И снилось ворону, что был он лисом

      — Изуна!       Светловолосый парнишка лет двенадцати от неожиданности вздрогнул и едва не выронил из рук ведёрко с краской и кисть.       «Ксо, как не вовремя-то!..» — мысленно воскликнул он и продолжил делать мазки прямо-таки с остервенением.       — Узумаки Изуна! — окликнувший оказался рядом и сурово посмотрел на мальчишку. — Немедленно прекрати!       — Секунду, Ирука-сенсей, последний штрих, — сосредоточенно отозвался тот и, в последний раз проведя кистью по камню, оставляя длинную красную линию, опустил свой инструмент в ведёрко.       Учитель недовольно нахмурился.       — Живо за мной!       Безразлично пожав плечами, Изуна покорно последовал за Ирукой на вершину скалы, неспешно шагая по отвесному склону. Покосившись на него через плечо, учитель тихо хмыкнул, и хотя он по-прежнему старался удерживать гневное и серьёзное выражение, в его глазах на миг мелькнула гордость.       Когда они вышли на верхнюю площадку, с которой открывался лучший вид на Коноху, Ирука остановился и развернулся к мальчику, скрестив на груди руки.       — Опять ты за своё? — сурово проговорил он.       — Опять, — спокойно подтвердил Изуна, ставя у своих ног ведёрко с краской.       Ирука тяжело вздохнул и бессильно покачал головой.       — Ох, Изуна… Ты же хороший парень, талантливый. Вот объясни мне, зачем ты это делаешь?       — Самовыражение? — задумчиво произнёс мальчик, поглаживая подбородок.       — За счёт лица Второго Хокаге?       — Почему нет?       Ирука опять вздохнул и возвёл глаза к ясному голубому небу, по которому медленно плыли пушистые облака.       — Не понимаю, за что ты так Второго не любишь?       «О, много за что!» — мог бы ответить Изуна, но всё же сдержался: Ирука-сенсей хороший человек, не стоит травмировать его чунинскую психику полным перечнем того, в чём провинился перед маленьким мальчиком Сенджу Тобирама.       — Просто на его лице удобнее рисовать, чем на лицах других Хокаге, — нашёлся Изуна, а затем, не дожидаясь ответа, спросил: — Я могу идти, сенсей?       — Стой! Куда собрался? — грозно проговорил Ирука. — А отмыть Тобираму-сама?       — Прошу прощения, у меня нет растворителя, — вежливо сказал мальчик, и пока Ирука не успел опомниться от его наглости, сорвался с места и побежал прочь от учителя, уже кричавшего ему вслед:       — Изуна!

***

      Я бежал прочь от скалы Хокаге, и не думая останавливаться. Конечно, Ирука-сенсей не станет гоняться за мной по всей Конохе: понял уже за столько лет, что ему просто не выиграть в этой схватке, — так что до завтрашнего утра и встречи с ним в классе я могу быть спокоен. Но, кажется, на этот раз он разозлился сильнее обычного и вполне может наведаться ко мне домой, поэтому лучше побродить пока по деревне, чтобы не нарваться на разнос раньше времени.       Впрочем, стоит, пожалуй, дать некоторые разъяснения относительно того, что вообще происходит в Скрытом Листе, и как на месте мальчика с именем приправы для рамена оказался… в общем, я оказался.       Началось всё несколько лет назад, в день поступления Узумаки Наруто в Академию… Хотя нет, ещё раньше, двенадцать лет назад, десятого октября… Впрочем, что я вру? Началась эта история с того, что Тобирама меня убил… Нет, не так. Самое-самое начало этой истории датируется десятым февраля одного безумно давнего года. Тогда-то я и родился — в смысле, в первый раз.       Так вот, давным-давно, снежным и холодным утром десятого февраля в семье главы клана Учиха родился мальчик. Учиха Таджима тогда скользнул взглядом по второму своему сыну, кивнул измученной тяжёлыми родами жене и вышел из комнаты. В отличие от него, Мадара задержался. Широко улыбаясь, старший мальчик долго смотрел на новорождённого братика, а затем, только недавно научившийся говорить, возбуждённо пискнул: «Изуна!».       