***
Канда, напротив, и малейшего понятия не имел о том, кто же в столь ранний час решил нанести ему визит. Не лично, правда, но сам факт того, что кто-то да проник на его территорию, не поставив при этом в известность самого хозяина, покоробил бы ледяное спокойствие оного. Только было ли это именно спокойствием? Кто сказал, что юноше не могло быть безразлично, и плевать он хотел и на незваных гостей, и на неожиданные сюрпризы? У реальности были, правда, свои планы на преемника Тидолла, потому она и соблаговолила нарушить его уединение, появившись на пороге кабинета, в коем коротал свое время Канда, в облике той самой горе-служанки, что имела прекрасную возможность лицезреть Аллен. О чем она, собственно, и собиралась доложить. - Молодой господин, наша госпожа п-пожаловала…домой. От такого заявления Канда, взявший в руки кружку с чаем, просто-напросто выронил её, не успев сделать и глотка. Не разбил, но содержимое расплескалось по столу, а пара капель самозабвенно обосновалась на пиджаке юноши. - Тч. И ведь со стороны и не скажешь, что конкретно выбило его из колеи: столь роковые слова или сам факт того, что его блудная женушка, наконец, соизволила пожаловать в родные пенаты. - И как давно она пришла? – забив на случившуюся осечку, Канда с присущей ему невозмутимостью обратился к своей подчиненной. Не то что бы его так сильно распирал интерес… Соврал бы, если бы сказал, что ничуть, что ему было фиолетово и он вообще предпочел бы эгоистично забить на все насущные дела, отдохнуть от этой идиотской рутины и пустозвонных речей, а не слушать про Аллен и где она, по сути, пропадала. - Минут пятнадцать назад я столкнулась с ней в холле, господин. Она… - тут девушка внезапно запнулась. Скорее всего, не могла правильно и деликатно сформулировать пришедшую на ум мысль, - выглядела крайне странно. - Крайне странно? – преемник Тидолла скептично выгнул бровь, а лицо его исказила гримаса не то недоверия, не то недоумения. – И где она сейчас? - Госпожа Аллен находится в своих покоях, но не думаю, что в данный момент она будет рада кого-либо видеть. - С какой такой стати? И, вообще, я не спрашивал твоего мнения, - внезапно окрысился на служанку Канда, чуть ли не браня. В голове будто бы что-то щелкнуло, а сознание заволокло бордовой дымкой. Нежелание примириться с тем, что некоторые особы смеют сначала пропадать невесть где, а потом внезапно появляться, да ещё и трусливо забиваться в норку, не желая показываться на глаза, стало и сподвижником того, что юноша, вскочив из-за стола, собирался покинуть свой кабинет, явно намереваясь вправить кое-кому парочку извилин. А заодно и добиться чистосердечного признания. Не то что бы это имело для него какое-то значение, но почему-то хотелось добиться от вредной девицы, что пусть и по расчету, но стала его женой, хоть какой-то ясности. Может быть, то странное и непонятное ему чувство, что эти пару дней нехило досаждало, перестало бы зудеть и оставило его,наконец,в покое. Напоследок Канда, точно придя в себя от одолевшего его порыва, бросил первое, что пришло ему на ум, чтобы не выглядеть в глазах своей прислуги уж совсем невменяемым: – Убери тут всё. Девушка, понурив голову, тяжко вздохнула, оглядывая предстоявший фронт работ. Господина уже и след простыл. - И чего он за ней бегает… Как влюбленный, ей-богу!***
/Два дня назад/ Тики оказался замечательным человеком. Наверное, доселе Аллен не ощущала себя так хорошо, так спокойно. Она была донельзя счастлива, чуть ли не светясь изнутри, словно диковинная драгоценность, грани которой переливались золотистыми, изумрудными и аквамариновыми цветами в лучах полуденного солнца. Казалось, что все насущные заботы и былые невзгоды отступили, рассеяв мрак в её стенавшей, утопавшей в боли душе. Стало значительно легче и проще. Даже проще, чем посчитать, сколько будет дважды два. Если бы не Тики, то Аллен, наверное, никогда не испытала бы такого облегчения. Облегчения, которое в одно мгновение из беззаботной и пестрой бабочки превратилось в прожорливую и ненасытную гусеницу. Прогулка с Микком для Уолкер пролетела так стремительно, что, когда настала пора прощаться, девушка была крайне не готова расставаться со своим кавалером. Мужчина и сам, заметив, с какой неохотой его отпускали, - нет, не подумайте, что Аллен железной хваткой вцепилась в своего провожатого, хотя, бесспорно, ей было бы под силу – изъявил желание и дальше продолжить столь увлекательное времяпрепровождение, но, ссылаясь