Хроники империи

      Повозка остановилась у старого дома в четыре этажа. Юан заплатил извозчику, шагнул из экипажа на тротуар, с сомнением посмотрел на дом, затем достал из кармана бумажку с адресом, ещё раз с ней сверился и неуверенно прошёл к подъезду. С противоположной стороны улицы кто-то свистнул гвардейцу. Юноша обернулся, чем вызвал громкий хохот нетрезвой компании. Нахмурившись, Юан вновь повернулся к двери и, потянув дверной молоток в форме витого кольца, громко постучал. — Мадам Энье ещё не протрезвела! — проорал кто-то из шумной компании, и новый взрыв хохота прорезал утреннюю тишину улицы. — В Эсторский квартал приходят ночью, мальчик! Приличные люди ещё спят, — со снисходительной усмешкой добавил один из молодых людей.       Юан не стал отвечать, вместо этого постучав громче и настойчивее. В глубине души зародилось сомнение, а тот ли адрес дал ему Глендон?       Эсторский квартал. Район богемы. Ночной квартал. Утром здесь едва встретишь прохожих, а открытые заведения можно пересчитать по пальцам. Весь квартал застывал в сонной одури, дожидаясь вечера. И вот тогда жизнь возвращалась в ночной район. Музыка не стихала до самого утра, кабаки и пивные открывали свои двери, большие компании оккупировали маленькие ресторанчики, а по улицам летали экипажи с золотой молодёжью, спешащей в Эсторские театры, игорные дома или на приватные приёмы, устраиваемые местными знаменитостями. В этом районе снимали квартиры актрисы, поэты, скульпторы, художники, музыканты, вернее, те из них, кто не мог заработать своей профессией на собственное жильё в более приличных районах Юлазиана. И Юан, застывший у дверей одного из таких квартирных домов, начал всерьёз подозревать, что Глендон над ним пошутил. Не мог же маркиз Шень Аберкром, один из лучших дипломатов Империи жить… здесь, в Эсторском квартале, да ещё и на печально известной Фонарной улице, зовущейся среди местных «улицей висельников».       Тяжёлая, обитая металлом дверь надрывно скрипнула и в проёме появился хмурый сторож. — Мадам Энье не принимает до обеда, — грубо бросил старик и захлопнул дверь перед ошеломлённым гвардейцем.       Открывший было рот Юан глубоко вздохнул и постучал снова. — Я же сказал, мадам Энье не принимает до обеда! — рывком распахнув дверь, проорал старик. — Маркиз Аберкром здесь живёт? — торопливо спросил Юан, прежде чем дверь снова захлопнулась. Старик подозрительно сощурился, подслеповато вглядываясь в лицо юноши. — А вы кем будете? — Старший лейтенант императорской гвардии Юан Аберкром, брат маркиза Аберкром, — отчеканил Юан.       Сторож открыл дверь пошире, нашарил в нагрудном кармане очки и, нацепив их на сморщенный нос, внимательно оглядел прибывшего. — Проклянут меня боги! Одно лицо! Приди вы в отсутствии господина Шеня, я бы вас за него и принял. Проходите-проходите, — уступая дорогу, пригласил старик и, заперев дверь подъезда, повёл юношу к лестнице. — Только вот, господин Шень, верно, спит ещё. Бал вчера был во дворце. Господин изволил поздно вернуться. — Мне это известно, — кивнул Юан, шагая по ступенькам вслед за провожатым. — Вы уж не сердитесь за нелюбезный приём. Мадам Энье, соседка господина Шеня, играет в театре. Так от её поклонников просто спасу нет. Стучат и стучат. Стучат и стучат. Подарки несут, букеты. Всё велят снести актриске своей. А мне весело что ль по двадцать раз на дню на четвёртый этаж носиться! В мои-то годы! Вот господин Шень — пример. Гости к нему не ходят, его самого приглашают. Вы вообще первый, ежели не считать герцога Дженоса, кто к господину Шеню пришёл с тех пор, как он здесь поселился. — А давно Шень живёт здесь? — Уж год почти. И ни разу пьяным или обдуренным его не видели. Ну вот, пришли. Справа его квартира, слева — мадам Энье. Вы позвоните в колокольчик, ежели не откроет, можете внизу в приёмной подождать, пока встанет. — Благодарю, — вежливо улыбнулся Юан и, дождавшись, когда старый сторож, шаркая по ступеням, спустится на пролёт ниже, осторожно дёрнул за шнурок. За дверью послышался звон колокольчика.       