Признаюсь, я долго смеялся, когда впервые услышал эту историю, а потом постоянно припоминал её Мадаре, который в ответ почему-то всегда смущался и начинал на меня рычать. Но лично я ничего плохого в ней не вижу: я всегда любил брата, наверное, с самого первого своего вздоха, и имя, которое получил от него в качестве первого подарка, всегда носил с удовольствием и гордостью. Именно поэтому сейчас я вновь Изуна, а вовсе не какой-то там Наруто, даже несмотря на то, что теперь я… Но ладно, обо всём по порядку.       Я вырос, окреп и возмужал в великом и могучем клане Учиха, был надёжной опорой для старшего брата, нашего лучшего предводителя. На протяжении многих лет мы вместе сражались против бессчётных противников, но особенно часто — против этих Сенджу. Мадара всегда брал на себя Хашираму, своего несостоявшегося первого и последнего за пределами клана друга, ну а я — его младшего брата, Тобираму. Поначалу для нас обоих это было своего рода обязанностью, но со временем наша вражда стала такой же чистой и искренней, как и у старших братьев.       Не могу отрицать: это было потрясающе. Сражения с этим напыщенным альбиносом были в моём списке любимых занятий на почётном втором месте после тренировок с Мадарой. Мы каждый раз так самозабвенно рубились, так наслаждались процессом, нашими танцами с обнажёнными клинками, что со временем стали одними из самых близких людей друг для друга (смешно, наверное, звучит, но это в самом деле так: с врагами порой возникает связь даже более сильная, чем с друзьями). А потом в один далеко не прекрасный день произошло то, что было закономерным следствием из наших постоянных стычек: я погиб.       Вот я говорю, что это было закономерно, хотя на самом деле кривлю душой. Конечно, я знал, что наша долгая дуэль должна рано или поздно закончиться смертью одного из противников, но что им стану я, совершенно не ожидал. Что я ощутил, когда клинок Тобирамы пронзил меня насквозь? Обиду, в первую очередь, беспокойство за брата (я догадывался, каким тяжёлым ударом моя смерть станет для Мадары), чувство униженного достоинства… и самую чуть — печаль. Но умереть от руки своего лучшего оппонента было не самым худшим вариантом, а потому я, отдав брату глаза, со спокойной совестью отошёл в мир иной.       И не тут-то было. Уж не знаю, чем это заслужил, но из блаженного небытия меня самым неожиданным образом выдернул почтенного вида старец с длинной бородой и несколько настораживающими рогами. Довольно долго он смотрел на меня, а я почему-то всё никак не мог решиться потребовать объяснений.       Молчание явно затянулось. Однако вдруг старец медленно кивнул и произнёс — его голос штормовой волной прокатился по пустоте:       — Да, ты подходишь.       После этого я вновь провалился во мрак, но не такой, как прежде: теперь на периферии сознания мелькали вспышками какие-то события, люди, места, однако я никак не мог зацепиться за них. Время и действие проносились мимо меня, не касаясь разума — до одного дня, когда я внезапно почувствовал, что вновь жив. Это было странно после стольких лет (лет ли? тогда я ещё не знал, сколько времени прошло с моей смерти), однако я был уверен, что не ошибся.       Моим первым за долгое время полноценным ощущением стало падение и тупая боль в затылке, от которой в голове загудело. Я осознал, что лежу, крепко зажмурив глаза, на твёрдой земле, а вокруг меня собралось три человека, обеспокоенно перешёптывавшихся между собой. Не торопясь вставать, всё ещё не до конца осознавая произошедшее, я открыл глаза — и увидел себя.       Вначале, признаюсь честно, испугался за состояние собственного рассудка; затем подумал, что, видимо, каким-то немыслимым образом вновь стал ребёнком и смотрю в зеркало. И только потом понял, что надо мной склонился совсем другой мальчишка, но похожий на меня в детстве настолько, что просто словами не передать. При этом всё в нём, от чёрных глаз до надменно вздёрнутого носика, прямо-таки вопило о принадлежности мальчонки к клану Учиха — вот только я, хоть повторно убейте, этого ребёнка совершенно не помнил. Пока же я его пристально рассматривал, стараясь сообразить, кто из клана умудрился родить такого подозрительно похожего на меня паренька, он открыл рот — ох, лучше бы он этого не делал!       — А ты как обычно, бестолочь, — высокомерно бросил мальчик и, развернувшись, зашагал прочь.       