Улицы Страмина полны неожиданностей

      Если кому-нибудь из старминцев пришла бы идея провести конкурс на самую уродливую достопримечательность нашей столицы, то победителем в таком соревновании безусловно стала бы конная статуя Наума-Воссоединителя. Появившись буквально шесть лет назад, монумент успел благополучно пережить милость и гнев короля, законодательное забвение, несколько ''тайных'' попыток сноса и, в конце концов, завоевать привязанность столичных жителей. Наверное никто из тех больших дядь и тёть, ради интересов которых десять лет назад заварилась кровавая каша на наших границах и не догадывались к чему приведет их попытка возблагодарить короля за его же счёт.       Когда нужные люди презентовали Науму некоторую сумму деньжат с пожеланием об увековечении победы, они рассчитывали, что король – натура весьма увлекающаяся – быстро растратит презент, а дальше, поскольку остановиться на полпути было не характере белорского монарха, коронованный мечтатель станет закупать у них необходимые материалы, залезая всё глубже в долговую яму. Расчёт оказался верен. Наш Наум и в самом деле буквально заболел прожектёрством, тратя дни и ночи на разработку композиции, цветовой гаммы и всего остального, что полагалось иметь гигантскому монументу. Отвлечь нашего короля от радужных задумок не смогло даже некое грозное прорицание.       Дело в том, что одна молоденькая пифия, будучи в изрядном подпитии, впала в транс, где изрекла прорицание. В течении года, гласило оно, смерть заберёт троих отцов короля: хапугу, мямлю и весельчака. Всё бы было хорошо, ведь отец Наума – наследный принц Илия – слыл любителем хапнуть то, что не слишком хорошо лежит (например чужих жен), к государственным делам, скромняга такой, подходить не решался да и повеселиться за государственный счёт был не дурак.Беда заключалось в следующем: подобный образ жизни довёл престолонаследника до могилы еще пятьдесят лет назад и каким это образом он должен был умереть в ближайшее время да ещё и три раза, оставалось для следователей и дознавателя загадкой. Как впрочем и для самой пифии.Сидя в допросном кресле, она могла вспомнить лишь успешную переэкзаменовку да игру в рюмочку, в которой она – себе на горе – оказалась победительницей. Мой отец, проводящий в том деле дознание, просто-напросто пожалел дурёху и не стал применять к ней третью степень допроса. А потом следствие и вовсе заглохло. Предсказание пифии Наум просто пропустил мимо ушей. Мало ли что брешут эти дипломированные гадалки: всё одно – не сбывается. Поэтому девочка, на этот раз отделалась лёгким испугом и принципиальной трезвостью до конца жизни. У короля, меж тем, были свои заботы - он встречал главного монументального мастера, призванного воплотить монаршие мечты в жизнь.       Отдадим господину Цурабу Долото должное – в чём-чём, а в ваянии и скульптуре он разбирался неплохо. Про него правда ходили слухи, что своих учеников и натурщиков скульптор держал в чёрном теле, но кто будет верить каким-то домыслам? В то голодное время мне и еще двадцати трём счастливчикам работа на шаккарского мастера казалось высшим счастьем. Не подумайте ничего такого, наш фарт заключался не в самом служении искусству, а в обильной, на тот момент, кормёжке. Бывало даже, что мы - прообразы могучих мечников, стремительных конников или метких стрелков приспосабливали свои бутафорские доспехи и шлемы под хранилище прикарманенной еды, на что господин Долото смотрел сквозь пальцы, посмеиваюсь над нашей игрой в маститых воров. Ни у кого из нас в тот момент не возник вопрос, а чем же вызвана столь неслыханная щедрость? Ларчик открывался просто – все эти пиры не стоили Цурабу Долото ни медяка, потому как были организованы купеческими старшинами и прочими личностями, обогатившимися на войне. На таких вот дружеских посиделках шаккарский мастер банально распродавал места на будущем монументе. Долото, намёками и якобы