на неотложные и, несомненно, важные дела, он попросту не мог позволить себе такую вольность. Потому, решив не оттягивать более, Тики спешно удалился от девушки, пока его силуэт, наконец, не пропал из поля зрения. Легче от этого, правда, не стало. В довесок ещё и реальность постучалась тяжелой кувалдой в затуманенный разум Аллен: она сегодня не на шутку загулялась. Так потерялась во времени, что, если бы у той бесчувственной скотины, которая формально являлась её мужем, проснулся вдруг к ней, дражащей, интерес, а то и вовсе тот вжился бы в роль заботливого и хлопотливого семьянина, то девушку бы ждали крупные неприятности и щедрая совокупность ненормативной лексики и старых-добрых розог. В любом случае, нечто подобное её все равно ожидало. Например, запрёт в комнате и без сладкого оставит. Всяко лучше, конечно, чем Канде хватило бы дуру приехать и искать её по городу, а потом раз – и застукать чуть ли не в обжимку с Тики. Тут, наверное, даже голодом морить да в клетке, словно зверюшку, держать, не хватит. Любое наказание, что Уолкер могла вообразить, витало где-то поодаль от истины. Дело было даже не в том, что Канда представлял собой злобного монстра – эдакий оплот самого Сатаны в человеческом обличии. Скорее, в воздании по заслугам нерадивой воспитаннице был заинтересован ни кто иной как Мариан Кросс. Преемник Тидолла мог положить…кхм, своё достоинство и вообще сделать вид, что ничего не видел и знать не знал, но только Кросс был не из числа сего рода похеристов. Если бы он, предположим, узнал о том, что Аллен где-то на стороне шляется и со всякими кобелинами водится, то тут даже бы гильотина показалась детской и безобидной игрушкой. Иногда Аллен склонялась к мысли, что к тому похищению в малолетстве он, возможно, приложил руку. Даже если не был молодцом-удальцом и затейником-исполнителем, то косвенную наводку всё-таки дал именно он. А кто ещё? Кому вообще было это нужно? Когда Микк ушел, Аллен ещё немного побродила в одиночестве, окончательно потеряв счет времени, а, спохватившись, пулей кинулась на площадь, где на невысокой башне располагались часы. Только вот до места назначения девушка так и не добралась… - Юная леди, Вы куда-то торопитесь? – на горизонте, как по мановению волшебной палочки, нарисовался до дрожи в коленках и клацанья зубов крайне странный и неприятный тип. Весь его вид словно бы говорил: «Удирай отсюда и поскорей, пока цел». Что, в принципе, Аллен и собиралась сделать и в целях здравоохранения, и просто потому, что этот человек ей, откровенно говоря, с самой первой секунды был противен. А, открыв свой грязный рот и отчебучив фразочку тоном типичного мерзавца из средненького чтива, он лишь подтвердил первое впечатление девушки. Само собой, что воспитанница Кросса хотела дать скорейшего драпака, да так, чтоб только пятки засверкали, но её план так и не был приведен в исполнение. Этот противный тип приволок за компанию ещё одного отморозка. Два мужика, да ещё и против хрупкой, миниатюрной девушки? При других обстоятельствах Аллен с удовольствием бы посмеялась над таким раскладом. А так, если смех, то обязательно истерический. Потому что так по-идиотски и глупо всё складывается. Серьёзно, у жизни столь своеобразное чувство юмора? Только Аллен не хотелось испытать последствия подобной шутки на своей шкуре. Бегала Уолкер неплохо, - по крайней мере, любой другой мадам, накрахмаленной видом, в пышной юбке, она бы точно дала фору – амбалы тоже были далеко не черепахами. «И где этих отморозков такому учат?» Невольно девушка предположила, что, возможно, это выходцы из какой-либо зомбирующей организации. Только вот на сектантов эти ребята что-то не тянули – интеллект налицо. А у тех и с чувством юмора не сложилось, и с мозгами. Так что мысль о том, что Аллен стала бы немаловажным звеном в жертвоприношении этих фанатиков, была успешно отметена и забыта. А вопрос остался: зачем же Уолкер всё-таки этим людям сдалась? Воображение рисовало разнообразные картинки, в которых Аллен терялась ещё пуще, чем в подворотнях, в коих она петляла для того, чтобы оторваться от преследователей. Ей несказанно везло, но удача всё-таки не могла благоволить вечно. Аллен зажали в тупике. Связали по рукам и ногам, не взирая ни на яростное сопротивление девушки, что она чуть ли не зубами вгрызалась в обидчиков и даже укусила одного за его загребущую конечность, ни на громкие крики, которые просто обязаны были привлечь как можно больше внимания со стороны