***
Стрелки часов медленно ползли к полуночи. За окном давно стемнело, и масляно-желтая полная луна лениво поднялась из-за гор на востоке, освещая ярким светом ночной город. Арди задернул шторы в своей спальне и уже направился в купальню, как в дверь тихо, но настойчиво постучали. Не скрывая досады на столь поздний визит, принц откликнулся: — «Войдите». Дверь тут же послушно отворилась, впуская позднего гостя. — Еще не спишь? — к принцу, как и накануне утром, пришел император. — Нет, но собираюсь. Что-то случилось? — стараясь придать тону вежливости, поинтересовался Вардлас. — Если не считать скандала, устроенного Лириан, то нет. Но его ты, наверное, сам слышал. — Полагаю, весь дворец слышал, — беззлобно усмехнулся младший брат. — Она успокоится. Я не жаловаться пришел. Не хочешь прогуляться? — поинтересовался Рубеллин. — Поздновато для прогулок, не находишь? — Я только освободился. Собрание министерства иностранных дел закончилось полчаса назад. Герцог Ришивие, похоже, не хочет возвращаться домой и решил нас всех оставить ночевать в зале собраний. — Кажется, ты не жаловаться пришел, — напомнил принц. — Верно. В таком случае, твой ответ? — Идем, — вздохнул Вардлас, и уже через несколько минут они вышли из комнаты принца. — Мы не возьмем стражу? — удивился Арди, когда брат потянул его к одному из черных выходов из дворца и шикнул, чтобы принц не привлекал внимание прислуги. — Я маг второго уровня, со мной офицер и по совместительству маг третьего уровня. Полагаю, с пьяными приставалами мы как-нибудь справимся. — И часто ты гуляешь без стражи? — в голосе принца послышался упрек. — Поверь, Арди, мне и без тебя за это каждый день делают выговоры глава Тайного Патруля, мой камердинер и половина Опекунского Совета. Поэтому я был бы тебе крайне признателен, если бы ты воздержался от каких-либо комментариев по этому поводу. — Но… — хотел было возразить юноша. — Арди, — с легкой угрозой в голосе напомнил брату Рубеллин. Молча, скрываясь в тенях, словно воры, они вышли из дворца, торопливо пересекли дворцовую площадь, и только когда за ними скрипнула калитка для прислуги, Рубеллин позволил себе расслабиться. — Словно из тюрьмы бежали, — усмехнулся принц, шагая с братом по мощеному бульвару. — В каком-то смысле, так оно и есть, — тусклая улыбка на пару мгновений задержалась на губах императора и тут же погасла. Некоторое время они шли молча. Тишина не смущала братьев: Эллин погрузился в свои раздумья, а Вардлас с почти детским восторгом разглядывал ночную столицу, с её не менее бурной, чем днем, жизнью. — Куда мы идем? — Арди первым осмелился прервать молчание. — На набережную, — чуть рассеянно ответил брат. И действительно, спустя несколько минут впереди показались огни порта, послышались пьяный гомон и брань моряков. Спускаться к реке у порта Рубеллин не захотел, и братьям пришлось сделать немалый крюк, чтобы обойти старый порт, который когда-то находился на окраине маленького городка, а теперь стоял в центре могучей столицы. Но вот, наконец, они спустились с мостовой на закованную в гранит набережную. Вода в реке отливала тусклым серебром, отражая лунный свет. На дальнем берегу стеклянной россыпью блестели огоньки от фонарей и окон домов. На ясном небе сияли мириады звезд, небесным стадом окружая пастушку-Луну. Арди вдруг вспомнил песенку из детства. Пастушка-Луна Вся в заботах она, Гляди, не зевай, Звезды пересчитай. Давным-давно её пел Рубеллин. Пел по ночам, когда Арди не мог уснуть из-за кошмаров. Маленький принц просыпался с криками «не трогайте маму» и заливался слезами, вспоминая, что мама умерла… Мама, его красивая, добрая мамочка умерла, защищая детей. И