***
Завтрак новоявленной женушке принесли слуги прямо в постель. Да уж, заспалась Аллен, расслабилась невольно. За окном день близился к обеду. Одеться девушке самой толком не дали, натянув на неё какое-то странное платье. Не из её гардероба, это уж точно. Сделали прическу, причем такую, что Аллен успела только охнуть, мельком увидев получившийся результат в зеркале. А после, буквально под руки, её вывели из комнаты чуть ли не волоком. Аллен не поспевала за чересчур кипишными девушками, то и дело босыми — обуть её-таки и не обули — ногами наступая на подол платья, которое, нужно отметить, оказалось длиннее, чем следовало бы. Когда прислуга, сбавив внезапно темп, затормозила у входа в гостиную, Аллен, еле удерживавшая равновесие, не смогла совладать с собственной неловкостью и буквально-таки ввалилась в комнату,...распластавшись у носков туфель своего мужа. Позор. Она точно знала, что выглядит жалко. Не только в глазах Канды, но и этих дурацких служанок. И это платье…Он специально его выбрал, чтобы поставить в такое неудобное положение. Унизительное положение. — Кажется, я не угадал с размером, — послышалось откуда-то сверху, и Аллен, не сдержавшись, приподняла голову, дабы взглянуть на юношу. На его лице не было ни намека на сарказм и какие-то иные эмоции, выдававшие бы то, что он получал удовольствие от того, в каком положении она оказалась. На протянутую Кандой руку девушка взглянула с опаской, но не стала отказываться от предложенной помощи. Встать сама вряд ли смогла бы, особенно на таком скользком полу. — Ну, и что вы с ней сделали? — несмотря на то, что взгляд юноши был устремлен на Аллен, обращался он явно к прислуге. — Я просил привести её в порядок, а не ещё пуще изуродовать. Изу-что? — Г-господин Канда, мы... — только и смогли пробормотать служанки в своё оправдание. — Тч. Ещё и босую привели, — продолжал безбожно отчитывать девушек Канда. — Могли бы вообще не одевать, прямо в пижаме привести, и то краше бы смотрелась. Переделать и немедленно. — А ты, часом, не оборзел? — прорезался-таки голос у Аллен. — Ничего, что я тут и у меня самой есть пара рук? — Чтобы исправить то, как ты выглядишь, одной пары рук недостаточно, — парировал японец. — Ах, ты! — возмущению девушки не было предела. Чтобы такой, как он, и оскорблял её? Этого хама нужно проучить и немедленно. Поставить на место, вправить мозги. — Сам как чучело обрядил, а теперь носом воротишь? — Аллен, бросив взгляд на служанок, которых начала бить мелкая дрожь от её воинственного взгляда, угрожающе процедила сквозь зубы, обращаясь не только к ним, но и к своему супругу: — Не сметь даже приближаться ко мне! Либо так останусь, либо сама переделаю. — На приём в таком виде собралась? — откровенно усмехаясь над девушкой, только и выдал Канда. — Обсмеют. — Мне-то что. Пусть видят, какая я распрекрасная, да гадают, какая муха тебя укусила, раз на мне женился, — не осталась в долгу Аллен, бросив встречную колкость. — Тч, — только и выдал японец, не найдя аргументов против. Ну, да, конечно, поведет он её в таком виде, как же. Потому и выбора у него особо не было, кроме как предоставить девушке самой разбираться с этой проблемой. — Делай, что хочешь, но чтобы ровно через полчаса была готова. — Сначала превратил меня в страхолюдину, а теперь и смехотворное время выделяешь? — отвоеванной позицией воспитанница Кросса не была удовлетворена. А, может, просто хотела немного поиздеваться над благоверным? — Ты хоть представляешь, сколько уйдет на то, чтобы «это» исправить? — Не испытывай моё терпение, Мояши. — М-мояши? Это кличка какая-то, словно у скотины? Да как ты смеешь! Я Аллен Уолкер, запомни это! — Даю тебе 40 минут и ни минутой больше, — и после этих слов, которые стали жирной точкой для очередного препирательски-идиотского диалога, он ушел. Эта девица у него уже в печенках сидела. Скандалистка хренова. Чтоб пусто ей было. Юноша уже как-то даже начал жалеть о том, что согласился на этот брак. Мелочная зараза. Мояши. Треклятая стручково-гороховая особь. Всегда найдет, к чему придраться, прикопаться. Даже ссору на пустом месте устроит. Хотя