Метаморфозы воды

До праздника оставалось несколько часов, и на улицах Ахет-Адуна царило оживление. Парящие паланкины и одноместные транспортные платформы неспешно двигались под пролетающими почти у кромки низких облаков блестящими змеями поездов, большая часть которых уносилась в сторону торжества, на которое многие хотели прибыть заранее, чтобы побродить по садам, окружавшим огромный амфитеатр. Выше облаков проносились тени транспортников, доставлявших гостей, по случаю и по возможности покинувших свои колонии, чтобы увидеть самую плодородную часть Айюра на исходе солнечного цикла и навестить семьи, чествовавшие в этот день своих воспитанников. Алджуна ке Ара, последние шесть сотен циклов бывшая прокуратором колонии на Моасет-Симана, не находила ни желания, ни возможности для такого визита уже слишком давно, и сейчас участие одного из её детей в празднике стало поводом совершить это далёкое путешествие снова. Как и любой из Перворожденных, она тосковала по родной планете, но за работой, в которой ей не всегда было кому помочь, она почти забывала об этом. Однако сейчас, ступив на землю Айюра и ощутив кожей воздух родного города, судящая с трудом сдерживалась, чтобы не упасть на колени от переизбытка чувств. Перед её мысленным взором пронеслась вся её молодость здесь до избрания тогда ещё экспедитором на новую колонию, затем пронеслись немногочисленные визиты, окрашенные множеством ярких впечатлений. Вспомнила она и о том, что здесь у неё была семья, с которой она имела возможность впервые за более чем две сотни циклов снова пообщаться лично, а не через растянутую через световые годы воронку общей связи. Когда трансмат, перегруженный количеством гостей, наконец перенёс её от посадочной платформы прямо в покои Альгинерии, та чуть не вздрогнула от неожиданности, но всё же ограничилась короткой вспышкой удивления в эфире. — Мама! — она нарочито медленно встала с кресла, в котором минуту ранее дремала после почти двух суток непрерывного исполнения своих обязанностей, и склонила голову. — Не нужно церемоний, дочь моя. Мы с тобой равны, — Алджуна положила ладонь ей на лоб. — Где сын? Я желаю его поздравить. — Почтенная мать! — приветственно воскликнул Алдарис, оторвавшийся от изучения воспоминаний великого Вершителя Энченара и поспешивший в покои сестры, ощутив в них присутствие гостьи. — Ты не предупредила о своём прибытии, — он склонился, подняв перед собой кадуцей. — Мой любимый мальчик! Я знала, что рано или поздно Конклав заметит твои старания! — Алджуна подошла к благоговейно застывшему в дверях Алдарису и так же одарила материнским жестом. — Гине, ты воспитала его лучше, чем я бы когда-либо смогла. — Почтенная мать, — Алдарис запоздало отстранился, — твои любовь и вера в меня согревают мне душу, но я не заслуживаю твоей гордости. — Всегда такой скромный. Настоящий Ара, — Алджуна засмеялась, ни на секунду не сомневаясь в том, что причина его поведения была именно в этом, и не желая даже проверять свои предположения и заглядывать глубже поверхности. — Но мама… — Альгинерия неловко попыталась достучаться до неё, но и её мыслеобразы стекали с разума судящей, как вода с масляного гриба. Однако восстановить справедливость более прямо и грубо она не решалась, понимая, что если бы Алджуне была хоть немного интересна судьба её детей, она узнала бы всё через её сознание ещё сотни циклов назад. В эфире между ними тремя повисло неловкое молчание, в котором Алдарис и Альгинерия мысленно переглядывались, не желая первыми принимать на себя эмоциональную бурю, которая непременно возникла бы, как только их мать вспомнила бы о существовании младшего сына. И, к счастью для них, Мариджар в этот момент сам напомнил о себе — в наступившей в эфире тишине стал слышен его приглушённый голос, тут же привлёкший внимание прокуратора Моасет-Симана. — Здесь есть кто-то ещё! Неужели у тебя появились свои дети? — Мама! — воскликнула Альгинерия неожиданно резко, и её глаза ярко загорелись голубым. — Поверь, тебя я бы проинформировала об этом первой, так, чтобы слышно было даже на самых отдалённых колониях! — Ну скажи хотя бы, что ты выбрала кого-то, чтобы соединиться! — Ты просишь меня лгать, Судящая. — В твои годы непростительно столь безрассудно относиться к продолжению генетической линии! — Алджуна подошла к дочери вплотную, и теперь глаза обеих, голубые от напряжения, неровно мерцали на пределе возможной яркости. — Я воспитала твоих сыновей, и они оба — гордость племени Ара! — по телу Альгинерии пробежали искры. — Не смей говорить мне что-то о невыполненном материнском долге! Алджуна поражённо застыла. Только сейчас, услышав что-то, идущее далеко в разрез с её представлениями о собственной семье, она