Blue jeans, white shirt, Walked into the room, you know you made my eyes burn, It was like James Dean, for sure, You're so fresh to death & sick as ca-cancer. You were sort a punk rock, I grew up on hip-hop But you fit me better than my favorite sweater, And I know that love is mean, and love hurts But I still remember that day We met in December, Oh, baby... [1] Lana Del Rey – Blue Jeans
У моих ног свернулась калачиком трёххвостая лисица – свадебный подарок мне от Страны Восходящего Солнца. Том посоветовал принять подарок, ведь такая лисица – верный фамильяр[2], хоть и своенравный, а самое главное – очень редкое магическое животное. О кицунэ[3] ходит много слухов, даже о том, что те могут обратиться в человека после достижения пятидесяти лет[4]. Лисица прекрасна. С умными жёлтыми глазами. Её белая шерсть будет хорошей маскировкой зимой, сливаясь со снегом. Она тихо урчала, когда мои пальцы перебирали мягкую шерсть, напоминающую шёлк. Неужели факт нашей скромной свадьбы известен теперь всем? В течение месяца многие страны поздравляли нас с этим знаменательным событием и дарили роскошные подарки, в том числе и редких животных. Так у нас в конюшне появились белые фестралы[5], которые обитают исключительно в Китае. Ястреб из Марокко делил совятню с моей совой. И где-то в лесу, прилегающему к поместью, обитала рысь, подаренная представителями российской знати. После той ночи, проведённой вместе с Тёмным Лордом, прошёл месяц. Он больше не прикасался ко мне, мы всё реже встречаемся. Конечно, я понимаю, что сейчас он занимается политикой, поднимает страну из руин, а времени на надоедливого мальчишку совершенно не осталось. Иногда я встречаю магов или маглов, бродящими по пустым коридорам, с отсутствующим взглядом и окровавленной шеей. Он не пил мою кровь уже месяц, после нашего сумасшествия. И когда мы, наконец, встречаемся в коридорах, в библиотеке, я не могу не обжечь его ревностным взглядом. В ответ Том смотрит холодным и непроницаемым взглядом. Мой. Знай же, малыш, кому ты принадлежишь. Его голос каждый раз снится мне, а напротив своего лица в непроглядной тьме я вижу багровые глаза. Его глаза. И становилось нестерпимо жарко от такого обжигающего и желанного взгляда. Мои руки тянулись к нему, ожидая нащупать холодную мраморную кожу с красивым рисунком вен. Но он быстро отступал, пока хищные огоньки его глаз не превращались в неясные точки, а после не исчезали окончательно. И как бы я не пытался догнать обладателя этих глаз, мне казалось, что мои ноги пускали корни, не давая сделать и шага. Гарри Поттер, отныне ты мой. Но голос с приятной хрипотцой в моих снах продолжал изматывать меня, возбуждать. И я ощущал, словно наяву, приятные холодящие кожу прикосновения, но в душе они согревали меня. Я жался к источнику этого холода. Может ли полыхать огнём таинственный мороз? В его случае может, однозначно может. Но почему мне так жизненно необходимы его прикосновения? Может это как-то связано со свадебным ритуалом? Надеюсь, что так. Иначе… даже не знаю, что может быть «иначе». Ты живёшь для меня, твои томные взгляды для меня, твои слова для меня, и даже твой каждый продлевающий тебе жизнь вздох – для меня, Гарри. И я прекрасно понимаю правдивость этих слов. Понимая неправильность своих желаний, причиняя боль родным людям своим решением, я не мог отступиться от него. Он словно был моим солнцем, а я, как планета, вращался вокруг него; проходящие мимо люди были для меня ничего не значащими кометами, астероидами, метеоритами, проносящимися стремительно быстро мимо меня. Но пока в моём сердце звучит его небесный голос, звёзды прогонят самый сильный мороз из всех[6]. Гарри, я не сделаю тебе больно. Я не могу сделать