***
Вардлас с тоской оглядел неуменьшающуюся гору документов и, пользуясь отсутствием свидетелей, малодушно стукнулся лбом об стол. Давно хотелось. Легче, ожидаемо, не стало, и принц позволил себе остаться в таком положении подольше, лицом в столешницу, с безвольно опущенными вдоль тела руками. Практически бесшумно открылась дверь. Зайти без стука мог только один человек, поэтому Арди не стал брать на себя труд поднимать голову. — Мой принц? — с долей беспокойства в голосе окликнул Юан. Отвечать совершенно не хотелось. Даже не так. Вся безжизненная поза принца была весьма красноречивым ответом на все неозвученные вопросы гвардейца. От двери послышался тихий вздох, затем несколько шагов в сторону Вардласа и шорох положенных на стол бумаг. Арди и не глядя понял, что это новые документы. Захотелось завыть. Долго и скорбно. Желательно под дверью Триалина, чтобы посыл дошёл до адресата. С приездом Триалина Вардлас понял, насколько Рубеллин его щадил. Стоило Эллину уйти на отдых, а старшему близнецу взяться за работу, и все во дворце, независимо от политических взглядов и убеждений, замолились о долгих летах здравия кронпринца. Упаси боги с его светлостью что-нибудь случится, и престол займёт Триалин, тогда ни у кого не останется времени даже на посторонние мысли, не говоря уже о заговорах и прочей крамольщине. — Мой принц, — с сочувствием повторил Юан, ласково огладив волосы Арди кончиками пальцев. — Тебе бы отдохнуть и переодеться. За предложением Юана скрывалось опасение, что принц потеряет сознание от усталости перед почётным и долгожданным гостем. Терять сознание Арди не собирался хотя бы потому, что в глазах Триалина это не будет достаточно веским оправданием невыполненной работе. От этой несправедливости становилось очень обидно. Если Рубеллин вздохнёт тяжелее положенного, все вокруг станут с ним носиться, уговаривая отдохнуть, развеяться, перекусить, поспать и оторваться от работы. Если Вардласа похоронит под горой бумаги, никто, кроме Юана, не потрудится его выкапывать. Пару дней назад Арди заснул на совещании в кабинете императора. Разбудил его Триалин, треснув свёрнутой папкой по затылку, а затем отправил в качестве наказания в Ариовль инспектировать губернатора. Вместе с ним отправили Глендона, который вместо инспекции уехал с визитом к знакомой актрисе. Но самым обидным было не то, что Триалин закрывал глаза на халатность кузена, а то, что, заснув на собрании, Вардлас впервые с возвращения из Дегроуэля увидел один из тех «сумеречных» снов, что ему регулярно снились в замке брата. Должно быть, сказывалась непосредственная близость Триалина. Арди плохо запомнил сон, но ощущения не спутал бы ни с чем иным. Интересно, как брат отнесётся к просьбе поспать с ним в одной комнате? Скорее всего продемонстрирует свой богатый и цветастый словарный запас, впитанный ещё во время жизни среди солдат. — Мой принц, — на этот раз обращение прозвучало почти умоляюще. Удивительно, сколько всего Юан мог сказать этими двумя словами, сколько эмоций, тонов и оттенков приобретало «мой принц» в исполнении гвардейца. — Надо ещё вот эту стопку закончить, иначе Триалин меня сожрёт, — отозвался наконец Вардлас. Он уже однажды попробовал плюнуть на приказы брата, а затем на собственной шкуре узнал, почему подчинённые его величества такие выдрессированные. По части убеждения посредством выковыривания мозгов Триалину не было равных. «Ещё бы, с его-то многовековым опытом», — мрачно усмехнулся про себя принц, с содроганием вспоминая последний разнос, устроенный его величеством. Император ни разу не повысил голоса, а Вардлас впервые в жизни всерьёз захотел вздёрнуться. Как позже заметил Глендон, присутствовавший при воспитательной беседе, Арди ещё легко отделался, и Триалин братишку, оказывается, даже пожалел. Верилось в это утверждение с трудом, но измерять границы терпения брата больше не хотелось. И приставать с вопросами тоже. А лучше всего было бы пореже с ним видеться. А ещё лучше — сбежать из дворца. И все эти пораженческие мысли появились за несколько дней пребывания Триалина во дворце. Арди глубоко и искренне сочувствовал подчинённым его величества, не понимая, почему в замке императора не находят трупы самоубийц каждую неделю. Быть может, каким-то шестым чувством они понимали, что при желании Триалин выдернет их и с того света. Вардлас подтянул к себе очередную стопку бумаг, понимая, что размазывание себя по столу дело не ускорит. Юан сел рядом, молча занявшись другими отчётами. Глядя на гвардейца, принцу стало стыдно. Юан не зря считался лучшим учеником академии, но Арди не переставал удивляться, как его лейтенант умудрялся всё успевать. Юан успешно совмещал обязанности телохранителя принца и секретаря сразу двух людей: командующего и Вардласа. При этом с неизменным отличием учился в университете, в то время как принц успел набрать долгов. И, словно этой нагрузки Юану не хватало, он взял на себя обучение нескольких рекрутов гвардии. — Как ты всё успеваешь? — озвучил свои мысли Вардлас. — Не трачу время на нытьё, — спокойным тоном припечатал принца гвардеец, не отрываясь от документов. Чем больше Арди узнавал Юана, тем сильнее страдала его самооценка и тем больше он недоумевал, что Юан в нём нашёл. Кроме высокого происхождения Вардлас во всём уступал гвардейцу. Взять хотя бы его последнюю попытку потренироваться со своим телохранителем. В рукопашном бою против Юана Арди продержался чуть больше минуты, и то его не отпускало подозрение, что гвардеец просто пожалел гордость принца и не уложил его на лопатки в первые секунды поединка. Юан не пропускал ни одной тренировки с Глендоном, за исключением тех дней, когда кто-то из них отсутствовал во дворце. Судя по всему, командующий и впрямь лепил из лейтенанта свою будущую замену, поскольку результатом его обучения стало то, что после Глендона Юан стал самым сильным в гвардии в рукопашной и бою на мечах. Вардлас думал, что его восхищение Юаном достигло предела, а самооценке падать ниже некуда, ровно до знакомства со старшими братьями гвардейца. Жермен был третьим по старшинству из четырёх братьев Аберкром. Два года он работал послом в Астелле и теперь ненадолго вернулся на родину в составе свиты Эрииля. Высокий, даже немного выше Вардласа, широкоплечий, светловолосый и загорелый, он был совсем не похож на своего тонкого и обманчиво хрупкого братишку. Ни внешне, ни характером. В отличие от Юана, Жермена было невозможно заткнуть. Несколько простоватый, излишне словоохотливый, способный по полчаса смеяться над одной шуткой, одевающийся в странную, даже диковатую одежду, он, однако же, умудрился войти в постоянную свиту императора Астеллы и заслужить доверие Рубеллина. Конечно, Вардласу не приходилось видеть Жермена за работой, но один лишь факт, что Юан не сошёл с ума, живя с этим болтуном под одной крышей, невольно внушал беспредельное уважение терпению гвардейца. И всё же Жермен оказался очаровательной душкой на фоне самого старшего из братьев Аберкром. Возвращение Шеня из Райкура вызвало в столице больше шума, чем приезд всех королей вместе взятых. Вардлас с Юаном встретили Шеня во дворце сразу после допроса дипломата — у Рубеллина с Глендоном были к нему вопросы относительно Алена, а именно, почему Шень, зная о том, что его младший брат служит Виллису, скрыл это обстоятельство от императора. Недовольство Рубеллина не