Испытай на себе

Зайдя в просторное фойе, я вижу медсестер, которые спеша носятся по всему помещению, бурно обсуждая кудрявого красавчика, который, по их словам, на 7 этаже в 216 палате. Что ж, девушки, спасибо. Поднимаясь все ближе и ближе к палате кудрявого ублюдка, ну не хватает мне сил назвать его по имени, я вижу Энн и Джемму, которые без эмоций сидят на неудобных креслах, взглядом сверля пол в помещении. Долго не решаюсь подойти к ним, но пересиливаю себя, шагая прямо и упорно. Они, словно не заметив меня, всё так же сидят, а в их взгляде читается пустота. Стаж врача подсказывает мне, что им точно дали успокоительное, и может даже больше, чем нужно. Присаживаюсь рядом с ними, неловко ежась от холодного воздуха. —Томлинсон, – неподалеку от меня слышится голос, пропитанный ядом. Поднимаю взгляд, уже явно зная, кого я сейчас увижу. —Одли, – мой тон холоден и непоколебим. —Слышал, твой Стайлс лежит в этой больнице, – ехидно усмехнулся он, пока я начал закипать изнутри, —Одно твое неверное слово, и мой дорогой кошелек заплатит этим бестолковым врачам, а там и поминай, как звали этого придурка. Злость начала приливать к мозгу и я уже явно забыл о том, что сделал кудрявый парень. Все бы ничего, только вот Стивен Одли – один из тех людей, которые держат свое гребанное слово, а зная мой длинный язык и невозможность заткнуться вовремя – он заплатит им быстрее, чем я успею моргнуть. —Молись, чтобы я сказал это неверное слово, – в ответ я так же ехидно усмехнулся. Одли так же из тех людей, которые ничего не сделают, если так же поставить их в ловушку. —Сплю и вижу, как ты будешь рыдать на могиле этого ублюдка. —Только после твоей смерти, Стивен. —Что ж, тогда это невозможно, потому что я в разы богаче всех вас, – он обвел взглядом семью Стайлса, не забывая добавить гордости в голос, —Жди повестку в суд, Луи, у меня назревает план, – он развернулся и ушел. Зная его, могу с точностью сказать, что он ничего не сделает сейчас, даже если и строит какие-то замыслы. Все его слова ничего не значат на данный момент, они на ветер. Вновь вернувшись в свои мысли, я не заметил, как заснул на неудобном кресле в зале ожидания.

***

—Луи, – тихий шепот разбудил меня посреди ночи. Джемма. —Да? —Расскажи мне, что произошло у вас с Гарри, – мурашки по коже, —Прошу. От воспоминаний глаза наполнились слезами, руки задрожали, а голова закружилась. Ток резко прошелся по всему моему телу, заставляя волосы вставать дыбом. Холод резко окутал пальцы на руках, а ноги стали ватными. Мне вновь больно. Я начал судорожно хватать ртом воздух, выкидывая картинки прошлого из головы. Я не могу показывать Джемме, как сильно я разбит. Она не может видеть, как имя из пяти букв убило меня выстрелом насквозь. Не может. —С тобой все хорошо? – взволнованно шепчет девушка. Со мной все просто ужасно. —Все в порядке, Джемс, не волнуйся. Сердце рвет на два куска, словно нож проехался по нему. Ничего не в порядке, я разбит, я уничтожен, я потерян. Я потерялся в этих зеленых глазах, которые завараживают меня. —Так ты расскажешь, что случилось? Боже, Джемма, не надо. Я готов реветь на твои глазах. Господи. —Ничего серьезного, правда. Просто обычная, семейная ссора, – я буквально выдавливал эти слова из себя. Я не хочу, чтобы она жалела меня. Только не Джемма. —Я волнуюсь за вас, ребята. Если что-то понадобиться... ты знаешь, мы всегда готовы помочь, – тихо проговаривает девушка, —Гарри приехал домой на еле шевелящихся ногах, полностью пьяный, со слезами на щеках. Всю ночь мы слышали удушающие рыдания. И... это так страшно, Луи, правда. Оставаться в неведении, когда член твоей семьи готов убиться от нахлынувших чувств. Когда мы произносили твое имя при нем, у него всегда появлялись мурашки по коже. Как бы мы не пытались что-то спросить у него – это было бесполезно. Он отнекивался и говорил точно так же, как и ты; Это обычная, семейная ссора. Но, Луи, пойми, при обычных ссорах так не убиваются, при обычных ссорах руки не трясутся от имени любимого человека. Я боюсь за него, это очень страшно. И теперь зарыдал я.

***

Утром нам разрешили зайти к нему. И, да, я все еще не могу называть его по имени. Оно словно выжжено на моем разбитом сердце. Как клеймо на всю жизнь. Каждый заходил по очереди, пропадал в палате на пару часов. Доносились тихие всхлипы, которые сжимали сердце. И когда пришел мой черед, я готов был провалиться сквозь землю, потому что я до сих пор не понял, что делаю здесь. Меня буквально несло к нему в палату. Я чувствовал, что он нуждается во мне.

***

Его худое тело потеряло всю свою мужественность, лежа на больничной койке с кучей проводов, присоединенных к аппаратам. Грудь взымалась и опускалась вниз, когда парень делал вздох. Сердцебиение было нормальным, но с каждым моим шагом, с каждым моим вздохом, с каждым моим взглядом – оно становилось все учащеннее и учащеннее. Я сам был ничуть не в лучшем состоянии; руки бешено тряслись, а сердце готово было выпрыгнуть из грудной клетки. Я готов был умереть. Худые запястья лежали вместе, и я не решался взять его за руку. Я просто долго смотрел на него, ожидая хоть чего-то. Хоть какого-то знака о том, что он со мной, что мой кудрявый ублюдок все еще здесь. Но ничего. Ничего не происходило на протяжении получаса. И потом я решился. Я прилег рядом с ним, утыкаясь носом в шею, обвивая рукой талию парня, тихо рыдая. —Мой Гарри.