Шанс

Я осторожно касаюсь холодной руки Гарри, боясь за наше будущее, и с особой осторожностью смотрю на живот супруга, будто обвиняю во всех грехах. Возможно, так и есть. Я уже ненавижу этого ребёнка. Каким бы особенным он ни был, он будет жить за счёт моего мужа. Рука Элизабет легонько, словно крылья бабочки, коснулась моего плеча. Я обернулся к ней и она одарила меня понимающей улыбкой. Как же я её ненавижу. — Прошу, Мой Лорд, пойдёмте. Гарри нужно набираться сил, пусть спит. Уставший от безумных мыслей, я в последний раз склонился над мужем, чтобы поцеловать его мягкие губы, и, резко поднявшись, развернулся к Элизабет. Та тактично отошла на пару шагов, чтобы не видеть сцены, произошедшей пару секунд назад, и сейчас стояла перед самой дверью. Решительно прошагав к ней, порывистым движением распахнул двустворчатые двери и, не дожидаясь Элизабет, плавно, словно этой нервозности не было в моих движениях минуту назад, пошёл по утемнённому коридору. Элизабет удобно расположилась на диване, я же отдал предпочтение креслу у зажженного камина. Скучающе смотрел на догорающее полено, подперев голову рукой, и гладил приятную на ощупь обивку кресла. Брюнетка склонила голову в мою сторону и устремила свой невидящий взгляд на огонь. — Я понимаю Ваши чувства, Мой Лорд, — начала она. — Чушь, — сразу же отреагировал я. Мои поза, взгляд, твёрдый голос, сжатые пальцы — всё говорило о том, что я готов отбивать каждую атаку. Но Элизабет не унималась и продолжала говорить о своём: — Мой дорогой Лорд, мы Вас все понимаем. Мы все находили и теряли своих Наречённых, чтобы вновь их найти. Гарри снова переродиться, чтобы быть с Вами. — Я вижу твои боль и страдания, когда ты смотришь на Северуса. Он же не видит ничего, кроме своей погибшей грязнокровки, а ты готова утешать его и скорбеть по ЕГО утрате. Я не могу себе позволить даже думать, что Гарри позволит себе любить кого-то другого. Никто, кроме меня. Она понимающе кивает и смотрит долго в мои глаза. — Я помню, когда погиб мой муж, мой Наречённый, я обезумела и была безутешна. Но в следующей жизни он посчитал меня своим кровным врагом, и, каждый раз, когда мы встречались, он готов был убить меня. А потом, в следующей жизни, я была его верным другом… Я дёрнулся, словно от хлёсткой пощёчины, и развернулся лицом к брюнетке. — Меня это не устраивает. Я хочу, чтобы Гарри принадлежал лишь мне. — Я понимаю, мой Лорд. Но помните ритуал, связывающий души? Ваш Гарри будет только Вашим. Великий Салазар, как я мог забыть о свадебном ритуале, навсегда связывает души нерушимыми клятвами? Истинная пара, нерушимая клятва, связывающий ритуал — всё это, накладываясь друг на друга, не позволит нам пойти разными путями. Он обречён быть лишь моим. Слабый стон и громкий грохот из спальни отвлёк меня от упоительных мыслей. Я стремительно ворвался в комнату и шагнул назад от увиденного: развороченная постель, испачканные в крови простыни, перевёрнутая мебель и Гарри. Он, опираясь на высокий столбик кровати, пытался сделать шаг и всё сильнее сжимал твёрдое дерево. Гарри морщился от боли и сдерживал крики. Его зелёные глаза прошлись по моей окаменелой фигуре. — Том, мне больно, — безжизненно позвал он меня и коснулся побелевшими пальцами своего живота. Голос любимого заставил действовать быстро и решительно. Я подоспел к нему, когда он начал оседать на каменный пол, и подхватил его ослабевшее тело. Гарри крепко держал мои руки и просил не уходить. Элизабет, приложив силу, расцепила наши пальцы и положила моего мужа на кровать. Она что-то громко говорила мне и силой заставила выйти из комнаты. Прибежал перепуганный Северус и вошёл в мою спальню, где Гарри кричал и звал меня. Я ничего не понимал, моё сознание уплыло. Я отрешился от этой сцены, от этого мира, и очнулся лишь тогда, когда крики стихли, а руки Филиппа стали болезненно сжимать мои плечи.

