Хуже уже не будет

Оборотень скалился окровавленной пастью, обходил ствол дерева по широкой дуге и смотрел наверх не отрываясь. Барти держался одной рукой за рану на боку и пытался оставаться в сознании, чтобы не свалиться с ветки вниз прямо в зубы зверя. — Да используй Аваду, чего ты ждешь? Он покачал головой: — Это уже дело принципа. — Какого ещё принципа! Он только что сожрал твоего отца! — Печально, конечно, но туда ему и дорога. Барти закашлялся, а Оборотное окончательно прекратило свое действие, явив миру смертельно бледное настоящее лицо младшего Крауча. Оборотень громко и злобно завыл и попытался допрыгнуть до нижней ветки. Я подняла на всякий случай ноги повыше. — Мордред тебя задери, он так шумит, что не то что Хагрид, сюда половина Хогвартса сбежится! — Лучше помоги оголить метку, вызову Лорда. И отвлеки зубастого, чтобы не убежал ненароком, попробуем взять его живым и узнать, какого Мордреда он вообще забрел к школе. Через мгновение в оборотня полетел Ретикулум. Сетка не могла надолго его задержать, но я добавила Апис и с удовольствием понаблюдала, как волк, спасаясь от укусов пчел сам же запутывается всё больше и больше. Надо было лишь потянуть время. Заканчивался этот день точно хуже, чем начинался. *** Шуточки и подначивания насчет того, что я умудрилась отхватить в женихи новую знаменитость магического мира надоели ребятам уже спустя три дня после второго испытания Турнира. Гарри был неприлично счастлив — его вообще очень радовали вещи, которые способны были отвлечь от него внимание, и винить его в этом не получалось. Даже то, что будто в насмешку в ларце ему попалась мантия-невидимка, согласно инструкции действовавшая ровно четыре минуты после надевания, не омрачало приподнятое настроение. Впрочем, спустя некоторое время и парочку нелицеприятных замечаний, сказанных громким шепотом в нашу сторону, он вернулся с небес на землю. Гарри, как в старые добрые времена, начали обвинять в том, что он всё же сам бросил свое имя в Кубок, чтобы лишний раз показать, насколько он особенный и Избранный. В самом деле, раз третьекурсник так легко прошел уже два испытания и даже не покалечился — ну ясное дело, всё подстроено, к тому же он слизеринец, тот еще скользкий гад! Логики в этом не было, но где логика и завидующие непонятно чему подростки? На меня в основном таращились девочки постарше, с превеликим скепсисом разглядывая газетные вырезки и пытаясь понять, с какой стати такой пигалице повезло стать невестой ещё молодого и невероятно красивого волшебника, который так стремительно и громогласно ворвался в жизнь магической Британии, успев и принять бразды правления древним родом, и оказаться на короткой ноге с министром. Джинни была чрезвычайно зла и грозилась проклясть любую старшекурсницу, посмевшую хоть косо глянуть на меня, даже стала разучивать Летучемышиный сглаз, совершенно не заботясь о том, что это уровень шестого курса. — Джин, успокойся пожалуйста. Меня совершенно не волнуют никакие сплетни и разговоры. Понятно же, что они просто завидуют. А ты не забывай, на каком курсе учишься. Не нарывайся на неприятности, тем более, по такому идиотскому поводу. — Панси! — она схватила меня за плечи и очень серьезно посмотрела. — Ты очень красивая! Большеглазая! И маленький нос гораздо лучше того шнобеля Мелинды Боббин, который она по недоразумению считает римским! Я только рассмеялась и утянула её в объятия. Раньше с этой чудесной девчушкой мы только и могли, что обмениваться оскорблениями, а теперь, даже несмотря на фактическую разницу в возрасте, я и представить не могла себе школу без общества Джинни или Луны. — Джин, если тебе не нравится человек, ты найдешь в нем тысячу и один изъян, хоть каким по мнению других красивым он бы ни был. Если я внимания не обращаю, то ты тем более не должна. Она вздохнула: — Но ведь они же ерунду говорят. Как не обращать? Быть может, малышка Джиневра примеряла на себя подобную ситуацию. Все знали, что близнецы не собирались оставаться в школе после сдачи СОВ. Из братьев в качестве защиты оставался один Рон, что немало, но при условии того, как любят школьники трепать языками и поминать финансовое положение семейства Уизли — не дай Мерлин ему тоже начать ухаживать за слишком, по мнению общественности, хорошей для него девушкой — перемоют все косточки. Блейз, конечно, в обиду бы Джинни не дал, но когда мнение перспективного жениха влияло на желание юных дурочек послать сопернице какую-нибудь пакость в письме? Впрочем, был один нюанс — про темную