От такого хамства я просто опешил и резко сел на земле.       — Послушай-ка!..       — Наруто! — прорычал кто-то прямо у меня над ухом. — А ну немедленно отстань от Саске-куна!       Повернувшись, я увидел присевшую рядом со мной на корточки и весьма красноречиво потрясавшую кулаком девочку лет шести со светлыми волосами и большими голубыми глазами. За её спиной жалась вторая девчонка, розоволосая и зеленоглазая.       С непривычки мозг туго соображал, а потому, поглощённый наблюдениями, я далеко не сразу осознал три весьма очевидных факта: эта мелкая всерьёз собралась меня бить (меня, Учиху Изуну!), при этом она использовала по отношению ко мне в качестве клички название приправы для лапши, но что самое худшее — я, биджу дери, каким-то образом попал в тело ребёнка!       — Как ты меня назвала? — всё ещё туго соображая, я начал с самого простого вопроса.       — Наруто, — проговорила блондинка, поглядывая на меня с подозрением. — Тебя так зовут, бестолочь.       — Не понимаю, чем вызвано систематическое употребление в мой адрес эпитета «бестолочь», — теперь обе девочки уставились на меня так, словно увидели вживую Кьюби. — Кроме того, вы, по всей видимости, что-то напутали. Моё имя Изуна.       — Изуна? — блондинка опустила кулак; выглядела она уже обеспокоенно. — Эй, Наруто, это опять твои глупые шуточки?       — Он ведь упал, Ино, — негромко заметила вторая девочка. — Похоже, он сильно ударился головой.       — Да, наверное, — согласилась с ней подруга. — Я сбегаю за учителем.       И эта Ино унеслась прочь, оставив меня наедине с розоволосой девочкой. Помявшись с минуту, она с любопытством спросила:       — Ты что, действительно не помнишь, кто ты?       — Нет, — соврал я, чувствуя, что так нужно. На самом же деле я помнил всё: и про семью, и про брата, и про врага всей жизни, и даже про того крайне подозрительного старца. — Ещё раз: как меня зовут?       — Узумаки Наруто.       Не будь я опытным шиноби, то, наверное, от подобного сообщения зашёлся бы истерическим хохотом. Узумаки?! Я?! Немыслимо! И какую же высшую силу я умудрился за свою недолгую жизнь так прогневать?!..       — А тебя как зовут? — спросил я лишь для того, чтобы не пугать маленькую собеседницу своим долгим молчанием.       — Харуно Сакура, — быстро ответила она. — А ту девочку, которая побежала за помощью, — Яманака Ино.       Яманака… Яманака… Ах, да, знаю. Сильный клан, серьёзные сенсоры и менталисты, но в наших с Сенджу разборках никогда не участвовали.       К счастью, от необходимости продолжать диалог я был избавлен возвращением Ино, за которой по пятам следовал молодой шиноби; на его хитае, повязанном на лбу, был изображён символ, который мне никогда прежде не приходилось видеть.       — Ты в порядке, Наруто? — спросил шиноби, опускаясь на колени рядом со мной. — Где болит?       — Не стоит беспокоиться, это всего лишь ссадина, — я провёл рукой по затылку (привычного хвоста не было, вот досада), осторожно ощупывая место зреющей шишки.       — Давай лучше я, — шиноби придвинулся ближе и стал критично осматривать мой затылок. — Так что случилось?       — Мы с Сакурой и Саске-куном шли с церемонии домой, Ирука-сенсей, — тут же заговорила неугомонная Ино. — Наруто шёл впереди нас и вдруг споткнулся обо что-то и упал…       — Если вы не возражаете, — подал я голос, — зовите меня Изуной, прошу. Я не слишком люблю рамен и всё, что с ним связано.       И снова эти ошарашенные взгляды. Впрочем, пускай смотрят, как хотят, но от своего имени я не откажусь ни за что.       — Ну хорошо… Изуна, — проговорил Ирука, отстраняясь. — Получается, ты ничего не помнишь?       — Нет.       — Наверное, стоит отвести тебя в госпиталь…       В тот день я узнал, что теперь меня зовут Узумаки Наруто (Изуна, я продолжал настаивать, пока все не сдались), что я сирота, живущий совершенно один в маленькой квартирке недалеко от центра деревни, носящей название Коноха, и что я как раз сегодня был зачислен в академию шиноби. Честно, даже не знаю, что из этого стало для меня большим шоком.       