случайными обмолвками, давал понять имущему люду, что на рельефе постамента есть места не только для молокососов, которых хотел видеть король, но и для людей почтенных и солидных. Вот тут-то и вступало в дело человеческое тщеславие. Не многие устояли от искушения остаться в истории на века в образе арбалетчика, мечника или конного воина. Поэтому и устраивали старминские богатеи пирушки ''для вспоможения высшему из искусств'', на которых за кружечкой вина десятилетней выдержки обсуждались места для заказчиков, размер ''вспоможения'', целесообразность появления в «солдатской среде» каких-либо родичей благотворителя и прочее, и прочее и прочее…       Как мне кажется, главный монументальный мастер мог бы озолотиться на подобном деле, если б не потерял чувство меры, но, увы, жадность сыграла с ним злую шутку. Слишком многим людям Цураб Долото наобещал с три короба и с каждого из них снял неслабую деньгу. А вот про места на рельефе постамента мастер явно позабыл. Но не забыли про них благотворители. Сначала тонкими намёками, затем уговорами и наконец прямыми угрозами, денежные мешки стали требовать исполнения обещаний. Долото, до того момента открытый и хлебосольный, превратился в задёрганного параноика, шарахающегося от малейшего намёка на встречу с кинутым заказчиком. В конце концов, поняв что ни денег, ни своих лиц никто из благотворителей не дождётся, облапошенные жертвователи приплатили нужному человечку, и однажды, следуя позыву естества, шаккарский мастер пошел в нужник, где и скончался. В силу естественных причин. Так сбылась первая часть предсказания - Смерть забрала хапугу.       Горе короля от потери талантливого скульптора было безмерно. Безмерней оказалась лишь королевская ярость, когда Наум узнал, что покойный, за время пребывания в должности, успел сбыть на сторону подавляющее число строительных материалов, а из самого монумента был готов только постамент да ноги королевского коня. Но даже такая неудача не сумела выбить Наума из колеи. Потерпев поражение в выборе заморского скульптора, белорский монарх обратился к местным мастерам. Новым руководителем стройки был назначен Арсен Бык – человек не обладающий великими талантами, но всегда послушный воле заказчика. У некоторых белорцев даже зародилась надежда, что королевский долгострой благополучно завершится. Слишком смелые то были мечтания, скажу я вам.       Если в прошлый раз Наум почти не вмешивался в процесс работы скульптора, а теперь следил за каждым шагом нового монументального мастера, чуть ли не каждый день внося изменения, требуя переделать ту или иную деталь. То что получалось в итоге Быка явно не устраивало. Он чуть ли не ежедневно репетировал выступление, в котором учёнейшими словами объяснял к чему может привести очередная монаршая правка, но едва только оказывался перед Наумом, как вся заготовленная речь улетучивалась из его памяти. Что бы хоть как-то донести до беспечного монарха свою точку зрения, бедный скульптор не придумал ничего лучше, чем залезть ночью на крышу дворца, спуститься по водосточной трубе до королевской опочивальни и в ней, в разговоре тет-а-тет убедить Наума в некорректности некоторых монарших пожеланий. Увы и ах! Бык запамятовал, что его величество не ночевал в своей спальне уже больше года. За несколько лет брака четвёртая супруга обрыгла королю настолько, что Наум был готов спать хоть на сеновале, лишь бы лишний раз не видеть физиономию жены. А что может подумать честная и не блещущая умом одинокая замужняя женщина, когда к ней в комнату лезет незнакомый мужчина? Правильно: завопить ''Каракуль!!! Майн хотят робин-бобин!!!'' и обрушить на мнимого насильника корзину, картину, картонку и попавшую под горячую руку собственную маленькую собачонку. Последняя угодила несчастному Быку прямо в лицо и вцепилась в него мёртвой хваткой. Несчастный монументальный мастер попытался отодрать от себя напуганное животное, потерял равновесие и упал с третьего этажа. Ловкий пёсик каким-то чудом выжил и даже не особенно пострадал, чего нельзя сказать о Быке. Когда тело монументального мастера осматривал придворный медик, исключительно для констатации смерти, во внутреннем кармане погибшего был обнаружен длиннущий свиток. Большая часть текста оказалась просто-напросто перечёркнута. Единственные слова, которые удалось разобрать, были: ''ЭТО построить НЕЛЬЗЯ!''