Юан немного подождал, прислушиваясь к тишине квартиры, и позвонил снова. Дверь резко отворилась, являя взору лохматого и заспанного Шеня. — Кто-то умер? — вместо приветствия мрачно поинтересовался маркиз. — Нет, — несколько растерянно ответил Юан. — Что ж, значит сейчас умрёт. — Я… прости, что разбудил. — Когда Глендон давал тебе мой адрес, он случайно не забыл уточнить, что утро после бала — не лучшее время для визитов? — Случайно забыл, — тихо отозвался гвардеец. — А у лучшего выпускника академии самому догадаться ума не хватило, — язвительно сощурив глаза, прошипел маркиз. — Зачем явился?       Другого Юан в общем-то и не ждал. — Я хотел извиниться и… поблагодарить за вчерашнее, — сдержанно ответил гвардеец. — Ну и где твои «извинения» и «благодарности», — красноречиво посмотрев на пустые руки младшего брата, скрестил руки на груди Шень. — А… ну, прости за грубость и спасибо, что не дал наделать глупостей, — неуклюже ответил гвардеец. Шень закатил глаза. — Это всё? — В целом… да, всё. Извини за беспокойство, — замявшись, тихо проговорил Юан под тяжёлым взглядом брата. Шень молчал, и Юан, потоптавшись ещё немного, добавил: — Я тогда пойду. Спасибо за вчерашнее и прости, что разбудил. До встречи, — коротко кивнул юноша и, повернувшись к лестнице, поспешил прочь. Он с самого начала знал, что идея Глендона провальная — Шеню не нужны ни извинения брата, ни его благодарности.       Юан шагнул на первую ступеньку, когда за спиной послышался усталый голос маркиза. — Стой.       Гвардеец замер и обернулся, с изумлением глядя на брата. — Заходи, — вздохнул Шень. Заметив вытянувшееся от удивления лицо Юана, мужчина добавил: — Я всё равно уже проснулся и больше не засну.       В небольшой прихожей у стены под картиной с морским пейзажем стояли мешки с бельём. Рядом втиснулся между двумя стенами платяной шкаф. — Снимай обувь, — велел Шень и, порывшись в шкафу, извлёк потрёпанные домашние туфли, оказавшиеся Юану тесноватыми.       Мельком оглядев квартиру, по пути из прихожей на кухню, Юан обнаружил, что жилище брата обставлено слишком дорого для такого дома и, тем более, района. Больше всего юноша удивился, обнаружив в ванной ватерклозет. Сие изобретение появилось во дворцах столицы около десяти лет назад и ещё не успело войти в обыденную жизнь горожан. Ватерклозеты требовали смены канализации, или, как минимум, её наличие, а позволить себе замену труб и водопровод в доме могли далеко не все богачи. Даже в императорском дворце ватерклозеты имелись не во всех покоях. Поэтому Юану трудно было вообразить, во сколько Шеню обошлись современные удобства в Эсторском квартале. С другой стороны, Юан прежде и не задумывался о размере жалованья старшего брата. Лишь теперь, оказавшись в его квартире, юноша мог хотя бы примерно представить, во сколько обходятся казне таланты Шеня. И всё-таки, если Шень мог позволить себе обставить квартиру дорогой мебелью и устроить все удобства, почему он осел в Эсторском квартале, вместо того, чтобы снять квартиру или даже особняк в районе получше? За этими размышлениями Юан молча прошёл за братом на кухню.       Шень, беспрестанно зевая и прикрывая рот ладонью, вяло указал братишке на единственный свободный стул, а сам, присев перед чугунной печью-плитой, формулой подкинул угля в топку и поставил на плиту чайник. Затем достал сковороду, несколько мгновений молча её рассматривал, положил обратно и полез в буфет за печеньем. — Надеюсь, ты не голоден, потому что мне лень готовить, — прокомментировал созданную им суету Шень. — Чая будет достаточно, спасибо, — вежливо улыбнулся Юан, пока Шень освобождал себе стул от кипы документов.       К тому времени, как чайник закипел, Шень успел перенести большую часть бумаг и превратить кухню из кабинета обратно в кухню. Уставший наблюдать за перемещениями брата Юан, пользуясь случаем, огляделся. Вся мебель на кухне была выкрашена в голубой цвет. На свежих обоях плясали крохотные нарисованные рыбки, а в аквариуме на подоконнике плавали настоящие. Внимательный взгляд гвардейца насчитал на кухне ещё шесть фигурок рыбок, глиняных и стеклянных, прятавшихся на полках, шкафчиках и даже рядом с цветочной вазой на буфете. В вазе чахли мимозы. — Насмотрелся? — закончив с вынужденной уборкой, поинтересовался Шень. — Вполне, — спокойно согласился Юан, прекрасно понимая, что нормального разговора у них с Шенем не выйдет.       