могло не отразиться на настроении Шеня, с другой стороны, позже Арди узнал от Глендона, что Эллин был со своим лучшим дипломатом крайне мягок и допрос больше напоминал беседу, пусть и на неприятную тему. Обходительное отношение Рубеллина со своим любимцем не было удивительным. Шень по праву считался одним из самых лучших и опытных дипломатов в империи, а из Райкура он вернулся с выполненной миссией. Как оказалось, пока Триалин обрабатывал райкурского наследника и готовил убийство Арафата, Рубеллин с помощью Шеня и ещё нескольких своих агентов занимался непосредственно императором Райкура. Шень сумел убедить Арафата, что союз с Астордами не только сохранит территории южной империи, но и обогатит его страну. А когда внезапно умер Саин, Шень без указаний сверху сориентировался на месте и, пользуясь тем, что все улики указывали на послов Королевского Союза, внушил императору необходимость немедленно примириться с Триалином. Сам Триалин от подобного расклада в восторг не пришёл. Зато Рубеллин, как только были подписаны все договора и соглашения, велел открыть портал для Шеня из собственных средств. После новости о том, что Арафат согласился породниться с Астордами, выдав свою старшую дочь за Триалина, самочувствие Эллина значительно улучшилось, а настроение дипломатов Королевского Союза сильно упало. Триалин ворчал о том, что его лишили возможности выбрать себе жену, а ему, между прочим, приглянулась младшенькая из принцесс, да и мириться с Арафатом он не собирался, в чём его охотно поддерживал Эрииль. Однако, одни только слухи о возможном союзе между Райкуром и Дегроуэлем склонили чашу весов в пользу Рубеллина и заставили сильнее нервничать Королевский Союз, поэтому Шень, как ключевая фигура в закулисных играх Рубеллина, само собой не остался в тени. Откровенно говоря, новость о возвращении Шеня взбудоражила столицу ещё до вести о его успехе в дипломатической миссии. Шень Аберкром был хорошо известен в высоких кругах, разумеется, его появление после длительного отсутствия не могло не вызвать волны слухов и пересудов в салонах Юлазиана. И когда все вокруг только и говорят о талантливом дипломате, когда Рубеллин становится похожим на объевшегося сметаной кота, когда Глендон на собраниях с мечтательным видом исписывает документы заметками со стихами, а Юан с каждым днём становится всё более молчаливым, невольно захочется узнать виновника перемен поближе. Поэтому как только Вардлас узнал, что Шень во дворце, он, прихватив мгновенно потускневшего Юана, отправился знакомиться со старшим братом своего гвардейца. При первом взгляде на Шеня принц поразился схожести дипломата и Юана. Пожалуй, если бы Вардлас не знал гвардейца так близко, вполне мог бы их перепутать. Лишь сравнив братьев вблизи, можно было заметить различия. Шень оказался немного ниже Юана. Его волосы были светлее и длиннее, что позволяло ему собирать их в свободный низкий хвост, как это делал Рубеллин. Одетый по последней крастской моде, Шень мог бы быть прекрасной иллюстрацией того, как станет выглядеть Юан через несколько лет. Вот только вся схожесть братьев разбивалась вдребезги, стоило заглянуть в глаза Шеня. — Ваше высочество, лейтенант Аберкром, — дипломат медленно, как бы с ленцой, поклонился первому и даже не взглянул на второго. Юан, видимо, привыкший к подобному обращению, с солдатским спокойствием и серьёзностью представил брата принцу: — Ваше высочество, перед вами маркиз Шень Аберкром. Разумеется, в знакомстве ни одна сторона не нуждалась, однако, живя во дворце, с ранних лет приучаешься следовать этикету даже в отсутствии посторонних глаз. — Премного наслышан о ваших заслугах перед империей, — постарался быть вежливым Вардлас. Под взглядом старшего брата Юана у юноши отчего-то вылетело из головы всё, что он хотел сказать. Даже глядя снизу вверх, Шень умудрялся смотреть свысока, и принца не отпускало ощущение, будто его раздели, выпотрошили, рассмотрели изнутри и отмахнулись, как от бесполезного мусора. И всё это за пару мгновений, пока Шень на него смотрел. — Ваши слова честь для меня, — улыбнулся одними губами дипломат, закончив препарировать принца взглядом. — Могу быть чем-нибудь полезен? И хотя тон Шеня был, безусловно, тактичным и, казалось, искренне заинтересованным, Арди всё же уловил едва различимое «вы тратите моё время». — Мы к его светлости, — выдавил улыбку Вардлас, не понимая, почему вдруг начал оправдываться. — Однако, надеюсь, мне ещё представится возможность услышать о ваших успехах непосредственно от вас. — Вы слишком добры ко мне, — улыбнулся Шень, и на этот раз принц прочёл в его улыбке снисходительность. — Всего доброго, — кивнул, прощаясь, Вардлас. Он от души надеялся, что его уход не выглядит как бегство. — Я ведь говорил, — вздохнул Юан, стоило им с принцем вернуться в кабинет. — Как ты жил в одном доме с этим маленьким чудовищем? — Это маленькое чудовище старше меня почти на девять лет, — гвардеец мрачно усмехнулся. — Не может быть, — не поверил Вардлас. Шень выглядел, самое большее, на пару лет старше Юана. Гвардеец неопределённо пожал плечами и продолжил разбирать документы. Принц не мог думать о работе. Если бы его так унизил кто-то другой, он бы не побрезговал использовать своё положение и избавился бы от нахала. Однако, представить себе выметающегося из дворца Шеня Вардлас не смог. Легче было вообразить, как из дворца выгоняют самого Арди. И дело ведь было даже не в том, что Шень ходил в любимцах Рубеллина. Просто братец Юана мог без лишних слов убедить всех вокруг, что они ему обязаны едва ли не до конца жизни. Вардлас вспомнил, как исподволь начал оправдываться перед дипломатом, и его передёрнуло от ощущения неправильности происходящего, словно он был мелким служкой, провинившимся перед строгим господином. — Я одного не понимаю, — переварив впечатления, начал Арди. — Откуда у него столько друзей и поклонников? — догадался Юан и, усмехнувшись, ответил: — Если Шень сочтёт кого-то полезным, он наизнанку вывернется, но очарует этого несчастного. Пожалуй, сильнее удара по самолюбию в жизни принца ещё не было, ведь Шень даже не пытался ему понравиться. — То-то у меня возникло чувство, словно меня выбросили, как мусор, — мрачно хохотнул Вардлас. — Если тебя это утешит, я жил с таким ощущением до тех пор, пока Шень не уехал учиться. — Снимаю шляпу. Теперь мне понятно, почему Рубеллин не кажется тебе таким невыносимым, — проворчал принц. Позже он ещё несколько раз встречался с Шенем в коридорах и на советах. Дипломат всегда был безукоризненно вежлив, но когда он кланялся или обменивался с принцем дежурными любезностями, последнего не отпускало ощущение, будто Шень делает это механически, даже не замечая его высочества. Его высочество же присутствие братца Юана ощущал буквально кожей. Однако, как принц ни старался сократить частоту встреч с дипломатом, совсем избегать его не получалось. Вот и теперь Вардлас с тоской смотрел на документы, отсчитывая часы до очередного удара по самолюбию, потому что проще представить отсутствующего при встрече императора Сиванны принца, чем не приглашённого на приём маркиза Аберкром.***