. Так Смерть забрала второго ''отца'' короля.       В последующие дни старминцы только и говорили о начинающемся сбываться предсказании молодой пифии. Новости о том, что чиновники, ответственные за строительство, разбазарили железо, дерево и камень прошли как-то мимо столичных жителей. Всех интересовал вопрос: кто будет третьим? И будет ли вообще? Собирать материалы в третий раз Наум не решился. Высокий ''монументальный'' сбор приводил белорцев в состояние пока еще тихой ярости, которая вот-вот должна была стать громкой. К тому же никто из более-менее известных скульпторов ближних и дальних стран не решался приезжать в Стармин, памятую о незавидной судьбе предшественников и страшном прорицании. Король решил уже было отказаться от затеи с памятником, но неожиданно нашелся тот, кто задумал-таки достойно окончить столь затянувшуюся работу.       Старминцы ахнули от удивления, когда узнали, что новым главным монументальным мастером назначается Шиван Горобец. Человек, не имеющий никакого скульпторского образования, прослуживший всю свою долгую жизнь военным инженером, он предложил собрать статую из того, что осталось после своих незадачливых предшественников. Весёлый старик, еще недавно казавшийся почти уже покойником, будто бы сбросил три десятка лет и с шутками и прибаутками руководил строительством. Дело двигалось споро. На Ржавой Кружке соорудили огромный кокон, внутрь которого завозили по частям ту или иную часть монумента. Абсолютно непроницаемый для взглядов любопытных горожан, он интриговал народ не хуже опытного придворного. Местные сплетники пытались расспросить рабочих о том, что творится там, но трудяги лишь пожимали плечами. Мол откроют – узнаете.       Летом 1023 года, многострадальный монумент был завершен. На его открытие съехался народ со всей Белории. Иноземные послы и торговцы также решили посетить такое мероприятие. Всех собравшихся интересовал ровно один вопрос: что же получится в итоге? А вышло всё как в поговорке о семи няньках и дите.       Медный коняга, которому полагалось яростно топтать нежить и пресмыкающихся с рожами врагов короля, широко и беспомощно расставил копыта на все четыре стороны и вот-вот готов был рухнуть на радость железным гадам. На лошадиной морде рисовалось скорее страдание и недоумение о том как же это занесло его в такое гиблое место. Голова коня будто бы пыталась выгнуться и поглядеть на своего всадника, который обрёк благородное животное на роль закуски для мракобесов. Но и сам скульптурный Наум тоже был хорош. Ноги изваяния были настолько тонкими и длинными, что почти доставали до постамента, так что неясно было конь ли везёт короля или это король скачет как заяц, держа бедное животное промеж ног. И, наконец, голова нашего монарха. Своими ''конструктивными'' предложениями Наум не только довёл до смерти прежнего монументального мастера, но и изуродовал себя, хотя конечно для этого нужно было очень постараться. Судите сами: длинная шея подходила скорее гусю, нежели человеку – так покойный Бык понял королевское требование ''дабы мы не напоминали быка''. А глаза? Ну не желал король иметь мелкие свинячьи зенки и в итоге получил лупоглазые жабьи. А выражение лица? С таким видом мужички требуют у своих жен рассолу в праздник Похмеляйнен, а насчёт того чтобы повергнуть наземь врагов… Можно. Думаю они сверзились бы… от смеха.       