Прекрасная партизанка

*Спустя пару дней*       Небо застилала светло-фиолетовая, рассветная дымка, окрашивая дорогу, деревья, старые, ветхие дома в темные цвета. Не смотря на то, что дождя не было уже несколько дней, стояла необыкновенная, приятная прохлада. Серые, легкие тучи все собирались на горизонте и медленно плыли от ласкового, освежающего ветра. Вдали, за густо разросшимися деревьями в самой чаще леса, природа, не тронутая войной, довольно улыбалась, а тут умирала.       Пелагея посмотрела под ноги на выжженную, почерневшую траву и тяжело вздохнула. В лесу она чувствовала себя более защищенной, а тут, в этом перевалочном пункте, где они остановились на время и связывались с Алексеем, находившимся в тылу врага, нервно вздрагивала от каждого звука. Голые, потемневшие стены деревянных избушек, с запахом сырости, не позволяли сомкнуть глаза ни на секунду. Партизанка совсем не понимала, как она будет жить после войны в городе, ходить по улицам, принимать у себя гостей… если конечно будет жить.       Облизнув нижнюю губу там, где ранка покрылась корочкой, Пелагея отвернулась от так и манившего к себе, темно-зеленого, почти черного леса, к ветхим домикам и развалившемуся заборчику. Перед ней отряд снова собирал свои вещи, готовился идти к конечной точке. Каждый из присутствующих по мере приближения времени к диверсии чувствовал неприятное напряжение: полковник все опасливо оглядывал свой маленький полк, сомневаясь, смогут ли они совершить намеченное; связистка Ольга, не привыкшая убивать, все никак не могла пристроить на плече удобно пулемет; лейтенант Чеко все сидел на полуразвалившейся скамье около домика и смотрел в одну точку, напряженно ломая пальцы на руках; все остальные скованно и неуверенно двигались, медлили, будто боялись.       Пелагея не боялась предстоящей диверсии, не боялась убить или умереть, ее волновал лишь человек, поисками которого она была занята около двух лет. Человек, мыслями о котором голова была забита с самого детства, мыслями, которые не грели душу, а злили. Еще недавно она уверенно шла к нему, знала, что скажет при встрече, собиралась отработать четко намеченный план действий, но сейчас все планы расплылись, все придуманные речи и слова казались до ужаса наивными и детскими.       Партизанка внимательно следила за тем, как полковник взял с земли вещмешок, закинул его за плечо и махнул рукой отряду, подзывая к себе. Он больше не строил их в шеренгу, не отдавал четких приказов, лишь только следил за каждым, предельно внимательно. Это не две сотни человек, которые были раньше. Укутываясь плотнее в свою тужурку, девушка подошла к полковнику Билану с остальными. Времени, что бы встретиться наедине, у него с партизанкой больше не было, да и не до этого было. Голова каждого была забита собственными делами и переживаниями, никак не романтичными. — Эшелон с немецкой боевой техникой пройдет по старой железной дороге послезавтра. У нас есть сутки, чтобы забрать нужное нам оружие, расчистить часовых и заминировать железную дорогу, — негромко сказал полковник, медленно обводя отряд взглядом и неосознанно останавливаясь на партизанке. Только сейчас он вспомнил, что так и не попытался связаться с капитаном Аракаевым на счет нее. Но это было уже не так и важно, Дима доверял Пелагее. — Все ясно? — Ясно, товарищ полковник! — внезапно бойко и решительно воскликнула Ольга, хмурясь от тяжести аппаратуры, которую она таскала за собой в большом вещмешке.       Дима перевел на нее взгляд и посмотрел из-под короткого козырька фуражки удивленно, но ободряюще. Он понимал, что каждому солдату из его отряда сложно, что каждый волнуется, и старался перебороть свою нетерпеливость, присмотреться к каждому и вселить уверенность, что все получится. Такие мысли в его голове появились не случайно, просто он и сам чувствовал страх. Полковник не собирался казаться слабым, таковым он никогда и не был, но в глубине души он каждый раз переживал за будущую, возможно счастливую, жизнь. — Тогда мы можем отправляться, — полковник выпрямился, отдернул гимнастерку и пошел в сторону дороги, которая уже медленно окрашивалась в золотистый, рассветный цвет.

