Каллиграфия

После встречи с мистером Фогелем капитана Бредшоу посещали ночные видения весьма странного толка. Закинув в рот успокоительное, он долго ворочался в постели, мешая Анне видеть седьмой по счету сон, и ему чудилось то мертвое лицо Джулиуса (дыра в десять миллиметров, выстрел с двух шагов, резьба «Пастуха» на изъятой криминалистами пуле: черная метка Лесли Купер), то недоеденные пончики (заварной крем, кокосовая стружка), то черные спруты из фильма ужасов, который крутили по Шестому каналу. Трой уже давно не спал как человек с чистой совестью, хотя на работе выбивался из сил, стараясь не оставлять точившему его червячку никакой пищи — ни сомнений, ни сожалений. Этот червячок, однако, обычно без труда находил новые лакомства, а сегодня и вовсе устроил пир, обнаружив гнильцу на дне капитанской души. Трой взбил подушку, превратившуюся в блин, и перевернулся на другой бок. Лунный луч, пробиваясь сквозь штору, раскроил комнату на две неравные части. В голове назойливо крутились слова Фогеля, сказанные на прощание. «В конце концов, мы с вами — очень хорошие люди…» Трой безрадостно усмехнулся в усы. Дерьмо лезло из управляющего «Ультора», как грязная вата из плюшевого медведя, но Фогель был так убежден в своих добродетелях, что, уж наверное, ни при каких обстоятельствах не мучился бессонницей. В отличие от него, Трой этим похвастать не мог. Глядя в потолок, он думал о праздничной утке, приготовленной Аишей в один на редкость слякотный сочельник, и кровавой мэри, смешанной для Джонни в пластиковом стакане, и всякой всячине из прежней жизни — такой, например, как золотая улыбка Громилы Санчо и его чутье на непристойные рифмы, или любимая марка сигарет Лесли, или витражи в церкви на Третьей и белый шиповник, растущий на заброшенных могилах прямо посреди заднего двора. Кроме того, думал он о своих и чужих грехах, провинностях и проступках; в общем, обо всем, чем живут в Стилуотере не слишком хорошие и, если начистоту, даже скверные люди. Возвращаясь к этим воспоминаниям, он чувствовал стыд, потому что по ночам тосковал о прошлом, а днем, развалившись в дерматиновом кресле, перебирал папки с делами бывших товарищей, решая, кому лучше сгинуть бесследно, кому — сесть в тюрьму, а кому — испечься на электрическом стуле. Каждый «святой» с удовольствием плюнул бы ему в лицо, включая его самого — молодого и безусого Троя Бредшоу. — Пап… ну пап… Заснул Трой нескоро, а проснулся посреди ночи от того, что сын теребил его за рукав. Луна то ли нырнула в тучи, то ли спряталась за соседним домом, а ливень молотил по черепице с такой силой, что звук напоминал пулеметную дробь. Трой приподнялся и скинул одеяло. На подушке от его лысеющей головы остался глубокий, как от пушечного ядра, след. — Что такое, малыш? — спросил Трой хмуро, будто с похмелья. — Мне кошмар приснился. Флинн, насупившись, мялся у кровати. Ладонь у него была горячей: значит, подскочила температура. На лице и руках темнели следы ветрянки, щедро прижженные йодом. Из-за них Флинн напоминал маленького зомби из очередного низкобюджетного ужастика, снятого все тем же Шестым каналом. — Не чешись… — Чешется! — Тихо, маму разбудишь. — Трой спустил ноги с кровати и, не найдя тапочки, встал на холодный пол босиком. Подхватив четырехлетнего сына под мышку, прошлепал к двери, стараясь не шуметь. — Ну пойдем, сорванец… Трой женился через девять месяцев после того, как сбросил шкуру святоши. Он знал свою невесту семнадцать недель; две из них они были помолвлены. Старшие товарищи сошлись во мнении, что он поступает правильно: спутница жизни служила одновременно и приметой благонадежности, и ступенькой на пути к начальственному креслу, а кроме того, после смены могла встретить мужа целой сковородой котлет. Трой, однако, сделал Анне предложение не ради горячего ужина и не ради карьеры — он любил ее, потому что нашел в ее лице друга, исповедника и пастора. Когда он наконец примостил свой зад в кресле начальника полиции, они с Анной растили двух детей: Дженнифер и Флинна. Дженнифер, укрывшись пледом, сидела на диване в гостиной и листала книжку, разглядывая красочные картинки: Кота-в-сапогах, пряничный домик, притаившегося под мостом тролля. Покосившись на отца, который нес вниз по лестнице брыкающегося Флинна, она недовольно объявила: — Он и меня разбудил! У-у-у, заноза. — В заднице! — радостно откликнулся Флинн, недавно выучивший новое слово. — Не ругайся... — Трой усадил его между сестрой и кошкой. Та сонно повела рыжим ухом. — И не ерзай, я сейчас градусник принесу. Температура оказалась чуть выше нормальной. Трой с трудом заставил сына проглотить две ложки сиропа, согнал с дивана кошку и грузно приземлился на нагретое место. Пушистая бестия оскорбленно зашипела и удалилась в кухню, подняв хвост трубой. — Па-ап… — попросил Флинн. — Расскажешь нам сказку? Трой потянулся к книжке, лежащей на коленях Дженнифер, но сын помотал головой: — Нет, эти не хочу! Эти я знаю. Расскажу другую. — Ну, Флинн, я же полицейский, а не сказочник. — Придумай что-нибудь! Трой поскреб пожелтевшие от табака усы, посадил сына на колени и крепко обнял, чтобы тот не расчесывал болячки. Гроза клокотала над городом. Раскаты грома сотрясали черное небо, уснувшую улицу и сам дом — от подвала до крыши. Вдали выла сигнализация чьей-то машины. — Хмм, с чего бы начать… Ладно… Слушайте, только чур не перебивать, ладно? В некотором царстве, в некотором государстве когда-то давным-давно жил фиолетовый дракон с тремя головами…