Август медленно подходил к своей середине, но я так ни разу и не увиделась со своим лучшим другом, вернувшимся из Египта похожим на курочку гриль. За время отсутствия Чондэ я успела знатно соскучиться по его тупым шуточкам и разговорам ни о чём и по нашим бессмысленным блужданиям по городу, когда идёшь, куда глаза глядят, пока не почувствуешь тяжесть в ногах и не поймёшь, что оказался совсем в другом районе.
Это было моё последнее свободное лето, ведь потом институт, сессия и однотипная работа до конца жизни, а я, кажется, потратила его впустую. Кроме бесконечных метаний из-за неясности собственных чувств мне и вспомнить-то больше нечего.
Я не любила Ким Минсока. Слишком сложно и непонятно мне стало слово «любить», чтобы разбрасываться им в сторону каждого встречного-поперечного. По неопытности я
думала, что люблю Бэкхёна, но за пару недель мои чувства так изменились…
Минсок мне нравился. Он олицетворял собой загадочный мир взрослых, полный всяких соблазнов в виде вкусного шампанского, дорогих тачек и красивых женщин. От него веяло силой. Рядом с ним я всегда чувствовала себя маленькой и хрупкой, глупой наивной девочкой. Наверное, это самое банальнейшее из возможных клише — сохнуть по своему учителю. Но, увы, мы не выбираем человека, из-за которого у нас вышибает кислород из лёгких, а ноги становятся чужими, ватными — всего секунда, и ты уже и не человек вовсе, а плохо застывшее желе. Мы не выбираем виновника своих кожно-мурашечных заболеваний. Минсок был не самоуверенным мальчишкой, к которому бонусом прилагаются завышенная самооценка и желание поиметь тебя на ближайшей горизонтальной поверхности, а недосягаемым взрослым мужчиной. Мы существовали в разных мирах, но разве это как-то могло изменить тот факт, что мечтать о нём было так сладко? За пару недель, проведенных с Минсоком, я повзрослела, кажется, больше, чем за последние два года. Во мне словно смягчилось что-то. Я чувствовала себя ёжиком, которому подрезали колючки. Рядом с ним совсем не хотелось бунтовать, как раз наоборот, я готова была слушаться и подчиняться, я готова была стать податливой глиной в его руках, если бы он только этого захотел…
Воскресным утром меня разбудил звонок в дверь. На пороге стоял Чондэ, сияющий, как новая сковородка. Одет он был, даже на мой деревенский вкус, очень странно: из-под голубой рубашки с пальмами кокетливо выглядывала нежно-розовая футболка с надписью «бабуля года», заправленная в чёрные джинсовые шорты, которые почти не скрывали его отвратительно волосатые ноги.
— Ты что, в Египте подцепил редкий вирус фэшн-терроризма? — пробормотала я, оглядывая его критичным взглядом. Вообще, для только что проснувшейся меня это была очень длинная и глубокомысленная фраза, потому что обычно я могу издавать лишь нечленораздельные брачные крики моржа.
Но этот коварный парень проигнорировал верх моих
юмористических способностей. А ещё друг называется! Вместо этого он подбежал к моему шкафу и начал сосредоточено в нём что-то искать. Я молча наблюдала за сим действием, а в голове у меня крутились сложные трёхэтажные матерные конструкции, которые в красках описывали всю степень моего недоумения и праведного возмущения.
— Су, детка, только не говори, что у тебя нет купальника, — страдальчески простонал Чондэ.
И почему братья Ким не трудятся называть меня полным именем? Вроде оно не такое уж сложное.
— Есть, — я сладко зевнула, показывая Чондэ все свои расчудесненькие пломбы. — В Пучхоне.
Я не умею плавать, так зачем мне тратить деньги на купальник? Я лучше куплю новую книгу или закажу пиццу.
Чтобы передать всю степень своих страданий мой друг пару раз ударился лбом о дверцу шкафа.