Шень молча заварил чай, с громким стуком шмякнул перед Юаном тарелку с пирожными и, налив чай себе и брату, закончил сервировать стол. — Спасибо, — тихо поблагодарил гвардеец, уже не удивляясь рыбкам на кружках.       Некоторое время оба сидели молча. Шень с полузакрытыми глазами сонно хлебал чай, а Юан мысленно перебирал темы для разговора. — Почему ты переехал сюда? — не придумав ничего лучше, Юан задал вертевшийся на уме вопрос. — Ты, видимо, хочешь спросить, почему я не нашёл жильё получше? — усмехнулся Шень. — Ну… мне казалось, с твоими средствами, ты мог бы себе позволить… — О, а ты знаешь о моих средствах? — Только не говори, что его светлость обделяет тебя жалованьем, — фыркнул Юан. — А тебе какое дело до моего жалованья? — недобро сощурил глаза Шень. — До твоего жалованья — никакого. Мне просто любопытно, почему из всех районов ты выбрал этот, — вздохнул гвардеец. — Не хочешь отвечать — пожалуйста. — Не хочу, — подтвердил маркиз. — Ну что ж, тогда расскажи, что хочешь, — предпринял ещё одну попытку разговорить брата Юан. Шень, ожидаемо, промолчал, одарив юношу красноречиво насмешливым взглядом. — Послушай, — вздохнул Юан. — Ты и так догадался, что это идея Глендона. Не знаю, почему он так обо мне печётся, но ему кажется, что нам с тобой лучше, кхм, наладить отношения. Я пытаюсь. И… если бы ты хоть немного мне помог, мы могли бы… — Зачем? Ради прихоти Глендона? — Нет… — А с твоих слов кажется, что Глендон единственная причина, по которой ты соизволил сюда прийти. — Я не это имел в виду. — Тогда скажи, зачем мне «налаживать» отношения с тобой? — Не помню, чтобы я чем-то заслужил подобное обращение, — всё больше раздражаясь, прохладно заметил гвардеец. — Ты не заслужил и обратного, — хмыкнул в ответ Шень, с долей издевательского любопытства наблюдая за реакцией младшего брата. — Тебе кто-нибудь говорил, что ты невыносим? — поинтересовался Юан. — Да, было пару раз, — равнодушно пожал плечами маркиз. — Бьюсь об заклад, ты счёл это за комплимент, — проворчал в кружку Юан. — И как ты только умудрился сдружиться с Глендоном?

***

      Глядя на едва сдерживающего раздражение братишку, Шень невольно вспоминал отчий дом и далёкое детство. Так забавно было дразнить младших братьев, особенно вечно серьёзного Ани. Ален был почти ровесником Шеня и на провокации не вёлся, а чаще и сам присоединялся в подшучивании над младшими. Жермен в своём простоватом благодушии не понимал, что над ним смеются, и только маленький Ани надувал дрожащие от обиды губки и сжимал кулачки, чтобы не разреветься, а потом бежал к маме жаловаться на злюку Шеня, но всё равно каждый раз, перестав обижаться, сам шёл к брату со своими глупыми вопросами и нелепыми просьбами. И теперь, глядя на гвардейца, Шеню казалось, что карапуз Ани совсем не вырос. Всё также приходит сам и задаёт нелепые вопросы.       Шень мрачно усмехнулся своим мыслям. Как он умудрился сдружиться с Глендоном? Сам Шень предпочёл бы об этом забыть. Ещё будучи первокурсником, приехавшим в столицу из провинции, Шень, всей душой ненавидевший выбранную отцом профессию, всячески саботировал своё обучение. Если бы не жёсткий ультиматум отца: «ты станешь дипломатом или я выдам тебя замуж!», — Шень пошёл бы в морское училище. Как во всём это замешан герцог Дженос младший? Очень просто. Он помог Шеню не вылететь из университета.       