Эрииль первым шагнул в открытые слугами двери, подставляя лицо влажному холодному воздуху, и тут же раскинул огромный, на всю дворцовую площадь невидимый купол, защищающий всех от липкой измороси. Интересно, это причуды юлазианской зимы или Нигушур решил привезти с собой сиванскую погоду в качестве сувенира? Эрииль имел все основания полагать, что виной внезапно изменившейся погоде был всё-таки император Сиванны. Потому что лёгкий морозец и снег, укрывавший Юлазиан уже больше месяца, вдруг уступили место дождю и густому туману. На улице потеплело, снег стремительно таял, а туман всё густел. Конечно, после захода солнца мороз и лёд снова отвоюют свои позиции, но до тех пор страдать всей столице от вымокших плащей и подмоченных туфель. Рядом с Эриилем, как равный по статусу, шёл Триалин. Следом, немного отстав, прямой и тонкий Рубеллин, ведущий под руку супругу, а за ним принцы Вардлас и Садри, принцесса Каронетта и Лорд Верриари. Дальше — разномастная и многочисленная свита. Все прибывшие в Юлазиан короли и королевы сочли ниже своего достоинства лично встречать императора Сиванны. Эрииль мог понять их уязвлённую гордость, в конце концов, никого из них так пышно не встречали. С другой стороны, его удивляло отсутствие элементарного любопытства у правителей Королевского Союза, ведь на памяти Эрииля, а пожил он немало, император Сиванны никогда не покидал своей страны. Каких усилий стоило Триалину выковырить Нигушура из своей норы? Ещё интереснее, почему Триалин смог уговорить друга приехать, но не сумел убедить его открыто поддержать Крастскую Империю и Дегроуэль? Эрииль отрешённо наблюдал за подъезжавшим к воротам экипажем. От застывшего рядом Триалина веяло нервозностью, и это было ещё одним неоспоримым доказательством, что император Дегроуэля всё-таки человек, что бы ни думали те немногие, кто знал о другой стороне Айлина. Для Эрииля Триалин был, в первую очередь, другом и учеником, а во вторую — ценным союзником и обожаемым любовником. Эриилю этого хватало. Он не хотел и не пытался, в отличие от некоторых излишне самоуверенных принцев, копаться в прошлых жизнях Нумоса — это были другие люди, Эрииль их не знал и никогда не узнает. Достаточно того, что он знал Триалина. Во всех ипостасях, начиная от напуганного ребёнка из времён, когда Айлин ещё не знал, кто он такой, заканчивая хладнокровным и расчётливым императором. И Эриилю не требовалось читать мысли ученика, чтобы знать, что у него на уме. Будучи сильнейшим менталистом, Эрииль не отказывал себе в праздном любопытстве, копаясь в чужих головах. Ему ничего не стоило заглянуть в мысли большинства людей так, чтобы они ничего не почувствовали. В юлазианском дворце тех, чьи мысли оставались полностью закрыты для Эрииля, можно было пересчитать по пальцам, и принц Вардлас к ним не относился. Императора немного удивило, что Триалин решил открыться младшему брату, и весьма возмутило то, как пренебрежительно принц отнёсся к оказанному доверию, воспринимая его как должное и пытаясь найти доказательства злых умыслов Триалина. Глупо. Глупо и самонадеянно. Только глупец будет пытаться разоблачить Владыку демонов. Эрииль, узнав о том, кем является его ученик, ни секунды не размышлял о выборе стороны. Не столько из-за выгоды, сколько потому, что кем бы ни являлся Нумос или Зураб, а Триалин оставался человеком. Не самым сильным, не плохим, не хорошим — просто человеком. Эрииля не ввели в заблуждение почти сверхъестественные успехи ученика на войне. Даже тот случай, когда Айлин напугал Арафата, выставив вокруг его шатра красноречивую экспозицию из распятых наёмников, больше свидетельствовал о мальчишеском желании показать своё превосходство, нежели о демонической природе Триалина. Айлин держался с Эриилем достаточно холодно всю кампанию против Райкура, но на следующую ночь после подписания мирного договора юный император сам пришёл в шатёр учителя. Он снял кольцо, позволив наставнику заглянуть в свои мысли, протянул всего себя на распахнутых ладонях. Эрииль увидел и расставание Триалина с Акиэлем, которое Айлин переживал гораздо тяжелее, чем показывал, и как Триалин вместе с другом хоронил Бантика Двенадцатого; увидел изматывающую войну с племенами кочевников, во время которой Айлин встретил прекрасную дикарку, увидел скромную свадьбу, нежную привязанность к супруге, беспокойные мысли о близнеце и соблазнение райкурского принца. Всё это было настоящим. Не попыткой замаскироваться под человека, но искренним, живым. Эриилю было достаточно и этого. Он не стал углубляться в воспоминания ученика, хотя в тот момент Триалин был готов показать учителю всё, что помнил. И этот порыв тоже был донельзя человеческим. Словно запутавшийся в себе мальчишка пришёл к наставнику в надежде на помощь. Эрииль не мог говорить за Нумоса, но Триалину было жизненно необходимо, чтобы кто-то, зная о его истинной сущности, видел в нём человека, а не чудовище. И Эрииль видел. Видел и дорожил хрупким доверием. Нигушур дружил с Нумосом. Эрииль с Триалином. Кто-то вроде Вардласа не увидел бы разницы, для Эрииля же она была колоссальной. Открывшись Вардласу, Триалин не жертвовал ничем, но доверившись Эриилю он рисковал многим. Та ночь была далеко не первой и, к счастью, не последней. У Айлина заимелась привычка появляться у ворот Аль-Джаира без предупреждения. Молча приходить к Эриилю и, ничего не рассказывая, забываться в руках императора Астеллы. Эрииль не возражал против навязанной ему роли утешительной подушки. Он изменил барьеры вокруг своего дворца, чтобы ученик мог появляться сразу в его покоях, — тоже своего рода доверие. Триалину не требовались советы или сочувствие, он успокаивался по-другому, когда Эрииль накручивал на руку его длинные волосы, когда до синяков сжимал бёдра ученика, когда своим напором доводил юношу почти до беспамятства. Эти отношения нисколько не мешали их дружбе, скорее наоборот, были её частью, как бы странно и дико это ни выглядело. Ровно так же Триалин мог заходить к учителю выпить. Эрииль действительно видел Айлина всяким. Даже униженным и беспомощным, несмотря на обретённые силы и память. Мужчина не вникал, как именно Триалин оказался в темницах Арафата. Его роль в этом неприятном эпизоде жизни Айлина началась в тот момент, когда во дворце появилась императрица Сиванны с новостью о том, что Нигушур нигде не видит Триалина. Даже зная, кто Айлин такой, Эрииль не мог не забеспокоиться. Его разведка отыскала следы пребывания Триалина в Райкуре, и Эрииль с женой Нигушура отправились во дворец Арафата. Вдвоём. Прямиком к давнему врагу Эрииля. Безумие. Чистейшее безумие. Не то чтобы Эрииль не был склонен к безумствам, но он не ожидал от себя ничего подобного в таком возрасте. Может, император и выглядел чуть старше сорока по человеческим меркам, на деле ему давно перевалило за семьдесят. И что бы он ни вытворял в молодости, ничто из его не самых благоразумных деяний не могло сравниться с добровольным появлением в покоях Арафата. Без охраны, в компании женщины, пусть и акшарки. Эрииль славился как сильнейший в мире целитель и менталист. Арафат был известен своими барьерами, способными, как выяснилось, обуздать даже Владыку демонов. Оба императора — и Эрииль и Арафат — были опытными магами первого уровня, но Эрииль не имел ни малейшего желания выяснять, кто же из них всё-таки сильнее. Арафат, по всей видимости, разделял осторожность своего давнего врага, и именно поэтому они никогда не испытывали силы друг друга на поле боя, ни в мелких стычках, ни во время войны, встречаясь исключительно за столом переговоров. У их вражды, подпитанной взаимными подлостями и