* * *
Аллен, умудрённая своим недавним опытом, решила избавиться от половины тех платьев, что были «заботливо» подарены ей Кандой, и свалила их в кучу на полу прямо за дверью в свою комнату. Отдала дань своей вредности и выказала непримиримость касательно последнего разговора с супругом. Пускай немного побесится, может, и амбиции свои поубавит. На завтрак Уолкер явилась лично, не дожидаясь служанок, наспех набросив халат на свою ночнушку и крепко запахнув его. Канда, восседая во главе стола, не удостоил её взглядом, но, когда девушка приступила к трапезе, изрёк: — Сегодня состоится приём прямо здесь, в особняке. Прибудет очень много людей. Надеюсь, ты отчётливо понимаешь, что должна вести себя… — Да-да, благоразумно. Я поняла, а как же иначе? — произнеся это, Аллен принялась кивать головой в подтверждении своих слов, поскольку поспешила занять рот чем-то лучшим, чем пустозвонными речами — едой. Как только пища была успешно прожевана, девушка поспешила прибавить: — Ведь если я сделаю что-то не так, то ты меня накажешь и оставишь и без благословления, и без сладкого. — Прекрати ёрничать уже, — не выдержав, сделал замечание ей Канда. Девчонка откровенно издевалась, насмехалась над ним. Она не страшилась его гнева, всего лишь забавлялась. — Может, ты ещё и продиктуешь, во что мне вырядиться стоит? — В твоём полном распоряжении прислуга, вот с ней и решай этот вопрос, — желая как можно скорее отделаться от супруги, притязания которой становились всё навязчивей и навязчивей, отрезал юноша тактично, коротко, но резко. — Ну, и катись тогда, — без тени злобы, вздохнув, выдала Аллен. Она уже вполне насытилась и готова была вернуться в свою комнату, дабы морально настроиться на грядущее сборище пустоголовых денежных мешков. — Твои дела без папочки так плохи, что решил пригласить весь этот сброд сюда? — Не твоё дело. Обсуждать свои решения, а тем более с этой несносной девицей, он не собирался. — Если ты уже поела, то можешь уходить. Более не задерживаю. — И без тебя знаю. Аллен была бы рада свежим воздухом подышать, а не томиться в заточении, собираться на очередной бал, прихорашиваться. До вечера времени было предостаточно, но заниматься чем-то иным, духовным, что ли, и просто проводить время в своё удовольствие, не возникало более желания. День безвозвратно и безоговорочно был испорчен. На улицу девушку не выпускали, сколько она ни пыталась улизнуть. Возможно, что перестраховывались — мало ли, может, сбежать удумала. Хотя Аллен и хотелось, но подобная глупость определённо вылезла бы ей боком. Да и далеко ей вряд ли бы удалось учесать — догнали бы. Кросса списывать со счетов Уолкер не торопилась — слишком хорошо изучила опекуна. То, что он не ломится в поместье и не сидит в гостиной, распивая вина и коньяки, не говорит о том, что, выдав свою воспитанницу замуж, он успокоится. Наверняка затаился и ждёт. Возможно, не побрезговал и нанять шпионов, дабы те приглядывали за ней и докладывали всё самому Кроссу. Она — ценный заложник. Потерять его, значит, лишиться прибыльной жилы, которую и не раз, и не два можно подоить. Девушка, как только оказалась в своей комнате, решила немного поваляться на кровати, уповая на багаж свободного времени. Сегодня блистать, выделяться не хотелось. Раствориться бы в толпе, исчезнуть. Стать невидимкой. По Канде тоже нельзя было сказать, что подобные мероприятия его радовали. Впрочем, как и любое другое занятие, включая трапезу. Это нечитаемое, окаменевшее выражение лица. Да и ел юноша какую-то странную пищу. Изо дня в день. Одну и ту же. Аллен всё не могла понять, как ему не надоедает. Вроде и не скупердяй, в закромах и погребах полно всяких състностей, а питается практически как спартанец. От такого однообразия впору в петлю лезть. По крайней мере, для самой Уолкер. Если бы её потчевали и на обед, и на ужин чем-то одним. Правда, понимание того, к чему питал такую рьяную страсть Канда, всё не приходило. Длинные тонкие волосинки, напоминавшие спагетти, были непривычного серо-коричневого цвета. «Грязные макароны», — как окрестила их девушка. Что такое лапша, она не знала. А соба — тем более. Даже если бы Канда посмел с ней разоткровенничаться, то Аллен всё равно ничего и не поняла бы. А уж попробовав, то вообще выплюнула бы, скривившись в лице и обозвав обожаемую Кандой лапшу «той ещё низкопробной гадостью». Горьковатый привкус с непривычки осел бы на языке. Да и палочками