сторону Тома Гонта не знали, а связываться с семейством Забини никто в здравом уме не стал бы, так что, думается мне, всё будет и так хорошо. *** С Дамблдором мы встретились в коридоре возле библиотеки. Вежливо поздоровавшись, я продолжила свой путь, но была остановлена участливым вопросом: — Мисс Паркинсон, прошу прощения. Могу ли я поинтересоваться, как у Вас дела? Я прижала к груди книги по ЗОТИ, будто они могли бы скрыть меня от внимательного взгляда за очками-половинками. — У меня? Всё хорошо, директор, — даже играть ничего не пришлось, я действительно была лишь немного удивлена, и беспокойства не выказывала: до библиотеки всего ничего, в конце коридора стояли несколько хаффлпаффцев и тихо о чем-то спорили. Вряд ли директор решился бы применить ко мне какую-то недружелюбную магию прямо здесь. — Я хотел сказать, что если у Вас возникнут какие-то проблемы, то Вы всегда можете ко мне обратиться, — Дамблдор внимательно посмотрел на мою левую руку и озадаченно поднял брови. — Но, пожалуй, вижу, что у Вас действительно всё хорошо. Могу поинтересоваться, это то, о чем я думаю? Я в защитном жесте неосознанно прикрыла кольцо другой рукой. — Да, сэр. Уверяю вас, у меня нет никаких проблем. — Действительно, — он задумчиво огладил бороду. — Магический брак ведь не может произойти без взаимных чувств. Интересно. Всего доброго, — и он поспешил уйти. На всякий случай я отправилась к Снейпу и рассказала о случившемся. — Это довольно занимательно, Паркинсон, — он хмыкнул. — Директор всё время повторял, что слабость Темного Лорда в том, что тот не умеет любить. А тут — какая неожиданность — магический брак. Вряд ли при встрече он обратил внимание на руки Лорда, и теперь наверняка в замешательстве. — Том на него так смотрел, что директор всё равно не поверит до конца, будто тот действительно приезжий родственник Реддлов из Европы. — У него не будет полной уверенности, останутся сомнения, а значит — он может ошибаться и поступать опрометчиво, что нам только на руку. — С чего вообще они эту ерунду про любовь взяли? — проворчала я. — Портрет Вальбурги Блэк мне тоже пытался доказать, что Том Реддл никого и никогда не любил и вряд ли сумеет. Декан пожал плечами: — Быть может, потому что так и было раньше? — Пусть, но откуда они-то знают? Да ещё так уверенно об этом заявляют! Даже если бы та ложь про зачатие под Амортенцией была правдой — никак это на ребенка не влияет! Мало ли зачинали детей вообще без чувств друг к другу? — Паркинсон, если Вы хотите, чтобы я Вас как-то успокоил, или доказал вашу правоту — то нет, ничего подобного я сказать не могу, потому как не в курсе. Наверное, Вам лучше знать, что там в голове у Лорда. — Много чего, — я вздохнула, — и мало что из этого хорошее. Просто бесит всё это. — То есть Дамблдор ошибался? — В некотором роде. Том Реддл действительно никого не любил, потому что никто никогда не любил его. Некому было научить и показать пример. Но это не значит, что он в любви не нуждался и не хотел её. Любви хотят все, не все получают. А потом очень легко себя убедить, что не так уж и хотелось. В общем, всё идет из детства, — я окинула декана задумчивым взглядом, он в ответ нахмурился. — Не смотрите на меня так. Мои психологические и прочие проблемы я и без Вас разберу, если будет нужно. Идите, мне ещё нужно закончить зелье для Люпина. — В следующем месяце помочь с ингредиентами? — Вы мне экономите пару часов, иногда очень нужных, — признался декан, — так что было бы не плохо. К тому же, я хочу доверить полный цикл приготовления Драко, ему не помешает рядом помощник, на всякий случай. — Договорились, сэр. Я поднялась на Астрономическую башню, подумать и подышать воздухом, Барти как раз выходил из кабинета Синистры и увязался следом. Разговор особо не клеился и болтовню младшего Крауча, обычно всегда интересную, даже о самых простых вещах, я пропускала мимо ушей. Меня одолевали мысли, собрать и разложить по полочками которые пока не представлялось возможным. — Ты ведь знаешь его почти лучше всех, верно? — уточнять, кого именно, даже и не стоило. — С какого именно момента у них с Дамблдором начались противоречия? Крауч остервенело почесал свой подбородок, немного скривившись. Резкие движения и раздраженное выражение лица сильно контрастировали с утонченным обликом Авроры Синистры. — Ох, Цветочек. Я знаю Лорда получше многих, не спорю. Но с чего ты вдруг задаешься вопросами о его прошлом? Мне казалось, тебя не особо волнует подобное, — он как-то тоскливо вздохнул и оперся