служанки тоже хороши, сделали из Аллен не пойми что. Это платье не то что длинное, ещё и в объёме большевато. Как девушка не вывалилась из него, юноше только оставалось догадываться. А на приём явиться надо — тут без вариантов. Всё же стоило отдать Аллен должное: она определенно знала, как выгодно себя преподнести, как подчеркнуть те или иные достоинства как своей фигуры, так и внешности. За добрые полчаса девушка исправила ту катастрофу, что с ней сотворили. Возможно, что то платье, в которое девушка переоделась, несколько проигрывало в роскошности, но это было именно той вещью, которая ей шла. Которая не добавляла лишнего, не делала Аллен ни слишком вычурной и ни слишком простушкой. Нежно-голубое, без всяких кружев, страз, лишнего лоска, струящееся от хрупкой талии плавными волнами. Как таковых коротких рукавов не было: они были разрезанными, лёгкими, из полупрозрачной ткани в тон платью. Ключицы были открыты, не более, хотя и бюст юной леди поддерживался корсетом, за счёт поверхностных нашивок той же ткани, из которой были рукава, округлости супруги Канды не были выставлены на всеобщее обозрение. Дополняли сложившийся образ туфли серо-белые на невысоком каблуке и распущенные волосы, лёгкими локонами ниспадавшие до самых лопаток. Канда отметил про себя, что выглядела девушка действительно неплохо, правда, пару деталей он всё же бы добавил — украшения. На Аллен не было ни сережек, ни колье или же кулона, даже какого бы то ни было браслета. И это и есть настоящая аристократка? — Чего ты так смотришь на меня? — от Аллен не укрылось, что Канда достаточно пристально на неё смотрел. — Ничего, — отведя взгляд, только и ответил японец. — Нам уже пора. Когда пара уже очутилась в карете, юноша вдруг неожиданно произнес вслух: — Почему ты не надела ни одного украшения? — Тебя это так интересует? — несмотря на отсутствие во взгляде Канды какого-либо интереса, девушка всё равно ответила. В привычной ей манере намекать, но в то же время увиливать: - Хм, может быть потому, что у меня их просто-напросто нет. — Бред, — с пренебрежением бросил в ответ на её слова юноша. — Если ты думал, что опекун отдал бы меня, осыпанную и златом, и серебром, то глубоко заблуждаешься. Я не бедная, но и далеко не богатая, как ты мог себе вообразить. — Ты же аристократка, — тоном, будто бы это могло многое объяснить, пролить на те или иные странности и аспекты свет, внести какую-то ясность, только и изрек японец. — И что? Это повод обвешаться различными блестючками и тыкать их в лицо чуть ли не каждому? Я не такая, к каким ты, видимо, привык, и не позволю превратить себя в их подобие. Канда в душе даже выдохнул. Потому что те ряженные фифы со своими закидонами бесили его больше, но Аллен, правда, знать об этом необязательно. По приезде юноша, как и полагается джентльмену, подал девушке руку, дабы помочь ей покинуть карету. На руках Аллен были надеты митенки, а на одном из пальцев поблескивало достаточно сдержанное серебряное обручальное кольцо. Впрочем, такое кольцо красовалось и на безымянном пальце юноши. Нужно было заявить о себе, обратить внимание. Что и произошло. Канда всегда привлекал внимание, так что чему было удивляться, когда он, держа за руку свою юную жену, вошел в залу, и не один десяток взглядов оказался прикован к нему и его спутнице. Юноша ощутил, как Аллен заволновалась, хоть внешне и виду не подавала и сильней сжала руку мужа. Столько людей и смотрят только на неё… После смерти отца она будто стала невидимкой для этого мира. Мира, где когда-то ей было первостепенное место. Да и Кросс старался девушку никуда не брать — наверное, это даже к лучшему. Этот мир не для неё, а эти люди тем более. Но сейчас ей вновь придётся вливаться в него, улыбаться каждому, даже самому отвратительному человеку. Канда был слишком спокойным для того, кто, казалось, порой заводился с пол-оборота. Тут столько народа, столько глаз, людей. Невозмутимость и откровенный пофигизм к повышенному любопытству по отношению к дражайшей персоне японца придало Аллен сил, и она, взяв себя в руки, неторопливой поступью двинулась к центру залы. Канда, выпустив