Запомни меня такой

Ночь казалась бесконечной. За несколько часов я пару раз успела пройти Глэйд вдоль и поперек, пересчитать тех, кто лежал, разделив их на спавших и пытавшихся заснуть. Впрочем, особой пользы мне это не принесло — ночь оставалась все такой же безнадежной, а жизнь — несправедливой. На небе не было ни звездочки: то ли оно было так же опечалено, то ли здесь изначально не было никаких звезд. Мне не удалось поспать и минуты, хотя, по правде говоря, я и не пыталась. С каждой секундой, когда Ворота могли открыться, но не открылись, беспокойство все больше усиливалось во мне, и порой мне чудилось, будто я сойду с ума — здесь, в бесконечных попытках вернуть Ньюта, но каждая из этих попыток будет провальной. Рассвет наступил слишком поздно — намного позднее, чем должен был, и намного позднее, чем его ожидали. Небо окрасилось красным, и совсем некстати я вспомнила, что красное небо означает пролитую за ночь кровь. Время начало тянуться еще медленнее и казалось жутко невыносимым. Парни стали подниматься с земли, а те, кто так и не сомкнули глаз, постепенно подходили к каменным Вратам. Большинство присутствующих столпились в одну кучу, перешептываясь, перебивая друг друга и бросая взгляды в сторону Лабиринта. Грохот заставил всех замолчать, будто по команде. Ворота начали открываться, но настолько медленно, что мне хотелось выбежать вперед и отодвинуть их самой. Когда впереди показалась непробиваемая темнота Лабиринта, мне стало трудно дышать. Воздух будто раскалился от напряжения и готов был вот-вот взорваться. Я сузила глаза и сконцентрировалась на темноте перед собой. Ну же! Он должен был, должен был появиться! Я отчетливо видела, как очертания его фигуры пробивались сквозь тьму, как он медленно шел к нам, чуть прихрамывая, но не переставая улыбаться, как он падал на траву прямо передо мной и одними губами произносил мое имя, будто единственное, что ему было нужно на тот момент — это я. Словно только я могла ему помочь. Но правда была в том, что перед нами все так же стояла абсолютная чернота и ничего за ее пределами не было. А еще она была в том, что я на самом деле не хуже остальных знала, что все это значит и чем оно закончится. Когда прошли пятнадцать минут, кто-то из ребят протяжно фыркнул и побрел к плантациям. Будто только ожидая этого, еще с десяток глэйдеров ушли по своим делам, бормоча что-то себе под нос и печально покачиваясь из одной стороны в другую. — Бегуны! — неожиданно раздался чей-то громкий клич, и в кричащем я узнала того азиата, что объявил об исчезновении Ньюта — Минхо, кажется. Из разных сторон Глэйда сбежалось около пяти парней, одетых почти одинаково, с часами на руках и рюкзаками за спиной. Среди них был Бен. Я знала, что Бегуны — это такие крутые парни, которым дозволено выходить за стены, проводить какое-то время в Лабиринте, исследуя его. Но я понятия не имела, почему за все это время они не продвинулись в своем поиске ни на сантиметр. Неужели Лабиринт был настолько запутан и непроходим, что спустя около двух лет они не смогли найти хотя бы маленькую подсказку? Хотя прошли всего пара дней с тех пор, как я попала в Глэйд, и совершенно точно никто не собирался сразу все мне рассказывать. В конце концов, все мы уже не дети. Давно не дети. Когда ребята исчезли в темноте, остальные начали расходиться. Я побрела в Хомстед, к своему удивлению и радости заметив, что никто даже не посмотрел в мою сторону. Определенно, в сложившейся ситуации был плюс, пусть и это было слегка эгоистично. Конечно же, войдя в Хомстед, я нашла там Чака, который лениво что-то жевал, и меня поразило, насколько обыденно это выглядело — здесь, среди досок, сложенных друг на друга. Казалось, будто мальчик всю свою жизнь сидел на этом скрипучем стуле и жевал бутерброд — медленно, неохотно, будто родители дали ему что-то крайне невкусное и пригрозили закрыть дома, если он не съест все, до последней крошки. — Привет, Чакки, — пробормотала я, поймав себя на том, что так Чака называет только Ньют. Называл. — М… фей… — он промычал мне что-то в ответ, не переставая есть. — Да, конечно, ешь на здоровье, это всего лишь я, — я фыркнула и плюхнулась на кровать, закрывая лицо руками. Что со мной происходило? Что там вообще происходило? Почему я лежала на той проклятой кровати, вместо того чтобы сидеть рядом с мамой и удивляться, почему она смеется над моими глупыми шутками? Это все было так неправильно, так критически неправильно, что мне хотелось разрыдаться от беспомощности. Что мне было делать? Кем я была в этом огромном незнакомом мире, полном загадок, вопросов и каких-то людей вокруг меня? Хотелось просто провалиться сквозь землю со своими глупыми мыслями и надеждами. «Влюбилась? Наивная девчонка! Ты его и недели не знаешь, втрескалась в него по уши, будто он смог бы тебя спасти. Никто тебя не спасет. Господи, пойми же, ты одна». — Прости, — осторожно произнес Чак, вставая со стула и подходя ко мне. Кажется, он, наконец, доел свой бутерброд. — Когда я грустный или у меня депрессия, я всегда ем. — Депрессия? Напомни-ка, солнце, как долго ты здесь? — слова мальчика меня развеселили. — Что-то около месяца, так что я успел настрадаться, — Чак скорчил страдальческую гримасу, будто его пытали целый год. Я присела на кровати и посмотрела на его совсем еще детское лицо. Он и был ребенком. — Что? — он постарался приподнять одну из бровей и выглядел при этом очень нелепо, потому что ничего у него не вышло. — Ничего, — я встала и подошла к нему. — Будем друзьями? — Да! — раньше я думала, что люди, по сути, сиять не умеют, но в последнее время Чак слишком часто доказывал мне, что я во многом ошибалась. — Друзья до конца жизни? — До конца жизни, — подтвердила я и крепко обняла его.

***

Дело шло к вечеру, а я все еще сидела в Хомстеде с Чаком, и он бесконечно рассказывал мне всякие истории о том месяце, что он провел тут. Большинство из них, конечно, были лишь его фантазиями. За пару часов я успела десять раз пожалеть, что предложила ему стать друзьями. Если он будет столько разговаривать в течение всей нашей жизни, «до конца жизни» продлится не долго. Плюс был в том, что за это время я успела о многом подумать и, поняв, что Чак, как и я, был не особо осведомлен о том, что здесь происходит, решила разработать план действий. Первой моей жертвой, конечно же, должен был стать Бен.