"Imagine" или Все что нам нужно, это любовь..Часть 1

***       – Я постараюсь объяснить все как можно доступнее. Вы должны понимать, что это экспериментальное лечение. Суть в том, что «Эсмераль» еще не до конца прошел все клинические испытания. Мы получили положительный результат при лечении некоторых видов рака. Но в вашем случае остеосаркома может представлять определенные трудности. Эффект заключается в том, что компоненты оказывают влияние непосредственно на клетки опухоли. В недалеком, надеюсь, будущем это будет основным принципом лечения рака. Мы программируем больные клетки на самоуничтожение. Принцип похож на действие противозачаточной спирали: мы так же имплантируем «Эсмераль» в бедренную кость, где она за счет мощных выбросов концентрированных веществ оказывает разрушающее воздействие на опухоль.       – Звучит обнадеживающе, – Эван улыбнулся.       Лицо врача, однако, оставалось серьезным.       – При благоприятном исходе лечения мы проводим несколько органосохраняющих операций по удалению метастаз. Однако… – он сделал паузу, – я должен предупредить, что влияние не до конца изученного препарата на организм может оказаться совершенно непредсказуемым. Побочным эффектом может стать выраженная аутоимунная реакция…       Эван не слушал. Взгляд его хаотично блуждал по палате, останавливаясь на лицах родных. Если у него есть шанс выздороветь, не важно какой, разве он может сомневаться? Ему не было страшно. Теперь, когда худшие подозрения подтвердились, любое лечение, которое может хотя бы продлить его жизнь, имело свой смысл. Ему в любом случае грозит смерть. Так какая разница, убьет ли его препарат или опухоль? По крайней мере, стоит попытаться.       Впервые за долгое время он не чувствовал ожесточения, злости или страха. Он понимал, что хочет жить, и понимал, ради кого. Увидев Александра, Эван почувствовал, как вся бесконечная боль и ненависть, сидевшие в нем все эти месяцы, словно покидают его вместе со слезами. Он снова начал молиться, но на этот раз обращался к Богу не с просьбой сохранить ему жизнь, а дать ему возможность видеть, хотя бы недолго, как растет его сын.       – Эван, тебе надо будет подписать несколько бумаг о добровольном согласии на участие в исследовании. И нужно будет подготовиться к операции. На это уйдет несколько дней. Операцию можно будет провести в начале следующей недели.       – Я согласен. Просто скажите, где нужно подписать.       Врач пристально посмотрел на него, как бы оценивая про себя, чего стоит этот парень.       – Я должен предупредить… Сам курс лечения краткосрочный, всего три дня. За это время динамика или ее отсутствие будут очевидны. Но я обязан тебя предупредить… лечение болезненное.       – К боли мне не привыкать, – Эван пожал плечами. – Она стала частью моей жизни.       – К такой боли ты не сможешь привыкнуть. Мы не сможем давать тебе обезболивающие в первые сутки – это может негативно сказаться на лечении. Придется терпеть…       Эван видел, как дернулось лицо матери, и Таня опустила глаза. Она не плакала при нем, но он видел по покрасневшим глазам и уставшему лицу, что та просто скрывает от него свои переживания. Ему было безумно жаль их всех. После папы вновь переживать этот кошмар… Хотелось обнадежить их, сказать, что все будет хорошо. Кажется, про такие ситуации говорят, что начинаешь чувствовать себя, будто открылось второе дыхание. Когда жалость к себе проходит, ты перестаешь беспокоиться о собственной жизни и начинаешь думать о других.        Он должен попытаться. Не ради себя, ради них. Ради Александра.       Джонни собирал вещи в сумку, то и дело смахивая с лица очередную слезинку. Он делал это почти на автопилоте, не присматриваясь к тому, что упаковывает в дорогу. Его мучил один вопрос: почему Эван все скрыл от него? Как он мог?       Голова отказывалась принимать происходящее. Эрик умирает от рака. Как этим же заболеванием может быть болен еще и Эван? Он же совсем молодой, он вел здоровый образ жизни… Что происходит?       