прохожих, коим бы довелось стать очевидцами. Ничего не помогло. Да и людей, как назло, в округе не оказалось. Кто знает, но, может, они банально струсили и решили побыть тише воды и ниже травы и не вмешиваться? Только Аллен от такой «услужливости» была явно не в восторге: её поймали, повязали, затолкали в недалеко припаркованный экипаж и увезли в неизвестном направлении, нацепив при этом и без того натерпевшейся девушке на голову мешок. Как же зла была Уолкер на себя в этот злосчастный момент! Так хотелось съездить по яйцам одному из этих уродов и лишить того репродуктивной функции, а то и вовсе мужской силы и состоятельности. Если бы не скованные руки и ноги, то она с огромным удовольствием отчебучила бы и не такое действо. А незачем похищать девушек средь бела дня таким крайне беспардонным и варварским способом! Говорить тоже супруге Канды не представлялось возможным: эти нелюди заткнули ей рот кляпом, чтоб не вопила как белуга и не привлекала лишнего внимания. А заодно и для того, чтобы эти горе-похитители спасли свои барабанные перепонки прежде, чем они лопнут, и кровь польется из ушей. С помехой на голове сложно было ориентироваться на слух, а мозг и подавно отказывался воспринимать подобную действительность: он активно протестовал и против таких методов, и ситуации в целом. Аллен и навскидку бы не прикинула, сколько времени они вот так вот ехали, пока карета, наконец, не остановилась, и девушку под руки вынесли из неё. А куда и с какой целью – одному богу известно. У Уолкер неприятно засосало под ложечкой, тело пронзила мелкая дрожь. В голове только и билась мысль: «Как так получилось, что я влипла по самые уши?» Поездка показалась одновременно и сродни вечности, и будто бы одним мгновением пронеслась перед глазами. А девушка и не заметила. Только вот развязка всей это истории подходила к самому кульминационному моменту. Моменту, когда всё встанет на круги своя, а истина, наконец, раскроет карты, и ситуация прояснится. Аллен не знала, куда и в какое место её привели, а также целей своих похитителей. Одно она знала точно – добром это не кончится. Когда дурацкий мешок с её головы был снят, а в глаза ударил непривычно-яркий свет, то у девушки появилась отличная возможность оглядеться по сторонам и получить хоть какое-то представление о том, где ей, собственно, посчастливилось очутиться. Каково же было удивление Уолкер, которая несколько секунд таращилась в испещренный трещинами потолок…того самого захудалого домишки, в коем она в недалекие времена ютилась вместе с Кроссом. Что самое интересное: в комнате, где её оставили, - а это была гостиная – девушка оказалась совершенно одна. И как те негодники так молниеносно и бесшумно испарились? Да и, вообще, почему они притащили её сюда? «Неужели это происки…» Довести начатую мысль до конца Аллен не успела: тот, о ком она подумала, не преминул показаться пред её очами, кажется, совершенно не смущаясь ни столь своеобразных обстоятельств, ни ситуации, в общем-то, в целом. Его даже забавляло то, как Уолкер ошалело таращилась на него, не веря своим глазам и хаотично соображая, что за ересь несусветная с ней творится. Любая другая девушка на месте Аллен, наверное, не ожидала бы такого поворота событий, но Уолкер слишком хорошо знала своего опекуна. Знала, что от него можно ожидать любой подлости и подставы, но чтобы такой… - Ты… - всё, что смогла выдавить из себя Аллен, закипая от негодования. Направленного всё же не в сторону опекуна, а словно бы в укор самой себе. В этот момент она прокляла тот миг, когда ослабила свою бдительность и спустила всё на самотёк. - Я ведь тебя предупреждал. Помнишь, Аллен? – нарочито небрежно, так, словно бы мужчина разговаривал не с близким ему человеком, а с какой-то попрошайкой с улицы, что просила у него милостыню, изрек Кросс, всё так же ослепительно и гнусно улыбаясь. Как же хотелось съездить ему в челюсть и стереть с лица эту мерзкую лыбу! - Ты…да я тебя ненавижу! Аллен набросилась бы на Мариана с кулаками с превеликим удовольствием, вот только была одна маленькая неувязочка – те албаны, притащив Уолкер сюда, привязали её к стулу так, что ни руками, ни ногами она пошевелить попросту не могла. Потому ей оставалось лишь раздосадовано рычать да барахтаться в столь безвыходном положении, не в силах избавиться от своих пут. Кросса же подобные мучения только забавляли. Его дорогая воспитанница в кои-то веки проявила себя на редкость послушной и безропотной овечкой. Он ожидал, от