Испытай на себе

Когда прошло несколько дней с того инцидента, я мысленно стал понимать, что чисто морально я не смогу строить из себя сильного слишком долго. Это, в принципе, невозможно. Если в первые дни можно было хоть как-то справляться с этой утратой, то сейчас это ноющим грузом спустилось на сердце, убивая. И, никому, мягко говоря, нет до этого дела. Да и вообще, какому нормальному человеку будут интересны проблемы парня, который морально разбит? Проще же проводить время с теми, у кого пусто и в душе, и в мозгу. С этими людьми всегда интереснее, да. Мой и без того короткий отпуск подходит к концу, оставляя после себя не самые лучшие воспоминания. Взять, к примеру, вечные разговоры родителей. И ведь как бы я не бился, как не просил перестать напоминать мне о имени из пяти букв они все ровно продолжали говорить об этом кучерявом ублюдке, даже не стараясь прикрыть свое недовольство. Дейзи и Фиби изо всех сил подбадривали меня, и, по словам мамы, они сделали все, и даже больше, поэтому я должен был уже стать как новенький. Но это мне все ровно не поможет, ибо никто из моей семьи не понимает, что же я чувствую к этому имени из пяти букв.

***

Как разбитые люди вновь становятся счастливыми? Откуда у человека столько сил, чтобы улыбаться, когда отняли часть души?

***

Я чувствую себя до ужаса ничтожным, пока лежу в своей детской комнате, тихо свернувшись калачиком. Кудрявый ублюдок никогда не был тем, кто так просто сдавался, правда. Он землю ел, локти кусал, но своего добивался. Значит, я для него не столь сильная награда, чтобы бороться. Значит, для него я пустое место. И это прожигает в моем и так разбитом сердце дыру одиночества. Никто ведь даже представить не может, какая война идет у меня внутри. Почему я должен так страдать из-за него? Он даже не пытается что-то сделать. Да, он плакал. Да, ему, возможно, было неприятно вот так стоять, и все это выслушивать. Но как я, читая тот самый листок, должен был оставаться спокойным? В тот момент меня будто разорвало на куски. Отчаяние пронзило меня с неимоверной скоростью.

***

Я в последний раз обнимаю девочек, жму руку отцу и целую маму в щеку, после чего выхожу на улицу, лениво перебирая ногами. Сейчас утро субботы и весь Донкастер лениво спит, пока я завожу мотор машины, выезжая на трассу. Сейчас примерно 7 или 8 утра, я особо не вглядывался в часы. Чтобы окончательно не уснуть, решаю включить радио. «Срочные новости: известный на весь Лондон врач-хирург Гарри Стайлс попал в аварию на выезде из Донкастера. Молодой врач на грани жизни и смерти, за ним наблюдают в центре Лондона, в то время, пока он в любой момент может уйти из жизни. Луи Томлинсон, так же известный врач и не последний человек в жизни Стайлса, как раз находится в Донкастере в данный момент. Как утверждает больница, в которой работает парень, они вместе с Гарри крупно поссорились, после чего Луи...» Резво выезжаю за пределы дороги, совершенно забыв о правилах дорожного движения. Он в больнице. Мой кудрявый ублюдок на грани жизни и смерти. Господи.

***

Нет ничего постоянного, все может измениться в любую секунду.

***

Вы можете подумать, что я выкинул ключи от его квартиры, но нет. В холодную погоду они всё так же согревают меня своим теплом, лежа во внутреннем кармане куртки. Они буквально убивают то отчаяние, которым я полон. Зайдя в его квартиру, я увидел хаос. Всё в буквальном смысле было разбито и раскидано. Нетронутыми были только наши фотографии, которые одиноко висели рядом с разбитым телевизором. И в этот самый момент я понял, что он все же боролся за меня. Он боролся с собой, чтобы не порвать эти фотографии. Он боролся с собой и со своими принципами. Он знал, что все закончилось, но боролся со своими эмоциями, чтобы это не казалось таковым. Он все же боролся за меня.