слуги долго пытались и никогда не могли его успокоить. А потом приходил Рубеллин. Приходил со стаканом теплого молока и печеньем на блюдце, выгонял слуг из спальни братишки, садился возле него и уговаривал малыша выпить молоко. Затем клал голову немного успокоившегося Арди себе на колени и напевал забавную песенку про толстушку-пастушку-Луну. И теперь, спустя двенадцать лет, повзрослевший Арди, глядя на звезды, вдруг ощутил вкус молока на губах, теплую большую руку брата на голове и его тихий успокаивающий голос. — Не упади, — Рубеллин одернул брата за руку, вырвав из воспоминаний, и тут же ноги принца разъехались на гололеде. Только благодаря императору, придержавшему братишку за локоть, Арди не обнялся с замерзшей брусчаткой. Поймав равновесие и перестав скользить, принц, не без помощи Рубеллина, вышел на безопасный участок набережной. — Спасибо, — буркнул Вардлас, едва ноги коснулись нескользкой поверхности. — Будь осторожнее. Там, недалеко от моста, есть смотровая площадка. Недавно построили. Может, поднимемся? Ты ведь там еще не был, — предложил брат. Арди только пожал плечами, и с его молчаливого согласия братья направились к назначенной цели. Смотровая площадка — небольшая гранитная башенка со ступенями и плоской широкой крышей, вдоль которой железной короной были установлены перила, — хоть и не была высокой, но вид с неё открывался волшебный. Черное зеркало реки с сотнями огоньков, отражавшихся в воде фонарей. С площадки было видно два огромных моста и центральную часть города с дворцом. — Красиво, правда? — улыбнулся Рубеллин. — С какой стати ты вдруг решил позвать меня на прогулку? — вместо ответа поинтересовался принц. — Нет особой причины. По правде говоря, я не помню, чтобы мы с тобой вот так гуляли, может быть, в детстве, до смерти родителей. Быть может, это одна из причин, почему ты злишься на меня. — Я на тебя не злюсь. Я… Просто… Просто, ты не знаешь, каково это, в семнадцать лет думать, что твоя жизнь окончена только потому, что кто-то оклеветал тебя. Ты не знаешь, каково это, просыпаться каждый день с одним лишь желанием, чтобы этот день закончился, и видеть свободу только во снах, которые со временем становятся все тусклее и мрачнее. — Нет, не знаю. Но ты можешь помочь мне понять. — Мне не хочется об этом говорить. — Тогда я не смогу понять тебя. — Не важно. Переживу. — Знаешь, месяц назад я написал совету опекунов письмо с просьбой отпустить тебя под домашний арест. Одобрение мне пришло как раз перед тем, как кое-кто показал мне те письма, твои настоящие письма и, что окончательно меня убедило в твоей невиновности, твой дневник. Дневник без твоего согласия я не отдал Тайному Патрулю, но и писем оказалось достаточно, чтобы пересмотреть приговор. В итоге, тебя освободили законно. Я поехал к тебе, как только верховный суд в полном составе подписал приказ о твоем освобождении. И еще кое-что. Может, суд и совет опекунов и могли посадить тебя против моей воли, но лишить тебя титула и привилегий могу только я. За два с половиной года заключения ты не терял ни титула, ни привилегий. Другое дело, что ты не мог ими воспользоваться. Но кое-какие мелкие уступки ты все-таки получал, например, возможность переписываться с друзьями, что практически невозможно для политзаключенного, или получать посылки, в том числе и книги. К слову, ты все прочел? — Да. Зачем ты мне все это рассказываешь? — Хочу, чтобы ты смотрел на ситуацию не только со стороны обиженного. — А при чем здесь книги? — не мог понять юноша. — Ах, да. Четыре рунных справочника ты тоже прочитал? — деловитым тоном поинтересовался Рубеллин. — Святое небо… — потрясенно выдохнул принц, — так это