КНИГА ЛИНО

Неустанно подгоняемый всадником серый конь мчался вдоль берега сурового северного озера на северо-запад. Изрядно вспотевший, он яростно ударял копытами о едва прогретую солнцем землю и всхрапывал, стремясь не подчиняться воле седока. Однако феа управлявшего им нолдо в этот момент не знала преград. И уж, конечно, не было ей преградой своеволие норовистого жеребца, ибо единственной целью мчавшегося навстречу ветрам были далекие шатры, под лазурными стягами раскинувшиеся на огромной равнине. Порывистый, как пламя осеннего костра, Итинар и думать не хотел о том, что впереди его могут ждать не только дружеские объятья. Для того, чтобы наказать себя за невольно содеянное, ему хватало и собственного чувства вины. А прощение… Прощение ему нужно было лишь от тех, кого он сам оставил тогда на том берегу, и ни за что на свете сын Ондокано не стал бы вымаливать его у кого-то из остальных. Их он, не державший в руках роковых факелов, не предавал, и едва заметная ранка меж близко сходившихся ключиц докажет это любому, кто посмеет выдвинуть против него хоть какое-то обвинение. Рвать рубаху на груди он, конечно, не будет, и выхваляться содеянным тоже никогда не станет, но… Памяти о произошедшем за морем было для Итинара достаточно для того, чтобы не повторять пролитие крови на берегах залива Дрэнгист, теперь уже среди своих. Поэтому почти все то время, пока горели в гигантской бухте у каменистых берегов отнятые у фальмари корабли, он молча простоял с мечом в руках, чувствуя у основания горла острие чужого клинка, и не желал теперь ни перед кем виниться в том, что удержал тогда себя от пары-другой не слишком-то неумелых ударов… Он просто найдет сейчас среди пришедших по льдам отца, мать и брата и только им на суд отдаст свою судьбу. Только им… …Однако сколько бы не метался Итинар среди чужих шатров, кого бы ни спрашивал о судьбе родных, он не находил тех, кого искал, и ничего не слышал об их судьбе. Ответы пришедших с Нолофинвэ звучали хмуро и неприветливо. Обитатели этого берега понимали, откуда взялся в их лагере молодой эльдо с едва собранными в хвост черными волосами, в распущенном состоянии опускавшимися куда ниже лопаток. Солнце коварно отсвечивало в их прядях заметным медным огнем, оттеняя бледность взволнованного лица, но ни в чьих встреченных Итинаром глазах не освещало ни намека на участие и сочувствие. - Намион! - как за последнюю соломинку, ухватился Итинар за очередное знакомое лицо. Тот непринужденно стоял неподалеку от едва колеблемого ветром невысокого куста и в полголоса разговаривал с очень высоким широкоплечим квэндо, вид которого, даже несмотря на все терзавшие его переживания, немало удивил окликнувшего. По росту и сложению незнакомец ничуть не уступал одним из самых высоких нолдор, однако был значительно суше многих из них и напоминал скорее тех квэнди, в жилах которых слилась кровь нолдор и ваниар. От последних достались ему и золотисто-соломенные волосы, прямые у корней и заметно вьющиеся ближе к концам, и кое-какие черты крепко слепленного лица, и что-то неверно-неуловимое в манере держаться, но… Никто и никогда в Валиноре не одевался в столь необычную одежду. Да и зачем бы в Благословенной земле могли понадобиться плотная шерстяная рубаха и относительно короткая «туника» из отлично выделанной шкуры с не везде обрезанными краями, надетая мехом внутрь?! Вышитые – безусловно, с великолепным мастерством – бисером, цветными нитями и кожаными шнурами. К счастью, второй раз окликать Намиона не было нужды. Оторвавшись от беседы, он извинился и стремительно подошел к Итинару так, словно и не имел никакого отношения к лагерю, встретившему молодого всадника хорошо что не враждебно. - Откуда ты здесь? Зачем? - последовали неизбежные вопросы. - Отца ищу, мать, брата… Ты… тоже ничего не можешь сказать? Открытое прежде лицо Намиона едва заметно потемнело, руки, дружески касавшиеся плеч приехавшего, сжались сильнее, без слов выдавая то, что предстоящий им разговор ничего хорошего для спросившего не сулит. - Ондокано провалился под лед вскоре после начала пути, - тихо произнес он. - С Тинвиэль нас на долгое время разметало по разным группам. Я плохо знаю, что было с ней и Койрэниром в этот момент. Слышал только, что однажды они попали в сильный буран. Койрэнир и Лорили, дочка Маритинво, надолго отбились… - И? - Их нашли. Да они, в общем-то, скорее сами догнали взрослых. Малышка была укрыта двумя плащами – своим и койрэнирским. Отогреть его бывшие с Тинвиэль так и не смогли… Намион замолчал, но его собеседнику явно было не до пауз. - Рассказывай! - потребовал он. - Койри умер тогда? - Нет, - возразил целитель. - Он жил еще несколько переходов. Болел, и умер во время очередной снежной бури. Слишком долгой, чтобы