Лунная и другие виды зависимости

-Иногда я спрашиваю себя: что нужно было изменить в нашем прошлом, чтобы мы были счастливы? Голос прорезал темноту, окружавшую сознание, причинял практически физическую боль. «Что? – хотел спросить Люпин. – Я не знаю, кто ты. Я…» - Да-да. Чтобы были счастливы ты, я, многие другие люди… Чтобы Джеймс и Лили были живы… «Кто такой Джеймс?..» В ночи, подобные этой, Римус даже в моменты просветления не мог порой вспомнить и своего собственного имени, что уж говорить о чужом. Скачки из волчьей шкуры в человеческую каждый раз, когда луна скрывалась за облаками и непроглядная тьма опускалась на землю, были ничуть не легче, чем обращение из человека в волка. Незнакомец же тем временем продолжал: - Что нужно было изменить, чтобы не произошло всей череды ужасных событий, в результате которых мы с тобой оказались здесь, Римус? – старые половицы скрипели, - очевидно, говоривший мерил шагами комнату. «Римус – это я», - с большим трудом смог всё же вспомнить оборотень. - И, наконец, самый главный вопрос: нужно ли вообще что-то менять? – раздавшись в последний раз где-то совсем рядом, скрип стих. Незнакомец остановился. – Или, возможно, найдётся какой-нибудь фаталист, который скажет, что всё именно так, как должно было быть? – ещё один скрип. Кажется, незваный гость сел на пол прямо напротив Люпина. – Что всё правильно, и, быть может, у нас с тобой даже есть какая-то высшая цель… Скажи мне, ты, случаем, не фаталист, Римус? Титаническим усилием воли оборотень заставил себя открыть глаза. Вся комната виделась ему нечетким полотном из широких мазков чёрного, тёмно-синего и мрачного фиолетового: обстановка Визжащей Хижины не подразумевала искусственного освещения, а естественному глубокой ночью при заколоченных окнах да скрывшейся за облаками луне было неоткуда взяться. Однако даже темнота, заиграв новыми оттенками, причинила Люпину нестерпимую боль. Ему безумно хотелось закрыть глаза снова, однако он удержался и попытался сфокусироваться на силуэте сидящего перед ним человека. - Может, ты видишь нашу цель? – спросил незнакомец. Люпину показалось, что он услышал в его голосе грусть. «Я даже тебя толком не вижу, - пронеслось у оборотня в голове. – Кто ты?» - Впрочем, наверное, для таких серьёзных вопросов я выбрал не самый удачный день, - гость вздохнул. «Зачем пришёл?» - Или, лучше сказать, ночь. Ночи-то у тебя раз в месяц действительно неудачные. «Я не знаю тебя». Однако последовавший за последней фразой хрипловатый лающий смех тут же заставил Люпина усомниться в этом. - Прости, Римус, - сказал сидевший напротив него человек. – Грешно смеяться над бедой друга. Боюсь, мне немного повредили психику в Азкабане, но ведь кто из людей по-настоящему нормален, верно? – и он рассмеялся вновь. Звук этого странного, больного и почти безумного смеха с оттенком безысходности пробудил в душе Римуса очень странные и противоречивые чувства, для которых оборотень в его нынешнем состоянии никак не смог бы подобрать определение. Однако ему хватило силы воли продолжать попытки сфокусировать зрение, стараясь превозмочь боль, чтобы разглядеть незнакомца. Постепенно Люпину удалось добиться того, что он начал видеть различие между оттенками лица и волос говорившего. Волосы были значительно темнее – можно сказать, они сливались с окружавшей незнакомца ночью, как, впрочем, и его одежда. Лицо, напротив, - очень бледное. Ночной гость же, тем временем, продолжал вещать: - Нормальных нет, Римус, - сказал он с тоской. – Это я тебе скажу наверняка. Ты можешь усомниться в моих словах, но если подумаешь, то поймёшь, что я прав. Люпин не думал - он лишь щурился, как человек, смотрящий на солнце, силясь разглядеть черты чужого лица. - Но есть люди хуже, чем ненормальные, - продолжал незнакомец со знанием дела. – Например, лжецы… Оборотню постепенно стали видны круги под тёмными глазами и глубокие морщины, прорезавшие сероватую кожу. Больше интуитивно, так как в его состоянии было не до логических выводов, Люпину казалось, что такой цвет лица не может быть нормальным. - А ещё хуже – те, кто им верит. Глаза гостя сверкнули, и внезапно Римус понял, что это вовсе не незнакомец. Озарение пришло мгновенно, как удар. Правда, он вспомнил человека, но ещё не имя. Образ, но не слово, что к нему относится. Человек же тряхнул гривой спутанных чёрных волос и подскочил, будто не в силах был больше сидеть и сдерживать свой гнев. - Да-да, именно этот сорт людей хуже всего на свете... Люпин вспомнил даже звезду, но всё ещё не её название. - Они клеймят тебя, выносят приговор и гонят с позором. Они топчут тебя, ломают твою жизнь просто потому