тебе больно. Мне это причинит такую же боль, мой Гарри. Почему мне хочется верить этим словам? Если бы я их воспринимал, как ложь, а не данность, непреложный обет. Я содрогаюсь всем телом, вспоминая, что было после этих слов. Какие же были нежные и неторопливые движения, поцелуи. Моя разгорячённая кожа остужалась, соприкасаясь со льдом его тела. Я прокусываю свой палец, чтобы отрезвить затуманенный разум. В любом случае, этого больше не повторится. И, осознавая этот факт, на душе становилось тоскливо и нестерпимо больно. Почему душа нема? Она лишь молчаливо терпит, терпит, терпит… Комнату – нашу с Томом комнату – наполнил свет восходящего солнца, и мне, сидящему на широком подоконнике, приходится зажмуриться и растирать лицо, прогоняя сонливость. Боясь повторения своих желанных и обманчивых снов, я не сплю уже три дня. По каким-то причинам мне не помогает бодрящее зелье, и Сон-без-Сновидений – тоже. Прекрасный Асмодей входит без стука в спальню, и чётким и спокойным голосом пригласил в Обеденную. Уже начало сентября; жёлтые и красные листья стелются прекрасным ковром по холодной земле. Мне нравится тот шелест и слабый хрустящий звук, когда идёшь по осыпанной листве. Я прикоснулся последний раз к стеклу, мечтая прогуляться по лесу. Находясь здесь полтора месяца, – хотя, кажется, несколько лет, – я не смел выходить из поместья Салазара. Меня страшит сама мысль, что этим порывом я могу как-то расстроить Тома, мой подозрительный муж. Но порой мне не хотелось выходить из комнаты. За дверью бессмысленно всё, если тебя за ней никто не ждёт. Я усмехнулся и спустился с подоконника, маленький лисёнок последовал за мной, поднимая вверх свои три хвоста. Проходя мимо, она тявкнула на демона, рассмешив меня. Моя защитница. Лиса трусцой шла чуть впереди, иногда останавливаясь, поджидая меня. Мои шаги медленные и неуверенные; я знаю, что буду завтракать в одиночестве. И образуется ком в горле, состоящий из невысказанных слов, непролитых слёз. Нет ничего смертоноснее, чем тишина. Терзаемый одиночеством и безмолвием, я стал всё чаще говорить с самим собой, притворяясь, что общаюсь с лисой. А она в ответ что-то мурлычет, и я уже это интерпретирую по-своему. Сидя за длинным столом, я касаюсь холодного серебра столовых приборов почти любовно. Кажется, я простужен одиночеством, и ослаблен им. Пища царапает глотку, не желая проталкиваться дальше. Хочется услышать обычное и тёплое: «Держись». И почему-то именно в эту секунду что-то надломилось во мне, и тело содрогнулось в рыданиях. Я всхлипывал, утирал длинным рукавом рубашки щёки от мокрых дорожек, останавливался, чтобы вновь разрыдаться. Лисица переминалась лапами подле меня, а после нервно начала кружить. К горлу подкатывал завтрак. Я молнией понёсся в сторону гостевой ванной комнаты, согнувшись над унитазом.***
Я умываюсь холодной водой, утираю лицо мягким махровым полотенцем, действуя почти на автомате, и замираю. В зеркале отражался Том, стоящий в дверном проёме. Он расслабленно опирался о косяк, на его лице была непроницаемая маска. И как бы я не вглядывался в его спокойное лицо, не мог прочесть ни единой эмоции. В горле исступленно пылают слова, но так и не вырвалось даже обычное домашнее: «Привет». Я боюсь, что мои слова разобьются о скалы его равнодушия, словно бьющиеся волны. Руки крутят многострадальное полотенце, выдавая моё беспокойство. Что же ты молчишь? Прошу, скажи хоть что-нибудь. — Ты себя плохо чувствуешь? — по его тону ничего нельзя узнать. Чувствует ли он беспокойство, или он решил только вежливо поинтересоваться. И даже если это так, то я согласен и на светскую беседу. Только слушать его голос, его речи. Мои губы двигаются, но из горла так и не вырвались