Они познакомились на студенческом вечере, где собирались учащиеся лучших университетов и академий столицы. Вечер, как и положено в студенческой среде, плавно перетёк в шумную попойку. Имя Шеня уже значилось в списке на отчисление, и его больше не заботили ни репутация, ни учёба, ни потраченные деньги. В ту ночь он впервые по настоящему надрался. В первый и последний раз напился до полного беспамятства, а на следующий день, ближе к вечеру, проснулся в незнакомой комнате, в незнакомом особняке. Смутно знакомым был только молодой кадет, сидевший за рабочим столом в ожидании, когда его гость проспится. В длинной череде лиц Шень запомнил представленного ему сына герцога Дженоса только потому, что тот приходился родственником императорской семье. Позже приятели Шеня посвятили его в подробности вечера. Напившегося до одурения Шеня вывернуло на мундир Глендона. Кто-то, зная о плачевном финансовом положении юноши, зло пошутил, что Шень разорит родителей покупкой нового мундира его сиятельству. На это замечание незадачливый студент, будучи в совершенно невменяемом состоянии, заявил, что расплатится натурой — Шень до сих пор не верил, что мог сказать что-то подобное в каком бы то ни было состоянии — после чего рассмеявшийся Глендон вызвал экипаж и, забрав с собой должника, уехал домой.       Конечно же, между ними ничего не было. Шень оказался слишком пьяным, чтобы доказать свои слова на деле, а Глендон — слишком благородным, чтобы воспользоваться состоянием глупого мальчишки.       То утро, вернее, день в столичном дворце герцогов Дженосов был самым неловким в жизни Шеня. Глендон, справившись о самочувствии гостя, предложил ему свежую одежду, а затем пригласил отобедать с ним. За трапезой в светлой столовой умирающий от стыда Шень покорно ответил на все вопросы Глендона. Рассказал о своей мечте стать мореплавателем и о том, как жестоко с ним обошёлся отец, заставив поступать на факультет права. В первый и последний раз Шень исповедался едва знакомому человеку, рассказав и о скандалах в семье, и о том, как отец насиловал мать, и даже о том, как часто в детстве Шень просыпался по ночам от криков матери, прятался с головой под одеяло, а потом, когда всё резко заканчивалось, слушал гробовую тишину, пугавшую его ещё больше. Глендон стал единственным, кто знал, почему Шень не любит тишину. Единственным, кто знал, что в Эсторский квартал Шень переехал во многом ради шума по ночам. Отчасти Шень ненавидел Глендона за это. Слишком много герцог знал о нём. Непозволительно много. Но хуже всего, Шень был ему обязан.       Выслушав юношу, Глендон посоветовал ему взяться за ум и, построив карьеру, добиться независимости от отца. Шень на это предложение заметил, что совет уже не актуален, и его вот-вот отчислят. Немного подумав, Глендон заявил, мол, было бы желание, а возможности найдутся, после чего вызвал Шеню экипаж и заплатил за него извозчику.       На следующий день, явившись в университет, Шень узнал, что вопрос о его отчислении отложен, а ему самому дали ещё один шанс. Нетрудно было догадаться, кто за этим стоял — Глендону с его деньгами и связями ничего не стоило обратиться к ректору и попросить об услуге. Шень последовал совету. Завязав с выпивкой и избавившись от дурной компании, он с упрямым рвением взялся за учёбу и довольно скоро вышел в число лучших студентов на курсе.       Глендон объявился спустя полтора месяца. Справившись об успехах своего протеже, молодой герцог пригласил того на свой выпускной. Шень не мог отказаться. Это было бы неприлично и глупо. Глупо, потому что на закрытый выпускной бал в кадетскую академию съезжались самые знатные семьи империи. Глендон купил Шеню парадный костюм, заехал за ним на собственной карете и провёл его на закрытый вечер. Так, ещё в студенческие годы, началось знакомство Шеня с обществом высшей аристократии. Благодаря Глендону он обзавёлся полезными связями, и уже к собственному выпуску был хорошо известен в высоких кругах.       Шень хорошо помнил собственный выпускной. Помнил гордость на лицах родителей, удовлетворение во взгляде отца, искреннюю радость матери, восхищение младших братьев и поздравление Глендона, подарившего Шеню букет мимоз, нефритовый набор для письма и… работу в посольстве уже через две недели после выпуска. Вскоре о Шене заговорили. В салонах его называли не иначе как гением дипломатии. Шеню поручали всё более сложные миссии, и он, стремительно взлетая по карьерной лестнице, справлялся с ними с неизменным блеском. Ослеплённый собственными успехами и славой, Шень грезил поскорее разбогатеть, вытащить младших братьев и мать из-под гнёта отца, а затем, поставив семью на ноги, купить корабль и исполнить свою мечту.       