неё, как минимум, лавину гнева, что, слетев с её губ, точно с гор, в виде проклятий и ругательств, погребет под собой его дражайшую персону и обласкает по самые уши, а также рьяное сопротивление и попытку разорвать эти треклятые веревки, что сковывали её конечности. Хотелось придушить своими собственными руками того гада, которого Аллен называла своим опекуном, но какая-то неведомая сила всё ещё удерживала её разум и остатки рассудка от падения в бездну, что сулило бы отказом от человечности, и оказывала сопротивление. Для начала стоило разобраться в том, по какой такой причине девушка оказалась здесь. Она ведь делала всё, что приказывал ей Кросс. Или почти всё? Где же Аллен нехило просчиталась, что Мариан так разозлился? Причина была до омерзения очевидна – Тики Микк, и то, что девушка возымела смелость встречаться с ним тайком. И от своего супруга, и от опекуна Кросса. Впрочем, даже знай последний о такого рода сюрпризе, то вряд ли бы отнесся к этому положительно. Убил бы, не меньше, даже не дав толком сойти с места Аллен и её новому знакомому. А теперь она здесь, пред ликом человека, коего большую часть жизни приравнивала к своему почти-отцу. К тому, кто не бросил её на произвол судьбы тогда, когда не стало Маны Уолкера. - Тварь…какая же ты тварь… - Аллен не хватало слов, чтобы выразить, насколько она была и зла, и разочарована одновременно. Всё так по-дурацки складывалось, что попросту не верилось в подобный абсурд. А, впрочем, на что она вообще надеялась? Что этот человек и вправду будет заботиться о ней? Что он заменит ей отца? Да он такой же, как и те люди, что пытались претендовать на неё, словно на бесхозную вещь. Все они одинаковые! - Ну-ну, полно, дитя, сыпать столь ядовитыми высказываниями, - с неприсущей ему серьёзностью, Мариан попытался хоть как-то разрядить пропитанную негативом обстановку, поубавить пыл своей воспитанницы, но в голосе всё ещё проскальзывали хитрые, точно отдавая откровенной насмешкой, нотки. Потому и слушать его Аллен до омерзения не хотелось. - Сложившимся обстоятельствам это мало поможет. Да и ситуацию нисколько не прояснит, - на последней реплике мужчина лишь театрально развел руками, словно бы в подтверждении собственных слов. - Да пошел ты, знаешь куда?! – чуть ли не выплюнула в ответ ему девушка, захлебываясь от захлестнувшего её гнева и нестерпимой, разъедавшей её изнутри желчи. Быть благодарной паинькой оказалось не для неё. Тогда к чему до сих пор ломать комедию? - Притащил сюда самым что ни на есть хамским образом, а теперь смеешь глумиться? - руки так и чесались дать горячо «любимому» опекуну щедрого тумака, а то и вовсе забить того треклятым стулом, к которому Уолкер была прикована, до смерти. - Сколько ты отвалил этим придуркам, чтобы они выловили меня в городе и доставили к тебе аккурат на блюдечке с голубой каемочкой? – сказанное ничуть не зацепило бахвальское эго Кросса, потому, вспомнив о его принципе по жизни, пленница решила бить именно в этом направлении: - Не слишком ли шикарное, бьющее по карману удовольствие? - Цель оправдывает затраченные средства, Аллен, - поймав брошенную в него шпильку, самодовольно выкрутился Мариан, а после, нащупав в одном из карманов пиджака портсигар, вытащил его, дабы закурить: - Или ты забыла, о чем мы с тобой ранее договаривались? О послушании, - колечки табачного дыма, которые опекун выпустил в сторону своей воспитанницы, неприятно защекотали её ноздри, из-за чего она закашлялась, в сердцах лелея мечту когда-нибудь да заставить этого гада заглотить свою непотребщину целиком.Табак девушка на дух не переносила. - А ты что за номер выкинула? - Я всего лишь хотела немного свободы! – кристально честно призналась Уолкер, ни капли не стыдясь, не боясь вдруг из ниоткуда взявшейся смелости. – Свободы, который ты мне никогда не давал. - Я дал тебе сполна, моя дорогая воспитанница, - сделав ещё одну затяжку, констатировал Кросс. - Ты с такой легкостью продал меня этому сосунку Фроя Тидолла, что попросту тошно становится, - Аллен соврала бы, если бы сказала, что каждое слово давалось ей с неоспоримой легкостью. Наоборот, она буквально выдавливала из себя всё, что могла. Всё, что бередило её душу и не давало спокойно жить. Всё, что скопилось внутри и собиралось испепелить, отравить то светлое и хорошее, что вообще в жизни имело место быть. - Даже не столько в подобном причина, сколько в том факте, что ему, мягко говоря, наплевать на то, где я и с кем, что у меня на уме, - с губ сорвался тяжкий вздох, а и без того лишенное эмоций лицо стало ещё более отстраненным, почти призрачным. - Для него я не то что не красивая вещь, для него я никто, - последнее слово Аллен произнесла чуть ли не шепотом, ощущая болезненную, ранящую не хуже кинжала горечь на устах, и фантомную боль, засевшую где-то меж ребер, что эхом отдавалась в сердце.