руку девушки, поздоровался с каким-то пожилых лет мужчиной. Скупо, но по-деловому и сдержанно. Аллен не понимала того, о чём они говорили, что обсуждали, но когда вдруг Канда взял и представил её как свою супругу, то всё, что она смогла выдавить из себя, так это несколько скованную и даже глуповатую улыбку. — Какая у вас симпатичная супруга, Юу Тидолл! — Я Канда, просто Канда, — выдавил из себя юноша, силясь сдержать рвущееся наружу негодование. Он не любил это имя и не то что слышать не хотел, даже думать о нём. Канда и реагировал на его упоминание крайне вспыльчиво, чуть ли не благим матом кроя подобных «героев». А тут пришлось язык прикусить, себя практически пересилить. Что от Аллен, по сути, не укрылось. От и до. Реакция Канды, то, как он поспешно поправил этого мужчину. Ему определенно не то что не понравилось, его это взбесило. Юноша был напряжен, хотя внешне по нему и не скажешь. А его взгляд — в нём читалась скрытая агрессия, но ледяное спокойствие. На мгновение Аллен даже зауважала своего супруга: она бы не смогла сдержаться ввиду своего порой вспыльчивого характера. Да и ей простительно — она ж особа голубых кровей. Всё спишут на подростковую глупость, шалость гормонов. Или же на детскую травму, полученную после смерти Маны. «Может, Канда и производит впечатление эдакого похабного наследничка, почивающего на лаврах своего отца, но на деле этого не скажешь. Иначе б он так стоически не вынес это почти-оскорбление. Ведь так или мне всё это просто кажется?» Замял возникшую неловкость между Кандой и этим мужчиной из ниоткуда взявшийся…Лави. Японец даже не удивился, ибо этот прохиндей довольно часто светился на подобного рода мероприятиях. Аллен лишь оставалось пассивно таращиться по сторонам и на этого «рыжика». Ученик Книгочея, заметив спутницу своего «друга», еле слышно присвистнул, на что девушка насупила брови и одарила наглеца таким презрительным взглядом, будто бы он и яйца выеденного не стоил. — Юу, что это за чудесная спутница с тобой? — Нарываешься? — скрипя зубами, выдал юноша. Мужчина, с которым он разговаривал ранее, уже удалился, так что можно было позволить себе немного раскрепоститься. — И всё-таки, кто же эта девушка с тобой? — Лави был бы не Лави, если бы так просто сдался и не докопался до истины. — Жена моя, что тут непонятного? — О, так ты женился, — преемник Книгочея с неподдельным удивлением сверкнул своим единственным зеленым глазом. — Юу-у, быстро ты подсуетился. — Тч. Заткнись. И без тебя тошно, — больше на автомате, чем по какой-то иной причине отрезал Канда. Разговаривать на эту тему не то что со своим собеседником, но и вообще с кем-либо он не хотел и не собирался. Что, впрочем, не помешало Лави проигнорировать прозвучавшую угрозу и продолжить расспрашивать «товарища» касательно его внезапного брака и о спутнице. О спутнице он очень даже был не прочь узнать больше. Всё-таки она стала женой его «друга», а значит, было в ней что-то такое, чего не было в десятках других девиц. — Симпатичная, — а это ученик Книгочея считал весомым плюсом. Хоть он и не придерживался мнения, что внешность в женщинах самое главное, но в том обществе, в котором приходилось крутиться, сосуществовать, бытовал именно такой устой. Если ты красив, то перед тобой могут распахнуться любые двери. — И где ты такую красавицу нашел? Ещё и такую юную. Во цвете лет и в самом соку. Это можно было считать большой удачей. — Где нашел, там её уже нет, — без тени злобы, но с привычными пофигистичными нотками в голосе парировал Канда. Лави даже немного позавидовал ему. Не сколько его браку, а тому, какую спутницу он себе откопал. Только глупый или, по крайней мере, слепой не захотел бы позариться на такую прелестницу. — Всё-таки я был прав, — поучительно подняв указательный палец вверх, изрек Лави. — Когда ты хочешь чего-либо, Юу, то обязательно это получаешь. Даже если это касается девушек. — Я тебя сейчас прибью, Кроль. Вот как вдолбить этому одноглазому «чуду», чтоб по имени не звало? — Тю-ю, не при леди же. — Леди? — японец, приподняв вверх правую бровь, выказал лишь искреннее удивление