Таким образом памятник не оставил никого неравнодушным. «Рассолу ему, рассолу!» - кричала раззадоренная толпа, а король, красный как варёный рак, наплевав на церемониал, вскочил со своего переносного трона и драпанул по направлению к карете. И всюду где только он не проезжал ему слышалось: «Рассолу! Рассолу!». Вот так и сбылась мечта Наума попасть в историю. Но о такой ли славе мечтал король? Думаю, что нет. Он хотел побыстрее избавиться от такого напоминания о себе и покарать старого шутника-инженера. Ни того, ни другого ему осуществить не удалось. Шиван Горобец, сидевший во время открытия монумента на почётном месте, там же заснул и не проснулся. Так Смерть забрала последнего из трёх отцов монументального Наума. Он отошел в мир иной с улыбкой, ибо не каждому дано в конце жизни похохмить так, чтобы тебя потом поминали добрым словом, а твоё детище защищали бы от мала до велика. Поэтому и по второму вопросу королю пришлось отступить. Он тем не менее издал указ строго воспрещающий вести какие-либо разговоры не только о статуе, но даже и о площади Ржавой Кружки, на которой возвышался злосчастный монумент. Но от этого стало только хуже. Лёгкий флер запретности придавал особый шарм МЕСТУ-КОТОРОЕ-НЕЛЬЗЯ-НЫЗАВАТЬ.       Не было ничего лучше чем заключить не слишком честную сделку на неназываемой площади, а потом обмыть её в одном из ближайших кабачков. Или тайно встретиться с какой-нибудь особой, желающей сохранить инкогнито. Поэтому-то прохожих вряд ли удивлял довольно высокий и плотный молодой человек в плаще с капюшоном, который уже несколько часов лицезрел фигуры на постаменте, будто пытаясь найти там кого-то знакомого.       Скажите, ну неужели ни у кого из вас не возникало такого, что о времени и месте встречи вы помните, а на уточнение о том с кем и зачем она вообще состоится ваша память молчит как муж о заначке? Нет? А вот у меня сейчас именно такое состояние, потому-то я и стою на продуваемой всеми ветрами площади да изучаю фигурки каменных солдат. Скучно однако, ну кто-нибудь сыграйте что-нибудь бодренькое – озолочу право-слово.       Мои мольбы были услышаны: совсем рядом зазвучала старинная незатейливая баллада о веселом и находчивом шуте. Мотивчик был прост и приятен, а слова можно было напевать хоть весь день, поэтому музыканты – играющий на дуде паренёк – ровесник Розика и бьющая в бубен болезненная рябая девчонка чуть помоложе, – не стали заморачиваться с вокалом. Постепенно, вокруг них начал собираться народ. Разносчики, рассыльные, лоточники да и просто зеваки образовали вокруг парочки своеобразный круг, но смотрели почему-то не на музыкантов, а вверх. Я откинул капюшон и последовал примеру остальных. Вот это да! Неожиданное и вместе с тем совсем не удивительное зрелище. На конной статуе Наума-Рассольника, на тонком железном копье стояла… Вика. Я не сразу узнал свою недавнюю знакомую. Облаченная в широкие синие штаны из парусины, белую с лоскутами-язычками и бубенчиками кофту, с двумя большущими красными помпонами, вплетёнными в две льняные косички, моя подруга напоминала самого настоящего скомороха. Даже лицо свое Вика сумела размалевать так, что отсюда, с мостовой, казалось будто на щеках её играют сполохи пламени. Акробатка казалось самым настоящим солнышком, которого так не хватало в это пасмурное и серое время. И всё же я узнал этот весёлый слегка насмешливый взгляд зеленых глаз, а потому улыбнулся гимнастке. Похоже, что Вика разглядела меня в толпе. Её лицо выражало приятное удивление, она, казалось, ненадолго потеряла концентрацию и покачнулась на копье, но быстро восстановила равновесие, подмигнула мне и начала свой танец.       