— Ладно, чёрт с ним, — примирительно говорит Чондэ. — Надеюсь, у тебя нет планов на сегодня, потому что мне позарез нужно твоё присутствие. Понимаешь, хён с друзьями едет на пляж и берёт зачем-то меня с собой. А там же будут шикарные женщины в бикини. А мне же всего семнадцать. Я же умру от спермотоксикоза. Вот я и подумал, что, если рядом будет своё, родное брёвнышко, ну, то есть ты, то я смогу держать себя в руках.
— Я так понимаю, думал ты жопой? — фыркнула я, почти оскорблённая столь проникновенной тирадой. Сам он бревно!
— Какая разница, чем я думал! — страдальчески закричал Чондэ. — Я говорю, что мне позарез нужна твоя дружеская поддержка. Ну, Су, детка, не ломайся! Когда ещё ты сможешь поехать на пляж с компанией крутых ребят?
— Я не любительница компаний крутых ребят. Но ради тебя, мой друг, так и быть, рискну, совершу сей подвиг.
Мне всё равно было нечего делать, а ещё я очень соскучилась по Киму. По обоим. Да и из Чондэ получилась очень раздражающая королева драмы.
***
В старом лифе Джухён, в своих родных джинсовых шортах (ну, а что ещё прикажете делать, коли загар по шорты?), закутанная с в плед со скандинавским рисунком, я ходила по кромке воды из стороны в сторону, не зная чем заняться. Плавать я не умела, Чондэ довольно быстро спелся с друзьями (и подругами) Минсока и, совсем не испытывая мук совести, кинул меня (чтоб ты, гад, познал все муки спермотоксикоза). Мне только и оставалось, что вяло переругиваться с Луханом, да раз за разом обновлять соц. сети в ожидании чуда.
Внезапно кто-то обнял меня со спины, прижимаясь холодным, мокрым телом.
— Ты такая тёплая, — промурлыкал Минсок мне куда-то в район шеи.
Если бы он не держал меня, я совершенно точно упала бы, потому что ноги у меня не хило так подкосились. Я вяло попыталась вырваться, потому что мои тараканы, ещё сохранявшие остатки разума, скандировали о том, что всё это беззаконие происходит на глазах у Джухён, Лухана и Чондэ, но меня, конечно же никто не отпустил. Минсок прижался ещё сильнее.
— Пойдём купаться.
От его дыхания по телу разбегались батальоны мурашек.
— Не пойду. Я не умею плавать.
— Ну и что? Я ж не плавать тебя зову…
Почему они с Чондэ сегодня такие загадочные? Съели вчера что-то не то или что?
Я протестующе закачала головой. Не затащите вы меня в это ваше мокрое море!
Но это же Минсок, помните? Ему не особо было нужно моё согласие. Он подхватил меня на руки и понёс к воде. Его ладони обжигали кожу в районе бедёр. Я обхватила его за шею.
— Задушишь же, — засмеялся Минсок.
Наши лица находились очень близко, и при желании я могла бы поцеловать его. Его губы наверняка мягкие, с прикусом морской соли, а в поцелуе он берёт инициативу на себя. Да, определённо… О чём ты думаешь, Пак Суён?
— О чём думаешь? — хитро улыбаясь спросил Минсок. Можно подумать, он и так об этом не знал!
— О твоих губах, — шепнула я ему на ухо, покорно принимая правила игры. Я не собираюсь быть единственной жертвой.
Но кто ж знал, что Минсок не выдержит этой невинной шалости, и я с визгом полечу в воду?
***
Я сидела на берегу, пытаясь высохнуть после оплошности Минсока (знаете, как долго сохнут джинсовые шорты?), когда этот негодяй снова появился в поле моего зрения, невинно улыбаясь и тряся мокрыми волосами, словно прям сейчас снимался в рекламе шампуня.
— Пойдём за мороженым?
Брызги с его волос летели на меня, и я, не выдержав, кинула в него полотенцем. Минсок ловко его поймал и закрутил на голове подобие тюрбана, которое тут же развалилось (как же приятно осознавать, что ты не единственный человек в этой вселенной, у которого руки растут не из того места).