такому, как он считал, обманчивому впечатлению. - Тч, заноза в одном месте она, а не леди, — констатация факта прозвучала холодно и даже резко. Будто юноша не о своей супруге говорил, а о какой-то посторонней девушке, которую не просто невзлюбил, презирал. — Я всё ещё здесь, мальчики, — напоминая о своем присутствии, изрекла Аллен, — и не потерплю, чтобы при мне меня же обсуждали. Это признак дурного тона. И игнор не потерплю тоже. — Ещё и на язык бойкая, — не переставал расписывать «достоинства» молодой жены своего друга Лави. Потом чуть тише прибавил, но так, чтоб его только Канда слышал: - Ох, уж и выпьет она твоей кровушки столько, что и не подавится. — Тч. И без некоторых Тупых Кролей он и сам об этом знал. — Могу я узнать ваше имя, миледи? — Лави всё же решил хоть как-то зарекомендовать себя, продемонстрировать свои джентльменские качества и, возможно, изменить возникшее о нем не самое хорошее первое впечатление. — Аллен, Аллен Уолкер. — Та самая Уолкер?! — по тому, как удивился преемник Книгочея, можно было судить о его осведомленности. — О-о, то есть, из Уолкеров? Прошу прощения, миледи! — стушевался Лави. — Если бы я знал… — Если бы вы знали, то что? — зацепившись за последние слова, словно за спасательный буёк, настойчиво переспросила девушка. — Так, заткнитесь оба, — не выдержал-таки Канда, за что был награжден крайне испепеляющим взглядом от своей спутницы. — Мы здесь не лясы точить, - и, буквально вцепившись в руку Аллен, под локоть поспешил её увести подальше от ученика Книжника. Ибо тот бесил гораздо больше, чем эта несносная девица, которая, к слову, не выказала никакого протеста касательно такого резкого действа. Тот рыжий тоже мало ей симпатизировал, оттого и ушла она по собственной воле. Столько гостей, внимания, гомона, что кружится голова. Странные вопросы, на которые с некоторой неохотой отвечаешь, но так, чтобы не возникло очередных, ещё более заковыристых. А вопросы возникают. Начиная от докапываний касательно брака и заканчивая расспросами про её опекуна. Ни на те, ни на другие отвечать не хочется, а надо. Впрочем, сего рода тяготы взвалил на себя Канда. Отвечал хоть и резко, но ёмко и конкретно. Не хамил, но ясно давал понять, что не стоит лезть, куда не просят, и докапываться. Аллен чувствовала себя глупой и беспомощной. Ей-богу, дитя малое, за которым нужен глаз да глаз. В данном случае — присутствие Канды, который стойко принимал все эти тяготы на себя. К концу приёма девушка еле держалась на ногах, а на очередные вопросы отвечала уже дежурной улыбкой. «Наверное, у меня на лице написано, как я устала». Дурацкие туфли натерли далеко не одну мозоль, что хотелось как можно скорей их снять. Платье уже липло к телу в виду того, что в зале из-за многолюдности было не то что жарко, душно. Аллен могла бы остановить одного из мимо снующих официантов, но из-за того, что они подавали исключительно шампанское, не решилась. Она не любила спиртное, буквально воротило от него, да и по возрасту, как она считала, ей не положено. Впрочем, кто на этом приёме стал бы спрашивать её документы. Канда тоже не пил. Хотя ему и предлагали, и уговаривали, он оставался непреклонен. Ссылался даже на какие-то очень важные дела. Что он именно имел в виду, шут его знает, но заливисто хохочущие недалеко девицы, не принимавшие в беседе участия, но находившиеся в поле слышимости, имели свои соображения на этот счёт. Если учесть, что они были уже изрядно пьяны и то и дело косились на Аллен, то явно думали о чём-то…кхм, извращенном. Блаженное расслабление к девушке пришло лишь тогда, когда она и Канда переступили порог особняка Тидолла. Аллен, игнорируя всяческий этикет, сбросила ставшие ненавистными ей туфли и прошлепала босиком к лестнице, провожаемая взглядом японца, который точно уж не ожидал такого хода событий. Она просто взяла и ушла. Молча. Впрочем, что на приеме, что в карете молодожены не обмолвились друг с другом ни словом. То ли специально игнорируя, то ли просто не зная, что и сказать. «Странная взбалмошная девица. Хоть и строит из себя привилегированную леди, но на самом деле та ещё простолюдинка». Канда