- Равно как и для тебя – человека, который вечно жаждет чем-нибудь да поживиться, а на чувства других и чихать хотел, - сделав немногозначную паузу,Аллен, собравшись с мыслями и с духом, выдала как можно хладнокровнее то, что ей, в общем-то, и не давало покоя всё это время: - В своем отношении ко мне вы оба и похожи. И вас обоих я за это ненавижу, - это было сказано настолько резко и грубо, в каждом слове буквально сквозил яд, что будь Мариан Кросс более благочестивым и верил в Бога, то всыпал бы девушке за такое своеволие. - Твоя искренность похвальна, Аллен, но посмею огорчить тебя в очередной раз: толку от неё мало. Как и от этого бесполезного трепа. - И что же ты уготовил для меня? Наказание? В чулане, небось, запрешь, а то и розгами располосуешь? - В принципе, прелесть моя, в чем-то ты угадала, но раскрывать своих карт наперед я не привык, - загадочно протянул мужчина, как-то дерзко, даже гаденько улыбаясь. - Ой, заткнись, слушать тебя тошно! - Да я, в общем-то, уже и ухожу, - сигару, что он ещё совсем недавно курил, Мариан принялся тушить в располагавшейся на одной из тумбочек пепельнице. - Оставляю тебя на попечение тех двух, как ты выразилась, придурков, которые так полюбились тебе за столь непродолжительное знакомство. Они-то непременно научат твое упрямое величество хорошим манерам и послушанию. Так что расслабься и получай удовольствие, - наблюдая за дотлевавшим табаком, мужчина, кажется, выдал то, о чем посмел так по-ханжески, по-глупому забыть. А ведь это было одной из главных вещей, из-за которых и он, и Аллен оказались именно здесь и именно сейчас: - С Тики Микком же тебе было до одури хорошо… - Что за… - дверь за Кроссом с оглушительным хлопком закрылась так же внезапно, как и открылась тогда, когда опекун решил появиться во всей красе, и Аллен осталась наедине с самой собой, толком и не успев, как следует, возмутиться. А ещё – и удивиться. Под ложечкой неприятно, гадко засосало от предчувствия, что за экзекуцию для неё уготовил её горячо «любимый» опекун. А эти последние его слова… «Впрочем, чему тут изумляться? Я сама прекрасно понимала, что добром эта связь не кончится, но всё равно вляпалась по самое не балуй. Только вот знать бы, кто на меня настучал и донес… Может, Фроев отпрыск? С него станется, конечно, но на человека, что исподтишка выкинул бы такую пакость и пожаловался Кроссу, он что-то не сильно похож. Слишком прямолинеен, упрям, да и фарс разводить, притворяться тем, кем не является, а то и вовсе в ножки кланяться, унижаться, как-то не в его духе. Но кто же тогда? Кому вообще в голову пришло меня так просто и без задней мысли сдать?» Спроси Уолкер о терзавших её вопросах Мариана, то тот точно бы не дал девушке исчерпывающего ответа. В конце концов, он не идиот, чтобы сдавать своего подельника. Или, быть может, мужчина и сам не подозревал, кто же конкретно дал ему наводку на его же собственную воспитанницу? Списывать со счетов тех «бравых молодцев», что притащили Аллен в родные пенаты, она тоже не собиралась. А, может, это они и шпионили за ней всё время, а потом, когда дело запахло жареным, повязали её? Тогда зачем было тянуть? Слишком мало оснований существовало для столь радикальных мер? Или в этом и заключался план по выведению Уолкер на чистую воду? Что-то вроде банальной проверки на то, насколько она подвержена соблазнам, да и способна ли вообще им сопротивляться? В любом случае, было ли подобное затеяно опекуном или просто всё так «удачно» сложилось, Аллен, скорее всего, никогда не узнает. А если правда и раскроется, то станет ли ей от неё легче, или же желанная истина и без того подкосит её, добьет окончательно? Ответ на этот вопрос как своеобразная лотерея. Разница лишь в том, останешься ли ты в выигрыше или же прогоришь в пух и прах. Возмездие, уготованное для Уолкер, семимильными шагами подбиралось к ней, заставляя саму девушку то покрываться мурашками, то нервно закусывать и жевать губу. Уж будь и ноги не привязаны к стулу, то и чечетку принялась бы отбивать. Только вот на уме у юной леди крутился совсем не внушавший оптимизма марш – похоронный. Даже