***

Рассвет ярко освещал силуэт моего возлюбленного. Его тело было подобно моему: такое же холодное. Остекленевшими глазами он смотрел на меня. Медленными и очень громкими шагами я приближался к его неподвижному и остывшему телу. Я упал на колени перед постелью и боязливо дотронулся до мёртвого тела своего возлюбленного, единственного и совершенного. Гарри пожирал пустоту своими мёртвыми глазами, а я сжимал его бледные пальцы в своих руках, не ощущая привычного тепла. — Нет, это невозможно. Вернись, вернись ко мне, Гарри. — Мой Лорд, мы не смогли его спасти. Он добровольно отдал свою жизнь. Я взмахнул рукой, и Элизабет, громко крича, упала на пол. — Да как ты можеш говорить мне это, женщина? Ты даже не пыталась его спасти, поверив в слова Юки. И сейчас ты… Северус вошёл в помещение и склонился передо мной в глубоком поклоне. — Прошу Вас, Лорд. Я пытался спасти мальчика, но ребёнок родился мёртвым, и… Гарри отдал ему свою жизнь. Он добровольно отдал свою жизнь. Мои руки затряслись, отменяя проклятье. Вот о чём говорила азиатка: ребёнку предназначено было родиться мёртвым, а Гарри предназначено было подарить ему жизнь взамен своей.

***

Громкий вопль ребёнка оглушил меня. Я два месяца проходил мимо этой чёртовой комнаты, где Элизабет сделала детскую. Я оградить себя от общения с ребёнком. Гарри дал ему имя, но даже в мыслях не хочу произносить его. Ради него мой любимый пожертвовал собой. Бессмысленная жертва. Ребёнок никак не мог успокоиться и только громче начинал плакать. Я стиснул зубы, ощущая, как зудят десны и прорезаются клыки. Резко открыв двери, я вошёл детскую комнату, освещённая лишь ночником. Элизабет пыталась успокоить ребёнка и убаюкивала слабое и маленькое тельце этого чудовища. Брюнетка посмотрела на меня, пытаясь спрятать ЭТО от моих глаз, и укутывая в пелёнку. Она прижимала его к своей груди и умолкла, боясь пошевелиться под моим пристальным взглядом, как кролик перед удавом. Но ребёнок кричал и кричал. — Мой Лорд, ему нужна Ваша кровь. Он не может питаться чужой кровью, он отторгает её. Такими темпами, он… Я поднимаю руку, призывая к молчанию, и приближаюсь к ним. Женщина передо мной сжалась и по молчаливому приказу показала мне ребёнка. Беспокойное дитя вопило и раздражало, хотелось его задушить, убить. Но на меня смотрели зелёные глаза. Я всегда останавливался в шаге от детоубийства, когда глаза моего супруга смотрели на меня. Полоснув кинжалом вену, я прижал кровоточащую рану ко рту ребёнка. Он с жадностью глотал её, смотря на меня глазами Гарри. Я отвернулся от него и стиснул зубы от бессилия, но тёплые пухлые пальцы схватили меня за руку. Мальчик не отпускал мою руку, даже когда он насытился и хотел спать, и мне пришлось с силой выдернуть руку из цепких пальчиков. Развернувшись на каблуках, я хотел выйти из комнаты, но это чудовище вновь пронзительно закричало. Усталый и обессиленный выдох вырвался из моих лёгких, и я вернулся к креслу, где сидела Элизабет с ребёнком. Без особой осторожности я забрал его, и он тут же успокоился. Брюнетка с поклоном ушла из детской и я остался наедине с ним. Касание пухлых пальцев, словно прикосновения пера. Ребёнок заливисто и игриво засмеялся. Зелёные глаза блестели озорством. Я плавно опустился в кресло-качалку и нежно прикоснулся к розовой щеке младенца. Он улыбался самой красивой улыбкой на свете и смотрел на меня. — Габриэль, — впервые произнести имя своего ребёнка было больно, словно лёгкие выжгли. — Габби, ты так похож на своего папу. Ты так похож на Гарри. Он бы так любил тебя. Нет, он любит тебя, Габриэль, очень любит. Так любит, что отдал за тебя жизнь, — с каждым новым словом боль утраты будто вырывали из меня. Говорить такое, выворачивать душу, было больно, но нужно, я чувствовал это. — Но я буду рядом, буду любить тебя. Глаза цвета зелени продолжали смеяться, и я не смог не ответить улыбкой.