Немного о Боссе

      — И всё-таки неожиданный выбор, — Гэт сидит на грязном продавленном диване в подземных катакомбах, положив ноги на уже остывающий труп какого-то бродяги. — Почему блонд?       — Платиновый блонд, я бы попросила, — категорично поправляет Мишель, осматриваясь.       — Не вижу разницы.       — Ну и дыра, — она грамотно переводит тему, недовольно хмурится и оборачивается, кидая на лучшего друга полный сомнения взгляд.       — Дыра с перспективами, я бы попросил, — передразнивает Гэт, и Мишель, против воли, усмехается.       Она подходит к дивану, садится рядом с другом и пытается устроиться поудобнее. Поелозив по жесткой спинке с минуту, цыкает и, резко крутанувшись, спиной заваливается Джонни на колени.       — Ты же не против, — не спрашивает, а утверждает Святая, невинно хлопая глазами.       — Же не против, — Гэт смотрит на подругу сквозь темные стёкла очков и пытается свыкнуться с её новым образом.       — Совсем убого, да? — она ощущает на себе изучающий взгляд и слегка хмурится.       Джонни не спешит с ответом. Он осторожно стягивает резинку с непривычно светлых и столь же непривычно коротких волос. Мишель смотрит на него вопросительно, но во взгляде серых глаз полно неуверенности и чего-то ещё, слабо поддающегося описанию.       — Пойдёт. Только налысо, как тогда, не брейся больше.       И люди в коме всё-таки не стареют. Хотя в таком возрасте ещё принято говорить «растут». Но Гэт не видит каких-либо явных изменений: морщинок там или чего-то в этом духе. А рассечённая шрамом губа — это же такая мелочь. Да и косо заштопанная половина лица не вот что его сильно портит. Напротив, мужчина видит в этом какой-то ему одному понятный символ. Это даже по-своему красиво.       — Да не налысо это было! Просто ёжик захотелось, — обиженно бормочет подруга.       — Конечно, конечно, — Джонни размеренно пропускает светлые волосы сквозь пальцы и ловит себя на мысли, что ему, пожалуй, нравится.       Мишель ловит себя на мысли, что, несмотря на обстановку, это место, пожалуй, начинает ей нравиться. И теперь она уверяется окончательно: несмотря на все «против», она возродит Святых.       — Думаю, — она удовлетворённо жмурится и, кажется, вот-вот замурлычет, — с этих самых пор… Можешь звать меня Боссом.       — Хорошо, Босс, — ухмыляется Гэт и как-то быстро, но в тоже время до бесконечного медленно и осторожно наклоняется к её лицу.       И очки у него те ещё предатели, раз при таком ракурсе и освещении позволяют женщине перехватить его взгляд. И сам момент — глаза в глаза, томительное ожидание чьего-либо решения — настолько отдает дешёвыми романами, что вызывает лишь внутреннюю усмешку. И, наверное, хорошо, что ещё есть путь отступления; по крайней мере Джонни его успешно находит, целуя, всё же, прядь светлых волос, сжатых в его руке.       — И всё-таки я не понимаю, почему именно блонд, — качает головой он, так и не отстранившись от Святой.       А её внутренне потряхивает от волнения и ещё кучи эмоций, которые она даже в мыслях озвучить боится. И, в сущности, хорошо, что наконец-то раздается спасительный звонок телефона, от которого они оба невольно вздрагивают. Ведь можно сделать вид, что ничего не случилось — их любимое, пожалуй, занятие. А ещё не нужно отвечать на этот весьма неудобный вопрос. Гэт помнит, когда-то давно Мишель заявила, что ни в жизнь не станет краситься в блонд. Пусть даже платиновый.       И не обязательно ему знать, что этот убогий платиновый блонд отлично скрывает седину, особенно у корней.       Да, вовсе не обязательно.