А ведь если бы Саша ему не позвонила, он бы так ничего и не узнал. По разговору с ней он понял только, что Лайсачек скрывает свою болезнь уже больше года. Как это похоже на Эвана… никогда не распространяться о своих проблемах, не просить помощи…       Эрик, узнав о случившемся, отреагировал мгновенно:       – Ты должен поехать в Америку и увидеться с ним.       – Я знаю… – Джонни смотрел на изможденное, какое-то высохшее лицо мужа, стараясь сдерживать слезы. Теперь он позволял себе плакать только в одиночестве.       Болезнь, словно посмеявшись над ними обоими, дав надежду на нормальную жизнь, теперь, спустя полтора года, наверстывала упущенное семимильными шагами, нанося свои сокрушительные удары каждый день. В их доме практически поселилась медсестра, а спальня Лавджоя была переоборудована в больничную палату. Вчера рядом с кроватью установили капельницу… Джонни не мог поверить, что всего месяц назад они веселились, пили шампанское и танцевали в гостиной…        Собрав чемодан, молодой человек зашел в комнату к Эрику. Тот лежал на кровати с открытым ноутбуком и разложенными бумагами. Даже потеряв возможность активно передвигаться, он не переставал работать.       – Я взял билет на пятницу, на послезавтра… – тихо сказал Джонни, присаживаясь на кровать.       – Хорошо.       – Я быстро вернусь, Эрик. Не думаю, что Эвану будет нужно мое длительное присутствие рядом… Я слишком хорошо его знаю. Он гордый. Он не захочет, чтобы его видели больным…       – У меня есть хороший знакомый онколог. Может быть, тебе дать его координаты?       – Если он не смог помочь тебе, значит, не такой уж он и хороший.       Эрик взял его за руку, переплетая пальцы.       – Есть неизбежные вещи, дорогой. Мой жизненный путь подходит к концу, и я немного сбрасываю скорость на последних поворотах. Всю жизнь я мчался, как ненормальный, не обращая внимания на окружающий мир… на людей. А сейчас я хочу просто наслаждаться последними минутами дороги.       Джонни потянулся и коснулся губами его лба, скул, нежно целуя.       – Альфред отвезет тебя в город, в аэропорт.       – Обещаешь дождаться меня?       – Обещаю.       Саша встала, увидев идущую к ней по коридору Кристину. На девушке был надет медицинский халат, делавший ее похожей на врача. Сразу было видно, что она проводит в стенах клиники много времени.       – Здравствуй… – Кристина немного стушевалась, подойдя к ней. Обе замерли в нерешительности. – Можно, я… тебя обниму?       Саша молча шагнула вперед, раскрывая объятья, и тут же услышала облегченный вздох. Кристина крепко прижала ее к себе. Так обнимают родного и близкого человека после долгого отсутствия.       – Спасибо, что пришла. Давай присядем…       – Расскажи мне все, что произошло, – попросила Саша. – Эван, вообще, в курсе, что я здесь?       Кристина покачала головой.       – Нет, я ему не сказала. Понимаешь, он не в лучшем состоянии и не настроен принимать гостей… Ты же знаешь его…       – Я… его нельзя увидеть?       Кристина покачала головой.       – Его готовят к операции. Для того, чтобы провести имплантацию спирали с препаратом, нужно полностью подавить иммунитет. Поэтому он находится в стерильном боксе.       Она говорила об этом, как о каких-то совершенно обыденных вещах, и хотя в глазах ее то и дело блестели слезы, голос звучал уверенно и бодро. Она держала руку Саши в своих ладонях, положив ее на колени и изредка крепко сжимая.       – То есть я приехала зря?       – Ты можешь поговорить с ним по телефону. Там есть телефон. Можно позвонить по внутреннему номеру… Даже нас с мамой не пускают внутрь. Общаться можно только так.       – Как он? – тихо спросила Саша.       – Нормально. Как ни странно, сейчас даже лучше, чем раньше… Сейчас он… не знаю… смирился со своей участью, что ли…       Саша старалась успокоить бешено бьющееся сердце, когда они подошли к стойке администратора и попросили соединить их с боксом.       – Саша, но только я хочу тебя попросить, – неожиданно сказала Кристина с волнением. – На случай, если он спросит… он может и не спросить… О ребенке. Но я ведь ему рассказала. Я хотела тебя попросить… как друга… не говори ему, что сделала аборт. Я знаю, что это не мое дело. Это было твое решение. Просто сейчас… не надо ему говорить. Я очень тебя прошу.       – Я все понимаю. Не беспокойся об этом… – медсестра протянула ей белую, как медицинский халат Кристины, трубку.       – Сейчас пойдет гудок, нужно подождать. Вас соединят.       Кристина, как будто спохватившись, быстро отошла в сторону. Саша прислонилась к стене рядом, нервно сглатывая. Ей было так страшно, что кружилась голова. Она представила, как вот сейчас услышит его голос… И что ему сказать? Она так ничего и не смогла придумать, пока ехала сюда. Один гудок, второй… третий… Услышав в трубке тихое «алло», она сжала ладони и ответила, стараясь скрыть дрожь в голосе:       – Эван?       – Да.       – Это я…       Короткое молчание.       – Саша?       – Да…       – Авиакомпания приносит вам свои извинения за задержку рейса… – четко отрапортовала молодая девушка в униформе, когда Джонни подошел к стойке регистрации. Он ждал уже больше часа.       – Это надолго?       – Вас оповестят о времени вылета.       Из-за снежной бури, обрушившейся на побережье, были отменены и перенесены больше половины рейсов. Прогноз обещал смену погоды только к утру. Джонни вернулся в ВИП-зал ожидания, где несколько человек уже дремали в креслах в окружении своей ручной клади из пакетов и сумок. Он не любил летать в одиночестве, тем более на такие расстояния. Даже возможность лететь первым классом не облегчала ситуацию. Он намеренно не стал брать с собой много вещей, ограничившись спортивной сумкой, чтобы не затягивать свой визит в Штаты. Попытки дозвониться до Эвана не увенчались успехом – его сотовый был все время отключен.       Стрелки часов подбирались к десяти вечера. Джонни, в компании бокала вина, сел на диван в самом углу и закрыл глаза, пытаясь расслабиться. От напряжения у него буквально сводило мимические мышцы, словно на лицо надели металлический намордник. Мысли хаотично бродили в голове, то и дело возвращаясь от Эвана к Эрику. Его начали одолевать сомнения относительно своего отъезда. Он помнил слова мужа о том, что его не должно будет быть в доме, когда ситуация станет критической, и теперь Джонни охватил почти суеверный страх. Он представлял себе, что Эрик может умереть в его отсутствие, что-нибудь сделать с собой, пользуясь моментом. Джонни видел, как тяжело дается Лавджою беспомощность. Каждый новый день словно вытягивал из мужа по нитке жизни. И он желал облегчить не свои, а его страдания… Эван не просил его приезжать, но это естественно. Ведь он явно не один, с ним наверняка его семья, друзья, Саша… А кто будет с Эриком? У него никого нет, кроме него. И он так слаб, так беспомощен… один, в огромном доме, где, кроме Альфреда, ему не на кого будет положиться… Если бы время отсутствия Джонни Лавджой мог отлежаться в больнице, сердце не сжималось бы сейчас от тревоги.       Джонни вдруг очень захотелось, чтобы вот сейчас ему снова позвонил Стефан. Но Ламбьель больше не объявлялся, а сам он, измученный переживаниями и сборами, просто не нашел ни сил, ни времени, чтобы перезвонить. Интересно, знает ли тот об Эване? Вряд ли… Эх… ему бы просто услышать такой знакомый голос старого друга, с которым можно поговорить. О чем угодно, даже не обязательно об этом. Может быть, позвонить маме? Джонни подумал с легким удивлением, что не может позвонить Патти с этой проблемой. Раньше ему ничего не стоило поделиться с матерью самым сокровенным, а теперь внутри словно вырос массивный барьер. Он чувствовал себя не вправе взваливать на нее эту проблему, заставлять нервничать и переживать.       "Я действительно стал смотреть на вещи по-другому… благодаря Эрику… Он сделал меня сильнее и мужественнее… Что ж, он ведь этого хотел, и это ему удалось. Теперь мои проблемы – это только мои проблемы."       