Всё пошло прахом с появлением Алена. Полагаясь на деньги и связи старшего брата, Ален, тогда уже учившийся в университете, стал всё чаще пропускать занятия, всё чаще пропадать со смутными компаниями. Занятый работой Шень не сразу заметил, как из его съёмной квартиры в элитном квартале начали пропадать деньги и ценные вещи. Серьёзный разговор с Аленом привёл к тому, что последний исчез на два месяца, за которые Шень едва не сошёл с ума от тревоги за брата. Не зная, как объяснить родителям пропажу Алена, он лгал им в письмах, рассказывая об усердии и занятости брата на учёбе. Два месяца Шень пытался найти Алена своими силами, справлялся о нём у общих знакомых, спрашивал однокурсников младшего брата и, наступив на горло собственной гордости, попросил помощи у Глендона. Помощь герцога не потребовалась. Ален объявился сам. С горящими глазами он рассказывал брату о новом светлом будущем с настоящим императором, говорил о том, как они заживут, если сейчас встанут на сторону истинного монарха и отрекутся от узурпатора Рубеллина. — Как же ты не понимаешь, Шень?! Это заговор Имперского Союза против Крастской Империи! Они не хотят, чтобы на нашем троне сидел сильный монарх! От нас всё скрывают! Сила Астордов передаётся от отца к старшему сыну и никак иначе! Только у истинного наследника хватит сил спасти нас! Я тоже сначала не верил, но когда увидел Его силу, у меня не осталось сомнений.       Шень слушал брата и не верил, что всё это происходит наяву. Сквозь весь тот бред, что нёс Ален, Шень вычленил самое главное — его младший брат ввязался в серьёзный политический заговор, за участие в котором его могут приговорить к смерти. Это был последний раз, когда Шень видел Алена. Их ссору слышали почти все соседи, что, само собой, ещё аукнулось Шеню в будущем в виде перевранных слухов. Впрочем, это оказалось далеко не самым страшным из последствий. Через несколько дней после того, как Ален съехал от брата, к Шеню пришли заёмщики с требованием вернуть долг в два миллиона крастов. А поскольку сам Шень никаких денег не занимал, долго гадать, кто записал долг на его имя не приходилось.       И теперь эта сумма оставалась для Шеня внушительной, а тогда, в начале карьеры с жалованьем в четыре тысячи крастов в месяц, два миллиона были не просто неподъёмными — невообразимыми деньгами. Хуже того, таких денег не было и у родителей, даже продай они своё небольшое поместье. Родителям Шень ничего не сказал. А когда до них дошла весть о пропаже сына в виде уведомления об отчислении Алена из университета, Шень, не придумав ничего лучше, заявил, что они с братом поссорились по личным причинам, и сам Шень больше не несёт за Алена никакой ответственности. Это было жестоко по отношению к матери, однако, Шень не хотел впутывать семью в свои проблемы. Всё равно они ничем не смогли бы ему помочь.       Заёмщики угрозами требовали денег, стремительный карьерный взлёт был на волоске от столь же стремительного краха, хозяин квартиры под давлением кредиторов разорвал договор с Шенем, дав ему два дня на сборы. От петли дипломата удерживало лишь осознание, что после его смерти долг Алена перейдёт родителям. Пришлось снова идти к Глендону. — Долго же ты будешь мне натурой расплачиваться, — смеялся Глендон, отсчитывая пачки ассигнаций. — Я всё верну, — абсолютно серьёзно ответил Шень. — Вернёшь — хорошо, не сможешь — ничего страшного, — беззаботно пожал плечами молодой герцог, сложив последнюю пачку в чемодан. — Ну вот, ровно два миллиона пятьдесят тысяч. Хватит? — А… пятьдесят тысяч зачем? — потрясённо округлил глаза Шень. — На жильё, поездки, обслугу и остальную мелочь. У меня в месяц примерно столько и выходит. Если мало, могу