Музыка играла всё быстрее, пляска становилась всё затейливее. В такт мелодии, Вика ловко и уморительно смешно изображала в лицах как шут - главный герой песни - потешает короля, спит с королевой, обводит вокруг пальца палачей и дурит напропалую придворных шаркунов. Даже в финале баллады, когда неугомонный обладатель колпака с бубенчиками попадает-таки на плаху, то он встретил Смерть как давешнего приятеля, которому стоит похвастаться своим сыном - будущим королём. Иногда акробатка выдавала такое, что иной раз в толпе, собравшийся внизу, раздавался боязливый возглас. Казалось, что Вика вот-вот упадёт, но пляска продолжалась. Назло всем страхам. Наконец, песня была закончена. Вика, сев на почти идеальный шпагат, поклонилась собравшимся. Толпа зааплодировала. - Браво! Браво! – кричали одни зеваки. - Отлично девочка! Еще покажь! – вопили другие. Вика коротко кивнула и её подруга начала часто-часто бить в бубен. - Почтеннейшая публика! – прокричала акробатка – Сейчас вы узрите короннейший из короннейших номеров, самый гвоздистый гвоздь старминских забав – Полёт Огненной Льнянки! Готовы ли вы увидеть сие душераздирающее зрелище?! - Готовы!! - Лети! - Согласны!!!       Вика схватилась за копьё, на котором только что балансировала, раскрутилась на нём и, сделав в воздухе пару сальто назад, зависла над площадью. У меня и остальных собравшихся невольно вырвался крик восхищения, густо замешанного со страхом. Но самое чудное случилось потом. Вика закружилась и стала медленно опускаться вниз. С каждым мгновением её силуэт всё больше и больше размывался, фигура всё сильнее и сильнее окутывалась разноцветным пламенем. Казалось вот-вот она исчезнет, сгорит без следа, унесется в пасмурное старминское небо вслед за искрами и сполохами. Но тут-то всё пошло наперекосяк. Где-то на уровне второго этажа, лицо моей подруги исказила судорога, еще через пару мгновений она камнем полетела на мостовую. Я рванулся и каким-то чудом успел подхватить гимнастку. Толпа облегченно выдохнула. - Что с тобой?! – со страхом выкрикнул я.       Она с большим трудом повернула голову и посмотрела на меня. Лицо её, несмотря на яркий грим, казалось мертвенно бледным, под глазами высвечивались темные круги, а стиснутые зубы говорили о жестокой боли, которую испытывало тело. И тут истошно заиграла дуда. Парень-музыкант наяривал всё тот же простенький мотив, лишь бы отвлечь собравшуюся публику, доказать ей, будто всё так и задумано. Воспользовавшись этим, из зазевавшейся толпы ко мне протиснулась та самая девчушка, что в начале представления била в бубен. Силой разжав Вике зубы, она влила ей в рот какой-то жидкости. Почти сразу же наступило облегчение: тело юной волшебницы расслабилось, черные круги под глазами исчезли, а на лице показался румянец. - Благодарю вас, господин, – произнесла Викина подруга – Если бы и с ней случилось несчастье, я бы не пережила такого. - Хоть я знаком с Викой не слишком давно, но мне бы не хотелось, чтобы она разбилась в лепёшку. - Вы её знаете?! - Позавчера познакомились… Гляди, она в себя приходит.       Вика с трудом открыла глаза и поглядела на меня, а затем на свою подругу. - Гелерт? Как тебе удалось поймать меня? – слова и мимика давались моей подруге пока с трудом, но, глядя на меня, магичка улыбнулась. – Я не ожидала тебя увидеть здесь сегодня. Мы ведь договаривались встретиться тут, но на Снегостав , а до него… Гел, ты что не помнишь? Мы ведь говорили с тобой тогда…       Ну не гхыра себе?! Выходило, что я ошибся не с часом встречи, а с днём. Никогда не приходилось мне особо жаловаться на собственную память, если не считать последних событий. - Так ты и вправду ничего не помнишь? – с тревогой произнесла моя подруга. - Скажу честно – из вчерашнего я не могу вспомнить ничего. Розик говорил, что вчера я чуть не помер и если бы не ты со своим ’’Птичьим молоком’’, то меня можно было смело отправлять на урожаи в качестве удобрения. - У-у-у – простонала Вика – прости меня, похоже я напутала с ингредиентами, я торопилась в тот раз сварить зелье для тебя… - Просить прощение? – недоумённо ответил я – Вика, я же благодарить тебя должен. Без того противоядия мне бы пришел полный и окончательный мамырц. Если ты не возражаешь, я поставлю тебя на землю, а то после купания как-то мышцы у меня