***
Как только полковник услышал громкий выстрелы, молниеносно поднялся с земли, схватил лежащий рядом ППШ и рванул к реке, не понимая, что происходит. - За мной, – крикнул он, вбегая в березовый лесок, слыша за собой тяжелый топот кожаных сапог о землю. В голове Димы уже промелькнули ужасные картинки того, что могло произойти на берегу реки, сердце выпрыгивало из груди. Только мысль о том, что Пелагее могли сделать больно, или того хуже, что ее могли убить, приводила в ужас. Через пару секунд он услышал громкую очередь, словно гром на ясном, безоблачном небе. Заметив среди стройных березовых стволов фигуру немца, который рыскал по дну реки, что-то разыскивая, Дима остановился, прицелился, и неспокойную морскую гладь прорезала резкая очередь, задевая фашиста. Миг, и в воздух поднялась сотня маленьких брызг, а затем шумно опустились назад. Встала тишина. От нее звенело в ушах противно и глухо. Яркие краски перед глазами желтели, приобретали мерзкий, болезненный цвет, плыли, как вода. Дима обернулся, пошатнувшись на ослабевших ногах, ожидая увидеть позади себя верное, надежное плечо друга, но его не было. Никого не было. Ни одного лейтенанта, ни милой связистки, которая, казалось, всегда следовала тенью за полковником, ни хрупкой и воинственной партизанки. Это место, которое казалось божественным эдемом, кусочком, где жизнь являлась жизнью и текла медленно, размеренно и безмятежно, в сознании полковника покрывалось кровавым пятнами. Река, которая была голубой и серебрилась в лучах щедрого на тепло солнца, бурела, на глазах становилась грязной и омерзительной. Вмиг чистота пропала, нетронутость растаяла, и теперь был только вечный, вездесущий содом. За спиной раздался громкий, жадный вдох. Полковник резко обернулся, остановился взгляд на реке, из-под которой вынырнула голова партизанки. Она, щурясь от воды, которая попала ей в глаза, погребла на берег, все так же судорожно вдыхая воздух, чувствуя, как что-то болит в груди, как больно делать каждый вдох такого необходимого кислорода. Она до сих пор не могла сообразить, что произошло. Полковник бросился к реке и подхватил Пелагею прямо у берега, заключая ее в крепкие и надежные объятья. Утыкаясь носом в плечо полковника, партизанка ненасытно вдыхала запах костра, которым пахла его гимнастерка, жадно обнимала худенькими, мокрыми ручонками за сильную спину, желая укрыться в его сильных руках, спрятать весь испуг, который выдавался дрожью, за невероятной нежностью, которую она чувствовала к командиру. А для полковника это был миг, когда он снова, хоть и неясно, видел лазурь неба над головой, гладя мокрую, холодную голову маленькой паризаночки, рыдающей у него на плече. Он не понимал, с чего вдруг так трепетно и нежно хочет заботиться о девушке, которую знает всего день, но точно знал, что это желание никогда не пройдет. И так бы они стояли, казалось, вечность, но хриплый, негромкий голос связистки за спиной прервал их долгие и упоительные объятья. - Товарищ полковник, – окликнула его Ольга, хмуря черные брови. От новости, которую она собиралась доложить полковнику, у нее пересыхало во рту. Было страшно увидеть реакцию горячо любимого командира. – Разрешите доложить? Партизанка отошла от полковника, утирая нос рукавами тужурки, с которой вода текла ручьем. А полковник, осознавая, что тут только что происходило, недовольно нахмурился. - Докладывай. - Лейтенант Ледов, – Оля осеклась и опустила голову, подбирая нужные слова. Под взглядом Пелагеи она робела еще сильнее, и ей казалось, что она выдает все свои чувства к полковнику с головой. Она заметила, что Дима все время держится рядом с партизанкой, заметила, как бережно и трепетно смотрит на нее, и поняла окончательно, что место рядом с командиром не ее. – Лейтенант Ледов был ранен и погиб, товарищ полковник. Пелагея пискнула, прикрывая рот ладошкой, а на ее глаза снова навернулись горячие слезы. Пока она стояла на коленях перед фрицами, выслушивая что-то от них на немецком языке, ничего не могла разглядеть и разобрать, потому что слезы непрерывно катились, затуманивая взор, но девушка точно слышала выстрел, а затем еще дробь. Видела, как перед ней