не собирался жалеть её, даже не думал сочувствовать тому, как, наверное, болели её ноги. Девушка предпочитала носить удобную обувь, не слишком высокую, но и не на плоской подошве. Посему этот выход в свет стал для неё настоящим испытанием, так как надела она непривычные на высоком ходу туфли. За что и расплачивалась мозолями, некоторые из которых умудрились лопнуть. Аллен ощущала себя преотвратно, но когда мягкие «просторы» кровати поглотили её, ей стало всё равно. Она просто уснула, ибо столь насыщенный день выбил её из сил. Вот так вот, прямо в платье. Канда же не спешил предаваться Морфею: у него была пара-тройка неотложных дел, которые надо было выполнить, потому и юноша собирался провести остаток вечера теперь уж в своем личном кабинете. И, кто знает, возможно, и ночь. Утро Аллен встретило совсем не доброе. Ноги ещё пуще ныли, болели, внешне напоминая кровавое месиво. Платье, в котором девушка легла спать, толком не потрудившись раздеться, буквально душило. После нескольких неудачных попыток ненавистная тряпка упорхнула на пол, обдавая обнаженное тело желанной прохладой. Аллен бы с радостью провалялась в кровати целый день, но урчание в животе вернуло девушку с небес на землю. Хотелось есть и неимоверно сильно. А вот вновь одеваться в что-либо не очень. Но не в одном же белье идти? Было бы неплохо помыться ещё, но пока она не обработает свои ранки, о купании и речи идти не могло. Может, она и хотела досадить Канде, но точно не во вред самой себе. Одной из вчерашних туфель Аллен с удовольствием бы треснула горе-муженька по лбу. Надо же душу отвести как-то. Потому что ему хоть бы что, а ей — мучиться. Это ж надо было так угадать, чтоб по времени с Кандой пересечься. С одеждой Аллен решила не заморачиваться, натянув ночнушку, поверх которой накинула старый заношенный халат. И, конечно же, прошлепала по дому босой. Расширенные глаза только и выдали удивление девушки, в остальном она, будто ничего необычного не произошло, осталась спокойна, отодвинув один из стульев и пришпилив свою пятую точку к нему. «Я выгляжу как какая-то нищенка, настолько жалкая и помятая, что заслуживаю либо сочувствия, либо сарказма». А ещё она ощущала себя грязной. Будто бы весь вчерашний день об неё вытирали ноги. Методично, но с особым удовольствием. И не только вчера, но и позавчера. Практически всю сознательную жизнь. Поганое чувство. Настолько, что хочется выть от отчаяния и лишь кусать губы. «Мана, почему ты оставил меня?» Аллен была папиной дочкой. Самой любимой, самой дорогой. Самой-самой. Его сокровищем, его бриллиантом. Всей его жизнью. И если для него это так и осталось даже после смерти, то для Аллен, для малышки Аллен её уютный мирок под названием «папа» перестал существовать. Мана был для Аллен всем и вся, и, когда его не стало, она будто бы потеряла себя, смысл своего существования. Наверное, это странно называть отца по имени, но таким образом девушка пыталась смягчить до сих пор испытываемую ей боль. Говорить «папа» слишком тяжело, слишком больно. А мама? Мамы у девушки отродясь не было. Мана говорил, что она умерла при родах Аллен. Посему девушка не знала, что такое материнское тепло и забота. Был только папа — самый любимый и дорогой человек в жизни Аллен, но и его тоже не стало. — Ты ещё долго собираешься клевать носом? — прервал внезапно думы Аллен голос Канды. Ему надоело смотреть на то, как девушка вот уже в течение нескольких минут сверлила взглядом пустую тарелку. — Если пришла есть, то ешь. Только обивку стула зря протираешь. — Ах, ты! — Аллен, сжав в руке вилку, впылила убийственный взгляд в Канду, а после швырнула её в сторону юноши, да так, что злосчастный столовый прибор с лязгом ударился об его чашу с чаем, тем самым его расплескав на скатерть. — Я не голодна, — бросила она, пулей вылетая из-за стола. Соврала, явно соврала и почем зря, но слишком взбесило высокомерие этого безродыша. Лучше сдохнуть от голода, чем ещё раз сесть с ним за один стол. От необходимости что-нибудь поесть темнело в глазах и скручивало желудок, но девушка, упрямо запершись в своей комнате, и носу не казала