слова. Мои пальцы касаются шеи. Почему я не могу сказать ни единого слова? Я так желал этого общения! И сейчас слова не могут выйти наружу, запертые в клетке. Я взволнованно смотрю на него, и он стремительно подходит ко мне. Его руки касаются моего лица, утирая слёзы. Я вновь заплакал, даже не заметив этого. — Пожалуйста… Слово вышло хриплым до неприятного скрежета зубов. Он притягивает меня к себе, сцеловывает слёзы со щёк и, не умолкая, повторяет: «Прости. Прости. Прости, мой Гарри». Том обнимает, словно изголодавшийся зверь по ласкам, целует мои губы, шею, подбородок – всё, до чего он только может дотянутся. И я чувствую щемящее сердце тепло внутри меня. Только сейчас я понял, как до болезненного стона мне не хватало этих касаний. И пусть даже всему виной какая-то древняя ритуальная магия, или… пусть даже Империо, я хочу быть рядом и любить этого мужчину. Хочу прикосновений этих властных рук. Хочу слушать его голос с повелительными нотками. Любить отчаянно и навеки. Это искреннее и только наше сумасшествие. [1]Перевод: Синие джинсы (перевод Ineya) Синие джинсы, белая рубашка, Ты вошел в комнату, знаешь, ты зажег огонек в моих глазах, Ты был точно как Джеймс Дин, Шикарно одет и болезненно бледен. Ты вроде любил панк-рок, я выросла на хип-хопе, Но ты подходишь мне больше, чем мой любимый свитер, И я знаю, что любовь зла, что любовь причиняет боль, Но я до сих пор помню тот день в декабре, Когда мы встретились, О, малыш... Источник: http://www.amalgama-lab.com/songs/l/lana_del_rey/blue_jeans.html © Лингво-лаборатория «Амальгама»: http://www.amalgama-lab.com/. [2]Фамилья́р — волшебный териоморфный дух, согласно средневековым западноевропейским поверьям, служивший ведьмам, колдунам и другим практикующим магию. Считалось, что фамильяры служили и помогали колдунам и ведьмам по хозяйству, в различных бытовых делах, но также при случае могли помочь околдовать кого-нибудь. Фамильяр обладал разумом на уровне обычного человека, имел собственное имя и чаще всего принимал форму животного. Так как они выглядели как обычные животные, то вполне могли шпионить за врагами хозяина. Некоторые колдуны полагались полностью на фамильяра, как если бы он был их ближайшим другом. [3] Кицунэ — японское название лисы. В Японии существуют два подвида лис: японский рыжий лис (хондо кицунэ, обитающая на Хонсю) и лис Хоккайдо (кита кицунэ, обитающая на Хоккайдо). В японском фольклоре эти животные обладают большими знаниями, длинной жизнью и магическими способностями. [4] Главная среди них — способность принять форму человека; лис, по преданиям, учится делать это по достижении определённого возраста (обычно сто лет, хотя в некоторых легендах — пятьдесят). Кицунэ обычно принимают облик обольстительной красавицы, симпатичной молодой девушки, но иногда оборачиваются и мужчинами. Надо отметить, что в японской мифологии произошло смешение коренных японских поверий, характеризовавших лису как атрибут бога Инари и китайских, считавших лис оборотнями, родом, близким к демонам. [5] Фестралы (в некоторых переводах — тестралы) (англ. Thestral) — волшебные существа, напоминающие внешним видом чёрных огромных крылатых лошадей. Точнее, они больше похожи на обтянутые кожей скелеты этих лошадей. Сам факт существования белых фестралов придуман автором, как и их среду обитания. В Китае волшебники обожествляют белых фестралов, поэтому, когда чете Риддлов подарили такого фестрала, этим китайские представители волшебного мира выказывают своё уважение Волан-де-Морту и его младшему супругу, тем самым говоря, что они могут рассчитывать на их помощь в любых начинаниях. [6] Строчка из стихотворения "Здравствуй, мое дорогое небо." (Авт. Максимилиан Долорес)