Однако, главное испытание еще только мрачно маячило впереди. Джонни казалось, он мог справиться с чем угодно, пока Лавджой безмолвно стоит у него за спиной, согревая своим теплым, ласковым взглядом. Взглядом человека, который безгранично в тебя верит. Но как продолжать существовать, когда взор этих глаз потухнет? Он останется один… Совсем один… Сейчас ему дорога каждая минута…        По громкой связи объявили, что вылет самолета Лондон-Нью-Йорк задерживается до шести утра. В зале началось недовольное рокотание.       Джонни провел рукой по лицу, словно снимая с себя оцепенение, взял вещи и вновь направился к стойке администрации.       – Я хочу сдать свой билет. Я не полечу.       Саша чувствовала собственное горячее дыхание, от которого трубка телефона сразу же стала влажной.       – Откуда ты звонишь? – Эван говорил тихо, как будто боялся, что кто-то может подслушать их разговор. Этот голос сейчас показался ей совсем чужим и незнакомым. А может быть, она просто очень давно его не слышала.       – Из вестибюля больницы. Я на первом этаже. Кристина сказала, что к тебе не пускают.       – Да… – снова молчание. – Это она тебе позвонила?       – Да.       – Спасибо, что пришла, но не нужно было.       Она ожидала этой реакции, но ей всё равно стало больно от этих слов. Ей было больно от всего, что бы он теперь ни сказал ей.       – Почему ты скрыл ото всех, что происходит? – перевела она тему.       – Потому что я не хотел, чтобы все приходили сюда, как ты, и выражали мне соболезнования.       – Я не могла не прийти.       – Я знаю, – он говорил сухо. Слишком сухо. И каждое сказанное слово царапало по сердцу, как наждачная бумага. – Тебя Кристина попросила прийти?       – Она не просила. Я сама.       Теперь она действительно жалела, что приехала. Не зная, что говорить, девушка просто стояла, судорожно сжимая руками трубку, чувствуя, как по лицу впервые за все эти дни бегут слезы. Она вытерла их резким жестом и глубоко вздохнула. Почему он так ужасно разговаривает с ней даже сейчас?       – Я хочу спросить тебя… Может быть, больше не будет такой возможности, но раз уж ты всё равно здесь… – Эван снова прервался на несколько секунд. – Кристина сказала мне, что ты была беременна. Это правда?       Девушка закрыла глаза. Спокойный и короткий ответ неожиданно легко сорвался с помертвевших губ.       – Нет. Я ошиблась. Я не была беременна. Извини, мне кажется, это не самая подходящая…       – Я знаю. Но я не хочу говорить о себе. Мне просто надо было знать.       – Ты мог узнать это раньше, если бы захотел… - тихо сказала девушка.       – Саша, я не могу долго разговаривать, мне медсестра держит трубку. Спасибо, что нашла время приехать сюда.       – Я дождусь окончания операции… Тогда к тебе уже будут пускать?       – Нет! – резко прервал он ее и, немного смягчив тон, добавил: – Не надо меня навещать.       – Эван, я понимаю, что ты не хочешь, чтобы кто-то видел…       – Нет, я просто не хочу, чтобы это была именно ты.       Дыхание перехватило, словно ее ударили поддых.       – Ты меня видеть не хочешь?       – Не хочу. Прости.       – Почему? – ей казалось она произнесла это так медленно, словно у нее онемел язык.       – Я не знаю, что сказать… Просто не нужно. Я очень многим тебе обязан, но я больше не могу… Не могу чувствовать себя перед тобой виноватым…       – Эван…       – Ты замечательный человек. Но ты не должна сидеть здесь и ждать… Навещать меня… Это не твоя обязанность. Ты это понимаешь?       Он говорил с ней так, как будто отчитывал за что-то. За ее любовь? Саша почувствовала себя маленькой девочкой, которую ругает учитель. Она ничего не могла возразить и слушала молча, стараясь скрыть слезы, хотя он и так не мог ее видеть. Как бы то ни было, не таких слов от него она ожидала…       – Просто не приходи больше, хорошо? Я очень тебя прошу.       – И ты действительно этого хочешь? – у нее почти не оставалось сил даже держать эту чертову трубку.       – Да, хочу. Живи своей жизнью. Просто забудь обо мне. Если сможешь простить – прости. Если не можешь, – не прощай.       Саша ничего не ответила.       – Я больше не могу разговаривать.       – Я поняла, – она собрала все силы, и получилось сказать совершенно спокойно и даже дружелюбно: – Желаю тебе поправиться как можно скорее.       – Спасибо.       В ухо понеслись гудки. Она медленно протянула трубку медсестре. Та взяла ее и положила на место, даже не глядя. Кристина, увидев, что она закончила, быстро подошла к ней.       – Ну что, поговорили?       – Да, – Саша улыбнулась. Она поразилась, как легко ей это удалось. Было даже почти физически приятно.       – И? – немного недоверчиво спросила девушка. – Что он сказал?       – Сказал, что не нужно было напрягаться и приходить.       – Ох, я так и знала… не обращай внимания. Он даже меня выставляет вон…       – Я надеюсь, все будет хорошо…       – Он не спрашивал тебя… о…?       – Что? А… Нет, не спрашивал. Эван сказал, что не может долго разговаривать, но поблагодарил за визит… – Саша поправила сумочку. – Ну, раз уж я всё равно не могу его увидеть, то я, пожалуй, пойду.       – Может быть, ты подождешь меня, и мы поедем вместе? Я хочу заехать домой, переодеться…       – Я бы с радостью. Но я спешу.       Она не стала дожидаться очередного аргумента и быстро направилась прочь по коридору. Быстрее… вперед… к заветной двери выхода… Дальше… еще дальше… Совсем далеко… Она не должна… не может желать ему смерти… Господи… Почему же ей так хочется, чтобы он умер?       Выйдя на улицу, Саша едва не задохнулась от порыва ледяного ветра, ударившего в лицо. Она застыла, словно потерявшись во времени и пространстве. Почему-то ей казалось, что сейчас должно было быть лето… Лето… Тепло…       – Эван, что ты ей сказал? – Кристина стояла за стеклом стерильного бокса и разговаривала с братом по телефону.       – Я сказал, чтобы она не приходила сюда больше.       Девушка стукнула кулаком по стеклу в отчаянье.       – Зачем? Зачем ты так сказал?       Эван полулежал на кровати, даже головы не поворачивая в ее сторону. Он чувствовал себя здесь в безопасности, отгороженный от сестры и имея возможность в любой момент бросить трубку.       – Кристина, я не просил тебя ее сюда приводить.       – Даже оставаясь на волосок от смерти, ты ведешь себя по-свински! – воскликнула она. – На ней лица не было, когда она уходила… Почему? Ну почему ты так жесток с ней? С врагами так не поступают! Почему тебе обязательно надо растоптать человека, который больше всех был предан тебе?       Эван резко повернулся, как будто задетый этими словами. Он выглядел взволнованным и, к радости сестры, действительно расстроенным.       – Я никогда не хотел, чтобы она страдала. И, попросив ее уйти, я думал о ней прежде, чем о себе! Я не хочу, чтобы она сидела здесь и ждала, как преданная собака. Если бы я позволил ей остаться, я бы привязал ее к себе. Хватит этого. Всю жизнь я взваливал на нее свои проблемы, а теперь не хочу. Неужели ты ничего не понимаешь? – он в какой-то странной яростной обиде посмотрел на Кристину. – Ей нужно освободиться от этой потребности быть рядом со мной! После того, что произошло, мы не можем быть друзьями, она не моя жена, и все, что со мной происходит, не должно ее касаться.       Он, замолчав, ждал. Кристина смотрела на него из-за стекла несколько минут, потом повесила трубку и, не сказав ни слова, ушла. Эван положил телефон, закрыл глаза и сполз вниз на подушки. Завтра операция. Какая по счету в его жизни? У него уже была остановка сердца на операционном столе… кто знает, чем все это закончится… Мысли снова вернулись к Саше.       