Прекрасная партизанка

      Есть хотелось больше всего. Раньше это было не так заметно, а когда в поле зрения показались красные, сочные ягоды на фоне пышного кустарника оливкового цвета, голод подступил с новой силой, от чего тряслись коленки и руки. Лишь только мысль о том, что кислый, немного горьковатый клюквенный сок попадет в рот, пощипывая разодранные в кровь десны и небо, сводила с ума.       Края берега болота были неровными, извивались как змея, и поэтому выйти на землю можно было с любой стороны, только где-то было идти дольше, а где-то быстрее. Полковник, пропуская вперед свой отряд за лейтенантом Ледовым, переминался с ноги на ногу, грозно наблюдая за упрямой партизанкой, которая вздохнула, сделала шаг и со шлепком утопла в темной жиже по пояс. - Если ты сейчас же не вернешься в строй, я оставляю тебя здесь, – рыкнул полковник, направляя свет фонаря на девушку, которая усердно тыкала слегой в болотистое дно. Никогда и никто его не смел ослушаться и пойти наперекор, а Пелагея, гордо вскинув голову, сделала еще один уверенный шаг по пока что ровному дну. - Я выйду на берег сама, уважаемый полковник, но чуть дальше, чем вы. А вы идите, я и до деревни сама дойду, – бросила беззаботно явно обиженная Пелагея, надеясь, что Дима не бросит ее и хотя бы поможет дойти до заветных ягод, которые манили как зачарованные.       Не решаясь долго стоять на месте, полковник махнул на девушку рукой, развернулся и направился за отрядом, точно по их следам, уже не проверяя длинной палкой глубину болота. Его взвинчивало небрежно брошенное, как обычно, «уважаемый полковник», потому что он привык, что все обращаются к нему строго по званию, прикладывая руку к бескозырке, а партизанка явно была сама себе на уме, выставляя полковника наравне с собой.       Заметив, что капитан развернулся и двигается к другому берегу, Пелагея поджала губы, смущенная таким его поведением. Хоть она и считала себя солдатом, но хотела, все же, что бы мужчина помог ей в сложной ситуации, даже если эту сложную ситуацию она создала по собственной глупости. Но девушка никак не могла понять, как полковник может пройти спокойно мимо целого куста с красными, будто налитыми кровью, ягодками, и даже не захотеть съесть хоть одну. Почувствовать во рту что-то сочное, прохладное, вкусное было невозможно, а тут появилась эта редкость, когда вся клюква уже пропала. А эта все еще стояла, сверкая сочными боками.       Ткнув в дно перед собой, партизанка подняла фонарь и сумку с черствыми сухарями высоко над головой, чтобы не замочить последнюю еду. Неуверенный, аккуратный шаг, еще один и еще. Шорохи, которые создавал холодный ветер, пугали ее, потому что в любой момент из-за деревьев могли выпрыгнуть хорошо прятавшиеся фашисты. Если бы девушку не расстреляли сразу, то при осмотре, нашли бы то, что скрыто от всех глаз, то, что обязательно заинтересовало бы гестапо.       Ткнув палкой в землю под болотистой толщей, Пелагея увидела, что она погружается практически до самого конца, чуть ли не до руки. Именно в этот момент, ей захотелось вернуться, но идти было настолько тяжело, что казалось, будто ноги стали каменными. Топь медленно засасывала под низ, а до куста, наполовину повязшем в земле, оставалось какие-то три метра, и поэтому, глубоко вздохнув, она шагнула, плюхнувшись в грязную жижу по грудь. Дух захватило, дышать стало моментально тяжело от прилипшей к телу ткани тужурки и платья.       И в этот момент Пелагея поняла, что не может сделать и шагу. Ее с головой накрыла паника. Он пыталась оттолкнуться от скользкого дна, но только больше месила грунт, медленно утопая в густой трясине. Бросив слегу в сторону, она шлепала рукой по воде, стараясь подобраться ближе к берегу, но только чувствовала, как медленно опускается все ниже и ниже, как ее ноги с силой тянут вниз. - Дима! – не всю округу раздался громкий, истеричный крик девушки, срывающийся на хрип, а затем на отчаянный стон. Сто раз Пелагея пожалела, что не послушала полковника. Сто раз отругала его за то, что не захотел сходить с ней.       Умереть голодной, когда в паре метров от тебя растет лакомство, умереть не от голода, а от собственной глупости, предавая свою семью, было для партизанки самым ужасным. Глотая слезы, она замахнулась и кинула сумку с фонарем на склон. Свет фонаря прорезал лесные потемки, а затем, вслед за сумкой покатился вниз и с негромким шлепком погряз в болоте, вмиг окрашивая его в ярко-зеленый. Моргнув пару раз своим желтым оком, он погас, оставив испуганную партизанку в кромешной тьме.       