многовековым соперничеством двух империй, однако были условности и правила. Императоры никогда их не обговаривали, но каким-то неведомым образом не нарушали. Появившись во дворце Арафата, Эрииль нарушил одно из негласных условий. Арафат был в своём праве нарушить другое. Должно быть, он был слишком удивлён, чтобы отреагировать так, как от него ожидалось. А может, ему помешало присутствие акшарки, чья с трудом подавляемая из-за гнева мощь отдавалась покалыванием в кончиках пальцев у обоих магов первого уровня. Наверное, они оба — и Эрииль, и Арафат — молча пришли к единому мнению, что выяснять границы сил акшаров не самое благоразумное и безопасное занятие. Жена Нигушура испепеляла Арафата взглядом и, скорее всего, пыталась найти следы энергии Триалина. Эриилю пришлось взять переговоры на себя. Он не мог заглянуть в мысли Арафата — тот тоже был сильным менталистом, хотя и уступал своему противнику, — а потому приходилось полагаться на лицо, жесты и оттенки тона, чтобы понять, там ли находился Триалин и жив ли он ещё. У Арафата имелось достаточно причин убить императора Дегроуэля. К счастью, были причины и не убивать. Эрииль не переставал удивляться, какую силу имело банальное любопытство. Мужчина и по сей день не имел ни малейшего представления о том, как много узнал Арафат за те три месяца, что держал Триалина в плену. Арафат был менталистом, специализировался на барьерах, а его палачи и дознаватели до сих пор считались самыми страшными, не уступая первенства на пьедестале даже «сумеречным». У Триалина же не было ни кольца, ни слуг, ни подчинённых. Что он мог противопоставить Арафату со своим четвёртым уровнем магии? Разве что необычайную живучесть и выдержку. Конечно же, Триалин даже под пытками ничего не рассказывал, чем только подстёгивал азарт своих мучителей, однако одной силой воли не выстоишь против ментальной магии, а Арафат не мог отказать себе в удовольствии не только извлечь из Триалина ценные сведения, но и вытащить самые болезненные воспоминания, заставляя пленника вновь и вновь переживать свои кошмары. В темницы они спускались вдвоём — Эрииль и Арафат. Испытывали друг друга на смелость и выдержку. Супруга Нигушура осталась снаружи, как гарант того, что Эрииль выйдет из подземелья вместе с Триалином, а не присоединится к своему ученику в темнице. Барьеры внизу были в разы сильнее тех, что окружали дворец Арафата. Они давили ощутимой тяжестью даже на Эрииля. Что должен был испытывать, находясь под ними, Триалин? Скорее всего, ему приходилось прикладывать усилия для каждого вдоха. Камера Триалина была тёмной и грязной. Он лежал на полу, скованный по рукам и ногам цепями, концы которых крепились к кольцу в стене. Страшно худой, измождённый. Грязные спутанные волосы заметно поредели и местами поседели. Раны, следы недавних пыток успели загноиться под бурыми, небрежно повязанными бинтами. Окровавленные пальцы, из-под ногтей которых Эрииль сам позже вытаскивал короткие иглы, были переломаны, все до единого. Из живого на Триалине оставались только глаза, и в тех успели отпечататься бесконечные боль и усталость. Увидев посетителей, Триалин нашёл в себе силы сесть, что уже было подвигом для его измученного тела, а когда Арафат убрал часть барьеров и взмахом руки освободил Айлина от цепей, последний даже умудрился, пошатываясь и цепляясь за стену, встать. Правда, почти сразу же сполз по стене обратно. Во взгляде Арафата Эрииль прочёл нескрываемое торжество. Он упивался собственным всесилием, осознанием, что в его власти поставить на колени даже Триалина, что Владыка демонов полностью зависит от его прихоти. Глупо. Ужасно глупо настраивать против себя того, кто, скинув смертную оболочку, может вернуться со всеми своими силами. Впрочем, Владыка демонов не стал бы опускаться до мести зазнавшемуся человеку. Нумос, Зураб или кто он там ещё понял бы Арафата и со снисходительной усмешкой отмахнулся бы от наглой мошки. Так поступил бы король демонов, но не Триалин. В его взгляде кипели ярость и ненависть. Это был взгляд человека. Униженного и желающего отплатить своим мучителям. На месте Арафата Эрииль не стал бы усугублять ситуацию нежеланием возвращать кольцо. Хотя здесь, по мнению Эрииля, было больше вины Нумоса, слишком часто это кольцо фигурировало на страницах истории. Мог бы и менять предметы. Впрочем, проблемы Нумоса императора не волновали, ему хватало и более приземлённых забот Триалина. Вытащив узника из темницы, а затем угрозами и уговорами вернув ему кольцо, Эрииль забрал Айлина в свой дворец. На исцеление всех ран, переломов и порванных сухожилий ушло несколько дней, а истощённые тело и разум восстанавливались и того дольше, но уже без участия Эрииля. Рубеллин требовал невозможного, убеждая близнеца примириться с императором Райкура. Конечно, Эллина не стоит винить — он не видел, что сделали в Райкуре с Триалином, а сам Айлин не рассказывал, ограничиваясь сухим «был в плену». Эрииль узнал о том, кто такой Триалин, до того, как юноша вернул воспоминания. Мужчина не знал, чего ожидать от падшего бога, однако уже тогда решил оставаться на стороне Владыки демонов, сначала из корыстных целей, а когда понял, что Триалин остался человеком, из любви к своему ученику. Карета остановилась посреди площади, неподалёку от застывших в ожидании встречающих. Охрана, кунгусы в чёрных мундирах, больше для вида — и Нигушур, и его супруга были сильнее любого из присутствующих. Паж открыл дверь кареты. Первым вышел Нигушур. «Мог бы и придерживаться легенды», — хохотнул про себя Эрииль, когда вместо дряхлого старика, каким представлял Нигушура весь мир, из экипажа вышел статный мужчина средних лет. Высокий, вровень с Эриилем, с длинными чёрными волосами, аккуратно зачёсанными назад, и с жёлто-зелёными акшарскими глазами. Привычные длинные одеяния, какие обычно носил Нигушур, сменились коротким бархатным суртюком по последней крастской моде. Это многое объясняло, и слишком молодой облик императора Сиванны, и само его присутствие. Скорее всего, супруга Нигушура не захотела появляться в свете в сопровождении старика. Стоило взглянуть на акшарку, и не оставалось никаких сомнений, что Лириан с ней крепко подружится. Нигушур подал руку императрице. Эрииль с Триалином одновременно приблизились к гостям. Лёгкий наклон головы в знак приветствия, пока лакеи с обеих сторон перечисляли имена и титулы гостей и встречающих. Никто из императоров их не слушал, все трое давно знали друг друга. Триалин с некоторой неловкостью улыбнулся другу, Нигушур ответил равнодушным взглядом, и Айлин поспешил переключиться на императрицу, оставив акшара на Эрииля. Триалин низко поклонился женщине и поцеловал её руку со словами «моя госпожа». Акшарка выглядела крайне польщённой и самую малость кокетливой. Знакомство с семьёй Триалина прошло строго по протоколу. Все положенные приветствия и любезности Нигушур принял с натянутой улыбкой на застывшем лице. Его супруга, напротив, была самой теплотой и обаятельностью, тщательно скрыв свою дикую и безжалостную натуру. Ровно как и её муж сумел спрятать за маской равнодушия боль и отчаяние.***