обратила внимание на щедро предоставленные дочерью образы и воспоминания. В попытке убежать от них, она обратилась к Алдарису, но в его мыслях увидела всё то же, пусть и окрашенное иными эмоциями. И когда она развернулась, желая уйти от взгляда Альгинерии и её непобедимых аргументов, она увидела того, о чьём существовании упрямо не желала вспоминать. — Что происходит? От вашей ругани весь эфир звенит так, что невозможно сосредоточиться! — устало спросил Мариджар, заглянув в покои сестры из-за тяжёлой кроваво-синей занавеси. Он уже был одет в парадное одеяние, и на поверхности его сознания читалась готовность принять участие в шествии. — Ты… — Алджуна опустила руки, понимая, что ни глаза, ни мысли ей не лгали. — Эн таро Адун, Судящая. Я Мариджар ке Ара, судящий шестой ступени, воспитанник Альгинерии ке Ара и Такотоса ке Венатир, сын… — Понакомься, младший брат, это наша мать, — страх Альгинерии вдруг сменился злорадством. — Алджуна ке Ара, Судящая седьмой ступени, прокуратор колонии Моасет-Симана. Она проделала весь этот путь, чтобы посмотреть, как ты идёшь в праздничной процессии, и так рада тебя видеть, что забыла, как говорить, и не может представиться тебе сама. О, шучу. Она вообще забыла, что ты существуешь. — Как славно, — Мариджар равнодушно опустил надбровные дуги. — А теперь перестаньте шуметь, у меня уже из-за вас узы болят! — Ты ведь должен быть в Лаци, с этим… Венатир, — Алджуна машинально махнула рукой. — Ну что ты, мама. В Лаци холодно для Ара, — сказала Альгинерия, соскользнув с пика своей ярости окончательно и рассмеявшись. Любая дальнейшая реакция матери теперь стала чем-то несущественным. — Наш бедный брат так замёрз, что был готов идти сюда через весь Айюр пешком. — О да, — уловив настроение сестры, Мариджар проникся им и тоже засмеялся. И только Алдарис неодобрительно сдвинул надбровные дуги и молчаливо встал на сторону матери. — Твоя аура совсем не изменилась с тех пор, как ты явился в этот мир. Такая же нестабильная и непредсказуемая, — Алджуна гневно сощурилась, обводя взглядом своих детей. — Гине, и как ты только согласилась на такое? — Он мой брат и, вдобавок, прямой потомок Кхаса, — ответила Альгинерия с нарочитой гордостью. — А несовместимость пси-показателей вполне можно преодолеть, если есть желание. — Воспитать ребёнка, несовместимого с тобой — неэффективная трата ресурсов. Однако… — прокуратор Моасет-Симана схватила дочь за тугой пучок вибрисс и подтянула к себе. Альгинерия возмущённо вскрикнула, но была слишком обескуражена, чтобы попытаться вырваться. — Если ты не нашла, с кем соединить гены, почему бы ему не попробовать исправить ситуацию? — она расстегнула кольца, удерживавшие нервные отростки, и отделила от общей массы прядь из трёх. — Что? Нет. Я категорически против. — Я забочусь о тебе и твоей репутации, — Алджуна протянула вторую руку и ухватила пучок вибрисс Мариджара, подтянув к себе. Прежде чем он понял, что произошло, судящая ловким движением сложила их нервные отростки вместе и переплела в замысловатый узел. — Мама, это варварство, от которого мы отреклись, приняв Кхалу, — Альгинерия затряслась от гнева. — Это традиция нашего племени, и мы применяем её к таким упрямым детям, как ты. — Если ты думаешь, что это заставит меня, ты глубоко заблуждаешься. — Ты же не испортишь брату праздник? — Алджуна одарила Мариджара снисходительным взглядом и вышла, отдав Алдарису мысленный приказ следовать за ней. Альгинерия и Мариджар остались одни. Судящая запрокинула голову и закрыла глаза. — Даже не думай об этом. — Я и не думал. — Думал. — Это… — Мариджар потянулся к связавшему их узлу, чесавшемуся от вынужденного смешения энергий. — И не пытайся его развязать. Если не знать, за что тянуть, запутаешь ещё больше. Проще сразу отрезать, — сказала она и сняла с пояса кинжал. — Не нужно, — он перехватил её руки и вынудил опустить их. — Мы придумаем, как решить эту проблему. — Тебе нужно готовиться к шествию. — Я сообщу отцу. Предложу отправить вместо себя Алдариса. Алджуна будет рада такому исходу. — И мы в таком виде будем сидеть среди зрителей? — Альгинерия с неудовольствием расчесала пальцами оставшуюся копну и сняла с щитка кроваво-синее полотно, доставлявшее теперь дополнительные неудобства из-за соприкосновения с натянувшимися вибриссами, впутанными в узел. Без массивных колец на отростках и обрамлявшей лицо ткани и диадемы судящая выглядела неожиданно уязвимой. — Именно, — он повторил её жест, снимая потерявший теперь смысл головной убор. — Пусть все видят, что мы способны противостоять ей. Уверен, многих возмутит то, что она попыталась сделать. — В этом есть смысл, — сказала Альгинерия почти безнадёжно. — Но учти, она не уступает мне в упрямстве.