ему ее пережить. - А мама? - Несколько последующих переходов она несла его на руках. Именно тогда мы с ней и встретились. Она ушла, покинула тело, отказавшись двигаться дальше в тот момент, когда не нашла в себе сил поднять со снега сына. Я не смог остановить… Она этого не хотела. Как слепой, Итинар молча сделал несколько шагов в сторону и отрешенно сел на землю в тени того самого куста, возле которого стояли некогда Намион и незнакомец. Так и не ушедший, между прочим, оттуда, где нолдо его застал. Длинные пряди, выпущенные у висков, широкими лентами упали сидящему на грудь, сильные пальцы с силой вцепились в корни волос у темени, тень укрыла его с головой, не позволяя высунуться на солнце даже кончикам отделанных посеребренным тиснением сапог… Они погибли. Все. Все, кого он оставил на укрытых вечным мраком берегах. И кого сейчас интересует, что сделал он это в надежде на то, что, переплыв залив следом, они придут в итоге в сколько-то обжитые места; разведанные и хоть чуть-чуть укрепленные? Он – молодой, сильный, всю жизнь стремившийся быть первым. Всю жизнь мечтавший хоть раз встать на место отца, защищавшего идущих с ним под звездным небом покидаемого квэнди Эндорэ… Обрекший в погоне за этими мечтами на смерть тех, кого любил больше всего на свете… Итинар не знал, сколько он просидел так и когда именно Намион опустился рядом. Чувствовал только то, что заговорил с ним целитель не скоро и – слава валар! – не о том, о чем они говорили прежде, и не о сочувствии, за которое – вот неожиданность – сын Ондокано наверняка набросился бы на него с кулаками. - Скажи, - вполголоса произнес он, - имя Элемир тебе, случайно, не знакомо? - Зачем это тебе? - вопросом на вопрос ответил тот. - У него есть сын. Я помогал ему в пути. Только он теперь... к вам рвется – отца искать… - Элемир был среди тех, кто пошел с Майтимо, - отозвался Итинар. - Тела его найти не удалось, но послы ни словом не обмолвились ни о нем, ни об Ойомаре – еще одном пропавшем. Только о Феанарионе. Так что в наших лагерях считают, что их нет в живых… Теперь уже не Итинар, а Намион вместо продолжения разговора ненадолго прикрыл глаза, однако принятие решения о дальнейшей судьбе Нинквэоро не было для него слишком уж сложным. Отныне мальчик останется с ним. Он воспитает его, как собственного сына, обучит тому, чему тот захочет научиться, а там… Там и сам сын Элемира сможет выбирать желанную ему судьбу. Итинар же… Помочь ему Намиону было нечем. Молодой, но уже достаточно взрослый, он не стал бы, по мнению целителя, выслушивать сейчас ни советов, ни слов сочувствия. А значит, на какое-то время придется отступить. Предоставить ему самому принимать какие бы то ни было решения и лишь проследить по возможности за тем, чтобы с ним ничего не случилось. Не мешая сейчас ни устало подниматься с затененной кустом земли, ни медленно идти к пасущемуся неподалеку коню, ни садиться в седло и молча выезжать из лагеря. …Обратно Итинар добирался шагом. Некуда стало спешить, не к кому рваться всей душой, незачем посылать коня в отнимающий силы галоп. Зато предстояло обдумать то, как станет он отныне держаться с убийцами своих родных и что станет делать с долгими годами жизни, отмеренными ему ни много ни мало до самого конца Арды. Ведь надежд на их возвращение у нолдо не было почти никаких. Хотя… Если свернуть с дороги, проложенной Феанаро, если искать в новых землях что-то свое, искупая содеянное в Альквалондэ, а не продолжая действовать в подражание ему, то… Быть может, Владыка Судеб изменит свое решение хотя бы в отношении Койри?… Ведь не оставаться же было мальчишке в городе одному, если семья приняла решение уходить! А вина… Нет на нем ни крови, ни бунта, ни противопоставления себя воле валар, и, если будет только такое возможно, Итинар сделает все для того, чтобы глаза брата вновь увидели вокруг себя мир, а не наполненный покоем сумрак Чертогов Ожидания. Особенно, после того, как покинет он лагерь тех, кто стольких эльдар за счет предательства обрек на муки и смерть. …Лагерь встретил его обычными в последние дни напряжением и растерянностью. Напряжением – перед лицом пришедших по льду «соратников», растерянностью – ввиду отсутствия здесь как Феанаро, погибшего еще до восхода солнца, так и Майтимо, находящегося в плену. Часовые, прекрасно знавшие сына Ондокано в лицо, пропустили Итинара беспрепятственно, и никто в лагере не удивился тому, что, отпустив коня отдыхать, тот, без каких бы то ни было объяснений, молча зашел в свой шатер. Конечно, занимая его не один, он не слишком-то надеялся оказаться сейчас в одиночестве, но на этот раз везение все же оказалось на его стороне, и, собирая свои нехитрые пожитки, эльдо имел возможность не вдаваться в какие-либо объяснения. Ему даже