Привыкал к своей новой реальности я долго, почти месяц. Ведь это было так странно для того, кто вырос фактически на поле боя: вдруг обнаружить себя жителем вполне спокойной деревни, в которой шиноби разных кланов обитают вместе и выполняют задания, назначенные главой селения — Хокаге… Кстати об этом: когда Ирука-сенсей, добровольно взявший на себя роль экскурсовода, показал мне скалу, на которой были высечены лица прошлых Хокаге, меня чуть удар не хватил. Хаширама-то ладно, я даже почти не удивился, когда мне сообщили, что именно он основал Коноху: этот генератор безумных идей всегда умел отличиться. Но вот когда справа от его обнаружилось увековеченное в камне лицо Тобирамы… если без нецензурностей, хотелось рвать и метать. Хвала моей выдержке, помогшей тогда промолчать.       Не менее тяжело было для меня, одного из лучших (без лишней скромности) бойцов клана Учиха, осознать необходимость ходить в академию. Нет, против неё я ничего не имею. Это действительно хорошая идея: обучать детей искусству шиноби не путём выталкивания их с катаной наперевес на поле боя, а в специальном заведении под руководством наставников. Но всё это было так… просто, примитивно для меня, что крайне тяжело было сдержаться и продолжать делать вид, что я обычный ребёнок, хотя и с неслабой амнезией (всё-таки свою фантастическую и душещипательную историю я решил не раскрывать никому). Так что я добросовестно «учился» метать сюрикены, сражаться на мечах и в рукопашную, на глаз определять траекторию полёта оружия… Хорошо, что я характером не похож на брата: уж Мадара бы точно на второй же день не выдержал.       Так как новых знаний я практически не получал (за исключением уроков истории, полезная оказалась вещь), в академии для меня самым интересным занятием было наблюдение за другими детьми. И нет ничего удивительного, что больше их всех вместе взятых меня заинтересовал Учиха Саске. Поначалу он меня высокомерно игнорировал (ох, чувствуется родная порода!..), но затем, когда выяснилось, что «эта бестолочь» на самом деле вовсе не болван и недотёпа, а один из лучших учеников в классе… В общем, теперь с ним мы убеждённые соперники.       Постепенно я действительно стал привыкать: и к телу мелкого пацана, и к окружению, и к мирному небу над головой. Даже к тому, что я теперь Узумаки, и то привык, и нашёл в этом множество плюсов: всё-таки скорость регенерации у воинов этого клана всегда была отменная. Со временем в моей голове восстановилась часть жизни до шести лет, которая была для меня, как в тумане, а потому многие вещи стало понимать проще. У меня появились приятели в академии, робкая девочка Хьюга Хината так вообще увязалась за мной хвостиком, Саске стал для меня кем-то вроде нового Тобирамы, только с чисто учиховским невозможным характером…       А затем произошёл один крайне неприятный случай.       Хоть и не являлся больше Учихой по имени, я всё равно продолжал сердцем принадлежать клану, а потому внимательно следил за всем, что касалось его. Так что для меня стало жутким ударом, когда большая часть Учиха, отправившись на свадьбу лорда-феодала, была убита прямо по дороге к столице. Кто и как это сделал, выяснить не удалось, хотя расследованием инцидента занимались АНБУ — особое подразделение, подконтрольное Хокаге, состоящее из лучших шиноби. От клана осталось совсем немного народа: шиноби — от силы пятнадцать, да и то с учётом Саске и его родственницы Минори, обучавшихся в академии; ещё человек тридцать гражданских, занимавшихся торговлей и прочими вещами.       Сердце моё скорбело вместе с прочими Учиха и обливалось кровью, когда я услышал об этом, но ничем иным, кроме моральной поддержки для Саске, помочь я не мог. После того случая во главе клана встал Итачи — старший брат моего приятеля, многообещающий молодой шиноби, покинувший ради клана должность капитана АНБУ.       С тех пор прошло уже пять лет. Учиха постепенно вновь становятся на ноги, Коноха продолжает жить своей жизнью, а наш класс готовится через месяц выпуститься из академии шиноби.       Моя новая жизнь идёт своим чередом.