***

Лу стояла в зените над главным амфитеатром, построенным так, чтобы ни один его элемент не отбрасывал тени в этот торжественный час, уподобляя его наполненной светом чаше. Шеренги древних статуй, обрамлявшие подходы к сердцу праздника, были окружены зеркалами, отражавшими лучи солнца и наполнявшими сиянием каждый камень. К парадной арке вела широкая дорога, вымощенная золотом, инкрустированным множеством кхайдариновых кристаллов, испускавших нити энергии, складывавшихся в витиеватые арки над неспешно двигавшейся процессией. Первыми традиционно шли судящие из Шелак в белых одеяниях под чёрными накидками, двое впереди идущих несли знамя племени — два перекрещенных кадуцея, приветствующих белую луну Ар’Илаи. Эту честь им давала традиция — как первым, принявшим Кхалу, и первым, кому Кхас завещал хранить свои знания. Следом за ними шли Ара в кроваво-синих одеждах с красными вставками и несли знамя, на котором были изображены серповидные Ар’Лаи и Ар’Леи, окружающие Лу кольцом, в древних верованиях обозначавшие гармонию вселенной. Племя, родом из которого происходил великий учитель, смиренно занимало своё место и веками демонстрировало повышенное рвение, чтобы доказать своё равенство с первыми. Третьей четвёркой от высшей касты шли Венатир в массивных тёмно-коричневых облачениях с длинными бежевыми орариями на плечах. На их знамени было изображено ветвистое дерево, оплетённое нитями энергии вкруг ветвей и схематичными потоками воды меж корней. Другие племена были бы рады видеть их в самом конце процессии, позади храмовников и кхалаев — как принявших Кхалу последними — но кастовое разделение продиктовало иные условия. Те судящие, что не несли знамёна, шли, торжественно подняв перед собой кадуцеи. Валитар, следовавший в хвосте судейской процессии, скучающе блуждал взором по узорам на символе своей власти, периодически поглядывая за спины знаменосцев на шедших впереди Ара. Он не ощущал присутствия Мариджара и сейчас убедился в его отсутствии физически — вибриссы всех впереди идущих были традиционно убраны в строгие хвосты, чего он не замечал за братом уже несколько десятков циклов. Валитар неохотно потянулся к брату через Кхалу и обнаружил, что тот всё же был недалеко — скорее всего, где-то в амфитеатре. В ответ на его восприятие хлынула волна раздражения, от которой он поспешил заслониться. — Отвечу на твой вопрос, Венатир, — обратился к нему по закрытому каналу Алдарис. Его аура, как и аура большинства участников процессии, искрилась гордостью так сильно, что все прочие эмоции бесследно тонули в ней. — Судьба распорядилась так, что мой брат отказался от участия в шествии в мою пользу. — Он всегда так легко сдаётся обстоятельствам, — Валитар хмыкнул. — Хотя в этом вы все. Плывёте по течению, пусть и строите из себя упрямцев. И… я ни о чём тебя не спрашивал. — О, ты так внимательно смотрел на мои узы, что я не сдержался. Удивлён, что ты тоже здесь, полукровка. — Конклав оценил мою книгу о пропорциональной зависимости энергетических колебаний живых существ от планетарных и звёздных циклов. А после церемонии мне выдадут личный арбитр, и я отправлюсь нести свет Кхалы на границу сектора. О, мне кажется, или я чувствую зависть? — Подобные эмоции в твой адрес ниже моего достоинства, Венатир. Однако… я тоже чувствую чью-то зависть. Оба единовременно потянулись восприятием вперёд в поисках источника. Полную возвышенной гармонии атмосферу шествия судящих внезапно нарушил выброс негативных эмоций, исходивший от молодого джудикейтора из Шелак, никак не проявляясь внешне, но ярко ощущаясь в эфире. — А. Это же Сиомид, — с усмешкой отметил Алдарис. — Иногда мне кажется, что Шелак совсем не учат своих детей скромности. Валитар нервно дёрнул плечами. Он никогда не чувствовал столь сильной агрессии в свой адрес — а это была именно она, пусть и обёрнутая во множество других противоречивых чувств. И ему вдруг показалось, что за входной аркой его поджидала ещё большая эмоциональная буря, в которой его тоже может ждать отнюдь не восхищение. Его взгляд спустился с кадуцея на пальцы рук, затем перешёл на лицо шедшей рядом судящей, отрешившейся от происходящего. Несмотря