захотелось глупо и несколько безумно, будто полоумная, рассмеяться вслух. Точно в безуспешной попытке разбавить с каждой секундой нараставшую в душе панику. Что бы ей ни приготовил Кросс, малой кровью отделаться никак не получится. «Добрые молодцы» почтили Аллен своим присутствием, наверное, где-то полчаса спустя: когда девушка, морально выдохнувшись, решила ненадолго прикрыть глаза и подремать. Правда, покой ей, конечно, только и мог сниться, но ни в коей мере не сулить. Уолкер настолько устала от своего неудобного и сковывавшего её положения, что готова была вытерпеть любую пытку, если бы только развязали да дали размять затекшие конечности. «Лучше бы к кровати привязали, ей-богу. Всячески комфортней и приятней было бы». Похитители-пособники, в принципе, особо церемониться с девушкой и не собирались. Равно как и угождать её капризам и прихотям, которые она прокручивала в своей голове. Потому вместе с тем злополучным стулом, с которым Аллен чуть ли не сроднилась, оба мужчины уволокли свою пленницу прочь из залы, при этом снова лишив ту возможности видеть, куда её, собственно, и потащили. Какого-либо судьбоносного значения и смысла это знание для неё, в принципе, и не несло. Наказание неизбежно. Так зачем же лишний раз накручивать себя, если ничего уже не исправить? Остается лишь пожинать плоды своих деяний. Деяний, именуемыми ничем иным как соблазнами. Стоил ли этот Тики Микк и их с Аллен встречи украдкой таких вот жертв и последствий? Да грош цена этому ублюдку! А Уолкер словно и не хотела этого замечать. Придумала красивую сказку песчаному замку, а чуть разбушевались волны, как тут же и размыли его, не оставив впоследствии ровным счетом ничего. Ни руин, ни призрачного намека на то, что ранее здесь вообще что-либо имело место быть. Только голая полоса берега, и печаль, застывшая в глазах автора некогда существовавшего творения. Чем была так прекрасна, цепляла за душу фантазия, рожденная больным воображением? Не самой ли мыслью, что ты сам додумал, придумал некую историю и развитие событий, а когда ситуация пошла по наклонной, не так, как тебе виделось и представлялось, то сразу же в душе поселилось гнусное и уничижительное чувство. Разочарование. Аллен пала жертвой своих грез, разбившихся, словно о скалы, о реальность. А теперь…теперь следовала расплата за наивность, высокомерие и непомерную глупость. Юные леди ведь нередко влипают в любовные передряги, поначалу и правда чуя неладное и то, что рано или поздно всё плохо кончится, а потом, в итоге, сдаются, падают под натиском обуревавших их страстей. Так почему же Аллен Уолкер должна стать исключением из правил? Почему и ей не примкнуть бы к этим горе-девицам? Как только похитители и их драгоценная «ноша» достигли пункта назначения, Аллен была чуть ли не бесцеремонно отброшена вместе с тем злополучным стулом, ощущая всем своим телом невыносимую, жестокую боль. Приземление на твердый и холодный пол оказалось не из приятных. Впрочем, а чего приятного в том, что тебя, словно бесполезное барахло, швыряют и так по-хамски, нагло настолько, что пофигизм попросту зашкаливает? Путы не стали слабее, наоборот, ещё пуще впились в кожу, тем самым сводя с ума Уолкер, лишая её последних ниточек самообладания. С тех самых пор, как умер Мана, девушка не проронила ни слезинки. А сейчас…сейчас они градом грозились политься прямо из её глаз. Всхлип, застрявший комом в горле, вот-вот готов был сорваться с губ. «Я ведь не…не заслужила этого, верно?» Ответом начинавшей терять рассудок Аллен стал резкий, обрушившийся ей на голову тупой удар. А дальше мир, и без того непроглядный под плотной повязкой, погрузился в беспросветную, засасывавшую, словно в черную дыру, липкую тьму. Очнулась Уолкер уже высвобожденной: она лежала на какой-то кушетке. Будто бы и не было ничего вовсе. Будто бы её никто не похищал, а все те издевательства, выпавшие на её долю, ей попросту привиделись. За исключением одного «но»: голова, о которую было что-то очень щедро приложено, нещадно гудела, затмевая витавшие на уме мысли. А что вообще произошло? И почему в том месте, в которое был нанесен удар, ощущалось нечто холодное…и мокрое? Попытка принять сидячее положение ничего не дала: от ноющей боли и в конечностях, и в голове Аллен буквально пришпилило обратно. Хотелось откровенно завыть от собственного бессилия. Да и повязка, которую она явно ощущала ввиду того, как же стянуты были её волосы, всё никак покоя не давала. «А почему я вижу лишь