Уезжая из Дегроуэля, Дарина не жалела о своём решении. Она никогда не покидала своей страны и мало путешествовала по Дегроуэлю. Большую часть её жизни шла война, в которой она потеряла почти всех своих близких. Остался только Раду, внебрачный сын матери от изнасиловавшего её врага, и двое нежеланных детей от убийцы её отца. Если бы она родила детей в браке от любимого супруга, возможно, она была бы хорошей матерью. Дарина не ненавидела своих сыновей, но и не сказать, что любила. Кунгусская кровь заставляла её чувствовать их боль и переживания, тянула к детям, когда их забрали от неё. Это были странные ощущения: привязанность на крови, любопытство и немного умиления — примерно так можно было описать её материнские чувства к Мериелю и Гланиэлю. Возможно, им станет легче, если равнодушной матери не будет рядом. Одно дело тосковать по матери, когда она далеко, другое — скучать по ней, видя её каждый день. Может, когда-нибудь Дарина смирится с их существованием так же, как смирилась с младшим братом. Её отец старался следовать последней воле любимой жены и заботился о Раду как мог: дал ему отличное образование, гордился его успехами в магии крови, не обделял ни деньгами, ни временем. Однако, он так и не смог полюбить бастарда как сына, а Раду всю жизнь упорно доказывал ему и всем вокруг, что он настоящий кунгус. Дарине не раз ставили в пример добродетель её родителей. Она искренне не понимала, почему должна стремиться быть похожей на них. Почему должна походить на слабака отца, не сумевшего защитить любимую от врагов? Почему должна подражать слабачке матери, позволившей себя изнасиловать? Дарина убила бы любого, кто попытался бы овладеть ею силой, или умерла бы сама, но не далась бы живой. Её добродетельные родители не вызывали в ней ничего, кроме жалости. Она — не они. Она не обязана сидеть, как наседка, над нежеланными детьми, не обязана скромно ждать, когда император соизволит уделить ей внимание, не обязана мириться с клеймом незамужней опороченной женщины. Опороченной. Дарину всегда смешило, когда её пытались оскорбить этим словом. Это она соблазнила Триалина. Это она лишила его девственности. Если уж на то пошло, то это Триалина следует называть опороченным. Но всё это уже в прошлом: и слабые родители, и безмолвное осуждение окружающих, и серая безрадостная жизнь в разорённой стране. Кунгуска ни секунды не жалела о своём решении уехать в Крастскую Империю. Кто-то назвал бы это бегством. Для Дарины это была новая жизнь. Едва попав в юлазианский дворец, она поняла, что именно об этом всегда мечтала, именно к этому всю жизнь стремилась, сама того не сознавая. К яркой интересной придворной жизни в богатейшей империи в мире. Юлазиан стал любовью с первого взгляда. Она влюбилась в этот город, в этот дворец, в этих людей. Должность фрейлины принцессы Лириан давала достаточно возможностей для красивого старта: безумно дорогие платья, туфли, духи, украшения, сумочки и шляпки — всё за счёт кронпринца. Едва ли не каждый день балы, приёмы, визиты, новые знакомства, мужчины, азартные игры за столами с зелёным сукном, смех и музыка и танцы, много танцев. Город вечного праздника. Эталон роскоши и стиля. Дворец, где создаётся мода, законам которой следует весь мир. Только теперь Дарина научилась дышать полной грудью. При военной диктатуре в Дегроуэле кунгуска не могла и представить такую свободу в Крастской Империи. Можно было говорить практически о чём угодно, не опасаясь доносов, можно было открыто присоединиться к оппозиции и при этом не чураться появляться на балах в императорском дворце, можно было открыто высказывать своё мнение, не боясь быть заклёванным. Не то чтобы Дарина собиралась писать фельетоны про кронпринца или посещать закрытые заседания оппозиционных клубов. Однако её поражало само наличие подобных возможностей. Ещё недавно расскажи ей кто-то о чём-то подобном, и кунгуска сочла бы правителя подобной страны жалким слабаком и бесхребетным неудачником. Но, увидев собственными глазами, она поняла, что дать своим подданным столько свободы может лишь по-настоящему сильный монарх. Рубеллин считался с оппозицией, пока она действовала в рамках закона, который был к ней весьма лоялен. Рубеллин закрывал глаза на осуждающие его деятельность статьи, если в них критиковался только кронпринц, а не его семья. Это восхищало. Настолько, что Дарина сразу отбросила планы по охмурению Рубеллина. Она могла бы стать достойной спутницей жёсткому правителю, как Триалин, могла бы быть ему поддержкой при строгом режиме, понятном ей и привычном. Однако она не представляла, кем нужно быть, чтобы соответствовать его светлости Рубеллину. Само собой, принцесса Лириан была интересна Дарине в первую очередь, как супруга кронпринца. На первый взгляд принцесса казалась слишком легкомысленной и поверхностной для своего положения. Подобная особа, в представлении Дарины, совершенно не подходила его светлости. Однако, познакомившись с Лириан поближе, кунгуска поняла, что за наружной легкомысленностью скрывается проницательность, а за кажущейся поверхностностью — чуткость и прекрасное понимание своей роли подле супруга. Конечно, Лириан была и капризна, и излишне эмоциональна, и избалована, и обидчива. По большей части в этом стоило винить потакавшего её капризам Рубеллина, остальное сделало окружение. Это Дарина выяснила после задушевной беседы с принцессой, когда они сидели в гостиной её высочества, пили чай и обсуждали астельские крема для кожи. Как-то незаметно разговор перешёл к самой восточной империи. — Вы ведь и сами из Астеллы, — вспомнила кунгуска. — Не скучаете по родине? — Нисколько, — покачала белокурой головкой принцесса. — Просто мне показалось… Вы используете столько вещей из Астеллы, что невольно складывается впечатление, будто вы немного тоскуете, — деликатно подобрала слова женщина. — Отнюдь. Это просто хорошие товары. Когда у нас появятся вина, не уступающие по качеству, я буду пить их только от крастских виноделов. Когда наш табак превзойдёт астельский, Рубеллин сменит импортные сигареты на свои. То же самое с маслами, на основе которых производят крема, с астельским шёлком, специями, красками, духами и прочим. Возможно, это не так заметно, но я пользуюсь вещами и из Райкура, и из Королевского Союза, и из Дегроуэля и, конечно же, Крастской Империи. Патриотические чувства тут не при чём, всё дело исключительно в качестве, — мягко улыбнулась Лириан. — Любопытно, — задумчиво протянула Дарина. — Его величество Триалин очень тепло отзывается об Астелле. Как и Милорд. Вам должно быть известно, они учились у вашего дяди. — Да, мне известно об этом. И я их вполне понимаю. Будь я мужчиной, наверное, мне бы тоже хотелось вернуться в Астеллу. — Простите? — Видите ли, Дарина, в Астелле… Я не хочу называть её родиной… В Астелле очень многое зависит от того, кем ты родился — мужчиной или женщиной. Положение семьи в обществе, старшинство, богатство — всё это тоже сильно влияет, но пол всё-таки определяющий фактор. Если ты родишься мужчиной, даже в семье низкого сословия у тебя будут хоть какие-то возможности. У женщин, будь они хоть из императорской семьи, практически нет никаких прав. Если бы я не вышла замуж за Рубеллина, я бы всю жизнь прожила в гареме какого-нибудь сатрапа с другими жёнами и наложницами. — Это ужасно… — ахнула Дарина. — Да. Я не виню своего дядю за то, что он не изменил положение женщин в Астелле. Слишком долго люди живут с таким укладом, слишком глубоко в древность уходят традиции. Дядя изменил множество других жестоких законов, так что можно надеяться, что со временем у него или у его преемника дойдут руки