на массивные одеяния, она выглядела тонкой и хрупкой, и было очевидно, что она просто неспособна идти быстрее заданного темпа. Ему же не терпелось вырваться вперёд — так же, как и шедшим позади храмовникам из Велари, всегда полным сил и рвущимся в бой. — Следовало попросить отца убрать и меня из этого шествия. — Что такое, Венатир, чувствуешь себя неуютно без поддержки единственного друга? А ведь ты мог бы просто научиться быть частью своего народа. — Это не… — Валитар осёкся. Грубость, которую он позволял себе с Мариджаром, здесь и сейчас привлекла бы ненужное внимание. Выбитый из концентрации, он действительно почувствовал себя уязвимым. На него было обращено не только внимание участников процессии, чьи разумы тесно сплелись в едином ритме, читая и дополняя друг друга. К нему, как и к остальным, тянулись тысячи нитей от ожидавших в амфитеатре зрителей, которым на самом деле были интересны его имя и статус. И которым он ни в коем случае не мог открыть всей правды о себе. Окружив разум налётом ложных эмоций, он снова потянулся сознанием к брату и снова ударился о стену из раздражения. — Где же ты, когда нужен? *** — Перестань о нём думать, — Альгинерия сидела на разбросанных на полу подушках, чуть не искря от напряжения, создаваемого трением вибрисс и смешением мыслеобразов, слетавших с их сознаний. Если поначалу им обоим удавалось сносить это неудобство, то вскоре из-за необходимости двигаться и общаться нелепая идея Алджуны превратилась в пытку, и всеобщее сочувствие и негодование ничуть не исправляли ситуацию. — Не могу. Я чувствую, что ему… одиноко, — Мариджар сидел рядом, устало теребя подол одеяния, которое очень хотел снять, но останавливал себя, понимая, что в сложившихся обстоятельствах сделать это было бы во всех смыслах неудобно. Перед его мысленным взором стояла процессия — не сильно отличавшаяся от тех, что он видел в прошлом — и Валитар, шедший на полшага позади других судей из Венатир, заметно выбившись из общего ритма. Вся его фигура была напряжена, словно в любой момент он был готов сбежать — Мариджар не хотел знать куда, но знал. — Он пытается со мной связаться весь день, но из-за… — Да, я знаю. Помехи. Если так пойдёт и дальше, я не смогу выполнять свои обязанности. Как ни посмотри, положение безвыходное, — она устало склонила голову и прикрыла глаза, прерывисто мерцавшие голубым. Попытка бунта не принесла плодов — Алджуна изъявила желание остаться на Айюре до тех пор, пока не добьётся своего, и, пользуясь случаем, заняла покои Мариджара, щедро излив негодование относительно царившего в них, по её мнению, беспорядка. — Тебе нужно отдохнуть, сестра. Поспи. — А ты что, будешь медитировать у меня над душой? — Лягу рядом, — он пожал плечами. — Спиной к тебе. — Хм. Может и сработает, — ответила судящая почти обречённо, и они синхронно упали на подушки, оставив связавший их узел нависать между ними коротким мостиком. Спустя несколько минут напряжение, наполнявшее их, спало, оставив после себя лишь давящую усталость. Мариджар, надеясь, что сможет преодолеть помехи теперь, снова потянулся к сознанию Валитара, но Альгинерия тут же дёрнула его за вибриссы, пустив по телу новый болезненный каскад. — Я же попросила! — Хорошо. Я постараюсь. Спи. Очистив разум настолько, насколько это было возможно, Мариджар подтянул одну из подушек под голову и закрыл глаза. Альгинерия уснула, где была, не меняя позы. Но его покой был недолгим — скоро его разбудили ласковые прикосновения сестры, недвусмысленно обхватившей одной рукой копну нервных отростков, а другой смявшей ткань его одеяний так, чтобы обнажить ноги. Он дёрнулся и перехватил её ладони, развернувшись к ней лицом. Альгинерия спала и видела приятные сны, от которых он вынужден был её пробудить. Прежде чем она открыла глаза, он уловил образ — голубые глаза, гладкая молодая чешуя, скромное платье, в котором не читалось никаких знаков племенной принадлежности. Проснувшись, судящая вскрикнула и тут же подобрала руки, обхватив ладонями плечи. — Всё хорошо, — Мариджар поправил одежды. — Ты думала, что я кто-то другой. Это могло случиться и со мной. Я часто вижу во сне… — Ту девушку из