Аллен никогда не орудовала. Это не так и сложно, но вилкой юной леди было куда привычней. Канда же мало признавал сей предмет для потребления пищи, хотя Тидолл и обучал его тому, как обращаться с разнообразными столовыми приборами. Осознавая тщетность своего положения, Аллен, дабы не задремать, —, а то потом будет ощущать себя вареной рыбой, — подобрала с пола не так давно оброненную ей книгу. Особого интереса для девушки это чтиво не представляло, но надо ж было себя чем-то занять. А то и правда уснёт. Глаза упрямо закрывались, но Уолкер успешно подавляла свою слабость, хотя и отпускала невольные зевки. Книга действительно была отвратительной. Дурацкая тягомотина, не вызывавшая никакой охоты после ознакомления, хотя бы с половиной страницы, продолжать чтение. Такое «нерадивое чудо» в бумажном переплёте забрело в комнату Аллен совершенно случайно: девушка не глядя прихватила её с несколькими другими книгами, которые уже осилила. А эта не пришлась по вкусу, вызывая отторжение вперемешку с нотками отвращения; рьяное неприятие такой грузной макулатуры. Напоминало очерки какого-то учёного. И ладно, если бы это был сумасшедший, так нет же, до омерзения скучнейший субъект. И как таких только земля носила? Запылив книгу куда подальше, ибо пытать то и дело ускользавшее сознание сил больше не было, Аллен, удручённо вздохнув, устремила свой взгляд в расписной потолок. Резьба на нём в виде всевозможных витков рисовала таинственные, притягательные силуэты. То диковинных птиц, то свежезелёные деревья, то морские, буйные волны, то длинные, ухоженные локоны писаной красавицы. Странные образы, очертания. Даже голова начинала кружиться. В глазах постепенно темнело, а после и вовсе на девушку снизошла упрямая, всё ещё не сдавшая своих позиций дрёма. Аллен засыпала, укачиваемая, убаюкиваемая сладостным забвением, невесомой негой. Вопреки своему упрямству и всяческим мольбам. Этот сон был лёгким как пёрышко, мягкий и пушистый, точно ласковый котёнок, прекрасный, словно птичья песнь. Уолкер погрузилась в сон так крепко, что даже не услышала, как в комнату её вошла служанка и принялась хаотично наводить порядок, протирая пыль и пол, раскладывая разбросанные девушкой вещи по их законным местам. До последнего Аллен не будили, не трогали, не беспокоили, но, как время на часах стало приближаться к трём, юную леди пришлось встормошить. Чему она, конечно же, очень и очень не обрадовалась. Первым порывом было выплеснуть на ни в чём не повинную подчинённую весь свой гнев от такого непрошенного пробуждения, но, как только взгляд зацепился за циферблат часов, поубавить раззадорившийся пыл пришлось. Нехотя, но всё же. Да и несчастная прислужница не была виновата, всего лишь выполняла приказ «юного господина» – вот, на кого надо было злиться. Аллен была бы рада, если бы приболела. Если бы слегла с высокой температурой или суровой женской болячкой — месячными. Второе было в разы хуже. По крайней мере, в том плане, что и без того несносная воспитанница Кросса становилась до жути щепетильной и раздражительной особой. Тот же пожар, потоп, землетрясение, да даже беспощадное явление природы — цунами — просто меркли на фоне таких разительных перемен. В такие «дни» девушка предпочитала ни с кем не сталкиваться, а с Кроссом — тем более. Последнее, впрочем, уже в прошлом. Аллен не знала, будет ли ей так же везти в плане побегов от Канды. Говорить о своих «проблемах» напрямую казалось настолько грязным и постыдным делом, что девушка предпочла бы умереть, чем хоть слово из себя выдавить. Впрочем, сегодня юной леди такая «проблема» не грозила, посему и омрачать и без того подпорченный денёк она не собиралась. Себе дороже, да и надо где-то взять хоть маломальский заряд положительных эмоций. Аллен не стала сопротивляться излишней суете, что закрутилась вокруг её персоны. Предоставила полную свободу действий. Чтобы её одевали, словно маленькую, заплетали волосы в аккуратную, но не слишком замудрённую причёску. К чему тут было и пальцем шевелить, и рот открывать, дабы сказать что-то. Пускай трудятся служанки, как пчёлки, делая из неё если не красавицу, то сносную девицу, которую не стыдно вывести в свет. Впрочем, у прислуги и без хлопот с Аллен было полно своих неотложных дел, но супруга Канды всё же смела лицезреть себя преобразившуюся в большом настенном зеркале. Отражение в нём отличалось от привычного, того, коей Аллен слонялась