и до прав женщин, — вздохнула Лириан. — Почему женщины терпят подобное обращение? — возмутилась кунгуска. — Они не знают другой жизни, поэтому им кажется, что так и должно быть. Я тоже не знала, что можно жить по-другому, пока не приехала в Крастскую Империю. Не могла даже представить такой свободы. Здесь тоже не всё идеально. Рубеллин часто говорит, что кабинету министров не хватает женской проницательности. Вот только для того, чтобы она там появилась, должно пройти ещё немало времени. Видите ли, проблема не только в том, что мужчины недооценивают возможности женщин, но и в том, что женщины сами себя недооценивают. Этот разговор стал для Дарины откровением. Раньше она полагала, что стать супругой министра, канцлера или даже императора — это самый верх успеха. Женщина искренне верила, что добиваясь выгодного брака, она устраивает свою жизнь наилучшим образом. Ей даже не приходило в голову, что она сама может занимать руководящую должность. Одна эта мысль казалась ей странной. Однако, пищи для размышлений тот разговор дал достаточно. Помимо новых открытых возможностей, Дарина кое-что поняла и о принцессе. Они были похожи. Не внешне, не характером. Их объединяли мироощущение и начатая в Крастской Империи новая жизнь. Дарина даже не заметила, когда успела привязаться к принцессе. Может быть, после того, как Лириан начала учить кунгусский, в знак уважения к новым фрейлинам, или когда принцесса поделилась своими планами о том, как пошатнуть экономическую блокаду Дегроуэля, или когда девушка, готовясь к каждому новому приёму, уточняла детали у фрейлин-кунгусок, чтобы случайно не обидеть представителей иной расы незнанием тонкостей их культуры. Такая деликатность и искренний интерес не могли не подкупать. Рубеллину даже не пришлось ничего делать, чтобы обеспечить чистосердечную верность кунгусов — за него это сделала его супруга. Когда Дарина это поняла, ей стало ясно и то, какая жена подойдёт кронпринцу, — та, что уже была у него. Впрочем, без казусов всё равно обойтись не удалось. Дарина была приятно удивлена, встретив на приёме герцога Дейо Велиара, деда Лорда Верриари. Император Триалин тоже удивился. Его вражда с бывшим Лордом Дейо Верриари была всем известна даже больше, чем вражда с императором Райкура. Герцог Велиар немного опоздал на приём и, прибыв во дворец, умудрился почти сразу же столкнуться с самым ненавистным ему человеком. Как назло, рядом не оказалось никого, способного уладить потенциальный конфликт. К счастью, Дарина заметила их первой. Взаимные холодные взгляды императора и некогда главы восстания кунгусов не предвещали ничего хорошего. Кунгуска незаметно потянула стоявшую рядом принцессу за край рукава и указала взглядом в сторону назревавшей драмы. — О боги, — шёпотом ахнула Лириан. — Это я его пригласила и совершенно забыла… Приём в честь императора Сиванны являлся событием исключительной важности хотя бы потому, что его величество Нигушур никогда на памяти людей не покидал своей страны. Присутствие Триалина, сумевшего убедить своего давнего друга приехать, было само собой разумеющимся. Однако и герцог Велиар значился важной фигурой в Крастской Империи и приходился другом кронпринцу Рубеллину, а значит, был желанным гостем во дворце. К тому же, в связи с пополнением свиты кунгусской знатью, обойти приглашением герцога Велиара означало бы оскорбить кунгусов. Триалин должен был это понимать и, скорее всего, понимал. Однако со старым кунгусом дела обстояли несколько иначе. Триалин казнил его сына и внука. Самого Дейо Айлин пощадил по просьбе Акиэля, но выслал старика из страны. У бывшего Лорда не было причин любезничать с императором Дегроуэля. — Нужно найти Эллина, — в ужасе прошептала принцесса, взглядом выискивая мужа в толпе гостей. — Думаю, мы сами справимся, ваше высочество. Нужно лишь дать им повод разойтись мирно, — взяв девушку за руку и потянув за собой, ободряюще улыбнулась Дарина. — Тогда возьмите на себя Айлина, а я займу герцога, — решительно кивнула Лириан. Принцесса и фрейлина быстро шли в сторону назревающего конфликта, по пути улыбаясь придворным и успевая обмениваться с ними короткими любезностями. Приблизившись к Триалину, обе синхронно склонились в реверансе перед императором, а затем поприветствовали новоприбывшего. Видимо, Триалин сам не желал вспоминать старые счета и портить людям праздник, поскольку, стоило дамам подойти, тут же пригласил Дарину на танец, оставив кровного врага на попечение невестке. — Как мальчики? — спросила кунгуска, кружась по залу с императором. — Тебе действительно интересно? — усмехнулся Триалин. — Надо же о чём-то говорить, — невозмутимо пожала плечами женщина. — Тогда лучше о погоде. — И какой прогноз у его величества? — приседая в полупоклоне, поинтересовалась Дарина. — Тучи немного развеялись. — Мы заметили. — Но, боюсь, буря нас всё-таки не обойдёт. — Ветер переменился, — покачала головой Дарина, мягко и плавно следуя за партнёром. Триалин согласно кивнул и, обхватив ладонями узкую, закованную в тугой корсет, талию леди, под команду оркестра высоко поднял её в полуобороте, а затем плавно опустил опирающуюся на его плечи кунгуску. Возможно, дело было в кунгусском восприятии, но Дарине отчего-то казалось, словно она танцует с императором впервые. Полнейшая чушь, конечно же. В его замке тоже бывали балы и приёмы, пусть и далеко не так часто, как в Юлазиане, и Триалин не раз приглашал бывшую любовницу на танец. Однако теперь эти воспоминания казались блёклыми и какими-то ненастоящими. Верно. В Дегроуэле не было настоящих балов. Просто Дарина осознала это только теперь. На её родине не было танцев, после которых мысли становятся лёгкими и самую малость безумными; не было столько света, музыки, сладких запахов, от которых кружилась голова и хотелось полностью раствориться в вечном празднике. А ведь в сравнении с близящимся торжестом в честь трёхсотлетия династия Астордов, этот приём был ещё вполне скромным. Дарина не могла даже вообразить, как преобразится дворец через пару дней. Танец закончился, и император, ведя кунгуску под руку, направился в сторону императора Сиванны. Дарина уже была официально ему представлена, но все равно ощущала неприятное покалывание и лёгкий трепет по мере приближения к акшару. — Дарина, полегче, — тихо выдохнул Триалин. Кунгуска с удивлением обнаружила, что вцепилась в локоть императора. — Прости, — еле слышно ответила леди. Нигушур стоял у выхода в зимний сад и разговаривал с императором Астеллы. Рядом с ними, соблюдая почтительное расстояние, скучал Акиэль. Дарина невольно восхитилась присутствию духа у кузена. Сама она с трудом сдерживала дрожь в присутствии Нигушура. — Прошу прощения, — улыбнулся Триалин. — Не хотел вам мешать. — О, нет, ничуть. Мы обсуждали недавний инцидент на границах наших колоний, — отмахнулся Эрииль. Нигушур кивнул и с неторопливостью присматривающейся к добыче хищной птицы перевёл взгляд жёлто-зелёных глаз на Триалина. Дарина почувствовала, как Айлин едва заметно вздрогнул. — Понимаю, — спустя некоторое время тихо сказал император. — В любом случае, спасибо, что приехал. И… ради меня, пожалуйста, попробуй насладиться этой поездкой. Улыбка Триалина показалась Дарине печальной. Больше никто ничего не сказал, но по быстрому обмену взглядами между тремя императорами, кунгуска предположила, что большая часть разговора прошла ментально. — Ещё потанцуем или выпьем? — поинтересовался Триалин, возвращаясь вместе с Дариной к танцующим. Леди внимательно оглядела партнёра, оценивая нанесённый беседой с акшаром ущерб, и твёрдо ответила: — Выпьем и потанцуем.***