ты их прислал? Рубеллин улыбнулся. — На самом деле, мне все не хватало и по-прежнему не хватает времени на изучение рун, поэтому я решил ненавязчиво попробовать заставить их выучить тебя. — Зачем? — с возмущением в голосе воскликнул Арди. — Все древние заклятья и формулы написаны рунами. У тебя уже третий уровень магии, ты можешь начать изучать её истоки. И помочь с этим мне. В библиотеке сотни книг, исписанных рунами, но их переводы либо утеряны, либо не точны и требуют коррекции. Самому заниматься переводами у меня нет времени, а хорошие руноведы есть только в университете, и у них тоже уйма работы. Поэтому я подумал, неплохо было бы и у себя заиметь знатока рун. Считай, ты начал получать дополнительное образование, если, конечно, учил руны, а не просто листал справочники. — Учил, конечно. Я не знал, чем еще мне заняться, а тут среди книг эти справочники… Историю кунгусского королевства и первых крастских княжеств в руническом писании, полагаю, тоже ты прислал? — Тебе же нужно было практиковаться. И подтянуть историю. В академии сказали, что с историей ты плохо ладил… — Лучше бы меня казнили, — перебив брата, засмеялся принц. — Не могу поверить, что ты заставил меня читать историю, да еще и в рунах! Палачи позавидуют твоей изощренности по части пыток, — продолжал смеяться юноша. Рубеллин улыбнулся и вскоре, заразившись смехом брата, тоже захохотал. Смех постепенно стих, и братья просто молча стояли, облокотившись на перила, и смотрели на мерцавшую отражениями огней реку. Рубеллин закурил. До чего же хорошо все-таки вышло. Кажется, с братом еще не все потеряно. Может, некоторое время Арди и будет его сторониться, но потом привыкнет, и все снова пойдет своим чередом. Эллин невольно улыбнулся своим мыслям. — А ты чем занимался? — снова заговорил принц. — Валери рассказал о твоей затее, так ты из-за этого по ночам с картами и книгами сидишь? Рубеллин улыбнулся. — Да, по большей части из-за этого. — Как ты узнал про катакомбы под империей? — Сначала наткнулся в старокрастских летописях на описания «Большого Хода» или, как его еще называли, «Нижний тракт». Мне стало интересно, и я зарылся в книги. Что самое любопытное, во многих старых книгах страницы с описаниями «Нижнего тракта» вырваны, а сами книги, посвященные «Большому ходу», которые значатся в картотеке, исчезли. Это и в нашей библиотеке, и в городской, и в нескольких частных библиотеках. Последние два года я только и делаю, что ищу книги, рукописи, очерки, карты — все, что связано с древними тоннелями. И есть немало успехов, было бы еще времени больше. — Почему ты не поручил это университету? — удивился принц. — Я консультируюсь с двумя историками и одним картографом, но доверить кому-либо книги и карты, которые я с таким трудом отыскал, не могу. Меня беспокоит, что кто-то на протяжении долгого времени уничтожал всякие упоминания о тоннелях. Это явно делали тайно, потому что, думается мне, если бы этим занималось правительство, уничтожили бы все книги. А здесь работу проделали не особо аккуратно, и при достаточном терпении можно все отыскать, — ответил брат. — Ты мог бы пригласить ученых во дворец, чтобы они работали под присмотром стражи, — предположил Вардлас. — У меня складывается впечатление, что ты сомневаешься в моих умственных способностях, — в голосе Рубеллина прозвучала обида. — Тебе не пришло в голову, что я уже пробовал? — И что, все отказались? Книги таинственным образом исчезли? — Арди даже не пытался скрыть своего скепсиса. — Хуже, — Рубеллин нахмурился. — В первый раз я пригласил трех историков, картографа, двух переводчиков, руноведа и профессора литературы. С ними было еще два ассистента. Я