не чувствовала уверенности в самой себе, хотя завязанные глаза обострили ощущения в сотни раз, а тело рвалось навстречу ветру. В какой-то момент Саша почувствовала, как руки Джонни снова ложатся ей на талию, жестко и крепко сжимая. Она знала, что за этим последует. Слова протеста, опоздав, застряли в горле. Он уже поднял ее, заставляя инстинктивно вытянуться в его руках и замереть. Вот оно… То, чего так долго не хватало. Сама жизнь, ее счастье, свобода, полет. И от всего этого она отказалась… Ради чего? Саша сорвала платок, демонстративно взмахнув им, когда Джонни притормозил, мягко опуская ее на лед. Они каким-то чудом даже попали в такт музыке…       – Никогда не доверяю поддержкам… – он с радостной улыбкой посмотрел на нее, держа за обе руки. – Но я умею их делать!       Они остановились, переводя дыхание.       – Джонни, это была запрещенная поддержка… Выше головы…       – Я забыл, что ты выступала в танцах, а там свои дурацкие правила… Теперь понимаешь, почему я катался один? Правила не для меня.       – Всегда хотела сделать выброс… – она сама не знала, зачем сказала это сейчас, комкая в руках платок. – Теперь поменяемся?       – Это заманчивая идея… – он сделал задумчивое лицо. – Но боюсь, ты меня не удержишь.       Она расправила шелковую ткань, складывая ее лентой, и осторожно коснулась его глаз, обвязывая вокруг головы. Джонни стоял, не шевелясь. Музыка уже закончилась, но никто не обратил на это внимания. Его бросило в жар. Неожиданно вспыхнувшее в голове воспоминание заставило сердце застучать быстрее.       – Джонни… Ты тоже завязывал мне глаза… – она подошла ближе. Так, что он чувствовал теплое дыхание у самой щеки. – С тобой это кто-то проделывал?       – На льду – нет… – тихо сказал он, стараясь прогнать из головы образ. Теплые ласковые руки, прохладная гладкость черного шелка на глазах, его тело напряжено так сильно, как никогда. Джеффри… Нет, не может быть, чтобы ему все еще было больно…       Саша смотрела на Джонни, стоящего перед ней с завязанными глазами, теперь тоже совсем беззащитного и в то же время наполненного неясным горделивым духом. Четкая черта губ и тонкая линия красивых скул делали его похожим на античную статую. Девушка закрыла глаза и, потянувшись, поцеловала его в губы. Некоторое время Джонни стоял неподвижно, словно окаменев, потом поднял одну руку, развязал платок и… мягкая ткань скользнула между их лицами, разъединяя. Саша отступила, смущенная своим поступком.       – Хочешь еще раз?       – Что?       – Хочешь, попробуем выброс? Без запрещенных элементов садо-мазо… – он помахал платком, – без завязанных глаз и скованных рук…       – Нет… я… – она покачала головой. – Поздно уже. Пошли домой.       – Окей, – легко согласился он и озадаченно огляделся. – Слушай, а где моя шляпа?       По мере приближения к дому, Саша чувствовала все возрастающее напряжение. Джонни тоже молчал. Когда он так замолкал, всегда становилось немного не по себе, словно он там, в мыслях, осуждает ее. Как назло позвонил Брайан, пришлось ответить и разговаривать целых пять минут, стараясь казаться непринужденной и спокойной, хотя больше всего на свете хотелось вышвырнуть телефон в окно.       Ваня встретил их радостным лаем, напоминая, что возвращения здесь давно уже ждали. Несмотря на то, что было уже поздно, Джонни заявил, что страшно голоден и отправился готовить ужин, а Саша скрылась в ванной на втором этаже. Завтра… Она чувствовала себя Золушкой на балу, чей праздник скоро закончится, а золотые кружева превратятся в лохмотья. Девушка не могла выбросить из головы сегодняшний визит на каток, выезд, собственные ощущения, когда они делали поддержку, ощущение полнейшего счастья. Она прекрасно отдавала себе отчет в том, что никогда не будет вместе с Джонни, но сегодня, благодаря ему, поняла, что не хочет продолжать отказываться от той жизни, которая свела их когда-то. Зачем? Ну зачем она вышла замуж и замуровала себя здесь живьем, когда могла продолжать делать то, что всегда любила? В голове вспыхнула мысль: надо позвонить Роме в Нью-Джерси и сказать, что она согласна. Согласна вернуться.       – Если хочешь, можешь выпить, а я не буду. Хватит мне. А то опять начну творить, черт знает что… – заявил во время ужина Джонни.       