А был бы батюшка...

      Нэнси всхлипывала. Нэнси ломала руки. Нэнси паниковала, потому что знала, что случится, когда она уснет.       - Лезвия, говорите, - басом сказал ночной гость. – И свитер красно-зеленый.       - Ы-ы-ы, - ответила Нэнси.       - Ботинки желтые? – осведомился гость и зевнул. – Жаль, светофор бы получился.       - Г-главное, - прошептала Нэнси, - понимаете? Главное – не спа…       - Хррр, - заливисто и согласно ответил отец Михаил. Замолк и выдал еще более согласно: - Гхррррр…       Нэнси мрачно задумалась над тем, куда бы деть тело. * * *       Он кружил в пустых коридорах чужого сна, и коридоры гулко разносили звуки. Мерные шаги. Медленный звук лезвий, касающихся стены. Зловещие смешки и бормотание под нос – сейча-а-ас, сейчас попадется в его сети очередная несчастная, испуганная жертва…       - Ух ты! – грохнуло над ухом. Фредди присел.       - Ух ты! – с энтузиазмом продолжила несчастная, испуганная жертва. – Точь-в-точь семинария наша. Точно, и коридоры зеленой краской покрашены.       Фредди повернулся в полуприсяде, почти стукнувшись носом о крест.       Где-то внутри Крюггеру стало глубоко тоскливо и как-то захотелось из сна в бренную реальность. Потому что там можно оказаться где-нибудь подальше. От… этого вот, да.       Выше креста начиналась борода. Выше бороды – море дружелюбия.       Крюггер вдруг вспомнил это земное ощущение – когда покушал селедочки с молочком.       В вялой попытке защититься от дружелюбия, он выставил вперед лезвия и выдал свою самую маньячную ухмылку на обожженной физиономии.       Гость усмешки не увидел, а лезвия рассмотрел внимательно.       - Ага, - сказал после этого. – Это ты Росомаху… да? Прихожанка одна жаловалась, что у нее внук – этот, косплейщик. Из кастрюли шлем для Вейдера делал – так всё пытался кастрюлю кремом для обуви закрасить. Потом еще дырки для глаз проковыривал… Потом еще застрял там. Или ты там… другого кого? Я грешным делом не разбираюсь.       Фредди определился со своими намерениями и двинул подальше от бедной, испуганной жертвы, уныло скребя когтями стену.       По пути злобно оглянулся и привычно смял, скомкал сон – ничего, сейчас оно как пойдет…       - Купель наша! – грянул радостный вопль, и Крюггер с воплем успел отдернуть ногу от водной глади. – А как я сюда уронился раз, было дело… Крещенские морозы, великий чин освящения, поскользнулся – и… говорят, только пузыри поплыли. Ну, вытащили, на печку положили, конечно… Эх-х!       Крюгер не стал дожидаться, пока жертва запустит лопатообразные руки в купель. Прошипел под нос ругательство, стасовал сон как колоду карт и дернул на себя первую же попавшуюся дверь.       - Это мы, кажись, в трапезной? – спросил отец Михаил, оказавшийся за дверью. – Ага, точно. Тут у нас такая история была, когда я на кухне послушание нес!       Фредди отпрянул и честно сделал еще одну попытку ускользнуть. * * *       …он бежал по коридорам. Он нырял в комнаты. Он рвал в клочки реальность, нырял изо сна в сон – и каждый раз было одно, бесконечное, ужасное…       - А вот представляешь, приняли меня как-то за рокера…       - ...а отец-то Димитрий и говорит: «Ну, сегодня-то вы у нас все батюшки - ананасы». И точно, только вышли святить – все кричат: «Батюшка! А на нас?!»       - …так оказалось, что эта бабка жену нашего настоятеля в храм и не пускала…       - А я тебе не рассказывал, как я молоко освящал и чуть в цистерне не утопился?!       - О-о, в этом кабинете я экзамен первый сдавал! Трясся – аж парта ходуном ходила, а молился как…!       - Знаешь, как я с матушкой своей познакомился?       Этого Фредди не выдержал, разметал сонное марево и кинулся прочь, бормоча под нос, что Демоны снов могут себе что угодно думать, а он с ними на такое вот не подписывался, и чтобы он вообще еще раз полез в чей-то сон… и вот сейчас он тихо забьется в угол и будет сидеть… и все будет хорошо. Наверное.       Грызть в углу ногти, правда, не получалось, зато получалось грызть лезвия.       Тишина сна была зловещей. В нее просачивались, вкрадывались кошмарные звуки.       Неспешные шаги. Радостное бормотание под нос. И – Фредди пробрала дрожь – неповторимый, ужасный, омерзительный звон.       Звон цепи кадила.       Тень упала на его угол и издала приветственное: «А-а, ты тут».       - А вот еще было, учил я как-то детишек в воскресной школе… - бодро начал отец Михаил.       Фредди обреченно заорал.