Хроники империи

      Вечернее солнце заливало тёплым светом холмы и рощи. Удлиняющиеся тени располосовали остывающую землю. Лёгкий экипаж, запряжённый парой гнедых коней, остановился у кладбищенской ограды. Извозчик, подняв ладонь над бровями, с прищуром огляделся и тихо постучал в окно кареты. — Никого нет, господа, — доложил слуга.       Дверь экипажа бесшумно отворилась, откинулась механическая подножка, и из кареты вышел незнакомый в этих краях молодой господин в гражданском. Следом за ним покинул повозку дворянин помоложе и весьма знакомый местным жителям. — Знаешь, куда идти? — спросил Глендон, поправляя чёрный шёлковый платок на шее Шеня.       Шень рассеянно кивнул, суетливо оправляя несуществующие складки на чёрном бархатном камзоле. — Цветы забыл, — напомнил Глендон и, заглянув в карету, достал повязанный чёрной лентой букет белых лилий. — Спасибо, — прошептал Шень.       Юноша прикрыл всё ещё красные, немного опухшие глаза и, собравшись с духом, зашагал к низким воротам семейного кладбища.       Посыпанная песком и гравием дорожка вела меж рядов старых могил графов Аберкром, их жён и детей, отсчитывая поколение за поколением. Гранитные и мраморные плиты и памятники прятались в тени цветущей сирени и лиловых кустов разросшегося люпина. Наконец, мужчины остановились у свежей могилы. Ещё влажная земля обрамляла укрытую цветами новую каменную плиту, где инструмент каменщика лишь пару дней назад вырезал имя графини Аберкром. Лилиан.       Шень прикусил губу, глядя на холодный мрамор. Глаза снова покраснели. Глендон тактично отошёл подальше, позволяя другу в одиночестве проститься с матерью. Ветер шелестел листвой, разносил дурманящий запах сирени по тихому кладбищу, играл светлыми прядями волос застывшего у могилы юноши. Глендон, побродив меж могилами, отыскал скамью, устроился на прогретом за день камне и закурил, глядя на неподвижную фигуру юного дипломата.       Весть о кончине графини Аберкром дошла до столицы два дня назад. Граф не написал сыну. Шень узнал о смерти матери, когда получил первую открытку с соболезнованиями от одного из друзей. А уже к вечеру того же дня по салонам Юлазиана поползли шепотки, что это из-за выгнавшего младшего брата Шеня его мать слегла от горя и умерла. Глендон нашёл друга в его съёмной квартире. Шень лежал на кушетке — мятая рубашка нараспашку, волосы растрёпаны, лицо опухло от слёз — бездумно смотрел в потолок и сжимал в кулаке траурную открытку. — Ты не поедешь на похороны? — опустив приветствия, поинтересовался герцог. — Похороны завтра утром. До нашего поместья два дня езды. Я не успею, — до странного спокойно ответил Шень, продолжая разглядывать потолок. — Я могу переместить нас двоих туда, — предложил Глендон. — На обратный путь, правда, придётся нанять экипаж. — Не хочу их видеть, — медленно проговорил Шень и, швырнув в сторону смятую в ком открытку, добавил резче: — Никого не хочу видеть. — После чего повернулся на бок, лицом к стене.       Глендон постоял немного у двери, вздохнул и, приблизившись, сел рядом с другом. — Тогда давай поедем так. Простишься один.       Шень ничего не ответил, и Глендон, положив ладонь ему на плечо, продолжил: — Ты сам позже будешь жалеть, если не попрощаешься.       На сборы и приведение Шеня в приличный вид ушло не больше двух часов. Ещё два дня провели в дороге, меняя лошадей и извозчиков на станциях. Шень почти не спал. Прислонившись лбом к стеклу, он неподвижно сидел с полуприкрытыми глазами почти всю дорогу, а во время коротких остановок, несмотря на все уговоры Глендона, не мог заставить себя ни есть, ни пить. Букет Шень купил ещё в Юлазиане. Глендон накрыл цветы стазисом, чтобы те не завяли в дороге, и до самого кладбища лилии лежали на сиденье между Глендоном и Шенем.       Солнце коснулось горизонта, потянуло вечерней прохладой, когда Шень опустился на одно колено перед могилой и положил букет на плиту. Затем резко выпрямился и обернулся, взглядом выискивая друга. Герцог неторопливо докурил последнюю папироску, грустно посмотрел в опустевший портсигар и, нехотя поднявшись с насиженного места, подошёл к другу. — Спасибо тебе, — прошептал Шень. Глендон пожал плечами. — Мне чаще приходится видеть, как матери оплакивают своих сыновей. Даже начинаешь забывать, что нормальным считается, когда наоборот, — задумчиво заметил герцог.       Глаза Шеня снова наполнились влагой. — Идём, — сиплым голосом позвал юноша, развернувшись. — Не хочешь заглянуть к братьям? Они должны быть ещё дома. — Не хочу видеть отца. И не уверен, что Жермен с Юаном хотят видеть меня, — едва слышно ответил Шень. — Если ты сейчас не покажешься, им ничего не останется, кроме как верить словам отца, — напомнил Глендон. — Пусть верят, — равнодушно пожал плечами Шень, но голос предательски дрогнул. — И вообще лучше им держаться от меня подальше. Вдруг и с ними что-то случится, опять я буду виноват, — зло добавил юноша. — Те, у кого есть голова на плечах, в это не верят, — Глендон опустил руку на плечо друга. — А остальным только дай повод для сплетен. Через неделю найдут себе новую жертву, вот увидишь. — Всё равно, — уже спокойнее покачал головой Шень. — Чем дальше, тем больше у меня будет врагов. Лучше Жермену и Юану идти своей дорогой. — Ты просто оставляешь их отцу. — Нет, — отрезал юноша. — Испортить и их жизни отцу я не дам. Придумаю что-нибудь, — сжав кулаки, закончил юноша.       Последние лучи солнца, прощаясь, поцеловали макушки деревьев. Стихающий ветер подхватил лепестки сирени, усыпав ими старые могилы, колыхнул белые бутоны лилий на мраморной плите и обнял свежей прохладой двух покидающих кладбище мужчин. Прежде чем сесть в карету, Шень ещё раз обернулся, оглядел тонущее в сизых сумерках фамильное кладбище, затем обратил взгляд дальше, туда, где за липовой рощей скрывалось отцовское поместье. Поздно о чём-то жалеть. Как бы он ни хотел забрать мать и младших братьев от отца, теперь он ничего не мог сделать. К тому времени, как он выплатит долг и вновь встанет на ноги, Жермен и Ани успеют окончательно вырасти и самостоятельно уйти из отчего дома. Может, оно и к лучшему. Шень тихо выдохнул и, забравшись в экипаж, захлопнул дверцу.