побаливают. - Купания? Гел, как же ты мог лезть в воду! Я же говорила твоему дяде, что тебе нельзя мыться в течение двух недель, иначе твоё сердце просто не выдержит. Неужели он не сказал тебе об этом?! - Видишь ли, Вика, королевские приказы в моём ведомстве обсуждаются после, а не до исполнения. Да и поговорить с дядей я не смог. - Король взял и с бухты-барахты отправил тебя в баню?! - Не король, а королева; не в баню, а в пруд; и не просто так направила, а из-за любви к искусству. - Ох, Гел, говорила же я тебе, что в артисты тебе прямая дорога. - НЕ НАДО! Я уже проходил сегодня пробы, очень надеюсь, что они были неудачными. Давай лучше я спущу тебя на землю, ты представишь меня своим друзьям и мы пойдём обедать в одно весьма недурное заведение, где ты напомнишь мне тот позавчерашний разговор.       Вика согласно кивнула и я поставил магичку на землю. Между тем, музыкант закончил своё выступление и собравшийся народ, в благодарность за фокусы и музыку, принялся одаривать его мелкой деньгою. Спустя некоторое время, паренёк присоединился к нам и продемонстрировал выручку. В потёртой беретке было от силы четыре десятка монет, достоинством в одну, две, самое большое – в пять медяков. Посчитав в уме, Вика лишь грустно хмыкнула, но затем глянула на меня и обратилась пареньку и девчушке. - Ребята, перед вами Гелерт. Помните, я рассказывала вам про человека, который заступился за меня на Мытной площади? Так вот – это он. Гелерт, вот Ташка и Евген – мои лучшие друзья во всём Стармине и мире. Без них и Диши я бы не выжила здесь в первый год.       Двое глядели на меня несколько настороженно. Я не винил их – такая уж была у нас, у палачей, репутация, которую, чего греха таить, создали мои предки. Вот только у Вики никакой снисходительности к суевериям не было. - Ташка, Ёжик, я же вам говорила, ну выбросьте вы из головы все эти суеверия про Гелерта . Если бы эти глупости имели под собой хоть что-то, стал бы он вмешиваться тогда? Неужели вы верите в поговорки типа: «пришёл палач – не жди удач»? Викина подруга немного смущенно улыбнулась. Её взгляд будто бы говорил: ’’ уж ты извини, меня, мил человек, не хотела я тебя обидеть’’. А я собственно и не в обиде. Паренёк же продемонстрировал мне, что он выше всяких бабьих сплетен и пересудов и пожал мне руку настолько крепко, насколько позволяло его отнюдь не богатырское телосложение. - Рад знакомству – сказал я – А теперь, предлагаю отметить такое событие в «Третьим будешь». Слыхали про такое заведение? Я угощаю. - Постой – ответила мне Вика – мы не можем пойти с тобой пока не наберём нужной суммы на ’’Розовое масло’’. Таш, сколько нам ещё надо? - Три кладня – ответила она. - Ладненько, отдохнём и продолжим у Пяти Буков. - Продолжим?! – взвизгнула Ташка – Вика, ты уже третий раз за седмицу срываешься! Те два раза ты у самой земли долбанулась, в этот раз – спасибо Гелерту – поймали тебя, а дальше? Я не хочу плакать еще и по тебе… - Ташка, ну не убивайся ты так. Не случится ничего со мной, а твоей сестре нужно это лекарство и я достану денег на него, – в голосе магички прорезались жесткие нотки, которые говорили, что она не отступит. - А знаете, что, – вмешался я – не нужно никакой Аннагушы, если речь конечно идёт о Блюстительнице Нравственности, думаю не даст она ничего сегодня-завтра, и Буков никаких не надо. Вот, возьмите. И я протянул Ташке четыре кладня. - Благодарю вас, Гелерт – растроганная Ташка обняла меня – Я обязательно отработаю вам эти деньги. - Какое еще отработаю? – возмутился я – Мне представление понравилось вот я делаю небольшой вклад в дело продвижения независимых артистов и не о какой отработке слышать не хочу, ясно? И ещё, давай без этих выканий, ладно? - Гел, ты просто чудо! – поддержала свою подругу Вика и также обняла меня, слегка чмокнув в щеку.