выделил зал возле библиотеки и предоставил им все необходимое для работы. Разумеется, все приглашенные приняли задачу с энтузиазмом, один из историков даже кое-что знал о тоннелях, но почему-то никогда раньше не интересовался ими. Это очень странно, что до меня никто не пытался их отыскать. Но продолжим. Ученые занялись книгами и картами, я уехал в Ариовль. А когда вернулся, мне сообщили, что почти все книги, с которыми работали профессора, уничтожены. По словам одного из ассистентов, все началось с руноведа. Он переводил рукопись и вдруг встал с остекленевшими глазами, что-то сказал на старокрастском и швырнул книгу в камин. Затем все остальные одновременно встали и с таким же отсутствующим выражением на лицах принялись рвать книги и карты. Стража услышала шум и крики этого самого ассистента и через некоторое время смогла успокоить ученых. Единственным утешением для меня стало то, что я отдал им не все собранные на тот момент книги, — Рубеллин вздохнул. — Зачем они это сделали? — Не знаю. Предположений много, одно хуже другого. Они ничего не помнили. Кроме ассистента, никто ничего не помнил. Он был единственным магом среди них, полагаю, это его и спасло. — Звучит невероятно… это должно быть какое-то мощное заклятье, но когда его успели наложить? Даже сильные формулы теряют силы через год-два. — Это не самое худшее. Через неделю скончался руновед. Умер во сне. И если одну смерть можно было бы списать на совпадение, то здесь явно не тот случай. Все, кто там был, включая свидетеля-ассистента через некоторое время умерли. Самыми разными смертями. Пожар, ограбление, один подавился, другой упал с лестницы и сломал шею. Это меня не остановило. Я нашел ученых с магическими способностями не ниже шестого уровня, полагая, что это спасет и их, и книги. Теперь их охраняли офицеры с моим уровнем магии. — Хочешь сказать, это не помогло. — Да. Именно так. Все они либо умерли, либо сошли с ума, включая офицеров. Некоторые книги самовоспламенились, другие растаяли, третьи разорвались в клочья. Я был с ними и видел все это своими глазами. — Тогда почему с тобой все в порядке? — Для меня это тоже загадка. Но раз кроме меня никто не может этим заниматься, придется все делать самому. — Зачем оно тебе? — Во-первых, если тоннели все еще целы, их можно восстановить и использовать по прежнему назначению. Во-вторых, чем больше трудностей появляется, тем интереснее мне становится. Хочу разгадать эту загадку. — А почему тоннели забросили? — Может быть, ответ был в уничтоженных книгах, но лично я ничего конкретного не нашел. Уже полтысячелетия назад, жрецы, что вели летопись, писали, что «Большой ход» больше не безопасен. Я не знаю, что они имели в виду, так как то, о чем они говорили, было описано крайне туманно. Вроде бы много определений, таких как «древнее зло», «безмолвный ужас», «безымянный шепот», «зрячая мгла» или «живой голод», но ничего конкретного. Писали о трупах, которые все чаще находили в «Большом ходе», о том, как змеи и крысы ползли и бежали из тоннелей, словно от Великой Чумы, о «мутной воде», о «смехе из мрака». Мне кажется, что в то время появился кто-то, кто заставил людей забыть о подземельях, возможно, какая-нибудь преступная или религиозная организация. Кто-то, кому нужно было вытравить людей из катакомб, — закончил император. — И после этого ты собираешься туда идти? — Почему нет? В конце концов, со мной будут лучшие гвардейцы, в том числе твой друг Юан и Анрин. Если честно, я больше склоняюсь к мысли, что тоннели либо затопило, либо завалило, но пока сам не проверю — не успокоюсь. Ты не обязан идти со мной, можешь идти с наземным отрядом. — Ну уж нет. Если