наружу. Когда минул уж обеденный час, Аллен, лежа под одеялом, пыталась безуспешно подавить уже эхом отдававшееся в ушах урчание, в дверь вдруг постучали. — Я никого не хочу видеть, — как можно громче прокричала девушка, дабы её услышали. Но, похоже, тем, кто посмел нарушить её уединение, этого было не понять, потому что стук повторился вновь. — Юная госпожа, обед уж минул, а вы и не завтракали вовсе. Настойчивости прислуге было не занимать. Если Канда и доплачивал этим девицам за то, чтобы они только и делали, что докучали ей, то, что ж, те прекрасно справлялись со своими обязанностями. — Я что, непонятно выразилась?! Я не голодна и никого видеть не хочу! — Но, мисс Уолкер, господин Канда велел… — чуть ли не умоляя, пробормотала служанка. — Передай своему господину, что… — и тут дверь самым варварским методом распахнулась, чуть ли не слетая с петель. — Эй, ты, бастовать мне тут удумала? — в комнату, постукивая каблуками туфель, вошел некто иной как сам Канда. Услышав его голос, девушка под одеялом напряглась, явно не намереваясь высунуться из своего укрытия. Встретиться лицом к лицу с разъяренным юношей в данный момент ей как-то не улыбалось. — Я с тобой разговариваю, и не надо делать вид, что ты меня не слышишь, — отчеканивая каждое произносимое им слово, изрек Канда. — С чего такая внезапная забота обо мне? — в ответ на ранее сказанные слова послышалось глухое бормотание Аллен, которой очень даже хотелось знать, с чего это её муженек так внезапно взял и забеспокоился о ней. — Хватит вести себя как неразумное дитя и вылазь, — слова юноши звучали твердо и жестко. Это была не просьба, а чёткий и неукоснительный приказ. Неповиновения и попыток сопротивления Канда не собирался терпеть, особенно от такой капризной девицы. — Не испытывай моё терпение. — Я не собираюсь тебя слушаться и выполнять твои дурацкие указания, — девушка не собиралась сдавать своих позиций и упрямо стояла на своём. Какое он имел право врываться к ней в комнату? А вдруг бы она в неглиже была. — Это моя комната. — Ты своей комнатой будешь называть любые покои, будь это даже захудалый сарай? — не скрывая сквозившего в голосе сарказма, спросил у неё супруг. — Да хоть пещеру, лишь бы подальше от тебя! Терпение Канды из-за упрямства Аллен готово было вот-вот лопнуть, посему, решив больше не тратить попусту время на болтовню, юноша вцепился в одеяло, под которым пряталась девушка, и потянул на себя. Аллен возмущенно пискнула, как только в глаза ударил солнечный свет и, спасаясь от последующих действий Канды, решила спрятаться под кровать. И ей удалось бы скатиться на пол, осуществить задуманное, если бы не одно «но» — провести японца оказалось непросто. Но и Аллен не лыком шита, потому и пустила в ход ноги, намереваясь в случае чего отвесить Канде смачного пинка. Да только забыла она о том, о том, что… — А-ай, — болезненный стон слетел с девичьих губ, а после подавленное сопротивление вспыхнуло с новой силой. — Пусти, больно! — Хватит ёрзать, — всё ещё не выпуская из захвата перехваченную лодыжку, ответил ей Канда. Первым, что бросилось ему в глаза, были содранные чуть ли не до мяса пятки. Кое-где засохшая кровь, водянистые пузырьки… — А-ай, а-ай, — вновь пискнула девушка, дернув ногу. — Что с твоими ногами? — Тебе есть до этого дело? — ответом ей послужил лишь отстраненный, не выражающий какого-либо интереса к её проблеме взгляд. — Просто пусти и уходи, — уже не так зло и воинственно, а почти умоляя. — Мне повторить свой вопрос? — сделав хватку чуть сильней, Канда вырвал из Аллен несколько очередных болезненных стонов, которые она пыталась заглушить, кусая свои губы. — Господин, вы делаете ей больно, — подала голос служанка, всё ещё стоя на пороге и не решаясь зайти в комнату Аллен. Канда, на секунду отвлекшись, одарил прислугу взглядом, говорившим, что это совсем не её дело. Он хотел выбить ответ из уст Аллен настолько сильно, что готов был даже…опуститься до подобного? Она его разозлила, спровоцировала, что не ответить, не проучить её в отместку Канда не мог. Но юноша хотел, чтобы она сказала, чтобы не увиливала от ответа. Неужели