— Не пойду я с тобой никуда, ты же меня угробишь.
Никуда не пойду, кроме алтаря.
— Ну пошли-и-и, — заканючил Минсок, накидывая мне на плечи свою клетчатую рубашку. — Чтоб не обгорела, — пояснил он. И совсем неважно, что в этой вселенной существуют защитные кремы. — Пошли, или я тебя на руках понесу, но на песок падать больнее, чем в воду.
Вот умеет же уговаривать! Я резво вскочила на ноги, готовая к труду и обороне.
— Вот сразу бы так, — хмыкнул Минсок.
Мне очень хотелось, чтоб он оделся.
МНЕ ЧЕРТОВСКИ ХОТЕЛОСЬ, ЧТОБ ОН ОДЕЛСЯ.
Потому что как бы я ни старалась, мой взгляд неминуемо упирался в его пресс. Что там Чондэ говорил про своё родное брёвнышко? Так вот, мне оно было срочно необходимо. Мне было нестерпимо жарко, щёки горели огнём, а во рту открылся филиальчик Сахары.
— Оденься, — пробормотала я, стаскивая его рубашку.
— Что?
— Оденься, говорю! — я кинула в него рубашкой.
— Если я оденусь, то и ты оденешься.
Всё что угодно, лишь бы он перестал отсвечивать своим богатством! Но кто же знал, что его выбор падёт на футболку бабули года?
Ну, по крайней мере, он перестал понижать нравственность отдыхающих. Эх, и почему в жизни нельзя накладывать квадратики цензуры?
Черничное мороженое было именно тем, о чём я так отчаянно нуждалась! Тающие на языке льдинки хоть как-то притупляли бушевавший во мне пожар.
В бескрайнем голубом небе кричали чайки, а рядом с нами, повизгивая, носились дети. Припекало августовское солнце, его лучи отражались от воды и резали глаза, да и само море, издалека мне нравилось больше. Издали было не увидать мутную воду, кучу водорослей и мертвых медуз — последствия недавнего шторма. Мы шли, почти соприкасаясь руками. Я не знала, какую игру затеял Минсок, да только понимала, что уже сама себе не принадлежу, и от этого было не по себе.
— Дай попробовать своё.
Минсок неожиданно наклонился к моему лицу, заслоняя собой солнце. Я протянула ему свой рожок, но из-за неизвестно откуда взявшейся дрожи, лишь вымазала его лицо. В его карих глазах я увидела целый мир. Целый мир, полный чего-то запретного; тьма клубилась в его глазах, складываясь в причудливый узор. В его глазах я увидела растерянную себя, замершую в ожидании.
А потом он меня поцеловал. Вкус черничного мороженого смешался с фисташковым. Мне не хватало опыта, и от этой мысли щёки вновь залились пунцом. Сбивчивое дыхание, перемазанные мороженым пальцы, искры, снующие вдоль позвоночника, и какое-то странное напряжение внизу живота. Перекатывающиеся мускулы, сильные руки и фейерверки перед глазами. Я вцепилась в плечи парня, боясь упасть. Это удивительно, с какой лёгкостью, он превращает меня в лужу.
Поцелуи Минсока похожи на огненные цветы — также горят у меня на губах.
Так стыдно.
Так сладко.
Так нереально.
Вот-вот должен был прозвенеть будильник, потому что такого просто не могло случиться. Не в моей реальности точно. Такие парни, как Минсок, не влюбляются в таких девочек, как я.
— Я плохо целуюсь, да? — пробормотала я, смущённо отстраняясь от парня.
— Научим, — пробормотал мне в губы Минсок, потянувшись за новым поцелуем.
Липкие от мороженного пальцы скользили по моим щекам, плечам, рукам и талии. И я была глиной в его руках — что хочешь, то и лепи.
В тот момент у меня было лишь одно желание — чтобы этот поцелуй длился ещё как минимум пару вечностей…