по особняку. Не на много, но такого рода перемены несколько взбодрили поникшую Уолкер, и её губы тронула лёгкая, робкая улыбка. Хоть не чучело, и на том спасибо. В прошлый раз умудрились всё испортить. В этот же девушка осталась довольна увиденным результатом. Как только пробил час Х, Аллен, ещё раз окинув себя взглядом в зеркале, поспешила покинуть свои покои. На лице уже была та самая маска «счастья». Нельзя кому-либо показывать, выдавать себя тем, что этот брак с Кандой не то, чего она хотела. Хоть всё так и обстояло на деле. Улыбаться гостям не в тягость, включить природное очарование и нести такую милую и ласкающую, но бессмысленную околесицу. Глупости. Несколько натянутые, порой совсем не к месту смешки издавать. Холл, на удивление, всё ещё был пуст, но не прошло и пяти минут, как он наполнился первыми гостями. Смыслом приёма являлась попытка влиться в это элитное, высшее общество. Расположить его к себе, показать своё радушие, а заодно и особняком похвастаться, убранством и различными богатствами. Не успело ещё ничего начаться, как Аллен молила о том, чтобы грядущее действо поскорей подошло к концу. Ей, конечно, хотелось компании, но не такой. Эти люди ненастоящие, искусственные. Люди-подделки. «Линали, как же я скучаю по тебе». Девушка, о которой вспомнила Аллен, была её лучшей и единственной подругой. Они знали друг друга с детства. Общались, играли, вместе гуляли, но, когда Уолкер перекочевала под опеку к Кроссу, Линали вынуждена была уехать со своим братом Комуи. Общение девушек на этом не закончилось, но виделись они от силы три-четыре раза с той поры. В основном, переписывались, отсылали друг другу письма. Делились тем, что творилось в их жизнях. Аллен дорожила этим человеком и исправно информировала о том, как поживает, что крепится и по сей день терпит Кросса, лелея мечту когда-нибудь сбежать из-под его ига. Правда, последнее отосланное письмо содержало информацию касательно нарисовавшегося брака и заверенье, что она, как только всё станет более чем ясно, напишет Линали со своего нового адреса. Дабы не теряла, не думала, что её просто взяли и бросили, начали игнорировать. Эта девушка была слишком дорога сердцу Аллен, чтобы взять и отпустить её. Воспитанница Кросса трепетно дорожила ей, каждое пришедшее письмо хранила, как зеницу ока. Нечто ценное, потеря чего станет неожиданным и болезненным ударом. Ни с кем Аллен так не сближалась, как с ней, и если связь между ними померкнет и испарится, разорвётся, то юная супруга Канды останется один на один с этим миром, самой собой. Отсутствие того, кто мог бы выслушать, не стал бы осуждать за те или иные поступки и слова, сделает Аллен если не беспомощной, то ещё более замкнутой особой. Пока есть, к кому тянуться, кого желать вновь увидеть и коснуться, то есть смысл бороться с жизненными неурядицами, не уходить в себя, в свой внутренний мирок, и не замыкаться. Писать друг другу — это единственное, чем Аллен только и могла довольствоваться, но лучше это, чем ничего. Подобный контакт не даёт свихнуться окончательно. Вложить в каждое выведенное слово, в каждую строку все свои эмоции и переживания было, конечно же, нереально, но Уолкер старалась. А Линали отвечала ей тем же. Искренне сопереживала и просила не опускать рук, держаться. Держаться на плаву, несмотря ни на что. Она обещала в скором времени приехать. Без своего гиперопекающего братца. Просто в гости. Повидать Аллен, лично приободрить. Они ведь так давно знакомы и до сих пор держатся этой связи. Казалось, что ещё вчера играли в куклы, дочки-матери и прятки, а сегодня вполне взрослые леди, одна из которых состоит в браке. Аллен и представить не могла, как отреагирует её горячо любимая подруга на столь неожиданную новость. Посочувствует ей или, наоборот, приободрит, дескать, не всё так плохо, муж симпатичный, да и налево не ходит. Стерпится-слюбится, как говорится. Приятную ностальгию прервал нарисовавшийся на горизонте Канда, который явно высматривал в числе прибывших гостей какого-то конкретного человека, но, видимо, пока что безуспешно. Посему юноша и направлялся в сторону Аллен — дабы чем-то себя занять, а не стоять столбом и пялиться на окружающих. От ярких красок в глазах у него уже рябило. Преемник Фроя мог бы не усложнять себе жизнь, не устраивать подобного вечера и вообще провести день, либо заперевшись в своём кабинете, либо потратить весь и с лихвой на