лучше признать поражение и молить о пощаде, чем объяснить причину, прямо сказать? И ведь сама же напрашивается. За разом раз. С таким лицом, будто бы ему вдруг стало противно, японец отпустил девичью ногу, а после поспешил покинуть комнату, бросив лишь всё ещё застывшей на месте служанке приказание «сделать что-нибудь с этой катастрофой». Подразумевал ли юноша конкретно девушку под этими словами или же только её ноги, неизвестно. Но в любом случае — Канда просто хотел оказаться в данный момент как можно дальше отсюда. Потому что это всё выводило из себя и не давало трезво мыслить. Аллен, пережив приступ «внезапной заботы Канды», свесив ноги с кровати, беззаботно болтала ими. Сытая и довольная, с уже обработанными ранками, в чистой одежде и после расслабляющих процедур, она коротала остаток дня за чтением книги. «Может, стоит делать так почаще?», — невольная мысль закралась в девичью голову. Закралась и исчезла, ибо слишком рискованно было выкидывать подобное. Рискованно и глупо. Аллен должна была бы бояться Канду, но вместо этого она то и дело демонстрировала обратное. А было ли место в её душе страху? Такому леденящему, пронизывающему…нет, наверное. Бояться мужчину, значит, показывать свою слабость. И она не боялась, хотя порой и делала вид, что готова сдаться, отступить. То лишь было не более чем притворством, попыткой выиграть время, дабы придумать план поизощренней. А заодно познать пределы Канды, достигнуть финального аккорда его самообладания, сыграть на котором вновь не очень-то и хотелось. Несмертельно, но немного пугающе. Но он обещал и пальцем не тронуть её. Стоит ли верить этому обещанию, которое, по сути, уже косвенно, но было нарушено? В данный момент Аллен не хотела думать об этом, лелея мечту о том, что всё не так уж и плохо и вместо того, чтобы кукситься, пытаться плести интриги и строить козни, — спасибо опеке Кросса — ей стоило было расслабиться и на сутки забыться. Тем более Канда вновь сбежал и явно в ближайшее время не объявится. Даже в особняке Кросса за ней так не ухаживали. Не то что одна худо-бедная служанка, а целых три. К такой жизни привыкнуть не ровен час, а такими темпами Аллен может вконец облениться и вовсе забыть о своих планах обрести свободу. Если бы всё действительно было так просто. Если бы. На следующее утро после вчерашнего инцидента Аллен всё ещё старалась не покидать свою комнату. Если только, конечно, по естественным нуждам. И то за ней чуть ли не по пятам сновала прислуга, готовая ей в любой момент услужить. Впрочем, лафа длилась не так уж и долго — после полудня объявился Канда, который, отдав служанкам очередные указания по поводу того, чтоб привели Аллен в надлежащий вид и явили его взору, исчез за дверью в свой кабинет. Намечалось очередное мероприятие, очередной приём, на котором было крайней важно засветиться. Особенно под ручку с Аллен. Аристократам и прочим знатным чинно-важным особам теперь придётся считаться с Кандой как с равным. Аллен Уолкер вам не какая-то хухры-мухры девица, а леди голубых кровей!***
Нежная кожа. Словно у младенца. Мягкий и упоительный, будто бы убаюкивающий запах. Теплое, ласкающее подобно бризу дыхание. Отождествлять прекрасное в своих дамах Тики Микк был большим охотником и мастаком. Леди млели от его слов и комплиментов, а голова так и шла кругом. Он не знал ни одной, дела даже не имел с такими, кто не поддался бы его обольстительным чарам. Но дамы дамами, а дела делами. Не ради красавиц Тики сегодня соизволил появиться на одном из чересчур шумных балов. Посмотреть хотелось на Канду этого, на наследничка состояния Тидолла. И на его, как выяснилось, юную женушку, которая, как пить дать, словно гриб после дождя, возникла на горизонте. Об Уолкерах он что-то и слышал, но очень давно. Порой существование этой семьи казалось каким-то мифом, но то, что у избранницы Канды была такая фамилия, вряд ли было глупостью и вздором. Посему Тики вдвойне был заинтригован — столько сюрпризов и ему одному выпало. Вступать в контакт и речи не шло, лишь понаблюдать за парочкой со стороны. Тем интересней потом будет. Вклиниваться между