Зачем? Зачем она приходила? Она не может испытывать к нему ничего, кроме презрения, значит, сюда ее привела жалость. Она жалеет его, больного, беспомощного, поверженного. Проигравшего. Идеальная девушка с ее идеальной любовью. А он такая скотина по сравнению с ней… Неужели она не понимает, что, чем благороднее, добрее ее поступки, тем хуже он чувствует себя рядом с ней? Вот и сейчас, хотелось набрать ее номер и прокричать все это в трубку, сказать, что она сумасшедшая идиотка, раз до сих пор не вычеркнула его из жизни. Не нужно быть с ним такой доброй, такой чудесной, заботливой, преданной, чтобы он еще больше ощущал свою ущербность… жалел о том, что потерял. И у него может не быть возможности все это вернуть.       Они уже упустили свой шанс. Он готов взять вину за это на себя. Он все не так делал в жизни. Думал не так, хотел не того, поступал не так, любил не тех. Пусть Бог его за это судит.       Эван отвернулся к стене и закрыл глаза. Он снова плакал. Ему словно предстояло выплакать до конца всю свою жизнь, пока она еще теплится внутри него, давая надежду. 2004, Калифорния       – Эван! Ты напугал меня до полусмерти! – гневный шепот наверху лестницы заставил поднять глаза. Саша стояла на две ступеньки выше, одетая в короткий белый шелковый халатик, который светлым пятном вырисовывался в темноте.       – Извини… Мне не спится.       Девушка аккуратно спустилась вниз и присела рядом. Она чуть не вскрикнула от неожиданности, когда, спускаясь со второго этажа на кухню за стаканом воды, застала Эвана, сидящим на лестнице в полной темноте и одиночестве. Три часа ночи все-таки. Саша ожидала, что Лайс, как и остальные, вырубился в гостиной. Правда, она опасалась заглядывать в комнаты, где могла обнаружить кого-то из загулявших гостей.       – Ты что, всю ночь собрался тут торчать, как домовой?       Он зевнул и потянулся.       – Не. Отсюда просто хороший вид.       – На что?       – На задний двор. На твой бассейн… – Эван тяжело вздохнул. – Слушай, я завидую тебе черной завистью. Бассейн в доме – это моя мечта. Я бы там жил…       – Где? В моем бассейне?       – Ага… – он расплылся в улыбке. – Счастливая… Можешь купаться там хоть каждый день… я бы хотел жить в Калифорнии. Думаю, со временем подыщу здесь жилье…       – Если хочешь, оставайся до конца недели… – Саша хитро посмотрела на него из темноты. – Время еще есть.       – Это неудобно…       – Ой, да ерунда! – она махнула рукой. – Мои родители позвонят твоим родителям и…       – И усыновят меня. Я не против… Будем с тобой братьями.       – Чего? – она вытаращила на него глаза. – Какими еще братьями?       Эван придвинулся ближе и обнял девушку за плечи.       – Слушай, ну, у меня уже есть две сестры! Я больше не хочу! Поэтому ты будешь моим братом.       – Не хочу я быть твоим братом… – недовольно пробурчала Саша. – И вообще, я так и не поняла, куда ты задевал мой подарок на день рождения, а? Приехал раньше всех, а где подарок?       Эван хмыкнул.       – Подарок? Подарок – это я! Чем не устраивает? Смотри, могу бантик привязать… – он показал ей голубую бумажную ленточку, которую теребил в руках. После вечеринки ими был едва ли не усыпан весь пол, и Саша с тоской думала, что придется убираться к возвращению родителей. Она подумала, что было бы действительно неплохо, если бы Эван остался и помог ей… Все-таки она никак не ожидала, что, вместо приглашенных одиннадцати человек, народу наберется все двадцать. Хорошо еще, что большая часть из них свалила и не осталась ночевать.       – Эван, какой ты вредный! Ты специально его спрятал и валяешь дурака! Вот не разрешу тебе в следующий раз, когда приедешь, плавать в моем бассейне! – с притворной обидой сказала она.       – Эй, я, можно сказать, вырвался сюда вопреки судьбе! Привез тебе себя на день рождения… Тебя не устраивает такой подарок? Лучший друг – самый лучший подарок!       Она скрыла улыбку, отвернувшись. Эван впервые за все время их знакомства и дружбы, сам назвал себя ее лучшим другом. Сердце забилось чаще. Что бы это значило?       – Тоже мне, подарок… И что я должна с тобой делать?       – Все, что хочешь.       