Юан идет, то и я пойду. Это может оказаться интересным приключением. — Или бесполезной тратой времени. Как повезет. — А для чего наземный отряд? — Для прикрытия. Я поспорил с императором Дегроуэля, что сумею пересечь границу незамеченным. Пока основные силы будут переходить горы, мы пройдем под ними. Если, конечно, есть где переходить, — Рубеллин улыбнулся. — А если тоннели завалены? — Значит, придется признать поражение в споре и проиграть сорок миллионов крастов. — И у тебя нет запасного плана? — Есть, но идти через Бурый перевал будет самоубийством. Впрочем, с отрядом магов еще может повезти, но тебя я в таком случае не возьму. — Я тоже маг. — Да, а еще мой наследник, — категоричным тоном Рубеллин пресек дальнейшие возражения. Братья вновь замолчали. С реки подул студеный порывистый ветер. По чернильным водам холодными струями потек белесый туман, цепляясь за мощеные берега и покрывая сонные воды густым белым одеялом. Новый порыв ледяного ветра заставил императора поежиться. — Ты еще не замерз? — поинтересовался Рубеллин у брата. — Немного. Идем обратно, — и уже через несколько минут братья поднялись с набережной и направились к центру города. Туман расползался от реки серой мглой, превращая голые деревья и здания в призрачные силуэты, рассеивая свет фонарей и скрывая усыпанное хрустальными звездами небо. «Куда же ты скрылась, пастушка-Луна? И где твое звездное стадо? Постой, не гуляй в черной степи одна, мне нежный твой взор стал отрадой». — Совсем не узнаю города, — признался принц, когда братья вышли к бульвару, — один я бы наверняка заблудился. — Город большой — любой заблудится. — Я даже не помню, когда в последний раз гулял по городу. До академии, наверное. А хорошо было бы вот так же с девушкой погулять. Красиво, тихо, спокойно. — Не приглядел вчера себе невесту? — улыбнулся император. — Кто захочет выйти замуж за преступника? — невесело заметил принц. — Не говори так, ты не преступник, — Рубеллин нахмурился. — Знаешь, я бы не сказал, что в тюрьме было совершенно невыносимо, — вдруг переменил тему Арди. — Может, только в начале, при прежнем начальстве. А потом… Что такое? — принц остановился, заметив, как помрачнел брат. — Он… этот… прежний начальник тюрьмы, он ничего тебе не сделал? — Если сравнивать с другими заключенными то, можно сказать, ничего. — Меня другие заключенные не интересуют. Я хочу знать, он не успел… тебя… — Если ты говоришь о домогательствах — нет, не успел. Не в полной мере. Пару раз отходил плетью, однажды пьяным завалился в мою камеру и попытался стянуть мои брюки, но был слишком нетрезв, чтобы это сделать, — Вардлас усмехнулся, а Рубеллин с облегчением выдохнул. — Я его боялся, как и все заключенные. Наверное, мне очень повезло, что его сменили почти сразу после моего ареста. Интересно, за что его уволили? — Его не уволили, — голос Рубеллина похолодел. — Его арестовали, судили и отправили на каторгу за жестокое обращение с заключенными, неоднократное изнасилование и преднамеренное убийство двенадцати заключенных. Их останки были обнаружены во дворе тюрьмы. Все надзиратели знали о его зверствах, но либо слишком боялись начальника, либо сами принимали участие в его «увеселениях». Поэтому долгое время никто ничего не знал. Тем более что в этой тюрьме сидят, в основном, заключенные пожизненно и смертники. — И как же его раскрыли? — Ты знаешь сына маркиза Эгберта? — Дэйви? — Да. — Знаю, что он высокомерный гордец, мот и кутежник, а еще завидный красавец, по которому вздыхают все девушки столицы. — Вздыхали. — Я не совсем понимаю, к чему ты клонишь, — встревожился принц, с маркизом он был хорошо знаком. — Ты верно подметил, что