одним глазом?» - неожиданное наблюдение всколыхнуло всё существо Аллен, из-за чего она, ерзая и кряхтя, пыталась пересилить свое немощное тело и, наконец, сесть, свесить ноги, понять, где же, собственно, ей посчастливилось проснуться. Руками девушка предприняла попытку ощупать увенчавшее её голову «сооружение», но сделать это вслепую,без возможности посмотреться на себя в зеркало, ей оказалось не под силу. «Что же это такое на глазу, и почему оно жжётся?» Уолкер была готова в сей же миг сорвать с себя эту странную тряпку, лишь бы избавиться от зудевшего, скоблившего под кожей чувства. Неприятное открытие добавило масла в полыхавший и без того костер: оказалось, что создавшаяся помеха чуть ли не намертво приклеилась и просто так оставлять в покое несчастный левый глаз девушки не собиралась. Иными словами: либо рви, превозмогая адскую боль, либо забудь об этой затее вовсе. Думаете, страх перед сего рода дискомфортом её хоть как-то остановил? Стиснув зубы, Аллен решительно вцепилась в край нерадивого лоскутка, намереваясь всеми правдами и неправдами оторвать его, забивая на ужасающие последствия, на то, что такими темпами не ровен час и без самого глаза остаться. На губах ощущался солоновато-металлический привкус крови, который, казалось, ополоумевшая юная особа попросту не замечала, если не специально игнорировала. У неё была четкая цель – устранить помеху. А последствия её, похоже, мало интересовали. Знала бы она, насколько плачевно обернётся её поразительная, непоколебимая решимость. С остальной конструкцией на голове, что её опоясывала, тоже пришлось проститься, и ненужные лохмотья отправились восвояси. Желанное освобождение не принесло облегчения, равно как и четкой уверенности в правильности совершенного поступка. Зато огромная охота поскорей со всем расквитаться, всё разнюхать и узнать, зашкаливала до невозможности. Именно потому Аллен и нашла в себе силы, свесив ноги со своего лежака до пола, встать и сделать несколько небольших и робких шага. Перед глазами всё как-то плыло, а кожа над глазом, с которого недавно была сорвана повязка, горела настолько сильно и ослепляюще, что будто жарилась на углях. Только запаха паленой плоти не хватало, безусловно. Неловко, еле поспевавшей поступью девушке удалось доковылять до, как оказалось, комода, в который было ввинчено средних размеров зеркало. Покрытое сантиметровым слоем пыли, оно, разве что, только и могло находиться в чулане или же заброшенном помещении, но настил, на коем ещё совсем недавно покоилось тело Аллен, на удивление отличился в плане чистоты. Её тут определенно ждали и готовились к этой встрече. Получалось, что девушка оказалась в этом пространстве не по чистой случайности, а по четкому расчету. Видимость тут была слабая, но её с лихвой хватало, дабы хоть как-то, но сориентироваться и не набить себе ни синяков, ни шишек. Свет проникал через несколько трещин в стене, что и служило, в принципе, единственным источником освещения. «Сколько же я здесь провела времени? Несколько часов или, быть может, дней?» Рука, машинально потянувшаяся к зеркалу, неловко мазнула по поверхности, и серая пелена, окутывавшая его, тотчас же дала трещину. В нарисовавшемся просвете, в котором так же ясно, как и в божий день, отчетливо можно было разглядеть чье-либо отражение, Аллен увидела своё… Громкий крик эхом оттолкнулся от стен в этом безлюдном, заброшенном месте. Крик, больше похожий на вопль раненого животного, а не человеческий. «Что это…что с моим лицом?». Одним взмахом ладони девушка расчистила всё зеркало, дабы убедиться, что это не оптический обман зрения, не галлюцинация и не брак отражающей поверхности. Что она и правда…и правда так выглядела. В качестве ещё большей убедительности Аллен принялась ощупывать своё лицо, попутно глазея в зеркало вороватыми, напуганными глазами. Её нижняя губа нервно задрожала, а рука, коей девушка опиралась о комод, дабы сохранять равновесие на шатавшихся, всё ещё ослабленных ногах, настолько сильно вцепилась в край деревянной конструкции, что костяшки пальцев побелели. И без того крайне неприглядное и помятое лицо стало ещё бледнее. Только вся соль была даже не в этом. - Это ведь всё твоих рук дело, Кросс, верно? Из зеркала на Аллен Уолкер смотрела перепуганным, но разъяренным, полным ненависти и ярости взглядом девушка, лицо которой пресекал достаточно крупный порез, пролегавший аккурат через веко её левого глаза. Начинался же он выше брови, над которой красовался