отдохнуть в одиночестве удалось, дожидаясь, когда конь его после давешней скачки наберется сил настолько, чтобы в предстоящий им путь нести не только всадника, но и его дорожные сумы. Однако, седлая серого и приторачивая ему на спину надежно упакованные вьюки, Итинар чужого внимания все-таки не избежал. Не кто-нибудь – Тьелкормо и Макалаурэ – лично! – как раз в этот момент решили заглянуть в район пастбищ. И немало удивились, видя, как один из не просто соратников – старых знакомцев – явно готовится в дальнюю дорогу. - Куда это ты собрался, Итинари? - видя, что на него с братом тот демонстративно не обращает внимания, поинтересовался Тьелкормо. - Уж не Нэльо ли выручать, как другие «охотники до подвигов»? От одних уже этих двух намеков любой нолдо должен был либо похолодеть от унижения, либо наоборот – вбить собственные – непоправимые! – слова так глубоко в глотку Тьелкормо, как только сумел бы достать. Однако уезжавший сдержался. Если Туркафинвэ сам такой дурак, что роет себе могилу собственными руками, то не он, Итинар, будет тем, чьи руки его туда столкнут. - Нет, - почти спокойно отозвался он, и Макалаурэ мгновенно подобрался от этого бесцветного до прозрачности голоса – уж он-то, певец и музыкант, в одном слове расслышал все, чего попросту не заметил его шалый младший брат. А Итинар продолжил, и его простые слова плеснули внезапно порывом холодного шторма прямо в лицо, вмиг бросив в краску непривычного к подобному обращению Среднего: - Я уезжаю. - И далеко? - Тьелкормо нелегко было сбить с ног словами, он все еще пытался держать шутливый тон и выиграть, как всегда выиграть, пусть даже словесный поединок. Но Макалаурэ уже обжег лед светящихся безразличием и решимостью глаз старинного приятеля, лед, убийственный для шуток. И он, побелев, но, не дрогнув, встретил ответ Итинара: - Туда, где предатели и убийцы не скалят зубы над темным безмолвием чужих смертей. Тьелкормо задохнулся. Огонь, таящийся в душе сына Феанаро, вспыхнул от оскорбления мгновенно, однако в ярости своей произнести он успел немногое. - Ты…- голос его мгновенно упал до угрожающего шипа, но Итинар не дал собеседнику и мига для того, чтобы внутренний огонь его разбушевался до настоящего пожара. Своими же словами он, наоборот, уже наотмашь хлестал тех, кто стоял рядом, и речь его, набирая силу и свободу, яркими вспышками вонзалась в измученный мозг Макалаурэ. - Я, Литиондо Итинар Ангалас, сын Ондокано и Тинвиэль, брат Койрэнира, которых убил Феанаро Финвион, сказал именно то, что ты, Туркафинвэ, от меня услышал. Макалаурэ уже почти висел на плечах Тьелкормо, понимая, что имя отца и только одно отцовское имя самого Тьелкормо после ПОЛНОГО имени их собеседника были последней каплей. Хотя знал – его возможностей не хватит, ни за что не хватит на то, чтобы вернуть рассудок обезумевшему от ярости брату, не говоря уж про то, чтобы удержать его силу своей. И тем более знал, что ничего не может сделать для того, чтобы избежать проклятия, которое вот-вот неумолимо сорвется с губ Итинара. Но лицо того внезапно исказила мучительная судорога. Что-то неуловимое, но очень важное менялось в его глазах. И так же внезапно, как возникла, с Итинара схлынула кипящая ненависть и страшная в этой ненависти сила. Перед Макалаурэ стоял просто очень молодой квэндо, страдающий и безутешный, потерявший всех, кого любил. Они встретились взглядом, и Макалаурэ почувствовал в этом взгляде что-то не имеющее названия, но от этого не менее невероятное. Жалость? Нет. Сострадание? Или, быть может… осознание? - Отпусти его, Тьелкормо, - вполголоса произнес он, видя, что и брат, заметив перемену, как ни странно, явно был близок к тому, чтобы отказаться от стычки. - Ни одного из эльдар нельзя принудить признавать за вождей тех, кого он таковыми не считает. Он выбрал. Отпусти… Тяжело дыша, Средний отступил. Понятно, что феа его все еще полнилась гневом и новая вспышка могла последовать в любой момент, но… Он так и не помешал сыну Ондокано доразбираться с вьюками, сесть в седло и медленно покинуть место недавней ссоры, окончательно повернувшись спиной к тем, кто был младшими братьями его друга. «Вы больше не квэнди.» Почудился Макалаурэ этот тихий голос или он и вправду услышал реально сказанные слова? Тогда он этого так и не понял, а Итинар между тем неторопливо ускорил шаг своего скакуна и, уже исчезнув с глаз братьев за линией горизонта, вдалеке от себя увидел еще одного всадника. Того самого квэндо, которого он заметил в лагере сторонников Нолофинвэ. Он неторопливо двигался прочь от озера к далекому горному хребту и молодой нолдо, сам не зная как, невольно принял эту спокойную повадку за молчаливое приглашение следовать за собой. Пока еще даже не надеясь поверить в то, что это – его судьба.