Дэйви не отличался скромностью и сдержанностью. Маркиз отправил его в армию, вероятно, надеясь, что служба исправит недостатки воспитания сына. Но из-за своего характера буквально через месяц после начала службы Дэйви попал под арест. Если я не ошибаюсь, имели место самовольная отлучка с последующей пьяной дракой в трактире и неподчинение командующему. Ему дали выбор — семьдесят ударов розгой перед всем полком или два месяца заключения. Дэйви выбрал заключение, очевидно, полагая, что либо его вытащит отец, заплатив, кому надо, либо он два месяца будет пить и играть в карты с надзирателями. В казармах тогда шел ремонт, и посадить его было некуда, и, поскольку полк стоял у столицы, Дэйви отправили в ту же тюрьму, где сидел ты, — Эллин остановился, чтобы достать сигарету и закурить. — Начальник тюрьмы не смотрел дела заключенных. Вся бумажная работа висела на его секретаре. Сам же он даже не знал о том, кто такой Дэйви, и уж тем более о том, что маркиза должны освободить через два месяца. Если верить показаниям тюремщиков, Дэйви первым начал дерзить, чем и навлек на себя гнев бывшего старшего надзирателя, который, для полноты картины, был на тот момент уже пьян, — Рубеллин замолчал, докуривая сигарету. — Что он с ним сделал? — осторожно спросил принц. — Много чего… Мне доложили сразу же, и я приехал одновременно со старым маркизом. Мы встретились с ним у входа. Помню, пока мы шли, он постоянно повторял «Этого не может быть, они явно ошиблись».***
— Этого не может быть. Они явно ошиблись, — пожилой приземистый мужчина нервно улыбнулся. — Я тоже надеюсь, что произошло недоразумение. Однако, вам стоит взять себя в руки, и быть готовым, — заметил император, быстрым шагом следуя за провожатыми. Маркиз не отставал. — Конечно, ваша светлость, вы абсолютно правы. И все же будьте милосерднее к родительскому сердцу. — Идемте, маркиз. Далеко идти не пришлось. Стража открыла дверь перед императором и маркизом, и мужчины вошли в камеру. Тело лежало на столе, голое и беззащитное. Одного взгляда на труп хватило, чтобы рука Рубеллина невольно дернулась ко рту, пытаясь помешать завтраку выйти наружу. То, что лежало на столе, мало напоминало веселого юношу с капризным характером. Выколотый глаз вязкой белесой слизью с кровавыми прожилками сполз по щеке. По всему телу неглубокие раны, оставленные хлесткими поцелуями плети, еще сочились кровью. Длинные, влажные от крови волосы слиплись и лежали теперь вокруг головы толстыми прядями. Страшнее всего смотреть на руки, изломанные пальцы которых напоминают скрюченные ветви какого-то уродливого болотного растения. Ногти на пальцах вырваны, мизинец левой руки отсутствует. А что сделали с лицом! Святое небо… Нос явно сломан, передние зубы выбиты, губы разбиты, под опухшими глазами лилово-черные синяки, как, впрочем, и по всему телу. Ноги, кажется, тоже сломаны, а к коленям явно приложили костедробилку. Маркиз бросился к столу, но, не дойдя пару шагов, рухнул на колени перед телом. Стонущий, полный боли крик огласил подземелья. — Дэйви! Мой мальчик! Сынок… Мой сынок! — надрывные рыдания разнеслись по коридорам пыточных. Рубеллин глубоко дышал, пытаясь справиться с тошнотой и, когда наконец овладел собой, нашел в себе силы подойти к маркизу, сидевшему на коленях перед мертвым сыном и обнимавшем покойника, тихо причитая «мой милый мальчик… за что? Сыночек… мой сыночек…». Эллин сжал плечо маркиза. — Я скорблю вместе с вами, — осипшим и чуть дрожащим голосом начал юноша. — У вас еще будет время оплакать его, а сейчас нужно хотя бы вынести его отсюда… из этого места… — Да… вы правы, — всхлипнув, прошептал маркиз, вставая на ноги. Рубеллин протянул ему платок. — Примите мои соболезнования, — голос все еще дрожал. Маркиз взял платок и, встретившись со взглядом императора, на мгновение замер. В глазах юноши стояли слезы, а на лице запечатлелась искренняя, неподдельная скорбь. — Я так признателен вам, ваша светлость. Благодарю, благодарю вас, — несколько неуклюже, но от чистого сердца поблагодарил старик. Голос его потеплел. Он не один в своем горе…***