За звуком воды, которую она так отчаянно месила, Пелагея услышала быстрые шаги и замерла, вглядываясь в темноту. Фигура, практически неразличимая в ночном сумраке, суетливо плюхнулась в болото, утопая сразу по пояс, сделала пару шагов и ткнула девушку палкой в плечо. - Хватайся, Сусанин, – услышав знакомый голос, Пелагея схватилась за протянутую слегу, и в туже секунду была вытянута из топи, проехав носом по грязной жиже.       Она почувствовала, как сильная, грубая рука схватила ее за ворот тужурки и, с силой потянув, вытянула уже и на склон. Пелагея никак не могла надышаться, хватая воздух ртом как рыба. Полковник светил фонарем то на девушку, больше похожую на лешего, то на куст, за который была зацеплена грязная сухарка, и снова на девушку. Он решил, что подхватит непутевую на другом краю берега. Партизанка несла за собой хвост неприятностей, но бросить ее Дима не решался. И нет, совсем не потому что она ему приглянулась. Просто, а вдруг и правда знает главкома, а его уж точно новость о том, что девушка потонула, огорчит. - Какой я вам Сусанин, уважаемый полковник? – спросила Пелагея, раскрывая руки в разные стороны, прикрывая глаза. Склон казался просто кусочком Элизиума, посреди сущего ада, развернувшегося вокруг. Она никогда не думала, что болота могут быть настолько страшными. – Это вы привели отряд к болоту. А я говорила вам, что надо обойти, тут наверняка была тропа. Полковник со злостью сжал кулаки, наклонился, схватил сумку и со всей дури бросил ее в девушку, от чего та вскрикнула и быстро села. - Неблагодарная, – прошипел он, сквозь стиснутые зубы, видя, как зло сверкают глаза девушки в темноте. – В следующий раз даже не гляну в твою сторону. И больше не кричи о помощи. Для тебя я товарищ полковник, а никакой не Дима, поняла?       На дрожащих ногах, вся облепленная листвой, мелкими палочками и грязью, она встала, повесив сумку на плечо, и уперла кулаки в бока. Партизанка не собиралась благодарить за спасение, не собиралась просить прощения, она была даже готова сама потребовать извинений за такой необдуманный ход, но все же сдержалась. - Ты можешь называть меня Полей, Дима, - прищурившись, выпалила она, гневно сверля полковника взглядом. За тенями, которые пробегали по лицу полковника, наполовину скрытому фуражкой, было невозможно разглядеть глубокое удивление и высоко поднятые брови, но девушка ощущала, что ударила в то место, куда и хотела. – Я, пожалуй, соберу клюкву.       Пелагея осторожно спустилась к кусту, под гневным взглядом полковника, присела на корточки у самой воды и начала отрывать грязной рукой мелкие ягодки, складывать их в другую ладошку. Полковник все не мог опомниться от этой дерзости, наглости и невоспитанности. Он никогда не ставил себя выше других, зная, что он-то, на самом деле, куда ниже. Всегда был вежлив и почтителен, хоть и воспитывался не в семье каких-то аристократов, но знал все правила уважительного отношения. Эта девчонка выводила его из себя.

***

      Нагнать отряд, который шел к деревне под временным руководством лейтенанта Ледова, было не сложно. Пробираясь через неглубокие мочажины, которые тут же засасывали вглубь, через кочки, покрытые мхом, мерзко пахнущие гнилью и сыростью, Дима с Пелагеей молчали, замыкая плотную цепочку партизан, зорко разглядывая окружающую обстановку. Они не сказали друг другу ни слова, а вокруг висело такое напряжение, что воздух, казалось, трещал по швам.       Заметив связистку Савину, Пелагея улыбнулась и, перепрыгивая с кочки на кочку, обгоняя капитана и еще несколько солдат, добежала до нее, хватая девушку за руку. - Что ты? – Савина испуганно отдернула руку, сначала не сообразив, кто за нее цепляется, но потом разглядела сквозь темноту грязную партизанку и заметно расслабилась. - Не пугайся, – тихо сказала Пелагея, снова взяв связистку за руку. Через мгновение она вложила в ее раскрытую ладонь маленькую горстку грязных ягод, радостно улыбаясь.       У Пелагеи не было подруг, никогда в жизни, и теперь, заметив в отряде полковника молодую Ольгу Савину, она очень хотела подружиться с ней. Высокая брюнетка с темными, практически черными глазами, была перегружена огромным ранцем с аппаратурой, и была явно не в настроении знакомиться или дружить, но ягодки взяла, улыбнувшись краешком губ. Она была молчаливой и тихой, словно мышка. Когда другие девушки могли пошуметь, разболтаться, споткнуться и упасть в какую-нибудь лужу, Ольга Савина была всегда предельно осторожной и аккуратной, и часто получала похвалу от полковника, к которому втайне испытывала глубокие чувства. - Ишь, вздумала она полковника ослушаться, – Пелагея вздрогнула от внезапно раздавшегося шипения под ухом, но не остановилась. Нахмурившись, она бросила взгляд на подошедшую к ней медсестру Любу, а затем, гордо вскинув подбородок, демонстративно отвернулась. – Возомнила себя вторым полковником? Не промою я твою рану, когда умирать от боли будешь.       