Ab imo pectore. С полной откровенностью.
Туман заполонил весь город, накрыв его плотным мутным полотном. Моросил мелкий дождь, ледяные капли разбивались об одежду, делая её мокрой и тяжёлой, неприятно холодили кожу. Редкие прохожие пытались быстрее укрыться в своих домах или, ещё лучше, тавернах, где можно было потешить себя бокалом хмельного пива. День только вступал в свои права, сменяя ночь, и горожане готовились к очередному, для многих трудному, рабочему дню. Несмотря на все погодные неурядицы, пахари чуть свет выходили на поля, кузнецы принимались работать в мастерских, женщины собирали урожай и следили за своими неусидчивыми детьми. Почти всё население было обучено оружейному делу, и три четверти считали это своей работой. Мелкие торговцы загружали повозки, впрягали лошадей и отправлялись в столичные города на осенние ярмарки. Все новые изобретения прошли мимо этого города стороной — даже о машинах слышали единицы, воспринимая рассказы о железных ревущих существах как сказки. Редкие эдакие вещички, которые те же торговцы привозили в город, были быстро отобраны и переданы мэру, а точнее его сыну. Но и того скоро огородили от подобных игрушек, в пользу репутации отца. Город жил так же, как и сто, двести, триста лет назад. Люди, руководившие городом, убедили себя, что оберегают жителей, держа их подальше от всего неизвестного и нового. На самом деле они оберегали себя и свой род, который неизменно стоял во главе поселения вот уже несколько столетий подряд. Стабильность сулила продолжение власти, любые перемены могли привести к недовольствам, а те и к разъярённой публике. Демократические восстания, вспыхивающие по всей стране, не должны были добраться и до этого места. Для этого делалось всё возможное. Так продолжалась тихая и безмятежная жизнь, где люди не рассчитывали на большее, нежели получали. Рядом с руководящими лицами стояла и церковь. Это слово подразумевает не само здание, куда люди приходят помолиться, это слово означает управление. Кеуда — старший из своего рода, человек, который последние двадцать лет управляет городом и церковью, ещё в детстве получил знания от своего отца. Знания о том, что для людей церковь превыше всего, и этим нужно пользоваться. Управляешь церковью — управляешь людьми. Пока народ покорен вере, он покорен тому, кто распространяет эту веру. А в городе был лишь один человек церкви, которого действительно слушали — Отец Матиэс. И к счастью Кеуды, этот мужчина был в своём уме, что крайне редко встречается среди священников. Матиэс был самым набожным человеком из всех, кого встречал Кеуда. Даже приёмный отец священника, хоть и поучал сына, не всегда был честен с собой. И об этом, конечно, знал Кеуда. Он знал обо всем, что происходило в его владениях. Он думал, что знал обо всём, что происходило в его владениях. Работа не щадит никого. Поэтому вместе с простыми рабочими просыпаются и вышепоставленные личности: просвещённые, которые учат детей наукам, духовенство, управляющие, священнослужители. Отец Матиэс должен просыпаться раньше всех, чтобы быть готовым оказать помощь в любой момент. Во всяком случае, так его учили. Он легко открывает глаза и встаёт с твёрдой деревянной кровати. Он, похоже, и рад бы делать это нехотя, но ещё в детстве из него выбили это желание. Выбили, в смысле, буквально. Священник застилает своё единственное тонкое покрывало и идёт к противоположной стене, на которой висит огромный крест. Возможно, ему хотелось бы пожаловаться на то, что он мёрзнет всю ночь, а затем, проснувшись, ещё час проводит на твёрдом полу, стирая колени, но ему не известна другая жизнь. И поэтому ему даже в голову не приходят подобные идеи. Он неизменно продолжает благодарить своего Создателя за всё, что имеет. И пусть всё это можно пересчитать по пальцам. Ведь и на это можно закрыть глаза. «Всё, что тебе нужно, сын мой — это вера» — учил Матиэса его приёмный отец. И будь он сейчас жив, он бы, несомненно, гордился им, попивая вино из своего любимого серебряного бокала. «Продолжаешь верить — продолжаешь жить» — теперь говорит Матиэс себе и своим прихожанам. Эта фраза звучит