— Боги, обязательно выбирать такие темы для прогулки? — ужаснулся принц. — Я и вправду не лучший собеседник, — виновато улыбнулся император. — К счастью, я, кажется, знаю, как нам с тобой разбавить этот мрачный тон. Вон тот небольшой ресторан еще работает. Очаровательное место. Поужинаем? — Давай. Иначе, боюсь, я околею, прежде чем мы дойдем до дворца, — плотнее кутаясь в плащ, согласился принц. Ветер дул все сильнее, разгоняя туман, но неся с собой жгучий холод с северных гор. Ресторан встретил братьев уютным теплом, приглушенным светом, сладкими ароматами и спокойной музыкой приглашенных музыкантов. К братьям подошел управляющий. — Ваша светлость, ваше высочество, — поклонился поочередно каждому из них управляющий и без лишних вопросов провёл братьев вглубь зала, в уединенную комнату, скрывавшую высоких гостей от любопытных взглядов. Следом за ними вошла молоденькая подавальщица и, быстро поинтересовавшись о предпочтениях императора и принца, удалилась. Через несколько минут принесли горячее вино и сырные палочки для Рубеллина, чуть позже — бараньи ребрышки с жареным картофелем для Вардласа. За все время ожидания заказа братья обменялись лишь парой фраз относительно интерьера и вновь оказались парализованы неловким молчанием. — Чем сегодня занимался? — сделал очередную попытку завести разговор Рубеллин. — Оставь это, не пытайся строить из себя заботливого брата. Может, всё было так, как ты говоришь, тем не менее, это не меняет того, что ты ни разу меня не навещал. Никто из вас. Ни ты, ни кузены, ни Каронетта — никто. А теперь давай спокойно доедим и пойдем домой, я устал, — раздраженным тоном ответил принц. Всё правильно. Он ведь чуть было не поверил всем этим наивным отмазкам Рубеллина, а ведь достаточно лишь одного того, что за два с половиной года брат ни разу не появился в стенах его камеры, ни разу не написал, не передал привета через надзирателей — ни-че-го… Может, ему кажется, что книг было достаточно? Так ведь Вардлас даже не знал, что они от брата. — Прости меня, — глядя в бокал с вином, тихо произнес Рубеллин. — Пожалуйста, не делай этот вечер еще более неловким, — отмахнулся Арди. «Ты что, и вправду думаешь, будто извинений достаточно? „Прости“, это когда на ногу наступил или разлил чернила на чужое домашнее задание. А ты посадил меня в тюрьму на два года. Даже если это сделал не ты сам, все-таки я сидел в темнице с твоего на то дозволения. Поэтому довольно оправдываться, братец», — пронеслось в голове юноши, но вслух он решил промолчать, может, Эллин и вправду чувствует вину. Вон сидит весь понурый, задумчивый. Тонкие пальцы обнимают горячее стекло бокала. На правой руке красуются два кольца — обручальное и фамильный перстень с черным сапфиром, оправленным в красное золото. Длинные волосы собраны в простую косу, но две пряди все же выбились, или Рубеллин специально их выпустил, чтобы они так изящно обрамляли лицо. Вечно задумчивое, часто печальное, почти всегда серьезное лицо. Арди поймал себя на мысли, что бесстыдно разглядывает брата. «И пусть. Никто не запрещал», — подумал принц, но все равно тут же отвел взгляд и уткнулся в тарелку. Музыка в зале сменилась какой-то веселой, явно танцевальной мелодией. Послышались звуки отодвигаемых