упала неясная немецкая тень, а затем рванула в реку. Пелагея взглянула на полковника, который холодным взглядом буравил связистку. Его пальцы были сжаты в кулаки так сильно, что костяшки на них побелели, грудь тяжело вздымалась от частого, тяжелого дыхания, губы сложились в тонкую линию, а брови были нахмурены. Ему казалось, что он ослышался. Ему определенно это казалось. - Повтори, – потребовал он. - Я не буду повторять то, что вы уже слышали, товарищ полковник, – негромко ответила Ольга и подняла взгляд. В глазах полковника не было слез, не было испуга или горя. Они были холодными, равнодушными, как и обычно, и никто не знал, что в душе у него бушуют грозы. Дима вздохнул, замечая, как окружающая обстановка снова наливается красками, делая ситуацию реальной. От яркости резало глаза, да и вообще тошнило от этой благодати, которая вновь расцвета на месте гибели, как будто ей все равно. Полковник хотел, чтобы все вяло и грустило, чтобы природа оставалась такой же желтой и неясной, подходящей к его душе. Он не мог понять, как за несколько минут умер кусок его души. Часть ее существовала, долго-долго, а тут вдруг раз, и ее нет. Дима всегда всех помнил: маму, папу, сестер, да вообще всех родных, товарищей, а сейчас был готов забыть Колю. Хотел сделать вид, что не знал его, чтобы это мерзкое нервозное состояние в сердце прошло как можно скорее. - Там Гречко, полковник. Я не разобралась, что к чему, но его держат и ждут вас, – Ольга кивнула в сторону, где отряд сделал привал и, не дожидаясь ответа командира, обратилась к Пелагее. – Ты не ранена? Девушка помотала головой, утирая пальчиками слезы, которые неприятно щекотали подбородок, скатываясь со щек. Медленно она начала выстраивать цепочку из случившихся событий. Как только полковник двинулся в сторону лагеря, Пелагея быстро схватила его за плечо, от чего Дима резко дернулся и обернулся. Злой взгляд командира прошелся по красному, заплаканному лицу партизанки, и в голове всплыли картинки аккуратной свастики на светлой, нежной коже. У него в голове, так же, как и у Пелагеи, были практически одни и тоже мысли – приходили именно за ней. - Ваш сержант Гречко докладчик, уважаемый полковник. Вы бы следили за тем, кому доверяете рацию и кого отправляете с ней территорию осматривать, – слишком грубо сказала она, хмуря лоб. Она боялась за свою собственную жизнь, боялась, что этот день будет ее последним, когда так внезапно хотелось жить дальше и дальше. - Придержите язык за зубами, – грозно прорычал Дима, скидывая руку партизанки со своей. – Мой друг погиб, спасая вас. Поимейте совесть. - А вы поумнейте. Я бы посоветовала вам приглядеться к драгоценной медсестре, которая по совместительству кухарка, уборщица и сварливая баба. Вам не кажется, что она возомнила из себя большого человека, – партизанка уперла рука и бока, чувствуя, как пощипывает глаза от вновь подступающих слез. - Может быть встанешь на мое место? – полковник резко перешел наигранно-уважительную грань общения с партизанкой и сделал шаг, нависая над ней. – Ты явно лучше разбираешься в людях. Пелагея прикусила нижнюю губу, чувствуя, как по щекам вновь покатились тщательно сдерживаемые слезы, пощипывая раздраженную кожу щек. Она понимала, что лейтенанта больше нет из-за нее, понимала, что несет за собой неприятности, понимала, что перегибает палку с полковником, явно переусердствовав с упреками и указаниями, но она так сильно боялась, что этот день будет ее последним, что готова была высказать в лицо Диме все, что угодно, лишь бы он понял, что дорожит не теми людьми. - Я боюсь, Дима, – тихо-тихо прошептала она, шмыгнув носом, надеясь, что связистка, все еще стоявшая позади, ничего не услышит. Командир не изменился в лице, все также смотря в красные, мокрые глаза партизанки. Ему было не до ее искренних признаний, не до ее возмущений и упреков. Он просто никак не мог понять: за что теперь у маленького Никиты нет отца, а у прекрасной жены Насти мужа?Часть 6.
2 марта 2015 г. в 18:17
Примечания:
Если увидите опечатку/ошибку, укажите на нее, пожалуйста.
- Ничего. Если ты ей доверяешь, то и я доверяю. Где она?
- Сказала, что еще чуть-чуть постоит там.