Раду проводил третий бокал, переданный его сестрой императору, неодобрительным взглядом. Глендон смотрел в ту же сторону, но с завистью. Как и все в императорской гвардии, Глендон на службе, поэтому не пьёт, поэтому не расположен к беседе. Пора бы принцу Вардласу это заметить. Принц заметил только то, что его демонстративно игнорируют и обратил внимание на брата: — Это она его спаивает или помогает надраться по его инициативе? — тихо поинтересовался Вардлас. — Кто его знает, — хмуро хмыкнул Раду. — Мой опытный глаз говорит, что его величество всё-таки напивается сам, — вздохнул Глендон. — Он в своём уме? — неверяще ахнул принц. — Кто его знает, — повторив за Раду, пожал плечами командующий. Они сидели втроём за столиком в фуршетном зале. Время от времени к ним подсаживались дамы, знакомые и не очень придворные, а также дипломаты, военные, штатские и прочие разношёрстные приглашённые. Все столики в зале были заняты, компании за ними постоянно менялись, перетасовываясь друг с другом по знакомствам, статусу, интересам, связям и последним сплетням. И только за одним столиком, находящимся дальше всех от фонтана с шампанским, собравшуюся компанию объединяло игнорирование своих обязанностей. Глендон пропустил уже два обхода, предпочтя наблюдать за гостями в фуршетном зале, а на деле гипнотизируя взглядом фонтан. Раду должен сопровождать кронпринца Рубеллина, но тот почти всё время танцевал, и лорду Гиждариану пришлось найти столик, откуда хорошо было видно танцевальный зал, но, увы, не всех танцующих. Принцу Вардласу старшие братья поручили развлекать принца Садри, вот только Арди умудрился потерять своего протеже. — Может, всё-таки пойдёшь поищешь? — в очередной раз попытался избавиться от назойливого кузена Глендон. — Здесь почти тысяча человек. Как я его найду? — устало отмахнулся Вардлас. — Сидя на одном месте — никак, — усмехнулся командующий. — Ты тоже не должен сидеть на одном месте, — скептично заметил принц. — Я патрулирую. Слежу за порядком в своей точке, — озвучил своё будущее оправдание перед Триалином Глендон. — Ты пытаешься напиться глазами, — фыркнул Вардлас. — Если хочешь, чтобы я ушёл, — ответь на мой вопрос. — Знаешь, это уже дело принципа, не отвечать на него. Раду устал их слушать. Коротко извинившись, он встал и направился к танцующим. Здесь музыка звучала ещё громче, почти причиняя боль чувствительному кунгусскому слуху. И как Дарине это могло нравиться? Оглядев зал, Раду сразу же нашёл императора Дегроуэля. Заметным он стал благодаря Дарине в её ярко-красном пышном платье с глубоким вырезом, с рубиновым колье на шее и бриллиантовыми браслетами. В сочетании с парадным мундиром императора наряд кунгуски выглядел ещё более эффектно. Быть может, именно поэтому Триалин танцевал только с ней? Чтобы привлекать внимание к себе и отвлечь его от близнеца? Раду понадобилось несколько минут, чтобы отыскать среди кружащихся пар Рубеллина, танцующего с какой-то невзрачной принцессой из Королевского Союза. Обычный бал. Обычный приём. Только особ королевских кровей больше обычного. Может, поэтому так неспокойно на сердце? Раду глубоко вдохнул, медленно выдохнул, неторопливо пошёл по краю зала, машинально кивая, улыбаясь встречным и незаметно погружаясь в транс. Общий шум постепенно раздробился на отдельные звуки, гомон толпы на голоса. Кунгусской крови в организме Раду не хватало, чтобы воспринимать все голоса одновременно, поэтому он сосредотачивал внимание на каждом по очереди. Больше всего это походило на листание книги в поисках нужной страницы. Ещё бы мужчина знал, что именно следует искать. Количество гостей строго проверено. Барьеры вокруг и внутри дворца ограничивают практически всю постороннюю магию. Ювелирная работа, если вдуматься, — выстроить барьеры так, чтобы гости не испытывали неудобств. Раду прислушался, уловив в череде обрывков разговоров голос принца Садри. Юноша с кем-то мило беседовал, вот только опознать голос собеседника его высочества Раду не смог. Неудивительно при таком числе гостей. Вынырнув из транса, полукровка нашёл принца взглядом. Тот разговаривал с каким-то вельможей из Королевского Союза — Раду не был уверен, в чьей именно свите видел незнакомца. В любом случае, учитывая обстановку, принцу Садри следовало воздержаться от разговоров с представителями Королевского Союза. Полномочий Раду для такого деликатного мероприятия не хватало, поэтому он, дождавшись конца очередного танца, поспешил к Рубеллину. Кронпринц понимающе кивнул, тихо поблагодарил своего телохранителя за бдительность и, выцепив из толпы фрейлин свою супругу, направился к райкурскому принцу.***
Глупо было надеяться, что Арди станет добровольно ходить словно сторожевой пёс за наследником Райкура. Рубеллин и не надеялся. Он вполне ожидал, что младший брат перепоручит Садри кому-нибудь и попытается отвлечь от работы Юана. Чего он не мог ожидать, так это абсолютно наплевательского отношения Арди к порученной миссии. Либо Триалин недостаточно его застращал, либо он же достал младшего брата настолько, что Вардлас саботирует стратегию исключительно из бунтарского порыва. С него станется. Добраться до Садри и не оказаться перехваченным кем-то из гостей представлялось задачей не из лёгких. Поэтому Рубеллин прихватил супругу, чтобы, в случае нежелательных задержек, оставить её любезничать с желающим пообщаться. Краем глаза юноша с кажущимся равнодушием наблюдал за близнецом, который мог бы хотя бы ради приличия менять партнёршу. Или он хотел вызвать новую волну слухов, чтобы перебить не успевшие окончательно угаснуть сплетни о Триалине и Рубеллине? Эллин не ревновал. Раздражение вызывало совсем другое. Пока Рубеллин с Эриилем и остальными делали всё, чтобы укрепить позиции и не потерять контроль над ситуацией, Айлин беспечно прятался за пышной юбкой своей фаворитки. Весь вечер, мозоля глаза окружающим, молодой император танцевал с кунгуской, пил с ней, смеялся и временами пропадал из виду тоже с ней. Нарушение половины протоколов и полное отсутствие приличия. А хуже всего, что это демонстративное внимание Дарине Триалин оказывал теперь, когда уже все знали о его скорой помолвке с райкурской принцессой. Может, он таким образом протестует? Какое ребячество. Рубеллин ожидал от близнеца куда более серьёзного отношения, тем более, что Айлин сам собирался жениться на райкурской принцессе. Пусть и на другой. Что с того? Эллин не собирался позволять брату разрушить плоды его многомесячных стараний. И Вардлас должен быть благодарен за то, что Рубеллин не стал реализовывать свои матримониальные планы относительно младшего брата. Что ж, если Садри сорвётся с крючка, Эллин женит Вардласа на дочери короля Ливерии. Чисто из бунтарского порыва. Успешно маневрируя между охочими пообщаться и оставив Лириан на растерзание старому консерватору генералу Эхазу — или генерала принцессе, это как посмотреть, — Рубеллин добрался до заложника. — Извините, что прерываю, — Эллин улыбнулся одной из своих самых очаровательных улыбок, — вас, кажется, искал мой брат. Взгляд Садри метнулся в сторону кружащегося в центре зала Триалина. В медовых глазах мелькнуло