Саша приподняла одну бровь и усмехнулась. На губах Эвана играла почти точно такая же лукавая улыбка. В темноте его глаза отчего-то казались светлее и необычно блестели, совсем как у кошки. Рука по-прежнему обнимала ее за плечи, но она только сейчас ощутила ее тепло через тонкую ткань халата.       – Что хочу? – переспросила Саша, нервно облизнув губы. – Что, прямо все-все?       – Нуууу… все, что не больно…       – Тогда я хочу, чтобы ты исполнял мои желания! – заявила она. – Можешь начать прямо сейчас.       – Окей. Чего ты хочешь? – Эван неожиданно перестал улыбаться и очень внимательно смотрел на нее. Они сидели почти вплотную друг к другу, и девушка неожиданно ощутила себя уязвимой в тонком домашнем халатике, который совершенно не гармонировал с футболкой и джинсами Эвана.       – Я… Я хочу… – она посмотрела наверх, делая вид, что старательно обдумывает. – Хочу… чтобы ты остался у меня до воскресенья.       – До воскресенья? И что мы будем делать?       Он спросил это каким-то возмутительно издевательским тоном, и она бросила:       – Убираться!       – Для этого тебе надо было пригласить Джонни.       Упомянув имя Вейра, он вдруг как-то сразу скис и нахмурился. Саша не спрашивала. Она и так видела, что между Эваном и Джонни пробежала толстая черная кошка, и неожиданно возникшая обоюдная неприязнь никак не связана с соревнованиями. У нее было подозрение, что Джо отказался от приглашения приехать к ней на день рождения, сославшись на занятость, когда узнал, что она уже пригласила Эвана. Коэн слишком хорошо знала обоих, чтобы не догадаться, что в этих недомолвках слишком много личного. Эван вообще старался не упоминать имя Джонни в разговорах, словно того не существовало в природе, а Джонни, напротив, слишком уж часто сводил разговоры к Лайсу, дабы иметь возможность отвесить в его адрес какой-нибудь ехидный комментарий.       "Неужели между ними что-то было?" – с легкой тревогой думала девушка.       Эван теперь почти все время проводил в компании Тима. Не то, чтобы это ей не нравилось. Гейбл сейчас, между прочим, был одним из тех, кто отсыпался внизу, в гостиной, и он тоже называл ее своим другом. Но в его отношениях с Эваном сквозило что-то странное, неестественное, словно Тим каждый раз воровал того, украдкой обхаживая, а учитывая ориентацию Гейбла… В общем, понятно, ЧТО именно он жаждет получить. Интересно… Получил уже или нет?       Саша украдкой посмотрела на Эвана. Тот улыбнулся, заметив ее взгляд, и взял ладонь девушки в свою.       – Я бы остался. Правда. Но я не могу…       Это прозвучало как-то неожиданно остро, Саша почувствовала, будто одной этой фразой он выразил нечто большее, чем просто желание погостить весь уик-энд. Эван почти никогда не говорил открытым текстом о важных вещах, а сейчас, ей так показалось, он думает о чем-то, имеющим для него большое значение.       – Жаль. Я всегда рада тебя видеть…       Он вдруг потянулся и коснулся губами ее щеки, целуя. Саша вспыхнула, радуясь, что парень не заметит этого в темноте, и закрыла глаза. Она сидела, боясь шелохнуться, чувствуя, как другая его рука соскальзывает с ее плеча и ложится рядом, на ступеньку.       – Эван, что… ты… делаешь?       – Исполняю желание… – тихий голос возле лица.       Она хотела сказать, что ничего такого не желала, но вместо этого развернулась, перехватив его губы. Эван на мгновение замер, но потом, глубоко вздохнув, мягко захватил ее верхнюю губу, затягивая на себя. На этот раз "ошибки" быть не могло. Саша чуть приоткрыла рот, как будто в удивлении, и немного высунула самый кончик языка, дотронувшись им до его кожи. У нее закружилась голова. Эван целовался осторожно, медленно, словно идя на ощупь, постепенно углубляясь, пока не определил что-то для себя. Может быть, он ждал, что она оттолкнет его?       