Лейтенант весь день хотел поговорить с партизанкой, потому что знал, что за человек изображен на многочисленных фотографиях в ее сумке, и хотел понять, какое дело она к нему имела. Коля хотел рассказать другу о фотографиях, о том, что знает, кого ищет Пелагея, но потом, увидев, какими серьезными и проникновенными глазами она на него смотрит, решил оставить это в тайне. Партизанка явно хотела, чтобы все было в секрете.
Сейчас, когда девушка была одна на берегу реки, а полковник хотел дождаться пустого обеда, Ледов собирался выяснить все, понять, что их отряду ничего не угрожает, ведь всякие намерения могли быть у партизанки.
Коля не понимал, почему чувствует к Пелагее такую внезапную привязанность и желание защитить и уберечь. Остальные девушки в отряде были действительно боевыми, опытными, всезнающими, а милая партизаночка казалась наивной девочкой, хрупкой и беззащитной, скорее на кураже, чем настолько смелая и мужественная, какой хотела казаться. За ней хотелось приглядывать как за ребенком, и поэтому, наверное, в лейтенанте просыпались отцовские чувства. Он не видел жену Настю больше года, так же как и сынишку Никиту, и привык, что он о них заботится, оберегает их, а тут никто не нуждался в его отцовской опеке. Пелагея возвращала ему домашнее тепло, уют, которого так не хватало отряду, доброту.
- Пошли. На сегодня картошка, а завтра может и удастся съесть что-нибудь более сытное, если, конечно, фашисты не взяли деревню, – полковник кивнул в сторону полянки, где они разбили лагерь и, не дожидаясь друга, зашагал в ее сторону, снимая с головы фуражку.
Лейтенант замешкался и, когда Дима исчез из виду, развернулся и направился к реке через березовую рощицу. Солнце хорошо пригревало, чувствовалось, что наступила настоящая весна. Птицы беспрерывно щебетали, ветер совершенно ласково и нежно гладил лепестки на деревьях и изумрудную, лоснящуюся на солнце траву. А пахло как вкусно… Пахло теплыми, горячими камнями, пахло ольховой пыльцой и мать-и-мачехой, пахло свежестью. Весна казалась зарождением чего-то нового, и было все равно, если все останется по старому, с этой мерзкой войной, кровью и слезами. Этот момент был новым, этот момент был счастьем в трудной жизни, и оставалось только полностью наслаждаться им, вдыхать ароматы, вбирать яркие краски, ощущать тепло.
Походка у лейтенанта всегда была легкая, по привычке, и ни единый камешек, ни единая палочка не хрустела под его тяжелыми ботинками. Именно поэтому трое мужчин и девушка не заметили его, когда он остановился среди деревьев, притаившись в кустах, наблюдая за развернувшейся перед ним картиной. Партизанка стояла на коленях, сцепив руки в замок за спиной, опустив голову, два фашиста в синих кителях с красными повязками на плече, в мокрых брюках и с пулеметами, стояли над ней, что-то бормоча на своем - немецком, а еще один стоял спиной к лейтенанту, был одет в русскую форму и смутно напоминал сержанта Гречко.
Как обычно его отправили прочесать территорию вокруг, разглядеть каждый кустик и каждую дорожку, чтобы не попасть в ловушку, но видимо Артем Гречко не был настолько предан своим обязанностям. Он робко переминался с ноги на ногу, бросая злые, но довольные, взгляды на партизанку.
Лейтенант со всей силы сжал кулаки, скрипнул зубами и еле сдержал громкого, яростного рыка, так и норовившего вырваться из его рта. Злость уже вовсю закипала у него в душе. Коля прожигал ненавистным взглядом прямую спину сержанта, чувствовал, как подступает противная тошнота от осознания того, что рядом все время был предатель. Доверяли предателю свою жизнь, доверяли предателю жизнь других. Хотелось раздавить в руках его лживую, трусливую душу.
Не было времени идти за отрядом, потому что один из фрицев встал подальше, что-то яростно выплевывая в сторону партизанки, и метился в нее оружием. Сердце Коли просто выпрыгивало из груди. Он достал из кобуры пистолет, который был при нем в любых ситуациях, прицелился и в миг один из них, дернувшись, повалился на землю. Второй резко обернулся, вглядываясь в лесок, удерживая пулемет наготове. В этот же момент сержант Гречко, который стоял ближе всех к лейтенанту и заметил его среди густой зелени, воспользовавшись моментом, пока тот целился во второго, нажал на курок и выпустил длинную очередь.
Партизанка, глотая слезы, встрепенулась и рванула в воду, как можно глубже, задержала воздух и нырнула, уходя вниз с головой.