первой на всех его проповедях последние несколько лет. Он учит своих прихожан открывать сердце для благодати, впускать Бога в душу. И пусть некоторые до сих пор не понимают, зачем это нужно, Отец Матиэс не перестаёт нести свою веру. Поэтому мужчина и продолжает молиться, пока его ноги не затекут до такой степени, что, кажется, скоро совсем отнимутся. Тогда он встаёт и направляется на улицу. Будь то зима, будь то лето, он неизменно обливает себя ведром холодной воды, пронизывающей всё тело до костей. Затем переодевается в сухую одежду и идёт в церковь, где его уже ждут сёстры и братья с готовым завтраком. Они не позволяют себе садиться за стол без настоятеля церкви. Из них также желание это выбили ещё в детстве. В церкви служат всего несколько человек. Сам Отец Матиэс — настоятель. Кроме него ещё двое братьев и три сестры. Все они живут в стенах церкви, и только у настоятеля есть свой дом, перешедший к нему по наследству. По воскресеньям у Отца проповедь. Почти весь город собирается, чтобы вместе помолиться и послушать Отца Матиэса. — Продолжаешь верить — продолжаешь жить, — начинает он своим умиротворённым голосом. — Вера — это наш рычаг, подталкивающий к праведному пути. А порой Матиэсу так не хотелось выходить перед этой толпой. Половина этих людей ничуть не благодарна за то, что он делает. Они лишь испытывают страх быть наказанными после смерти и вечно мучиться от нескончаемых мук. За то, что они не молились. За то, что не ходили в церковь. За то, что не благодарили Бога перед каждым приёмом пищи. А ведь если и правда всё это не сказки, и там кто-то есть? Тот, кто следит за тобой каждую минуту и записывает все спорные вопросы, чтобы потом, в самом конце, тебе их предъявить. Но до сих пор остаются те, ради кого стоит это всё делать. К примеру, девушка на предпоследнем ряду у прохода вместе с двумя детишками. Её зовут Элиза, а детей, сидящих рядом, девятилетних парнишек — Луис и Адели. Только из-за них стоит выходить сюда и пытаться донести до людей правду. Но над отношением людей к церкви Матиэс никогда не задумывался, как и над твёрдой постелью, тонким покрывалом, ледяной водой. Ведь он не должен был над этим задумываться. — Сегодня во сне явились мне посланники Божьи. Они велели предупредить, что нечто страшное надвигается на наш город, — в холе послышался шёпот и взволнованные голоса даже тех, кто не верит. — Но мы сможем справиться с этим, если сплотимся и будем стоять плечом к плечу перед всеми несчастьями, как мы всегда это делали. На самом деле посланники Бога не говорили этого пастору во сне. Более того, они ему даже не являлись. Матиэса ещё в детстве научили понимать суть снов и правильными словами доносить её до прихожан. Если ему снилось что-то плохое — умершие горожане, к примеру — это не к добру. Если снилось что-то хорошее и светлое, значит, ближайшее будущее будет таким же светлым. Но почему-то отец всегда говорил Матиэсу, что сны его распространяются на людей, но никогда и словом не обмолвился о том, что сны эти могут предназначаться только ему. Этой ночью священнику снились действительно страшные вещи. Стоило Матиэсу сомкнуть глаза и провалиться в сон, как он тут же оказался в глубокой пещере без единого отблеска света. Из железных камер на него смотрели десятки красных горящих глаз. Их обладатели дико кричали, некоторые были ужасно истерзаны и истекали кровью. Смотреть на них уже было мукой. И все они молили его о помощи. Где-то отдалённо, в своём подсознании Матиэс понимал, что сделать ничего не сможет. Поэтому он лишь покорно смотрел, ожидая, когда всё это закончится. Рядом кто-то мирно дышал, иногда тихо посмеиваясь, отчего по телу бежали мурашки. Долго эта пытка не продлилась. Через какое-то время Матиэс оказался в своей родной церкви. Он медленно прохаживал мимо родных икон, стареньких лавочек, мирно шествовал по скрипучим полам, наслаждаясь тишиной. Но и это умиротворение не продлилось долго: Матиэс услышал странные слова, доносившиеся из-за угла. Голос был знаком, но во сне понять, кому он принадлежал, было невозможно. Мужчина прошёл в холл, откуда исходил звук, и перед ним пристала