самосовершенствование — на тренировки. Мужчину, которого он так рьяно выжидал, Канда видел от силы раз в жизни. Имени он не запомнил, а вот лицо вполне способен был приметить. Один из компаньонов Фроя Тидолла, важная шишка, господин, игравший в делах отца Канды далеко не последнюю роль. Светиться он не любил, предпочитал уединение, быть загруженным работой и делами. Праздная жизнь его не прельщала, впрочем, как и все вытекающие. Приём этот лишь повод вытянуть его на белый свет, пересечься. Канде дорогого стоило провернуть подобное действо. Аллен вносила какую-то разрежённость, не баламутила мыслей и не провоцировала на конфликт. Юноша видел, что ей не по нраву это всё, хоть девушка и старалась напустить на себя крайне заинтересованный вид. Если бы сегодня были иные обстоятельства, возможно, он и дал бы ей спуск, отгул, выходной. Таскать супругу с собой из раза в раз дело муторное, даже хлопотное. Хотя одних слов никогда не было достаточно, и тыкать этой девицей чуть ли не в нос английской знати считалось единственно-правильным и существовавшим решением. Канду утомляло это, наверное, больше, чем саму Аллен, но признать подобное, значит, дать слабину. Потому они и будут мучить, мурыжить друг друга, мозолить глаза и трепать нервы. По-другому эта парочка не может поддерживать контакт, общаться. Пойти навстречу, уступить не вариант. Без борьбы им жизнь не мила и еда пресна. Да и, вообще, белый свет сущий кошмар. А нервы сосать — это так, разгрузка, разминка. Не уколешь, да и не влюбишь — всё равно, что ни в лоб, ни в губы не поцелуешь. Дело даже не в том, что девушка не давалась и в красках расписывала существовавший протест, а в том, что Канда не питал не то что чувств каких-то, а просто тяги не возникало. Больного любопытства и прописанного природой влечения. Может, с ним действительно что-то не так? Какая-то детская травма наложила свой отпечаток, быть может? Юноша плохо помнил своё детство. Можно сказать, что скудными урывками, клочками. Та жизнь, что была до того, как он попал под опеку Фроя: смутные, почти ничтожные всполохи в памяти. Кусочки как паззл, собрать который воедино никак не получалось. Крупицы, не менее важные детальки умудрялись ускользать прямо из-под носа. Канда старался не зацикливаться на этом, не думал. Что было, то прошло. Ворошить былое себе дороже. В настоящем и так с лихвой хватает своих проблем и заморочек. Аллен, покачиваясь из стороны в сторону, будто что-то бормотала себе под нос, ненавязчиво причмокивая губами. Одна из прядок в её причёске выбилась, кокетливо прошмыгнув перед глазами, и застыла перед носом юной леди, щекоча его. Девушка протянула руку, дабы избавиться от внезапно нарисовавшейся помехи, как пальцы Канды, ловко метнувшись к её разгорячённому от духоты в зале лицу, схватили локон, и с той же прытью, с которой возник перед глазами, он исчез, оказавшись убранным за девичье ушко. Аллен готова была поклясться, что ещё пуще раскраснелась, посему предпочла сделать вид, словно ничего такого и не произошло вовсе. Народу вокруг полно, все смотрят, таращатся. А это ещё более смущает. Акцентировать внимание на подобном порыве Канды не стоит — себе дороже. В одну минуту он, как истинный рыцарь, протягивает тебе руку помощи, а в другую — готов поставить подножку и в довесок поглумиться. Всё же помня, что она тут лишь для игры на публику, смогла только выдавить из себя еле слышное: «Спасибо». Губы чуть дрогнули, а лёгкая, почти призрачная улыбка ещё явственней проявилась, из ненавязчивой и несколько робкой, естественной стала натянуто-праздной, слащавой. Того гляди, что зубы заскрипят от этой приторности. Аллен и сама бы с радостью стёрла со своего лица это убогое и наигранное выражение, но её нынешнее положение обязывало корчить характерные для сего рода людей гримасы. Людей, что окружали её. Канда не так уж и долго околачивался подле неё. Завидев того, кого он, собственно, и выжидал, то поспешил скрыться, оставляя свою супругу один на один с этим шумным скоплением людей. Будучи хозяином сложившегося торжества и так трусливо убегать… Аллен почувствовала, что пора бы брать ситуацию в свои руки, а заодно и гостей в оборот. Адреналин бурлил в крови, но оставаться по-скромному в сторонке был не вариант. В конце концов, раз её супруг являлся хозяином вечера, то она — хозяйкой. Посему сеять ажиотаж, раскачивать медленно-ленную обстановку, что сложилась, казалось верным и