Саша напряженно ждала, когда он уже обнимет ее, но этого не происходило, хотя он практически полностью вобрал в себя ее рот, целуя уже откровенно, и, как это называла Наташа, "по-взрослому". Рука девушки дернулась и легла ему на плечо, чуть двинулась выше, касаясь подушечками пальцев щеки. Она не знала, как должна реагировать на все происходящее, знала лишь только, что не хочет, чтобы это заканчивалось…       Неожиданно Эван переместил ладонь, лежавшую на ступени, ей на колено, слегка сжал и медленно двинулся выше, поглаживая бедро под халатом. Это произошло быстро и как-то моментально сорвало романтичный флер. Саша дернулась и резко отодвинулась в сторону, убирая его руку. Она, пожалуй, хотела, чтобы он поцеловал ее, но отчего-то ей стало почти до слез обидно из-за того, что произошло дальше. Она не ожидала этого, по крайней мере, не от Эвана… сразу засовывать руки… вот так, прямо на лестнице… Словно уловив ее мысли, тот отстранился в смущении и сунул руку в карман.       – Эван, знаешь… я не давала тебе разрешения так себя хватать… – тихо сказала она, вспомнив, что уже глубокая ночь.       – А что, нужно разрешение?       Девушка быстро посмотрела на него. Парень сидел, уставившись в пол, не поворачивая к ней головы. Она не могла понять, злится он или стыдится своего поступка. Может быть, и то и другое вместе?       Повисла ужасно неловкая пауза, которую нарушил внезапный скрип ступеней внизу. Они оба испуганно вздрогнули, и через мгновение из темноты на них вышла невысокая фигура.       – Тим?       Эван встал так резко, что стукнулся головой о верхнюю ступеньку винтовой лестницы. Гейбл с удивлением смотрел на них, как на какое-то видение. Саше вдруг пришла в голову мысль: а не была ли эта встреча заранее задумана? Уж не сорвала ли она им тут… Типа свидания?       – А вы тут чего? – Тимоти как-то неестественно ухмыльнулся и уперся одной рукой в бок.       – Мы ничего… сидим. А ты?       – Ладно, я – спать… – Эван протиснулся мимо Гейбла и стал спускаться вниз. На полпути он неожиданно обернулся и выпалил, обращаясь к Саше: – Извини. Спасибо.       Она не нашлась, что ответить, и только кивнула. Через минуту он скрылся в темноте.       – Ты наверх, что ли, шел? – она снова переключила свое внимание на Тима.       – Я? Да нет… Я так… Услышал голоса…       – Тогда спокойной ночи, – девушка встала и стала быстро подниматься наверх, к себе в комнату.       Кристина вернулась в приемный коридор, где сидели родители и Лаура с мужем. Операцию Эвану назначили на завтрашнее утро, а значит, раньше, чем послезавтра, они его не увидят. Девушка гнала от себя прочь страшные мысли, стараясь не думать о том, что этого может не быть. Иной раз ей даже хотелось уговорить брата оставить все как есть. В худшем случае, они смогут подготовиться к его смерти.       – Мам… – неожиданно начала Лаура, – я считаю, пришло время официально объявить о том, что случилось. Мы больше не можем это скрывать. Я знаю, что Эван был против, но мне кажется, ситуация сейчас такова, что… В общем, людям, может быть, важно это знать.       – Что, предлагаешь выступить с этой новостью на радио? – горько усмехнулась Кристина.       – Нет! – старшая сестра посмотрела на нее с раздражением. – Я позвоню Люку. Он возьмет это на себя.       – Да, пусть напишет лаконичный твит в инстаграмме!       – Но ты же рассказала все Саше Коэн.       – Она имела право знать.       – Почему?       Кристина машинально хотела ответить: потому что она его любит, – но этот аргумент вдруг показался смешным. Любовь Саши к Эвану – это ведь, на самом деле, их личное дело. Теперь, когда он прогнал ее, она больше не придет. Никогда. Ей хотелось надеяться, что брат бы поступил точно так же, навести его здесь, к примеру, мадам Вонг, но Вера, к счастью, не приходила.       – И? Как мы поступим?       – Звони Лише. Скажи все, как есть. Скажи, чтобы не пытался звонить Эвану сегодня или завтра… и пусть сделает официальное заявление, как полагается. Я хочу, чтобы все было на уровне, которого Эван заслуживает, – тихо, но твердо сказала Таня. – Он никогда ни о чём не просил. Всегда выполнял их условия. Теперь федерация обязана сделать что-то для него.