осознание, что имелся в виду другой брат, а на лице скользнула тень досады. Эллин ничем не выдал своего раздражения. Ребёнок перед ним ни в чём не виноват. А за эти скорбно-влюблённые взгляды стоит спрашивать Триалина. На него и направить непрошенное недовольство. Вдруг удастся отбить у него привычку тащить к себе в постель всех подряд. Главное не расплескать скопившуюся желчь и выдать её полной сконцентрированной порцией близнецу. — Да, конечно, благодарю, — неловко улыбнулся Садри и, бегло попрощавшись с собеседником, отправился на поиски Вардласа. Рубеллину лишь оставалось надеяться, что у братишки хватит ума больше не упускать заложника из виду. Вельможа, с которым беседовал Садри, оказался приближённым короля Руна. Рун был крупным, граничащим с Дегроуэлем и, отчасти, Крастской Империей королевством, а её король — одной из самых влиятельных фигур в Королевском Союзе. Увы, отношения Рубеллина с этой самой фигурой были не сказать чтобы тёплыми. А всё из-за бывшего наследника Руна — принца Раэля, влюбившегося в кузена Рубеллина Карлена. Пригласить Карлена и Раэля на приём, на который присутствовал король Руна, — это всё равно, что дёргать быка за хвост. Долго и настойчиво. Обойти приглашением — неприлично и некрасиво. Хотя Карлен и приходился родным младшим братом Виллиса, он ни разу не подверг сомнению свою преданность законному наследнику. И Карлен, и Кардиил — младшие братья Виллиса — занимали высокие посты при дворе, а потому их появление на приёме подразумевалось как само собой разумеющееся. К тому же, неизвестно, что разозлило бы короля Руна сильнее — присутствие сына с супругом или отсутствие. Поэтому Рубеллин рискнул. Карлену хватило благоразумия не мозолить свёкру глаза, а Раэлю достало такта не упоминать мужа в разговоре с отцом. И всё-таки не мешало бы иметь своих людей при дворе короля Руна, чтобы быть уверенным в его настроениях. — Я украл вашего собеседника, — с извиняющейся улыбкой обратился к смутно знакомому мужчине Рубеллин. Он отчаянно пытался вспомнить его имя и титул, но в последнии две недели ему представили столько людей, что сразу выудить из длинного списка нужное имя не получалось. Видимо, заметив замешательство кронпринца, мужчина, улыбнувшись, напомнил: — Вилли Тора, герцог Санести. Имя тут же всплыло. Правда не в списке приглашённых, а из бегло просмотренных отчётов разведки. Верно, был такой. Появился при дворе короля Руна пару лет назад буквально из ниоткуда, быстро выбился в ближайшее окружение короля, получил титул герцога и какой-то средний пост, скорее, для отвода глаз. Судя по столь частому присутствию в составе свиты короля Руна, герцог Санести был либо его любовником, либо из ведомства внутренних дел. И поскольку король Руна никогда не проявлял любовного интереса к своему полу, оставалось предполагать, что Вилли Тора, скорее всего, занимался примерно тем же, что Начальник Тайного Патруля. Заполучить такого человека в шпионы было бы неслыханной удачей. Такое дело кому попало не поручишь, слишком оно деликатное, трудоёмкое и рискованное. — Вы впервые в Крастской Империи? — поинтересовался Рубеллин. — Нет. Я жил здесь какое-то время. — Так вот отчего такой чистый выговор, — улыбнулся кронпринц. — Не желаете вернуться? — Ваша светлость, я служу его величеству и моя должность меня вполне удовлетворяет, — мягко осадил наследника герцог. Эллин и не рассчитывал, что будет просто, хотя подобная прямолинейность несколько обескураживала. — О, не поймите меня неправильно. Я лишь хотел полюбопытствовать, где, на ваш взгляд, лучше? — Не боитесь предвзятости? — приподнял бровь герцог. — Разве можно быть слишком предвзятым, говоря о родине? — изумился Рубеллин. — Если родная страна вызывает чувство патриотизма, значит есть за что. — Это справедливо для людей, свободных от пропаганды, ваша светлость. — Вы правы. В таком случае, в предвзятости стоит винить меня, — улыбнулся Эллин. — Отнюдь. В Королевском Союзе хотя и не понимают, но уважают ваше стремление к свободе прессы. Это весьма смело, — чуть склонив голову набок, внимательно посмотрел на принца мужчина. — Вы мне льстите, — хохотнул Рубеллин, останавливая официанта, разносящего бокалы с шампанским. — Поверьте, ваша светлость, даже не пытаюсь, — улыбнулся герцог, дождавшись, когда официант отойдёт. Мужчина поднял бокал: — За вас и за этот чудесный вечер. — За удивительных гостей, — ответил любезностью Эллин. Бокалы стукнулись с хрустальным звоном, и мужчины одновременно выпили. — Возвращаясь к вашему вопросу, — продолжил герцог, — хотя мне нравится Рун, Крастскую Империю я всё-таки люблю больше. В особенности Юлазиан и этот дворец. — Так вы уже бывали здесь прежде? — удивился Рубеллин. — Да. Ещё при вашем отце. Вы здесь многое поменяли, — задумчиво оглядывая зал, заметил Вилли. — Изменения следует начинать с малого, — пожал плечами Эллин. — Например, со своего дома. — Однако стены всё те же. Вы можете сменить декорации, завесить дыры и трещины картинами, но не измените сути. — Тогда загляните под эти картины и вы увидите, что дыры и трещины тщательно закрыты. — Неужели? Впрочем, следует признать, у вас лучше всех получилось создать видимость оппозиции и так называемый свободный режим. Голос собеседника стал тише, однако Рубеллин прекрасно слышал каждое слово. Не оставалось никаких сомнений, что этот человек и впрямь имел прямое отношение к политике Руна и теперь пытался поймать на крючок самого Рубеллина. Юноша ощутил нечто схожее с азартом. Ему не так часто попадались действительно достойные противники. Для начала следовало усыпить бдительность герцога и немного поддаться на провокации. — С чего вы решили, что это видимость? — спокойно, но несколько обиженно поинтересовался Эллин. Маска ранимого кронпринца была одной из его любимых и одной из самых действенных. — О, прошу прощения, я не имел намерения задеть вас, — спохватился герцог. — Верно мне и впрямь следует для начала заглянуть под картины, — улыбнулся мужчина и, видимо, надеясь перебить неприятное впечатление, поспешил сменить тему: — Я слышал, вы курите. Не желаете выйти на воздух? — Как раз собирался, — охотно отозвался Рубеллин. Обрабатывать потенциального шпиона лучше без посторонних глаз. У выхода на балкон стоял один гвардеец, кто-то из новобранцев. Юноша с некоторой суетливостью отдал честь прошедшему мимо кронпринцу и продолжил наблюдать за гостями в зале. На балконе никого не оказалось. Неудивительно. Слишком холодно для уединений парочек, а остальные любители табака предпочли куда более тёплую и комфортную гостиную рядом с фуршетным залом. Рубеллин и герцог закурили одновременно, молча затянулись, оба в обманчиво расслабленном жесте чуть опёрлись на покрытые коркой инея перила. Эллин не спешил и не собирался добиваться всего и сразу. Для начала хватит и светской беседы на нейтральные темы, в которых опытный интриган сумеет прощупать почву для будущих разговоров. — Возвращаясь к оппозиции, — вдруг заговорил герцог. Голос мужчины стал ниже. Рубеллину не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что изменения коснулись не только голоса. Сигарета застыла в тонких пальцах. Фантомная боль прошила позвоночник, сковала горло, и полузабытый ужас парализовал сознание. — Как тебе понравился букет от меня, Эллин? Пальцы дрогнули, отпуская сигарету. Тлеющий огонёк устремился вниз и погас, не долетев до земли.