ужасная картина: демон душил девушку, крепко обхватив её горло руками. В том, что это демон, сомневаться не приходилось. Священник отчётливо увидел его душу: чёрную, с глубокими трещинами, из которых просачивалась огненная лава. В руках девушки раскачивалась цепочка с крестиком, но когда рука ослабла, та выскользнула. Как только крестик стукнулся о пол, Матиэс оказался во дворе церкви. Была ночь. Волосы его растрепались, одежда сбилась, обувь вся в грязи — во сне Матиэсу было лет семь. Он вспомнил тот момент, когда ночью вышел на улицу из-за воя собаки. И как отец не позволил оставить пса, заставив отдать его сиротам в детский дом. Но в этот раз никакой собаки не было. На тоненькой тропинке, прямо рядом с Матиэсом оказалась женщина. Он сразу её узнал. — Нам некогда останавливаться, скоро рассвет, мы должны успеть, — сказала она, схватив мальчика за руку, и потащила к двери. — Нет, я не хочу, пожалуйста! — Матиэс пытался вырваться, но тщетно. Женщина была куда сильнее, хоть и выглядела хрупкой. — Я не могу, ты же знаешь. Ты должен, там тебе будет лучше… Матиэс сидел на ступеньках церкви и плакал. Ему больше не семь лет. Ему двадцать семь, и он до сих пор не может понять: почему? Единственное, что осталось после его матери — платок, в который он был укутан, когда его нашла няня. Мужчина все эти годы хранил его у кровати и, глядя на него, мечтал узнать, почему мать так поступила. В детстве ему говорили, что он был голоден, когда его нашли. Значит, мать просто не хотела, чтобы её сын умер от истощения? Матиэс сквозь сон почувствовал, как по его лицу скатываются слёзы. А затем он услышал фразу, которая прозвучала то ли во сне, то ли наяву: «Ты узнаешь». Голос снова показался знакомым. Обладатель этого голоса смеялся в пещере. И теперь он манит Матиэса за собой. Слёзы высохли, любопытство сменило страх. Священник почти сделал первый шаг, следуя за ним, но тяжёлая рука опустилась на плечо, крепко сжала, и голос отца прозвучал слишком отчётливо. «Одумайся, Матиэс». И только тогда священник проснулся, с высохшими слезами на лице, саднящим плечом и дорогим сердцу платком, зажатым в руках. — Главное — всеми силами бороться против искушений. Очередное испытание ждёт нас, и мы сможем преодолеть его, если помолимся и попросим помощи. Всё в руках Господа. По окончанию проповеди и молитвы, когда почти все прихожане покинули церковь, Отец заметил двух незнакомых мужчин. Они встали со своих мест на последнем ряду и направились к священнику, ловко огибая покидающих здание людей. На вид им было около тридцати, высокие, коренастые. Уверенный шаг и изучающий взгляд заставил священника съёжиться и затаить дыхание. — Отец Матиэс, верно? — заговорил учтиво первый, вытягивая руку для рукопожатия. — Меня зовут Аристодэль, а это мой брат Цергарт. Мы здесь в гостях у нашей сестры Карды. При упоминании имени этой женщины у священника мурашки по телу побежали. Именно от этого имени, а не от крепкого рукопожатия мужчины и его пронзительных тёмных глаз. Был в этой женщине дьявол, это знал весь город. Она была единственной, кто так и не нашёл общий язык с Кеудой, более того, эти двое вечно враждовали. А хорошее наследство позволяло Карде не подчиняться Кеуде и даже претендовать на его место. Но этого никогда не произойдёт — горожане не позволят. Все они видят в ней тёмное, даже, несмотря на то, что она ходит на все проповеди Отца Матиэса. И слушает, кажется, внимательнее всех. Это отвлекало мужчину поначалу. Женщина всегда смотрела на Отца с каким-то ненормальным интересом, будто говоря «Я знаю, что творится в твоей голове. Тебе не скрыть это от меня». Этот взгляд пугал священника больше всего. — Я рад, что вы пришли в церковь. Надеюсь, вы будете часто здесь появляться, — с должной учтивостью пастор пожал руку и Цергарту. Увидев, что к ним идёт Карда, Матиэс извинился и, получив разрешение, оставил мужчин одних. Рыжеволосая женщина подошла к братьям и что-то недовольно им сказала, после чего все они покинули церковь. В тот день Отец Матиэс много молился, вопрошая Господа дать тому хоть какой-то знак. Показать, что прибывшие в город мужчины никак не связаны со страшным сном и надвигающейся опасностью. Но никакого знака он не получил. Ни вечером, ни ночью, ни на следующий день.***