стульев. Рубеллин встал и чуть приоткрыл дверь в зал. Многие гости покинули свои места и поднялись на площадку для танцев. Эллин вдруг замер. — Поверить не могу… Там наш кузен Карлен с мужем. Должно быть, они зашли после нас. Не хочешь подойти, поздороваться? — обернулся к братишке император. — Конечно, идем, — быстро вытерев пальцы и губы салфеткой и глотнув уже остывающего вина, вскочил принц. — Кого я вижу! — Рубеллин первым подошел к кузену. Карлен тут же встал, приветствуя императора, и братья обнялись. — Арди, неужели ты? — узнав младшего брата, приятно удивился принц Карлен. — Как я рад тебя видеть! Ну-ка, присаживайтесь к нам. Ах, да, Арди, ты ведь еще не знаком с моим мужем. Это Раэль, — представил беловолосого зеленоглазого юношу кузен. Представленный встал, очаровательно улыбнулся и протянул Арди руку. — Очень рад знакомству, ваше высочество. Карлен много говорил о вас. Вы ведь, кажется, военный? — Раэль говорил с сильным акцентом, но это отчего-то делало его еще очаровательней. Арди застыл, сжимая руку юноши, которому на вид не дал бы больше шестнадцати лет. Застыл, не в силах оторваться от глубокого цвета зеленых глаз, от белоснежных искристых волос, от светлой, наверняка, нежной на ощупь кожи. — Раэль кронпринц Руна, — сжав плечо брата, заметил Рубеллин. — Был кронпринцем, ваша светлость, — улыбнулся юноша, отведя взгляд к императору. И. как только Раэль отвлекся, Арди тут же почувствовал, что может снова дышать, говорить и думать о чем-то кроме белоснежных волос младшего мужа Карлена. — После того, как я сбежал из дома ради моего Карлена, за мной вряд ли осталось право на трон. — Да садитесь же, — настаивал кузен. — Ох, право, мы бы рады, но уже так поздно, боюсь, нам нужно возвращаться. Обещаю, в другой раз мы обязательно посидим подольше, — улыбнулся Рубеллин, и вскоре братья тепло распрощались. — Что это было? — потрясенным голосом спросил Вардлас, как только они с братом вышли из ресторана. — Его магия, — мрачным тоном ответил Эллин. — Похожим образом он уговорил меня дать свое согласие на их брак, а затем укрывать его от гнева короля Руна. Само собой, теперь мои отношения с Руном оставляют желать лучшего, — вздохнул Рубеллин. — Его внешность… Он снежноволосый? — Полукровка. Мать была кхарди, насколько я знаю. — Такой красивый… неужели они все такие? — в голосе принца все еще слышалось восхищение младшим мужем Карлена. — Про внешность не знаю, но если они все обладали такой магией, может, оно и к лучшему, что их истребили. У людей подобной магии нет, как и средств защиты, — рассуждал император. Арди хотел было возмутиться таким жестоким словам в адрес очаровательного юноши, но чем ближе они подходили к дворцу, тем быстрее слабели чары. По телу тяжелым свинцом разлилась тяжесть, и принц был уже не в силах думать о чем-то кроме теплой постели. — Ваша светлость, — у ворот братьев ждал камердинер императора. — Ваше высочество, и вы туда же! Мало нам ночных похождений его светлости, так теперь и вы! — давно Валери так не сердился. — Да будет тебе, Валери, — рассмеялся Эллин. — Ваша светлость, я настаиваю, чтобы вы немедля вернулись в свою спальню, — не терпящим возражений тоном, потребовал камердинер. — В свою спальню я вернуться не могу, Лириан меня не пустит, — пожаловался император. — Я приготовил вам голубые покои, — поднимаясь по лестнице во дворец, ответил граф. — Ты же знаешь, я ненавижу эту спальню. — А вы знаете, что по ночам гулять небезопасно. — Не забывайся, Валери. Остаток пути все трое прошли молча. Возле комнаты принца Рубеллин оставил брата, пожелав ему спокойной ночи, а сам в компании слуги направился в приготовленные ему покои.