добавить. — Это… это слишком много. Благодарю за помощь. Двух миллионов более чем достаточно. — А жить ты на что собрался? — полюбопытствовал Глендон. — Я уже решаю этот вопрос, — уклончиво ответил дипломат. — Ну, если вдруг решить не получится — можешь пожить у меня. На работу вместе будем ездить, — предложил герцог. — Отец купил мне небольшой особнячок на набережной, недалеко от Дымного моста. И до Эсторского квартала рукой подать, и вид красивый, и район приличный. На следующей неделе переезжаю туда. Так что, если хочешь… — Глендон многозначительно улыбнулся. — Глядишь, и долг вернёшь быстрее.       Шень демонстративно захлопнул чемоданчик. — Я тут подумал. При такой сумме пятьдесят тысяч уже не играют особой роли. Спасибо, — подчёркнуто вежливо ответил юноша. — Я тоже так считаю, — куда добрее улыбнулся Глендон и, провожая гостя, добавил: — Дай знать, как устроишься на новом месте. — Мгм. — И я бы на твоём месте всё-таки обратился в полицию. — Но ты не на моём месте. — Как знаешь, — герцог пожал плечами. — Как говорится — было бы предложено.       Позже, когда Шень рассчитался с кредиторами и нашёл себе недорогую квартиру в рабочем квартале, до юноши дошло, что своими шутками-намёками Глендон ненавязчиво заставил друга взять деньги. Герцог догадывался, что гордость Шеня не позволит ему принять такую помощь, а потому зашёл с другой стороны и умело вынудил юношу выбирать там, где выбора не было. Как и причин для беспокойства. Шутки шутками, а Глендон был известным любителем женского общества. Даже теперь, заезжая в гости к Шеню, герцог, пользуясь случаем, навещал мадам Энье и нередко оставался у неё на ночь. Впрочем, и без интрижек старого друга, у Шеня оставалось немало причин для головной боли.       Одалживая деньги у Глендона, юноша объяснил, что долг не его, а младшего брата. Однако, тогда он умолчал о том, с кем Ален связался. — Так выходит ты для Виллиса деньги просил, — подытожил Глендон, когда они сидели в кабинете Рубеллина. — Я не знал, на что Ален занимал деньги и с кем связался. — Вы ведь сказали, что он упоминал нашего кузена, — заметил Рубеллин. — Это так. Просто тогда его имя мне ни о чём не говорило. — Насколько я помню, вы в то время уже работали во дворце. Неужели вам ни разу не доводилось слышать, хотя бы краем уха, о моём самом проблемном родственнике? — как можно мягче поинтересовался император. — Никак нет, ваша светлость, — покачал головой дипломат. — Его вины тут нет, — вмешался Глендон. — Он работал во дворце, это верно. Вот только министерство иностранных дел отвечает за внешнюю политику, а все проблемы с Виллисом — это забота министерства внутренних дел и нашего дядюшки. — Теперь Виллис влияет и на внешнюю политику, — вздохнул Рубеллин. — Теперь. Несколько лет назад ситуация была иной, — напомнил Глендон. — Шень только начинал карьеру и, согласись, если бы тогда она оборвалась, сейчас мы бы не имели… Шеня. — Соглашусь, — чуть склонив голову набок, усмехнулся двусмысленности император. — И даже узнай мы тогда, что Виллис получил такую сумму, что бы это нам дало? У тебя руки были связаны Опекунским Советом, Триалин воевал с кочевниками, во дворце министры делили власть, а сил одного дяди Арона просто не хватило бы на какие-то серьёзные меры. К тому же, до сих пор нет прямых доказательств, что деньги и впрямь получил Виллис. Может, Ален пропил их или проиграл, — Глендон с некоторой обидой взглянул на Шеня, готового провалиться сквозь землю за такую нелепую придуманную им причину долгов младшего брата.       Заступившись за Шеня перед Рубеллином, Глендон здорово выручил друга. Снова. И снова Шень, следуя собственным принципам, чувствовал себя обязанным герцогу. Шень ненавидел его за это. И ещё больше ненавидел себя.       Вернув Глендону долг почти год назад, Шень перебрался в Эсторский квартал. И ради ночного шума, с которым дипломату было легче работать и спокойнее засыпать, и ради кованного балкончика в спальне, откуда открывался прекрасный вид на реку, Дымный мост и богатый дом по ту сторону реки.