правильным решением. Аллен доселе не кичилась ни состоянием Канды, ни своей голубой кровью, но сейчас стоило бы и похвастаться. Порисоваться, пёрышки расфуфырить точно павлин. Набравшись смелости и толики наглости, девушка прошествовала к центру залы беспечной и лёгкой походкой, с каждым сделанным шагом заставляя обращать на себя всё больше и больше взглядов. Уолкер внутренне ёжилась, хоть и делала вид, что столь пристальное внимание ей льстило, а не в корне и совсем наоборот. К тому моменту, как Аллен достигла намеченной ей точки окончания этой короткой прогулки, все присутствующие поголовно смотрели только на неё. Если не таращились. Обычная Аллен, прежняя Аллен, струсила бы, предпочла бы по-тихому скоротать вечерок где-то в уголке и на задворках сознания. Нынешняя же, что чуть ли не храбрилась, хвасталась своей независимостью и непокорностью, тем, как быстро ей пришлось повзрослеть ввиду свалившихся на её «светлую» голову невзгод, готова была свести всех с ума, заставить ловить каждое её слово и жест с восхищённо-приоткрытым ртом. Ей ведь по силам это. По силам взять в кои-то веки ситуацию в свои руки. Природное обаяние сделает своё дело, в конце концов. А мягкий, но звонкий голосок с упоительным и убаюкивающим тембром поможет ей в этом. — Дорогие дамы и господа, я, как хозяйка этого званого вечера, хотела бы сказать вам — веселитесь и ни в чём себе не отказывайте! Шум и гомон толпы, овации. Вечер обещал быть крайне плодотворным.* * *
Канда, под весомым предлогом по-тихому слинявший от разразившегося действа, заперся со своим долгожданным гостем. Подальше от излишней суматохи, туда-сюда сновавшего народу. Сам званый гость не возражал против подобного расклада. Да и зачем, собственно, какая-либо огласка? Лишние глаза, уши. Свидетели, одним словом. Только с панталыку сбивать будут и всячески отвлекать. — Вы же знаете, что этого недостаточно? — мужчина, которого Канда ждал, не собирался церемониться, посему его слова были столь прямолинейны, без тени сомнений и завуалированности. Жалеть, делать поблажки хозяину вечера он не собирался. Даже невзирая на то, что он был преемником его очень хорошего, замечательного компаньона Фроя. — Юноша, вы пока что не являетесь полноправным наследником господина Тидолла. Какие бы отношения не связывали меня и вашего дорогого опекуна, сделать вам поблажку я не могу. Вы просили встречи со мной, слали письма, наверняка надеясь, что я смогу как-то посодействовать. Оказать моральную и даже материальную поддержку. Но, к превеликому сожалению, пойти против прописанных законов я не могу, — незнакомец не казался тем, кто действительно готов был прийти на помощь Канде. Скорее, тот хотел лишь усугубить своими холодными, чуть ли не рубящими с плеча словами и без того бедственное положение вещей. Он не улыбался, но и не хмурился, предпочитая сохранять отстраненно-деловитое выражение. — Поймите меня правильно — это не означает, что я вас, юноша, брошу в столь тяжёлые и мрачные времена и только лишь останусь сторонним наблюдателем. Этому не бывать, — брови мужчины резко дернулись вверх, тем самым подтверждая серьёзность и искренность сказанных слов. — Те сферы, в которых я и ваш отец пересекались, на фоне которых и строим свои торгово-рыночные отношения, я возьму на себя, но ненадолго. Я даю вам время освоиться, влиться в ритм жизни, проникнуться и вникнуть в дела с головой, но этого всё равно не будет достаточно. То, что всё же вы женились, безусловный плюс. Да и невеста у вас красавица, чего уж греха таить. — Её зовут Аллен Уолкер, а её опекун Мариан Кросс, — осведомил своего гостя Канда достаточно конкретным фактом. Фактом, который вызвал весьма своеобразную реакцию. Мужчина чуть воздухом не поперхнулся и прокашлялся, закрыв рот платочком, который извлёк из кармана своего сюртука. Признаться, был ошарашен не на шутку, посему ранее стоявший и топтавшийся на одном месте господин благополучно плюхнулся в вовремя придвинутый к его персоне стул. — Уолкер? — словно пробуя на вкус само слово, саму фамилию, несколько вальяжно протянул собеседник. Ностальгия по былым временам захлестнула его, и из серьёзного, грузного мужчины, коим он зарекомендовал себя поначалу, превратился в обыкновенного, свойственного своему возрасту пожилого человека. — Давненько я не слыхивал этой фамилии. Бомонд поговаривал, что после смерти Маны Уолкера эта семья перестала существовать. Но, как