рядом со мной о парапет башни, постукивая по нему длинными ногтями. — Ты точно уверена, что хочешь услышать об этом от меня? Всё же я не знаю многих деталей. Я пожала плечами: — Почему нет? Интересно послушать именно твою точку зрения. — Что ж. Думаю, Дамблдор имел на Темного Лорда виды. В том смысле, ну, серпентарго мы знаем по чьей линии передается. Да и сил в нем было очень много, которые он еще и контролировать самостоятельно научился. Точнее, жизнь заставила. Смотри, пришел наш старичок… Тогда еще, конечно не старичок, а средних лет профессор, в маггловский приют. Ты имеешь какое-то представление об этих заведениях? — Кое-что слышала. Хотя вряд ли в полной мере могу представить, что за обстановка там царила в начале века. — Премерзейшая! Пришел, в общем, он к маленькому волшебнику, рассказать о Хогвартсе и о том, что мальчик будет там учиться. Теперь давай представим: у нас есть ребенок, который вырос с осознанием того, что мир вокруг — дерьмо гиппогрифье, и чтобы выжить, надо прорываться зубами и когтями, и забирать нужное тебе силой. Мир ему это, кстати, периодически доказывает и свой сволочизм подтверждает. И тут заявляется какой-то подозрительный тип, которому и захочешь поверить — не сможешь, потому как не случалось за одиннадцать лет жизни ребенка добрых и прекрасных чудес. Случалось обычно другое. Зато, пытаясь выжить, мальчик начинает познавать свою силу и то, что его отличает от других. Он умеет говорить со змеями, умеет двигать предметы, может даже приказывать животным или делать больно тем, кто был с ним жесток. Впечатлило ли это Дамблдора? Скорее всего, вот только он решил осадить мальчика и ткнул носом в то, что не так уж тот и достоин учиться в Хогвартсе, и если бы не необходимость уметь контролировать свои силы… Таких маленьких волшебников много наберется, и ничего особенного в нем и нет. Даже имя — и то совершенно обычное, так какого-то бармена зовут. Обидно? Безусловно. В общем, оказалось, магический мир тоже не с распростертыми объятиями готов открыться. А Дамблдор еще и поджег шкаф с немногочисленными вещами мальчика, заявив, как плохо воровать. Откуда, кстати, узнал? Мысли читал прямо с порога? Не странно ли? Вряд ли мы с тобой можем представить, что значат для приютского мальчишки, у которого нет ничего и никого какие-то безделушки, которые он то ли стащил, то ли просто отобрал. Не то чтобы такое поведение можно принимать благосклонно, но уж понять, откуда ноги растут любой дурак может, особенно профессор с опытом работы в школе, полной самых разных детей. Даже я понимаю. Дамблдора Лорд не зауважал от одного появления и его приход воспринял не как чудо и возможность попасть в сказку, а инструмент, чтобы заполучить шанс выбраться из ямы. Изначально чтобы выжить, а там уж позже, конечно, не только о выживании речь пошла. Так что, считай, не срослось взаимопонимание с самой первой встречи. — И наверняка Дамблдору были не по вкусу амбиции юного студента? — Готов поспорить, да. Мы ведь с тобой согласны в главном — Темный Лорд, всё же, выдающаяся личность. И вот такие гении очень часто осознают, что им не место среди серой массы, что они выше её и могут сами нести в мир собственные правила и законы. Конечно, не всем такое по вкусу. Да и, скажем прямо, методы порой тоже своеобразные, сообразно их гениальным замыслам. Но это уже совсем другой разговор, слишком долгий и очень философский. Или обсудим? Я не ответила, потому как рассматривала темную кромку Запретного леса, которая на фоне подтаявшего мартовского снега выделялась еще сильнее, а голые ветви напоминали длинные вытянутые пальцы дементоров. В тенях деревьев кто-то ходил. Судя по небольшому росту, то был точно не Хагрид. И на жителя леса не похоже — человек. Только шел он как-то странно, покачиваясь из стороны в сторону и постоянно останавливаясь. — Цветочек, может, ответишь мне? О чем ты так задумалась? — Посмотри! — я указала на опушку Запретного леса. — Ты видишь? Барти присмотрелся и тут же выругался: — Мордред! Надеюсь, мне просто кажется. Он шустро приподнял длинные полы мантии и почти слетел с лестницы. Я побежала следом, стараясь не отставать. — Ты куда? — К Снейпу, проверю по карте, кто это там бродит. — Думаешь, школьник? — Если бы. В кабинете Снейпа не оказалось, благо, мы знали пароль и смогли беспрепятственно войти и без хозяина. Открыв карту Мародеров, одновременно склонились над ней, чуть ли не столкнувшись лбами. Картина вырисовывалась интересная: по опушке двигался не кто иной, как