– Я одного не пойму: почему ты думаешь, что Аннагуша не поможет Дише? Она часто приглашала её к себе и давала несложную работу и платит за неё куда щедрее остальных. А самое главное, она в отличие от многих других не отвернулась от Диши, когда её чахотка стала видна всем. - Девчата, у меня ощущение, будто мы говорим о двух разных людях. Чтобы та Бледная Моль, которую я знаю, сделала кому-нибудь что-нибудь хорошее… - Зачем вы, то есть зачем ты обзываешь её? – с упреком прервала меня Ташка. - И прям, Гел, может ты просто не знаешь Аннагушу так как знает Диша? – поддержала подругу Вика. . – Может она и в самом деле не такая плохая, но дело в том что я сегодня уже видел её и скажу вам, что она уже безусловно… хорошая. И дать-то она даст, но только не вам, а одному… писателю.       Ташка, Вика и Ёжик вопросительно посмотрели на меня и мне ничего не оставалось как поведать им историю о королевских пробах. И пускай мой рассказ был далеко не полон - я благоразумно опустил любые упоминания о допросе – ребятам хватило и этого. Ёжик, Вика и Ташка, придерживая друг друга, едва стояли на ногах от распирающего их хохота. - Нет, Гелерт, мне кажется зря ты отказался от такой роли, - сказала магичка, после того как мы немного успокоились. – Ты однозначно стал бы знаменитостью. - Это точно, - поддержала свою подругу Ташка. – В чём-чём, а в веселье и выдумках наша королева большая мастерица. Я вот, например, никогда не додумалась до розового ушастика. - Значит вы были на последнем новогоднем представлении? - Конечно мы там были, - подтвердила Вика. – Все свои сбережения потратили, но оно того стоило. - И вам там… понравилось? - Ага. Ушастик и впрямь оказался няшкой. Он так забавно шепелявил и скакал по цепи, что я не удержалась и слегка её заколдовала. - Так это я по твоей милости всю ночь просидел на привязи?!! - Так это был ты? Ой, Гел, я не хотела тебя… О, нет опять они.       По резко посерьёзневших лицам ребят я без труда догадался, что не сдержу данное Всеславу обещание. Воспользовавшись тем, что народ уже покинул Ржавую Кружку, к нам подошло четверо типов. Троих из них можно было смело назвать простыми сельскими раздолбаями, совсем недавно оказавшимися в столице. Не нашедшие себя ни в хлебопашестве, ни в ремесле, ни в торговле, но в то же время жаждущие легкой жизни, эти юнцы становились лакомым куском вербовщиков или мелкого ворья. Готов дать руку на отсечение, что тех трёх кто-то недавно облапошил и теперь они примкнули к неформальному лидеру дабы самим заняться ночной торговлей кирпичами*. Я еще раз оглядел площадь. На Ржавой Кружке почти никого не осталось, если не считать зеленщика, забывшего на время представления о своей тачке с товаром и теперь собирающего раскатившиеся овощи. Ждать от него помощи не приходилось. Надеяться на Ташку или Ёжика – глупо, а Вика еще не оправилась от приступа, поэтому разбираться со шпаной, вообразившей из себя невесть кого, предстояло мне. - Ты типа черепичник у этих ымрюков? – Спросил меня один из них – самый высокий и крепкий в четвёрке и похоже бывший у остальных за главного. - На кой ты прилабыррился к нам? – нагло ответил вопросом на вопрос я. - А… они, того… этого на нашем лужке пасутся, а этот… как его там… хабар не несут, - вставил своё слово второй, но быстро осёкся под взглядом своего вожака. - Мы твоих хвыб с утреца пасём, а теперь им пора доится, – ехидно продолжил главарь. - С утра и всё на вашем лужке? - с издёвкой спросил. - А то.       Остальные трое согласно закивали, я же гаденько улыбнулся. Похоже, дорогие мои подгхырики забылись вы. Будь здесь хоть один более-менее высокопоставленный уголовник, я бы посоветовал вам хватать ноги в руки и бежать топиться в ближайшей выгребной яме – во избежание медленной и мучительной смерти. За не в меру длинный язык и присвоение себе участков уважаемых людей. Но поскольку никого подобного я не разглядел, то решил преподать дурачкам урок своими силами. - Ёжик, дай-ка мне свою беретку, будь ласков, – подражая деловым произнёс я.       