ними и затеять свою, ноевскую игру. Шалости были в приоритете у Роад, Тики же предпочитал развенчивать связи, сеять раздор и неразбериху. Из Уолкеров эта Аллен или же нет, он не боялся её. Даже в виду того, что сам Мариан Кросс стоял за её спиной и буквально дергал за ниточки. Рассорить парочку стало одной из идей фикс для Тики, тем более с дамами легче обстояли дела, чем с их кавалерами. И, Микк готов был поспорить, это заденет воспитанника Тидолла. Который, наверное, и женился потому, что боялся потерять своё положение в обществе, чем по какой-то иной причине. Браки по расчету были не редкостью для Тики, посему вносить разлад и своеобразную перчинку было для него не в новинку. А пошатнуть отношения этой только-только сложившейся парочки особого труда не составит. Несмотря на то, что воспитанница Кросса выглядела совсем уж несоответственно своему статусу, личико у неё было весьма и весьма симпатичным. А эта хрупкость…осиная талия, чуть угловатые плечи, невысокий рост, который не компенсировался даже каблуками, волосы, точно отлитые из серебра, и глаза, такие ясные, одновременно и холодные, и теплые, и манящие, но в то же время отталкивающие. Тонкие бледные руки, короткие, но аккуратные ноготки, немного вздернутый и курносый нос, в меру пухлые губы, так и притягивающие своей естественной спелостью. Лёгкий румянец и чёткая, очерченная линия скул. Она не улыбалась так уж явно, лишь уголки губ то и дело приподнимались, предавая юной деве притягательности и даже таинственности. Юноша, что шёл с ней под руку, тоже оказался на редкость стоящей внимания персоной. Несмотря на его тождественность с девушкой внешне, было в нём и что-то такое, что не позволяло озвучить вслух подобное сравнение. То, как он двигался, как говорил, даже как сохранял спокойное и равнодушное выражение лица. В воспитаннике Тидолла читалась скрытая угроза. Не явная, а вкрадчивая, осязаемая лишь по тому, насколько близко к нему стоишь. Может, он всецело и не осознавал того мира, в который собирался влиться благодаря своему браку с отпрыском Уолкеров, но то, что выжить, а то и подмять под себя те или иные сферы влияния, точно сможет. Стоит только пожелать. Стоит только захотеть. Но разве ж Тики трус, чтобы спасовать перед каким-то юнцом? Да и спутница его выглядела слишком уж отстраненно. Не от облепивших её буквально со всех сторон людей, а конкретно от своего муженька. «Интересно, как ты запляшешь после того, как я отобью её у тебя, а, Канда? Будешь ли ты так же пофигистично относиться к ней? А она…устоит ли она против моих чар? Ох, уж и попляшут у меня эти двое. Воспитанница Кросса и преемник Тидолла. Граф будет премного доволен и благодарен. Ну, а пока, пока можно позволить себе увлечься какой-нибудь скучающей леди», - и, взяв под руку рядом стоявшую даму, закружил её в танце.***
Тьма сгущается. — Знаешь, Тики, мне начинает нравиться твоё рвение. Слова будто бы брошенные в пустоту, но всё же тот, кому они предназначались, услышал их. — Всё ради вас, Граф, ради нашей общей цели, — затянувшись зажатой между пальцами зажженной сигарой, мужчина выпустил изо рта колечки дыма, которые, взмывая ввысь, постепенно растворялись в воздухе, оставляя после себя лишь тошнотворно-соблазнительный запах табака. — Поступай, как знаешь, как сочтешь нужным. А мне…хм, скучно. И вмешиваться я не собираюсь, — прозвучало ленно, будто бы сама мысль о том, чтобы предпринять что-то в складывавшийся обстоятельствах, нагоняла такую тоску, что хоть плачь. Или, если взять во внимание, что это был некто иной как сам Граф, то в данном контексте — смейся. — Как хотите, как хотите, — лишь пожал плечами Тики. — Сам разберусь. Так даже интересней. Да и лишние личности под ногами путаться не будут. — Только учти — нарвешься на Кросса, то пеняй на себя, малыш Тики. Подавив в себе возмущение касательно прозвучавшего «малыша», мужчина самоуверенно заявил: — Не нарвусь, не беспокойтесь. Может, я и разгильдяй, но не идиот. «Лучше бы ты был идиотом, — пронеслось в мыслях Графа, — потому что, если ты облажаешься, это станет клеймом позора для всей семьи». Тьма поглотит всё.