контур в виде пятиконечной звезды, что оказалась залита кровью из-за маниакального желания девушки поскорее стянуть с себя повязку. Под глазом самим, чуть ниже впадинки, была проведена будто бы случайная, по ошибке сделанная черта, напоминавшая волну. Всё это художественное «великолепие» оканчивалось ещё одной чертой, но она находилась парой сантиметров ниже, а после резко, в качестве завершавшего штриха, уходила прямиком вниз и правее, прочерчивая всю скулу своим безобразием. Если кто и мог наказать Аллен подобным образом, то это, безусловно, её опекун. Слишком изощренная расплата за содеянный грех. Нет, даже не так. Слишком искусная. - Неужели так понравился шрам на моей левой руке, что решил не мелочиться и пополнить мою скромную коллекцию ещё одним? И как вышло-то! С ума сойти! Словно произведение искусства! – как безумная распиналась девушка, таращась на своё отражение, и, точно не веря глазам, обращалась к самой же себе. В глубине души она понимала, что это конец. Только не её жизни. Для аристократки уродство и шрамы хуже даже отсутствия материального капитала и приданного. Если дефект своей руки Уолкер с легкостью скрывала многие годы, то с лицом такое попросту не проканает. Порез слишком заметен. Слишком бросается в глаза. Такое не спрячешь, не замаскируешь ни гримом, ни отросшими прядями волос. Это словно клеймо. Как проклятая метка, которую ей теперь никогда не смыть. Это позор. Это крест на её благополучии и беззаботной жизни. На её свободе и желании жить так, как заблагорассудится. Это конец. Такую уродину никто никогда не полюбит. Да даже не взглянет на неё, в сердцах обласкав не самыми приятными комплиментами. Воображение тут же нарисовало Тики Микка, который, увидев её такой отвратительной, моментально даст деру, а в лицо бросит нечто, что, дескать, знать не знает, кто она такая и почему подобная потаскуха увязалась за ним. Зажимая рот ладонью, Уолкер сдерживала рвавшиеся наружу рыдания, а слезы, что текли по щекам, очерчивали розоватые дорожки, окрашенные кровью незапёкшихся рубцов. Она оплакивала свою красоту и привлекательность. Всё то, чем дорожила, что было её единственной возможностью на счастье, обратилось в руины, не оставив после себя и следа. Хоть это и далеко не важное в жизни, но для того времени, для того элитарного общества, к которому Уолкер «повезло» примкнуть, внешность играла одну из ведущих ролей. Любой изъян опозоривал, принижал человека. То же самое ждало и Аллен – быть посмешищем и козлом отпущения. Вследствие разительных перемен возникал, пожалуй, один-единственный и насущно-важный вопрос: а что дальше будет? Неужели такой подпорченный «товар» вернется к своему владельцу? Или Кросс передумал касательно сделки и аннулирует контракт с преемником Тидолла? - Должна сказать, что опекун из Вас так себе. Лучше, в общем-то, и не выразишься.***
/Наше время/ Канда, без стука влетевший в комнату Аллен, не удосужился даже поздороваться, но девушка и без того не заострила на своем госте ни унции внимания. В ножки ему кланяться, что ли? - Ты где пропадала всё это время? Если учесть, что Уолкер не горела желанием светить своим ликом, то она успешно умудрялась игнорировать собственного мужа. Истину скрывать, правда, долгое время всё равно не получится. «Увидит моё уродливое лицо и наверняка сбежит, и не будет этой пофигистичной рожи в пределах досягаемости». Только Аллен и не подозревала, насколько тот был предан заключенной им с Кроссом сделке. Потому совершенно и не задумалась о последствиях того, когда всё-таки решила столкнуться со своим супругом лицом к лицу и повернулась к нему. - Вот, значит, как… - промолвил он, наконец, заглянув своей блудной супруге в её бесстыжие глаза. Или точней – в один. Был ли он настолько шокирован или попросту воспринял всё как дань случившемуся? А Аллен уже возгрузила на себя кандалы и ношу подневольной пленницы. Надолго ли её хватит? - Если твой словарный запас настолько ограничен, то мне тебя жаль… Впору было бы Кроссу рассмеяться, но его поблизости не наблюдалось. Ведь даже в таком невыгодном положении его воспитанница умудрялась всё также бойко и дерзко острить. Совсем с головой не дружит или инстинкт самосохранения помахал на прощание ручкой? Кое-кому, правда, было совсем не до колкостей и шуток. Впервые в жизни Канде стало сравнительно не по себе от увиденного. Было ли дело в банальной жалости, которую он попросту никогда не испытывал, или, кто знает, причина крылась…в чем-то большем?