Велари. Я понимаю. Эта нелепая связь свела весь мой самоконтроль на нет, — голос Альгинерии дрожал, и смесь её чувств было слишком сложно разделить на чёткие составляющие. — Её звали Малирунаи ке Шеддар, — сказала она после повисшего между ними неловкого минутного молчания. — Нам было по пятьдесят циклов от роду, когда мы встретились. У меня вся голова была забита мамиными наставлениями, а она… показалась мне такой неправильной. Грезила наяву — слишком много, даже для простого кхалая. В Иалоне была временно — изучала местные травы со своим наставником. Составляла успокаивающие смеси, экспериментировала с составами, думала, что её курения могут исцелять душевные болезни… в общем, брала на себя слишком много. — И совсем не понравилась тебе при встрече, — отметил Мариджар, считывая образы, всплывшие на поверхность сознания сестры. — Разумеется. Я была просто в бешенстве. Стала преследовать её, чтобы лично сообщить о том, как вредно тратить время на то, в чём ничего не смыслишь. Она в ответ смеялась и предлагала покурить вместе. А когда она вернулась в То’Элин, я почувствовала себя так, словно кто-то отсёк у меня кусок души, — Альгинерия сильнее сжала собственные плечи, и теперь от неё веяло печалью, глубоко захороненной, но всё ещё живой даже спустя пять сотен циклов. — И тогда я впервые не стала спрашивать у матери, как мне поступить. Я просто вбежала в первый попавшийся транспортник и полетела туда. — То’Элин… холодные болотистые земли в том же поясе, что и Лаци. — Верно, — теперь воспоминания судящей показывали топи, покрытые тысячами видов трав, из которых племя Шеддар до эпохи раздора изготавливало лучшие на Айюре лекарства и плели грубые, но прочные ткани. В мыслеобразах чувствовался поднимавшийся от земли холодный туман, насыщенный запахами, от которых чесалась кожа и мутились мысли. — Я явилась к ней и сказала, что принимаю её предложение. Мы… курили, и то ли от её курений, то ли от её присутствия мне стало легче. На исходе луны мне пришлось вернуться сюда, потому что как судящая я ещё была неопытна и не смогла найти там своё место. Когда я вернулась — мать уже улетела на Моасет-Симана. А вскоре я узнала, что Лиру определили медиком на добывающую колонию на орбите Эндар-Меналу. Где она и пропала без вести, отправив перед этим загадочное сообщение по дальней связи. — Меналу… та самая система с негативной звездой, куда запретили отправлять экспедиции? — Мариджар вспомнил о звёздной карте, вращавшейся за спиной Валитара этим утром. Этой системы на ней не было — Конклав приказал удалить все записи о той колонии, оставив на полотне лишь гравитационную сингулярность с завышенными показателями, чтобы навигаторы огибали Меналу за световые годы. Однако он знал о ней от отца, никогда не опасавшегося делиться запретными знаниями. — Верно. Удивительно, что мне позволили сохранить память об этом. Она сказала такие странные слова — эт’тинза чои’мен, эт сои чере. — Я познал истину тьмы, я отвергаю… власть Конклава, — машинально перевёл Мариджар. — Это язык падших. — Откуда ты его знаешь? — спросила Альгинерия скорее удивлённо, чем разгневанно. — Отец знает его. Очевидно, это знание передалось мне от него само, против моего желания. Или… я просто слишком привык отрицать саму возможность интереса к таким вещам. — Мариджар! — глаза судящей внезапно распахнулись шире, а пропитанные горечью воспоминания схлынули с поверхности сознания, уступив место надежде. — Ты ведь читал трактат о подавлении воли, верно? — Да. Целиком. Но… — И насколько успешны были твои попытки на этом поприще? — Я старался не злоупотреблять, — Мариджар неловко отвёл глаза, обескураженный столь неожиданной сменой темы. — Несколько раз вмешивался в тренировочные бои Арико, чтобы его били не так сильно. Пару циклов назад заставил энси Энойсира оступиться и упасть в бассейн — за то, что он называл отца еретиком. Путал Валитару мысли, чтобы он поменьше думал о… недозволенном. А ещё… отводил тебя домой, когда ты отключалась, не дойдя до трансмата. — Так это был ты? О, какое облегчение, — она легонько взяла пальцами один из его отростков. — А теперь ты заставишь нашу мать нас освободить.