показало время, это было не более чем заблуждением, — последние слова, слетевшие с губ, словно бы закупорили внезапно пробившуюся меланхолию, и перед глазами Канды снова предстал тот деловитый мужчина, которым он и запомнил его с самой первой их встречи. Тот, кто знает свое дело и закрывает на свои симпатии и антипатии глаза, предпочитая анализировать людей не по их достоинствам и недостаткам, а в целом. — Про его отпрыска ходило немало слухов. Что пропал, погиб, умер от чахотки, дифтерии или любой другой болезни, которую можно подхватить, стоит только оказаться выброшенным, словно старое барахло на свалку, в трущобы. Видит Бог, что жизнь порой может быть благосклонной к людям. Про Мариана Кросса я тоже слышал, лично пересекались несколько раз, но про его роль в воспитании одной из Уолкеров, если честно, узнаю впервые. — Насчёт дел отца можете не волноваться, поскольку с его исчезновения я только тем и занимаюсь, что вникаю в его работу, — Канда не мог не предпринять попытки заверить своего гостя в том, что всё более чем под контролем. Насущные заботы не пущены на самотек и старое-доброе авось. Он был честен, серьёзен и готов пойти на всё, лишь бы задуманное прогорело и компаньон отца не оставил его с носом. — Безусловно, это крайне преприятные известия. А что касается вашей супруги, то вполне возможно, что этот брак позволит вам, юноша, удержаться на плаву, — такое стремительное развитие событий собеседник расценил как хороший знак вкупе с весьма недурными перспективами впоследствии. Посему и позволил себе достаточно вольный жест — похлопал по плечу напряженного, натянутого словно тетиву, Канду, пытаясь приободрить, — Уолкеры — это любимчики самой Королевы. Наверное, вы не слыхивали, но в своё время этот род имел особую честь — кровосмешаться с одним из отпрысков самой английской королевы. Трон, конечно, родившееся дитя не заняло, да и при дворе прожило сравнительно недолго: как только ребёнку исполнилось двенадцать лет, его в окружении целой свиты увезли в одно из поместий. Подальше от цивилизации, в самую глушь. С тех самых пор и до времени, когда был жив Мана Уолкер, это место являлось фамильным имением. Имением рода Уолкеров, — заметив на себе непонятливый, сосредоточенный взгляд воспитанника Тидолла, мужчина поспешил прибавить, привнося ещё больше ясности: — После его смерти оно отошло обратно в личные владения королевскому двору, но ваша супруга вполне могла бы оспорить подобное деяние и вернуть себе и землю, и сам особняк. Правда, есть одно «но» — никто и понятия не имеет, кем была её мать. Как её звали, какое положение в обществе занимала. Всё, что достоверно известно — она умерла при родах. Прямо после того, как родила покойному господину Уолкеру наследницу. Канда мог бы пропустить мимо ушей всё то, что его гость рассказывал про «удивительную семью» Аллен, но, нет, он жадно ловил каждое слово. Вслушивался. Подмечал. Делал выводы. Строил планы того, что собирается предпринимать дальше. — Думаю, вам и вашей супруге стоит написать прошение в Королевский Двор о том, чтобы единственную оставшуюся наследницу рода Уолкеров официально признали, — слова прозвучали достаточно трезво. Действительно то, что нужно, что стоило бы сделать и как поступить во внезапно нарисовавшихся обстоятельствах. — Вручили титул со всеми вытекающими. Тогда, думаю, Канда, — то ли ненароком выскользнуло, то ли и вправду мужчина позволил себе такую своевольную «промашку» и обратился весьма прямолинейно и по имени, забив на этикет, — твоё плавающее, шаткое положение и жизнь как на пороховой бочке приобретут не только стабильность, но и относительное спокойствие. Тронуть мужа — особенно если он горячо любимый — ни одна шваль прохиндейская не посмеет, — последние слова собеседник пробормотал сквозь улыбку, которую вовсе не был намерен стискивать и прятать. В кои-то веки можно позволить себе такую малость и почувствовать себя на пару десятков лет моложе. Озорным мальчуганом, ещё совсем зеленым, не стиснутым ни рамками, ни обязательствами. — Так что, мой тебе совет — сделайте это поскорее. Канда и не думал отнекиваться. План дальнейших действий уже был намечен и до мелочей конкретизирован. Стоит только пальцем пошевелить, и всё пойдет как по маслу. Как по вытоптанной заранее стезе. — Хорошо, я вас понял, сэр. — И как только, так сразу мы сможем увидеться вновь, — подобные заверения были гарантом того, что встреча