Это прозвучало довольно двусмысленно. Если под "черт знает что" он имел в виду прошлую ночь, то ей было, отчего расстроиться. Вообще, эти перепады настроения сегодня весь день не покидали обоих. Саша понимала, что Джонни ведет себя почти идеально, учитывая их ситуацию. Он устроил ей замечательный день, несмотря на то, что внутренне, может быть, мечтал провалиться сквозь землю от досады. Вот только за всем этим показным дружелюбием и заботой было совершенно неясно, что он чувствует на самом деле. Он сознательно остановил ее на катке в момент поцелуя, деликатно, но вполне решительно… и это расстроило. Лучше бы он сразу оттолкнул ее, еще вчера, чем сейчас отнял надежду на то, что нечто подобное между ними может повториться.       – Джонни, я все-таки хочу сказать по поводу того, что сделала там, на катке… Извини… Мне почему-то показалось, что я могу это сделать…       – Что? Выброс? Конечно, можешь. Но не с завязанными глазами… – он убирал со стола, как обычно не подпуская ее к мойке.       Теперь она понимала его потребность использовать уборку, как средство, чтобы справить с волнением. Сейчас бы не помешало помыть, а лучше – разбить пару тарелок. Нет, сначала помыть, потом разбить и собирать веником осколки.       – Я про поцелуй.       – Не извиняйся… – он тяжело вздохнул. – Просто я вспомнил кое-то грустное. От некоторых воспоминаний не хочется отказываться, даже если они причиняли боль.       – Я тоже многое вспомнила… Я подумала, что время, когда мы выступали, было самым счастливым в жизни. И спасибо, что ты дал мне возможность это понять…       Джонни повернулся и как-то странно посмотрел на нее. В его глазах мелькнула тревога, он слегка нахмурился и, как показалось, понял, о чем она говорит. Слишком хорошо понял.       – Тебе надо чаще бывать на катке. Можешь себе представить, я тоже живу так уже почти целый год? В поместье нет катка… А до ближайшего добираться больше двух часов…       Саша встала и вышла из кухни. Включив свет, осмотрела гостиную. Неужели она и дальше будет видеть этот интерьер изо дня в день? Боз будет сидеть здесь по вечерам, смотреть телевизор, Патти возиться по хозяйству. А она? Чем будет заниматься она? Девушка села на диван, тупо уставившись в одну точку. К чему они пришли? Она сама загнала себя в эту ловушку… Она здесь благодаря Джонни. Но без него этот дом и люди, живущие в нем, не имеют смысла. Глупая, подлая ирония судьбы. Надо было уезжать из США. Они с братом могли вернуться в Израиль. Она бы сейчас занималась тренерством, жила полной жизнью, а не этим фальшивым подобием. Ее трясло от желания прямо сейчас броситься наверх, собрать чемоданы и бежать, просто бежать подальше. А собственно… а почему нет? Кто ее держит? Джонни? Да он будет только рад, что никто больше не попытается снять с него штаны… Ее бросило в дрожь от этой мысли. Она может сделать это. Может уехать. Такси можно вызывать и ночью. Дождаться, пока он уснет, собрать чемодан…       Диван скрипнул, и Джонни присел рядом. Саша чуть не вскрикнула. На нем был блондинистый парик и очки.       – Да, это Вячеслав Романов. Специально для Саши today… – произнес он с характерным русским акцентом.       Она уже сто лет не видела его в ЭТОМ. И сейчас не знала, то ли заплакать, то ли рассмеяться. Он чувствует, что происходит. Хочет ее развеселить… Жаль только, что от его попыток становится еще хуже…       Когда они только познакомились, Джонни часто просил ее разговаривать с ним по-русски, чтобы практиковать язык. Никто не ожидал, что образ русского репортера, на которого его в свое время вдохновил акцент Галины Змиевской, будет таким удачным. Только вот… он уже, наверное, и сам забыл о нем… И что это такое сейчас?       Саша достала телефон и включила камеру, но он убрал ее руку.       – Нет, не надо. Это личный разговор… Не для прессы. Приват-интервью. Спешил фор ю. Знаешь что? Сегодня ты берешь у него интервью! Никто не брал интервью у Вячеслава Романова…       – А как же Джонни Вейр?       – Джонни здесь нет… – он приспустил очки и многозначительно приподнял брови. – Хватит Джонни! Он стал так ужасен…       – Нет, совсем он не ужасен! Он… самый удивительный человек, которого я знала…       Джонни демонстративно подпер щеку рукой, изображая предельное внимание. Она не могла сдержаться. Слишком много воспоминаний… Слишком много. Слова сами вырывались, как тогда, на пляже. Когда произносишь их вслух, чувствуешь, будто внутри тебя что-то оживает, словно распускающийся цветок. Ты можешь пожалеть о сказанном после, но сейчас, в эту самую минуту, приятно просто говорить. Говорить ему правду, всю, как она есть.       – Я помню Джонни. Все помнят Джонни… никто его не забыл. Потому что он… – Саша закусила губу, чтобы не заплакать, – потому что таких, как он, больше нет. И не может быть.       