В церкви с самого утра было слишком тихо. Сегодня люди обходили её стороной, а служащие старались браться за любую предложенную работу, только бы отправиться подальше. К обеду в церкви осталась только одна девушка — сестра Белен. Тяжёлая железная дверь с трудом отворилась, издав ревущий звук, и с нежеланием пропустила внутрь тёмную фигуру. Гость мельком осмотрелся, скорее для осведомлённости, чем из-за интереса. Он кого-то искал. Сделав несколько шагов вдоль рядов с лавочками, он остановился. Мужчина обратил своё внимание на икону, висевшую по правую сторону от него. На ней были изображены святые, имён которых он не знал, да и знать не желал. Стоило пришлому лишь раз со злостью сжать кулаки, как по деревянной рамке, обрамляющей икону, прошла широкая трещина, сопровождаемая громким скрипучим звуком. Демон самодовольно усмехнулся. — Я могу вам чем-нибудь помочь? — сестра появилась в другом конце комнаты, держа в руках небольшой крестик на цепочке, который подрагивал в такт её несмелым словам. Взгляд девушки метался между незнакомцем и только что треснувшей деревянной рамкой. — Вы? Помочь мне? Нужно подумать, — лукаво произнёс демон, плавно идя навстречу появившейся девушке. Но та начала быстро отступать назад, едва сдерживая себя от страшного крика. До демона оставалось всего несколько метров. Сестра, не имея возможности отступить ещё дальше, вжималась спиной в стену и читала молитву. Слова срывались с её губ с невероятной скоростью, крестик в руках начал раскачиваться сильнее и вырываться из рук. Девушка непонимающе смотрела, как цепочка рвётся на её глазах, а крест отлетает в другую сторону. Слова больше не звучали так, как надо. Сестра в ужасе поняла, что последние несколько минут молилась не своему Богу. — Amen, сестра, amen¹! — воскликнул демон, находясь уже в шаге от бедняжки. — С ваших уст только что сорвались самые восхитительные слова, которые я когда-либо слышал! Продолжайте, ну же! — кричал демон, делая последний шаг. — Я хочу услышать это снова! И губы девушки вновь распахнулись. После немого крика последовала молитва, слова которой с каждой секундой раздавались всё громче и громче, увереннее и увереннее. Демон прикрыл глаза и запустил пальцы в волосы девушки, скидывая с её головы чёрный платок. Волосы спадали вниз тёмными волнами. Пальцы мужчины прошлись по щеке девушки, спускаясь ниже к изящной шее. Белен закрыла глаза. — Жаль, что придётся уничтожить такую красоту, — почти искренне огорчился демон и сжал свои пальцы вокруг тонкой шеи.***
Дом должен был вот-вот рухнуть. По крайней мере, так казалось со стороны. Обветшалое здание из кирпича было раза в четыре старше своего хозяина, и совершенно не вызывало желания оказаться внутри него. Но выбора не было, поэтому демон несколько раз постучал в дверь. Через несколько мгновений она распахнулась наружу, открывая вид на тёмное помещение с самым минимумом мебели. Арúс сперва обвёл взглядом дом, затем сфокусировался на мужчине, стоявшем у входа. Тот выглядел растерянным, глаза бегали по лицу демона. — Аристодэль, это вы, надо же. Я не ожидал… — неуверенно пробормотал Отец Матиэс, отступая, чтобы пропустить гостя внутрь, но вовремя опомнился и аккуратно остановил вошедшего рукой. — Знаете, я не привык принимать прихожан у себя дома, возможно, будет лучше, если мы пройдём в церковь? Я уверен, там найдётся укромное местечко, где мы сможем поговорить. Если вы пришли за этим, конечно. — Знаете, Святой Отец, я ненадолго. И если можно, я бы хотел остаться здесь, без посторонних глаз и ушей, — «и без трупа монашки на заднем дворе» — добавил мысленно Аристодэль. Матиэс опустил глаза в пол на некоторое время, раздумывая, а затем отступил назад, наконец пропуская гостя внутрь. Аристодэль сделал несколько шагов к единственному столу в комнате, но затем неуверенно остановился и взглянул на священника. Тот кивнул. Демон прошёл дальше и занял один из двух стульев. __________________________________ ¹Amen! — Аминь! (лат.)