этих двоих далеко не последняя. Каким-то чудом, но японцу удалось своей готовностью сотрудничать заполучить в союзники такого бравого господина. Правда, на этом приятные — а может, не всё так плохо? — новости заканчивались. Мужчина, бросив взгляд на настенные часы, что неустанно тикали всю их беседу, в течение нескольких секунд что-то обмозговывал, а после рассеянно и чересчур поспешно выдал: — А сейчас я, пожалуй, пойду. И провожать меня, юноша, не надо. Канда и не стал. Ему всё ещё требовалось время, дабы переварить полученную информацию. Переварить и осмыслить. Правда, праздных гуляний, разворачивавшихся прямо за дверью, ведущей в его кабинет, никто не отменял. А ещё он оставил Аллен. Совсем одну в толпе буйных и своенравных гостей. Хоть бы опять в передрягу не вляпалась или, не дай Бог, не отчебушила кое-что похуже. Она ведь может. Эдакий универсальный магнит для приключений. Не человек, а компас. Всегда найдёт, куда по самые уши занырнуть и чертей своих погонять, повыгуливать. За этой мелочью нужен глаз да глаз. Да даже лупу, а то и вовсе подзорную трубу. Посему Канда, раздраконившийся из-за своих не самых оптимистичных прогнозов, решил разорвать своё уединение и десантироваться, так сказать, в гущу событий — прямиком за порог. Прочь из кабинета. Прочь от тишины и покоя, которых если не хотелось, но сама мысль о том, чтобы иметь их, была как бальзам на душу. Правда, неприятное и щекотливое чувство будто предрекало, что вполне возможно этот самый «бальзам» Канда рано или поздно принимать внутриглотно. Он даже и вообразить себе не мог, что происходило пусть и за небольшое, но всё же отсутствие.* * *
Будучи предоставленной самой себе, Аллен развлекала присутствующих гостей. Отвечала на различные поступавшие в её адрес вопросы, несла своеобразно-обыденные женские глупости, которые приходилось слышать чуть ли не из уст каждой представительницы прекрасного пола. Уолкер благоухала. Если не в прямом смысле подобно цветку, то в душе. Теплота разливалась по телу, опьяняя, укачивая на волнах будоражащего кровь удовлетворения. Всё же подобное внимание к её скромной персоне льстило Аллен, вселяло уверенность, коей частенько ей не хватало. Вопросы про Канду ставили в тупик, а отшучиваться девушка не умела. Где он пропадал в данный момент, каким на поверку оказался его и Аллен брак. Безуспешные и даже навязчивые попытки докопаться до истины, сути вещей. Про жизнь до того, как девушка вышла замуж, никто почему-то и не думал расспрашивать. То ли не питали особого любопытства, - ну, жила и жила, что такого особенного-то? — то ли это было чем-то если не мерзким, то чересчур интимным и даже деликатным знанием. Потому чрезмерное внимание к её персоне хоть и не сошло на нет, но заметно поубавилось, и девушку, можно сказать, оставили в покое. Гости оказались больше озабочены убранством залы, в коей им приходилось ютиться — картинами, мебелью, антиквариатом. Они разглядывали люстру, висевшую под самым потолком, что представляла собой чуть ли не чудо из чудес, — вся переливающаяся, из чистого хрусталя, достаточно хрупкая, многоярусная, напоминавшая собой перевёрнутый вверх тормашками амфитеатр из Древней Греции. Каждое звено этой конструкции не то что по виду, по факту оставляло впечатление о произведении искусства. Вкрапления из серебра и белого золота лишь добавляли шика и блеска. Потому в одно мгновение Аллен, купавшаяся во внимании, оказалась оттеснена куда-то на задворки. Туда, в тень, в которую ей приходилось кутаться, словно в пелену. Снова в себя, в душу, в свою уютную норку. Где никто не будет ни шептаться за спиной, злословя, ни вторгаться в рьяно оберегаемое личное пространство. Стоя поодаль от шума и гама, девушка совсем не ожидала, что найдётся тот, кто бесцеремонно вознамерится прервать её столь кратковременную передышку. Передышку, как воздух необходимую после нервотрёпной и выматывающей отдачи. Аллен не обратила бы на вторженца ни унции внимания, сделала вид, что не заметила и её это никаким боком не касается. Отстраняться от людей, хоть и вьются они вокруг тебя, точно надоедливые насекомые, ей было уже не впервой, но этот гость и не собирался довольствоваться малым — просто стоять рядом и украдкой бросать на юную леди взгляды. Он хотел внимания к себе, к своей персоне, причём очень недурственной, симпатичной и ухоженной, одетой с иголочки. От «пришельца» несло чем-то неуловимо