***

      Пейзаж совершенно не менялся. Все та же каменистая, пыльная дорога, зеленые, плотные леса по краям, свежий ветер и голубое небо, но уже без туч. Вот только все насытилось красками, запахами, звуками и движениями. Все стало ярче и светлее, живее и реальнее; в небе летали птицы, а в лесу бегала живность, шелестя листочками.       Пелагея внимательно улавливала каждую деталь в этом буйстве красок и жизни, оборачивалась на каждый шорох, и не потому что опасалась фашистов, которые могли прятаться за деревьями, а потому что хотела впитать в мысли каждую секунду, пока она находилась там, целая и невредимая.       Она шла прямо впереди полковника и, разглядывая местность, совсем не замечала на себе его внимательного взгляда. Дима замечал, что чем ближе отряд подходит к деревне, где жил капитан, тем сильнее Пелагея нервничает и осматривается по сторонам. Он беспокоился за нее больше всех, хоть и знал, что партизанка гораздо сильнее и умнее, чем кажется. Не раз он слышал, как за ее спиной пара солдатов и медсестра Люба шушукались и едко обсуждали партизанку. Сейчас полковник считал, что поступил неправильно, не отдернув их и позволяя дальше обсуждать.       Ускорив шаг, Дима почти нагнал Пелагею, как она негромко ойкнула, спотыкаясь о лежащий на дороге валун. Полковник цепко схватил партизанку под локоть, прежде чем она успела прочесать носом о землю. — Лучше бы ты под ноги смотрела, а не птичек разглядывала, — сказал он, не останавливаясь, потянув ее за руку за собой. — Лучше бы вы за собой смотрели, а не за мной, — хмуро ответила Пелагея, только потом понимая, что сказала глупость. Выдергивая руку из руки Димы, поправляя сумку на плече, она напряженно выдохнула, снова разглядывая лес и небо. — Простите. Спасибо. — Боишься? — спросил Дима, пропуская мимо ушей ее едкие слова и извинения. — Я не боюсь диверсий и перестрелок. Это случается уже так часто, что скоро будет и совсем привычным, — девушка усмехнулась и перевела взгляд на полковника. Он хмурил брови и внимательно, задумчиво смотрел вперед на дорогу. — А вы боитесь?       Полковник хотел сказать, что боится за партизанку, но вовремя промолчал, покачав головой. А ведь на самом деле боялся. Впервые хотел все отменить, хоть пару дней назад и решительно собирался чуть ли не самостоятельно провернуть все дело.. Чем стремительнее проходило время, тем больше Дима начинал нервничать, он чувствовал, что для него важен каждый человек в его отряде, что в одиночку он никогда не справится. — Ты боишься чего-то другого, — Дима посмотрел на партизанку из-под короткого козырька фуражки пытливым взглядом и, заметив, как она поджала губы, улыбнулся и отвернулся.       Девушка давно хотела рассказать о том, кого она надеется встретить в деревне, но все как-то не приходилось к слову. Сейчас это уже не было секретом для полковника, но если она расскажет, начнутся вопросы, а говорить об этом партизанка никогда не хотела. — Я ничего не боюсь, — неуверенно ответила она, теперь уже разглядывая дорогу под ногами. В любой другой момент она бы порадовалась, что Дима идет рядом, что он с ней разговаривает, что помог и поддержал, когда она споткнулась, но сейчас она просто хотела идти одна.       Погода стояла совсем не соответствующая настроению, царившему в душе девушки. Страх, от которого скручивало живот, нервы, разыгравшиеся с новой силой, мысли, навязчиво поселившиеся в голове, не позволяли расслабиться и успокоиться. Партизанка чувствовала что-то плохое, и желания продолжать путь у нее не было, так же как и у полковника. Хотя она с такой уверенностью рвалась и мечтала встретиться с этим человеком.       Когда на землю спустились фиолетовые, темные сумерки, на горизонте, среди пышно разросшихся деревьев засверкали желтые огоньки деревни. Ночь выдавалась прохладная и светлая, и больше никого не пугала лесная темнота. Никого не пугало и приближение к деревне, но Пелагея замедлила шаг, вцепившись пальцами в ремешок сухарки на плече. Сердце ее стучало гораздо быстрее, чем в моменты засады или стрельбы, а руки тряслись так, что она не представляла, как бы смогла держать в руках оружие. — Кого бы ты не собиралась там встретить, — Пелагея резко обернулась на голос полковника, шедшего сзади нее, — я думаю, тебе стоит перестать нервничать. Ты забиваешь голову. — Вы бы тоже нервничали, уважаемый полковник, — хмуро бросила партизанка, отвернувшись от командира.       Отряд шел слишком быстро, строй уже никто не держал, и казалось, что все чувствуют себя легко и свободно, но на самом деле каждый думал о своем, каждый разбирал свои страхи. Связистка Ольга всю дорогу следила за шедшими впереди нее полковником и партизанкой, как будто могла разъединить их друг от друга только лишь взглядом. Только она одна совсем не заботилась о диверсиях, планах, войне. В ее голове бушевала неизвестно откуда взявшаяся ревность, как будто партизанка собиралась отнять от нее полковника, который вовсе и не обращал внимание на связистку. Она витала в облаках, не обращая внимание ни на что.

***

      Деревня командира, к которой направился отряд, встретила тишиной и спокойствием. Это было обычно место, где развивалось хозяйство, где жили дети, женщины и старики, а командир, с небольшим, но сильным отрядом, защищал ее почти каждый день от нападок фашистов. Никаких диверсий они не проводили, ни на кого первые не нападали, а просто старались жить и хранить свое место.       На улице все такие же покосившиеся заборы, разнесенные минами сарайчики, ямы в земле и повалившиеся деревья, но тут ощущалась жизнь, которую давно никто не чувствовал.       Пелагея шла, упрямо смотря под ноги, стараясь не прислушиваться к шепоту, который раздавался от солдатов за ее спиной. Она хотела сбежать, прямо сейчас. Вся ее уверенность, с которой она стремилась сюда, давно испарилась, она, казалось, забыла все слова, которые хотела сказать, даже забыла, зачем она тут. Для ее жизни никто больше был не нужен, кроме полковника, который шел сзади нее.       Пройдя по тропинке между крепко стоящими домиками, в которых то было темно, то мерцал свет от свечей, Дима с отрядом остановился напротив одного из них. Дверь отварилась, заливая порог тусклым, желтым светом, будто его хозяева точно знали, кто пришел. Встала тишина, нарушаемая лишь шелестом подсушенной травы и стрекотом сверчков.       Пелагея тяжело вздохнула, когда на порог вышел высокий, худощавый мужчина, с серебристой проседью в волосах, с морщинистым лицом и руками. На фотографиях этот человек был молодым лейтенантом, улыбающимся, гладко выбритым, совсем не похожим на того, кого девушка увидела перед собой. — Генерал Ханов, — Дима приложил руку в фуражке, — отряд полковника Билана прибыл к месту назначения.