Может в моем голосе проскользнули какие-то властные нотки, может он прочёл в моём взгляде просьбу подыграть, но головной убор, в который паренек пару мгновений назад вцепился мертвой хваткой, был протянут мне. - Не балуй, дядя, – процедил главный. – Гони хабар, иначе порежем к Коврюжей Маме. - И чо? Вы пасли их с утра? И заради вот этого?! За полста кругляшей?! - ….? Нас …. Пущай твоя варакка гонит всё, что сёдни зашибли. - Хотите залапать весь хабар? Тогда лови, – с этими словами я схватил горсть медяков и их подкинул вверх.       Вот тут-то вся сельская придурковатость, старательно загоняемая внутрь блатными словечками и позами проявила себя во всей красе. Позабыв о девчатах, Ёжике и обо мне трое из четверых кинулись на мостовую и начали собирать раскатившиеся медяки, пихаясь и ругаясь друг с другом. Главарь же так и остался стоять столбом и, тупо разинув рот, пялится в серое небо. Воспользовавшись заминкой, я врезал крепышу по печени, солнечному сплетению, а затем добавил ногой пониже колена. Трое остальных не сразу заметили как их главарь упал, по-прежнему собирая мелочь. Вытащив из-за пазухи пернач, я уж было решил заняться и этими. - Оставь их мне, – произнес негромкий, но твёрдый голос.       Не успели вымогатели вскочить, как по их головам ударило несколько гнилых картофелин, прилетевших неизвестно откуда. Обалдевшие бандиты от неожиданности разинули рты, в которые не замедлили влететь… нет, не вороны, а перезрелые помидоры, раскатившиеся из опрокинутой тачки зеленщика. Отплёвываясь от уцененного товара, раздолбаи упустили из виду начало ’’гигиенических процедур’’. Первый подвергся атаке кочана капусты. Словно кусок мыла тот летал около перемазанной помидорами рожи незадачливого преступника и пытался вытереть её. Понятное дело, что от такого мытья грязь только размазывалась по лицу, но поделать с ним первый вымогатель ничего не мог. Он конечно пытался отшвырнуть кочан, достать его кулаком ногой или заточкой, но противный овощ уклонялся от неловких ударов и, залетев с другой стороны, продолжал пытку гигиеной. Второму из незадачливых ’’торговцев’’ повезло ещё меньше. По заклинанию Вики, несколько морковин залетели ему в уши и в ноздри и стали прочищать их. Стоит и говорить, что любое поползновение к бегству овощи пресекали на корню? - А! Ведьма! Ведьма! – завопил третий из несостоявшихся вымогателей и бросился наутёк, но споткнулся на ровном месте, упал и попал под душ из гороха.       Над Ржавой Кружкой бушевал самый настоящий овощной смерч, вызванный к жизни разгневанной студенткой Школы Чародеев, Травниц и Пифий. Гнилые помидоры, перезрелые огурцы, увядшая спаржа, лежалая петрушка и прочие вкусности так и норовили залететь в рот, в нос, в уши, в глаза или за шкирку несостоявшихся вымогателей. Незадачливые шантажисты, давно оставившие попытки отбиться от бешеных овощей, просто-напросто прижались к земле, стараясь зажать какие только можно отверстия своих тел. Только зеленщик скакал как заяц, вопя об украденном товаре, призывая стражу и безуспешно стараясь поймать хоть что-то из содержимого свое тележки. Завершающим аккордом овощной бури стал полёт упомянутого транспортного средства торгаша. Послушная Викиной магии, тележка поднялась в воздух, воспарила над вращающимися обезумившими продуктами не первой свежести, а затем начала медленно опускаться на сбившихся в кучу и распластавшихся на мостовой вымогателей. Еще немного и заляпанные с ног до головы раздолбаи скрылись под опрокинутой тачкой торговца. - Вот так-то лучше – сказала удовлетворённая расправой Вика и свалилось на руки Ташке и Ёжику. - О нет! Вика, Вика!! Очнись!!! Ну пожалуйста! – завопила Ташка. - Т-а-а-ш – еле ворочая языком ответила ей подруга – голова болит… ты своим криком и мертвого разбудишь. - Живая! – и радостная Ташка обняла подругу - Пока да, но того гляди окачурюсь. Радостная сцена была прервана Ёжиком. - Стража идёт! – крикнул он.