Пелагея хотела ответить женщине, так внезапно настроившейся против нее, но заметила, что вокруг стало слишком тихо, а потом в воздух взмыла поднятая рука лейтенанта Ледова. Отряд остановился и за секунду припал к земле, разглядывая обстановку через густую траву.       Плюхнувшись прямо в лужу между высокими кочками, заросшими густым мхом, Пелагея облизнула губы, которые были противно соленые, и со всей силы сжала кулаки. От каждого неопределенного звука или шороха у нее стыла кровь, потому что держала в страхе мысль о том, что ее могут найти. Хоть она и не знала, ищут ее или нет, но была всегда на чеку, так как и вправду, находясь в отряде полковника, подставляла всех партизан. Если ее поймают, то им тоже не жить.       Кроме ветра, тихо шелестевшего подсыхающей листвой, не было слышно ничего. Лишь только спустя пару мгновений, привыкнув в режущей слух тишине, она услышала, как негромко течет река, где-то совсем недалеко, и, переглянулись со связисткой, радостно улыбнулась. Она с трудом переставляла ноги, которые задубели от налипшей грязи, от налившейся в них густой воды, от прилипающей юбки. Среди мечтаний о спасении Родины, семьи, затерялась скромная мечта искупаться, да хотя бы уж в реке.       Пелагея заметила, как партизаны встают один за другим, и поднялась из лужи за красивой связисткой, поежившись от холода. Все были одеты тепло, хоть и намокли, а партизанке пришлось забыть о своих вещах и довольствоваться тужуркой, которую она сняла с умершего в лесу мужчины. Ей было не по себе от этого, но умереть от холода она не хотела.       Капитан, махнув рукой, собрал партизан около себя и внимательно посмотрел на каждого, остановив свой взгляд на ежившейся от холода девушке. Она была совершенно не похожа на Катю, это точно. Храбрая, мужественная оболочка, а внутри хрупкая душа. Именно такой казалась ему Пелагея, которая выпускала коготки и недовольно шипела на полковника, пытаясь поравняться с ним силами. Дима немного остыл от ее выпадов, и теперь, глядя на худющую Полю, хотел лишь только защитить ее. Ее кураж забавлял командира.       Сбросив с плеч на землю ранец, полковник снял с себя китель темно зеленого цвета и бросил девушке, которая снова вздрогнула от неожиданности. От такого небрежного жеста девушка нахмурилась но, не заметив в темноте ревностно сверкнувших глаз Ольги, натянула спасительную, теплую вещь. - Привал у реки на несколько часов. Еще одна такая ночь пути, и мы на месте, – глубоко вздохнув, сказал Дима, все так же не сводя взгляда с партизанки, которая делала вид, что вовсе и не смотрит на полковника, разглядывая сапоги солдатов. – А там свяжемся с главкомом Аракаевым и с Алексеем, а затем продолжим путь. - Разрешите выразить мнение, товарищ полковник, – негромко попросил сержант Гречко, у которого сердце стучало так громко и быстро, что он не мог стоять на месте, чуть ли не подпрыгивая каждую секунду. Вопроса он своего задать боялся, но точно знаю, что какие-то люди его поддержат. - Ну, выражай сержант, если есть, – позволил Дима, закидывая ранец обратно на плечи. Любые предложения Артема он всегда отвергал, считая, что молодой сержант еще не дорос, чтобы правильно мыслить и предлагать полковнику какие-то идеи. Не смотря на то, что полковник был не зазнатым человеком, себя уважал и считал, что его идеи всегда правильны и точны. - Вы не думаете, что у нас есть балласт? – спросил он еще тише, явно намекая на Пелагею, которая сильно затормозила ход своими ягодами.       Трое – лейтенант Ледов, Дима и Пелагея, грозно уставились в сторону сержанта. Любочка, шмыгнув носом, попыталась вставить свои пять копеек, но замолчала, после несильного пинка локтем под бок от связистки, которой Пелагея очень даже нравилась. - Такое мнение нельзя выражать, - строго ответил Коля, защищая партизанку, которая скромно потупила взгляд в землю. - Балластом является тот, кто действует на мозги сержант. Если вы не будете обращать внимание на Пелагею, то облегчите себе жизнь. Ваша задача – ровно и четко следить за дорогой и ловить сигналы по рации. Вопросы еще будут? – спокойно объяснил Дима, склонив голову набок.       Сержант отрицательно покачал головой, досадуя, что его мысль снова провалилась. Ему нужно было срочно отцепить Пелагею от отряда, ибо настраивала полковника на ускорение, что Артему было не нужно. Срывался не только его личный план, из-за провала которого его ждала смерть. Быть жучком в партизанском отряде, где командир не слушает никого, кроме своего друга Николая, было непосильно трудно.