***

Совладать с Алджуной оказалось нетрудно, даже несмотря на помехи, создаваемые распухшим узлом. Мариджар утаил, насколько на самом деле возросли его умения в манипуляциях чужим разумом, чего от судящего шестой ступени никто не мог ожидать. Пожилая судящая увидела именно то, что хотела увидеть, и покинула Айюр с чувством выполненного долга и приятными воспоминаниями о празднике Посвящения, на котором волею вселенской справедливости её любимый сын шёл в составе торжественного шествия. Прощаясь, она произнесла пространную речь о том, что кровь их предков разливается по Кхале тысячами рек. Лишь когда её транспортник поднялся выше облаков, Альгинерия позволила себе расслабиться и поспешила вернуться к обязанностям прокуратора, которые и так лежали на плечах её помощницы непозволительно долго. Освободившись от помех, прерывавших контакт с Кхалой, Мариджар снова попытался найти Валитара — но не смог. Тот исчез, оставив после себя лишь смутное облако, блуждавшее в умах тех, с кем он говорил на празднике. Алдарис ехидно отметил, что, вероятно, Валитар не счёл нужным прощаться и улетел, получив в пользование личный корабль. Его слова подтвердил и вклинившийся в разговор Сиомид, присыпав те же сведения множеством негативно окрашенных эпитетов. — Нести свет Кхалы в дальние колонии, — повторил Мариджар в эфир, стоя перед картой старого звёздного маяка. Система воспроизвела последнее изображение, на котором была чётко заметна линия, обозначавшая план полёта, охватывавший сотни миров на границе влияния Ди-Ул, большая часть которых была крошечными добывающими колониями, в которых обитали лишь операторы, следившие за исправностью техники. Перед мысленным взором снова встала молодая кхалаи из Шеддар, так легко попрощавшаяся и с великим единством, и с теми, кому была небезразлична. — За этим ли ты туда летишь? Он поднял глаза чуть выше линии, где у самых границ сектора расположилась группа негативных звёзд, которым присвоили лишь безликие номера. Их окружали предупреждающие метки, сообщавшие о присутствии враждебных форм жизни, питавшихся извергающейся из них радиацией и паразитировавших на ядрах искривления. Мариджар приказал проектору приблизить изображение одной из них. Огромная сингулярность втягивала материю, перекрывая свет находившихся позади неё звёзд. — Эт’ке’чере ку’мен, — прозвучал в его памяти голос отца, и изображение пошло рябью, явив на месте чёрного провала другой, менее внушительный, окружённый кольцом из ещё сияющих останков поглощённой звезды близнеца, на орбите которого кружили три планеты, над одной из которых сохранилась отметка «Эндар-Меналу», а над другой, более удалённой от сингулярности, стояла надпись из знакомых символов, похожих на следы когтей. — Убежище на пороге пустоты, — Мариджар горько усмехнулся, глядя на изображение тёмного мира, окружённого тройкой безжизненных спутников и искрящимся кольцом разноцветных молний, беспрестанно сверкающих в плотной атмосфере. Он покачал головой, бегло проглядывая немногочисленные данные, которых хватало, чтобы понять — этот мир был едва пригоден для жизни, что полностью согласовывалось с обрывочными образами планеты, находившейся по ту сторону спрятанных в скалах врат. Он закрыл глаза, опершись на край проектора, прислушавшись к ощущениям от связи, не исчезавшей даже теперь, когда между ними, должно быть, были световые годы. Вокруг Валитара был лишь космос, и, казалось, при всех доступных благах, сыпавшихся к его ногам, лишь космос всё это время был ему нужен. — Столько поисков — ради этого? Как велико должно быть твоё одиночество?