Она взяла его за руку, переплетая пальцы. Джонни больше не улыбался, глядя на нее очень серьезно и изредка опуская глаза.       – Про Джонни можно сказать, что он – самое лучшее, что я видела в Америке. Нет, даже не только в Америке… во всем мире. Как мы жили здесь без него этот год?       Глубокий вдох, и она сама посмотрела куда-то в потолок, чувствуя, что еще немного – и слезы польются ручьем.       – Даже когда он поступает не очень хорошо, он все равно остается самым лучшим. Не знаю, почему… Это загадка. Я думаю, что те, кто знает его, не могут не любить. Потому что… хотя он и довольно странный время от времени, он очень добрый, несмотря на то, что ему часто стараются причинить зло. И мне с ним весело. Так, как ни с кем. Это как… выйти на солнце после дождя…       – Хватит.       Она посмотрела на Джонни. Мужчина отвернулся и сидел, точно так же закусив губу, как она.       – Этот ваш Джонни… давно про него не слышал… но он по-прежнему такой восхитительный? Нет, мне кажется, он уже совсем не такой, как раньше…       – Да, много чего произошло… – Саша вздохнула. – Но все-таки, к счастью, кое-чего с ним не случилось… Из того, о чем ты говорил.       – Что же?       – Он не снимается в порно…       Они оба прыснули от смеха. Джонни поправил парик и очки, стараясь не выйти из образа.       – Вячеслав Романов многое знает про Джонни… но что мы знаем про Вячеслава Романова? – Саша задумалась.       – Думаю, Джонни что-то знает о нем… кое-что, чего не знает сам Вячеслав Романов…       – Как это сложно! Что, например?       – Ну, например, гей он или натурал.       Саша уставилась на него.       – Кто? Вячеслав… Вячеслав Романов?       – Да.       – О, это слишком личная информация!       – Да, очень личная…       – Ты ее не раскроешь?       – Ни за что… – он фыркнул. – Лучше спроси потом у Джонни.       – Но Джонни здесь нет!       – Действительно… – он огляделся. – Как хорошо бывает без Джонни…       – Серьезно… Я даже никогда об этом не думала! Вячеслав Романов не похож на Джонни. И мы ничего о нем не знаем.       Повисла короткая тишина. Джонни, первый нарушив ее, задумчиво произнес:       – Я думаю… Я не уверен… Надо уточнить у Джонни…       – Которого здесь нет.       – Которого здесь нет. Но я могу предположить, что Вячеслав Романов… – он закрыл глаза и произнес очень проникновенно, – натурал. Он очень… рад этому…       – Кто рад? – Саша смеялась, прислонившись к спинке дивана.       – Я.       – Джонни… Я больше не могу… – она вытерла выступившие на глазах слезы. – Ты меня добиваешь специально, да? Убери его! Я сейчас с ума сойду от всего этого.       – Ну и что. Я уже давно сошел с ума, – он улыбался, глядя на нее. – А последние дни меня добили окончательно…       – От чего мне так грустно?       – Мне тоже грустно. Только, пожалуйста, не плачь! – он предостерегающе поднял руки. – Вячеслав Романов не выносит слез. Потому что все время сам готов разрыдаться от избытка чувств к Джонни…       Саша глубоко вздохнула и обняла его. Джонни крепко сцепил руки у нее за спиной, словно стараясь удержать рядом как можно дольше. Она знала, что то одиночество, которое он ощущает сейчас, толкает его на все это, на эту странную, парадоксальную близость. Она не должна так с ним поступать… пользоваться этой уязвимостью… Но кто подумает о ней? На этот раз, совсем не сомневаясь, она медленно заскользила руками по плечам, обнимая его за шею, отстраняясь, но не отпуская, пока не дотронулась щекой до его щеки. Тихонько коснулась губ, которые ответили почти сразу. Почувствовав холодное прикосновение, она, словно вспомнив, стащила с него очки и парик, бросила их на диван. Краешком сознания отметив, что он обнял ее, не выдержав, слегка улыбнулась в поцелуй.       – Джонни… пока ты здесь… я хочу сказать тебе по секрету… – они разомкнули губы и сидели, соприкасаясь лбами, закрыв глаза, – про Вячеслава Романова…       – Угу…       – Не говори ему, но… в этом парике… и очках… он просто точная копия моей тети Козетты…       – Что? – он начал тихо смеяться.       – Это правда. Он похож на женщину… На одну старую еврейскую женщину в очках…       Он снова легко поцеловал ее и тяжело вздохнул.       – Никогда не говори ему об этом. А то он обидится и больше не будет брать у меня интервью… * Если кто-то еще помнит о Вячеславе Романове – это хорошо. А для тех "кто в танке"… Вымышленный персонаж, которого играл Джонни в своем собственном реалити-шоу "Be good Jonny Weir". Русский репортер с характерным акцентом, в блондинистом парике и очках.*