что хотят верить той ереси, что им для чего-то сказали. Ему уже даже стало больно – где-то там, между рёбер, где билось сердце, которое считалось человеческим. - Скажи, Римус, - человек взглянул прямо ему в глаза, - ты – такой же? Но если бы Римус и вправду мог говорить, то он сказал бы лишь одно: «Сириус Блэк». - Ты – один из них? – повторил вопрос убийца. Оборотень молчал. Тогда Блэк подскочил к нему, упал рядом на колени и, схватив Люпина за плечи, заговорил: - Если же нет – то поверь мне, прошу тебя, Римус! – безумие и тлен светились в его глазах. – Я не убивал тех людей, и не я виноват в смерти Джеймса! Смысл его слов доходил до оборотня лишь урывками. Он по-прежнему воспринимал мир скорее образами и чувствами, нежели разумом, поэтому у него в голове пронеслось: «Он пришёл сюда, чтобы убить меня». Как будто услышав его, Сириус продолжал: - Всё вовсе не так, как ты думаешь, Римус… Совсем не так, как тебе рассказывали… Сознание Римуса – тугой комок непонимания. - Я не убийца, понимаешь? И никогда им не был… Непонимание отступило, пришло недоверие. - Я не тот, кем все меня считают… И к Волан-де-Морту не имею никакого отношения… Слышишь, Римус? НИ-КА-КО-ГО! «Как это возможно?..» Сириус замолчал, отпустил его плечи. - Ты не понимаешь пока. Но позже поймёшь. И поверишь мне, когда увидишь… «Увижу что?» - Главное, смотри внимательно. Не будь одним из тех, кто просто взял и поверил. Смотри сам, и ты поймёшь, где прячется настоящее зло… Губы Люпина беззвучно зашевелились. Он чувствовал, что еще секунда или две – и он сможет все-таки ответить своему ночному гостю, как вдруг внезапная вспышка боли пронзила и кости, и мышцы. Настолько резкая, что Римус, казалось, услышал собственный крик со стороны. Сириус отшатнулся. - Что? – удивлённо спросил он. – Неужели так скоро? Корчась на полу от разрывающей всё тело боли, оборотень видел, как Сириус подошёл к заколоченному окну и сквозь щель между досками посмотрел наружу. - Так и есть, - промолвил он. – Облака рассеиваются. А это значит, что наше время на исходе, старый друг. «Старый друг». Если бы не обращение, то вместо тела эти слова принесли бы боль его сердцу. Однако как человек, умирающий в агонии от смертельного ранения, не способен оценить высокие материи художественного произведения, так и Римусу, продолжавшему извиваться и стонать, пока его кости вытягивались, в тот момент было не до осознания высокой ценности дружбы или горечи предательства. - Единственное, что ты должен знать – Я НЕ УБИЙЦА… И это было последним, что он услышал перед тем, как мир поглотила темнота. Утром, истощённый и опустошенный, зато снова человек, Римус Люпин очнулся, лёжа на полу возле одного из заколоченных окон Визжащей Хижины. С трудом сев, он привалился спиной к стене. Перед глазами всё расплывалось, а тело не то что болело – нет, просто все мускулы были в напряжении, как будто готовясь к новому обращению. Это было не страшно. Страшило лишь то, что впереди ждали ещё две ночи сплошного кошмара, а за ночами – долгие годы. Но об этом лучше не думать пока. А то жизнь покажется слишком тяжкой и длинной. Люпин чувствовал, что на задворках его памяти шевелится что-то. И это что-то отчаянно требовало внимания, пусть разглядеть его пока и не удавалось. Римус закрыл глаза и откинул голову назад, протягивая прозрачные щупальца сознания к этому трепещущему нечто. И постепенно, кадр за кадром, слово за словом – ему удалось вспомнить. Ночью к нему приходил Сириус Блэк. И очевидно, раз оборотень был ещё жив, приходил не чтобы убить. Кажется, он говорил что-то про свою невиновность, а также про то, что Люпину нужно внимательно смотреть. Куда смотреть? Или, может, на что? Некоторые слова выпадали, отчего адекватная картина никак не хотела складываться. В душе Люпина шелохнулась тень сомнения: а была ли вообще адекватная картина? Вполне возможно, что это просто сон, а сновидения, как известно, не всегда подчиняются логике. В принципе с ним раньше уже случалось подобное: в те моменты, когда луна заходила за облака и он принимал снова свой человеческий облик, измученный оборотень иногда засыпал, и порой ему даже успевали присниться мрачные, окрашенные болью сны, которые всплывали в памяти на утро. Было ли это сном сейчас, или же Сириус приходил к нему на самом деле? Римус не знал, и не было никого, кто мог бы дать ему ответ. Оставалось одно – просто пережить оставшиеся ночи полнолуния и посмотреть, что случится дальше. Однако в другие две ночи, что он обращался, ему не являлись видения. Или никто не приходил. Думы же о том, какой из двух вариантов является верным, не оставляли Люпина много дольше.