Бартемиус Крауч, направляясь прямиком в сторону домика Хагрида. Сам полувеликан обозначился в компании мадам Максим за дальними теплицами, где содержались крылатые кони Шармбатона. А с противоположной стороны домика лесника, огибая озеро по правому берегу, приближался вообще кто-то незнакомый, некий Терри Бромсток. — Не знаю, кто это, но если никто не свернет с пути, они с моим папочкой обязательно встретятся. Где Снейпа носит, когда он нужен? — Полнолуние же, понес Люпину зелье. — И что, это занимает столько времени? Я вздохнула: — Контролирует, чтобы тот точно его выпил и проверяет действие. Считай, что у декана такой пунктик. У гостиной Слизерина Барти решил меня спровадить и пойти в лес одному. Я мерзко хмыкнула и уперла руки в бока: — А вдруг именно сейчас придет Дамблдор и утянет меня пить чай с Веритасерумом? Ах, как будет ужасно! Снейп занят, ты ушел в Запретный лес, а я, такая несчастная, осталась с открытым разумом на поругание некроманта-окклюмента. Мерлин мой, что на это скажет Лорд?! Барти хмуро окинул меня взглядом: — Иногда, Цветочек, ты ведешь себя хуже, чем я. И это не комплимент. — Просто замолчи и пойдем уже быстрее, а то Филч ворота закроет, нужно успеть ещё вернуться обратно. Барти только вздохнул, больше не пытаясь спорить. С одной стороны, он действительно должен был следить за моей безопасностью и от неприятностей, особенно тех, на которые я сама нарываюсь, отговаривать. А с другой, отказаться от возможности провести со мной больше времени ему тоже не хотелось. Пробирались по подтаявшим сугробам, стараясь держаться в тени голых деревьев — если мы так легко заметили с Астрономической башни Крауча-старшего, то и нас бы мог увидеть кто угодно. — Как думаешь, — я отвлекла Барти от высматривания следов, оставленных его отцом, — чего он вообще возле школы делает? — Быть может, мне следовало в прошлый раз подновить Империус. Я как-то забыл, что упрямство и сила воли у нас семейное. — Почему он движется к Хагриду? Логичнее было бы идти к Дамблдору, если уж твоему отцу удалось побороть заклятие и захотелось тут же покаяться в собственных прегрешениях. — Значит, поборол не до конца. Сейчас узнаем, — Барти посмотрел вперед внимательным взглядом и вскинул палочку. — Петрификус Тоталус! За густыми переплетенными кустами послышался смачный «плюх». — Попался! — Барти перевернул тело отца, который пускал пузыри в большой подтаявшей луже. — Ну и что же тебе дома не сиделось? — он заглянул в его глаза и едко ухмыльнулся. — Вижу-вижу, узнал меня, да? И куда же ты торопился, к Дамблдору? Хотел рассказать о том, что я жив, или поведать ему о маленькой шутке с Кубком огня? Ай-ай-ай, нехорошо… Его прервал жуткий и протяжный вой оборотня, раздавшийся буквально в трехстах ярдах. Мы переглянулись, а я нервно хихикнула: — По-моему, это мистер Бродсток. Что логично, учитывая полнолуние. Надо же, с Люпином под боком как-то забываешь, что есть и другие оборотни. — Я бы предпочел познакомиться с ним без твоего присутствия. Вингардиум Левиоса! Не успела я и ахнуть, как Барти поднял меня на ближайшее дерево, позволив уцепиться за толстую ветвь, на которой можно было спокойно сесть. Через мгновение смазанная тень метнулась прямо на него, а я завизжала и чудом успела бросить первое заклинание, которое пришло в голову: — Редукто! Оборотень заскулил от боли и крутанулся на месте, отталкивая Барти на сухой корявый пень. — Депульсо! — зверя снесло чуть в сторону, и я не мешкая применила к одежде Барти Левиосу. Рука тряслась, но сил хватило, чтобы поднять его ко мне на дерево. — Он тебя укусил? — я с ужасом взирала на расплывающееся по лиловой мантии темное кровавое пятно. — Нет, — Барти охнул, прижимаясь к толстому стволу спиной, — пенек, драккл его раздери. Ты как в медицинских чарах? — Самый минимум, — я подползла ближе. — Вулнера санентур! Кровь перестала течь так сильно, но пятно продолжало понемногу разрастаться. Барти дернулся и по его лицу будто прошла волна, искажая черты и приподнимая кожу. — Только не говори, что у тебя нет с собой Оборотного! Он хохотнул, одной рукой доставая из кармана кусок разбитого фиала: — Ну, раз ты просишь, то не скажу. Было да сплыло. Крауч-старший, о котором мы на эти пару минут и думать забыли, застонал и начал приходить в себя, мгновенно привлекая внимание разозленного оборотня. — Ох, Мерлин… — я малодушно отвернулась, и, если бы была возможность, еще бы и уши закрыла, чтобы не слышать булькающие влажные звуки и хрипы. Ситуация становилась совсем скверной.