приятным, манящим, сладковатым, но со своей горчинкой и перчинкой. То, как пах незнакомец и рядом, пусть и несколько навязчиво, топтался… Аллен не удержалась. Не было больше сил выносить повисшую между ними недосказанность, этот беспардонный и даже оскорбительный игнор. Она обернулась. Сделала это так, словно вспомнила о чём-то важном и внезапно спохватилась, поймала себя на мысли, что забыла о том, что всё же не одна. Не в своём мире грёз и фантазий, а в реальности, не обращать внимания на которую было попросту невозможно. Аллен вспыхнула и чуть ли не ахнула. Забыться и исчезнуть…а стоит ли? Этот мужчина был прекрасен. При полном параде, он будто бы сошёл со страниц книги, любовного романа — если уж совсем конкретизировать, восхвалять его. Ни одного изъяна не то что не приложить нельзя было, его просто-напросто не существовало. Идеален. Настолько, что в груди что-то гулко ухнуло и упало, а кровь невольно прилила к щекам. Красивый, словно чёрт, словно сам Сатана. Змей-искуситель с карими, отливающими золотом глазами. Хитрыми, манящими, безбрежными. Обещающими если не любовь до гроба, то короткую, пылкую, полную страсти интрижку где-то на стороне. Аллен молниеносно отвернулась. Нервно поправив выбившуюся из-за уха светлую прядь, отвела взор, словно стыдясь на минуту вспыхнувшего любопытства. Это ведь ничего не значило, и она на уме не прокручивала ничего эдакого. Просто красивый мсье, от взгляда на которого хотелось уносить ноги и как можно скорее. Он обволакивал, пленял всё её нежное и трепетное существо. Вызывал болезненную, вызывающую ломку истому по всему телу. Как наркотик, испив который, покоя больше ты знать не будешь. Аллен впервые в жизни испытывала столь смешанные чувства, которые даже анализировать была не в состоянии. Не понимала или, быть может, не хотела понимать того, как этот вихревый водоворот с каждой секундой всё сильнее и сильнее засасывал её. Глубже и глубже. На самое дно. Оттуда ни выплыть, ни выбраться не было сил. Аллен попала в невод чар этого странного незнакомца. Хотела ли она на самом деле выбраться или, возможно, втайне мечтала об этом плене, об этих цепких оковах? Возникшее противоречие не давало ей трезво размыслить, сделать какое-либо умозаключение. Девушка, будто стыдясь, лишь украдкой бросала мимолётные взгляды, а внутри всё скручивало, словно внутренности её пропускали через мясорубку. Уничижительное, отравляющее чувство если не беспомощности, то… зависимости? Кончики пальцев покалывало, как если бы их обладательница посмела коснуться завитков пламени и обожглась. Хаотическая чечётка автостопом путешествовала по телу, заставляя напрягаться и вспыхивать каждый нерв. Это была любовь. Такая глупая и даже уму непостижимая. С первого взгляда. А он ведь не сказал ни слова. Завитки тёмных, зачёсанных назад волос смотрелись несколько кокетливо, но от того не менее привлекательно и стильно. «Идеальная причёска для идеального мужчины». Аллен влепила бы себе смачную оплеуху за собственные бесстыдные мысли, если бы в сию минуту осталась наедине с самой собой. «Неужели это бывает так?». Крутившаяся на уме и на языке брань в собственный адрес моментально испарилась куда-то. Словно и не было этой тирады, которой девушка вознамерилась отрезвить своё помутившееся сознание. Пялиться так на незнакомца, ещё и в окружении такого количества людей, верх неприличия. Да и, ко всему этому «букету приятных, пикантных деталей», Аллен была замужем. За Кандой. За воспитанником Фроя. Но даже к нему в её душе не воспылало подобного рода сонма чувств, как к этому странному человеку. А ведь она видела его впервые. Правда, наслаждаться невербальным — зрительным — общением девушке довелось недолго. И глазом моргнуть Аллен не успела, как мужчина, можно сказать, испарился. Стоило только забыться и вновь потонуть в своих грезах. Стоило только набраться решимости бросить своему «соседу», уповая на правила приличия, банальное приветствие. Мужчина пропал с глаз, будто был всего лишь призраком, видением, навеянным фантазийными образами. Плодом воображения, который внезапно воплотился в жизнь. Реальность была такова: стоило Аллен повернуться, как на том самом месте, где стоял таинственный гость, оказался не кто иной, как её собственный муж. «У меня уже галлюцинации начались, и я его себе придумала? Или это знак свыше, провиденье?» Канда перед глазами казался реальнее некуда. А тот мужчина…был ли он вообще?