КНИГА ЛИНО

Его выволокли из узкой щели, словно отчаянно отбивающегося лисенка. Кричащего от боли и страха, бешено отстаивающего свою свободу и радующегося тому, что те двое наверняка достигнут-таки поверхности гор и никогда больше сюда не вернутся. Месяцы Подземелий, настигнутые-таки невообразимым ужасом, дрались его почти лишенным разума телом с теми, кто стискивал его клыками, бил кулаком и связывал прочной веревкой, но что-то более глубокое – настоящее, только на время отступившее куда-то с поверхности сознания – ликовало от осознания того, что ему удалось ПОМОЧЬ. Не просто пытаться спастись самому (тем более, что все равно неудачно), а дать спастись кому-то другому. По настоящему, навсегда. И пусть с ним самим делают теперь, кто чего хочет. Он – как тот мальчишка, сумел остаться собой: не убил, не предал, не оттолкнул с дороги, лишь бы спасти только себя… Мама гордилась бы им, и наверняка сказала бы, что он сегодня очень похож был на отца. На квэндо, которым родился, и которым надеется теперь умереть… …Пути наверх он не помнил. Кажется, шел сам, но в таком полубессознательном тумане, что почти не различал ни происходящего вокруг, ни творящегося в его собственной феа. Радость, едва коснувшаяся его во время недавней борьбы, испарилась, вместо нее пришла усталость и что-то еще, похожее на безразличие к своей дальнейшей судьбе. В какой-то момент его заинтересовало лишь одно неожиданное событие – из очередной подземной полости, находившейся в верхней части Подземелий и давно всем хорошо знакомой (она всегда была очень даже неплохо освещена) пойманных пленников повели или погнали куда-то наверх по длинной и удивительно прямой узкой лестнице, которой не было здесь раньше! Однако удивление очень скоро прошло, стертое усталостью от долгого подъема, а, когда все закончилось, андо, подобно многим своим спутникам, едва ли не пластом рухнул у стены того самого зала, где видел когда-то пленных эльдар. Хорошо обученный пес знал свое дело. За все то время, которое заняла их недавняя борьба, его зубы хватали не только остатки одежды. Раны были не глубоки, но сильно болели, и, отдышавшись, квэндо почти привычно стал останавливать кровь. Благодаря его относительной неподвижности кое-где она уже и так подсыхала, а остальное… Остальное требовалось просто на несколько мгновений прикрыть ладонью и, по возможности, перевязать. Все теми же обрывками одежды, давно уже при подобной необходимости оторванными от каких-то тряпок (в том числе и собственной рубашки) и теперь заботливо сохраняемыми у вконец износившегося сыромятного пояса. Что перевязывать раны, которые не приходится зашивать, что останавливать кровь, андо умел. Когда-то нечто подобное проделывала мама, и, подражая ей, внизу он и сам этому научился, а потому обветшавшие полосы ткани ладно ложились на тело виток за витком, и боль постепенно уходила. В этих нехитрых заботах и коротком тяжелом полусне прошло то время, которое осталось до того неизбежного момента, когда из Подземелий вывели последнюю группу пленников, а со стороны центральной части Крепости не подошли оценщик и его помошники. Однако действо, о котором то и дело ходили среди тогда еще только будущих пленников всякие страшные слухи, почему-то и не думало начинаться. Оценщики лениво пробегали глазами по присутствующим, ирчи, охранявшие многочисленную добычу, негромко переговаривались, а те, из-за кого началась недавняя кутерьма, с тревогой ожидали своей участи. Однако внезапно многие из находившихся в зале насторожились. Запереглядывались, заоборачивались на дальнюю дверь, ведущую с тюремных территорий к тем, что ближе были к поверхности и к свободе… На этот раз свободой от них, правда, похоже, даже и не пахло. В глазах смотревших туда сквозило опасение, а те, кто мог, по возможности, и вовсе отшатнулся прочь, изо всех сил стараясь оказаться подальше. Еще мгновение – и в число отшатнувшихся попали все. Так, словно невидимой волной обдало их из этой двери. Неистовством и холодом веяло от этой волны, а в следующий же миг на пороге зала показались и те, кто послужил ее причиной. Двое… Ирчи называли их Создавшими. И страшились так, что сердце замирало даже у того, кому они о них говорили. Один – высокий, худощавый, широкоплечий, в короткой, чуть прилегающей к телу одежде – остановился у самого косяка, легко оперся о него плечом и замер неподвижно, увенчанный белизной длинных волос. Второй – стройный, чуть более крепкого сложения, ниже своего спутника более, чем на пол головы облачен был совсем иначе. Длиннополая синяя «блуза» с неброской вышивкой серебром и едва заметными на фоне ткани крошечными драгоценными камнями, очень сложный рукав, головной убор, издали напоминающий не то необычной формы венец, не то и вовсе – хитро изогнутую темно-синюю «корону». Он сделал в глубь зала несколько неторопливых шагов, тихо сказал что-то главному оценщику и выпрямился неподалеку от него, слегка касаясь длинными сильными пальцами резко очерченного подбородка. Старший охранник без особой охоты подошел к двери и почтительно склонился перед беловолосым. Хрипло и коротко сказал что-то о результатах облавы. Тот пренебрежительно стрельнул в его сторону глазами, молча кивнул и издали привычно скользнул взглядом по более, чем сотне фигур, весьма разнородной группой столпившихся напротив него. - Начинайте, - бросил охранник. По этой команде оценщики приступили, наконец, к работе. Один из них по спокойным знакам главного, с помощью кого-то из охранников добирался до конкретного пленника или пленницы, с той или иной степенью затраты усилий выволакивал их из общей толпы и помогал при осмотре, второй делал на вощеной табличке какие-то простые пометки, а третий руководил происходящим. Привычно, буднично и без малейшей мысли о том, что что-то может пойти не так, как он об этом распорядится. - В поселок… Туда же… Тоже… Казармы… Мастерские, - то и дело долетали до ушей андо его распоряжения о подводимых к нему ирчет или андэр. Спокойных или вырывающихся, маленьких или больших. Со злыми и непокорными или насмерть перепуганными в присутствии Создавших глазами. Им предстояло в дальнейшем либо пополнить ряды воинов Севера, либо у несметного количества очагов месяцами ожидать этих самых воинов, готовить им еду, растить их детей – в общем вести ту жизнь для которой каждый из них был когда-то рожден в бесчисленных лабиринтах Крепости или в поселках, что во множестве окружали ее. - В Крепость, - последовал очередной приказ в отношении маленькой андэ, едва державшейся на ногах. Ее страх перед происходящим был настолько очевиден, что оценщик и на мгновение не задумался, определяя девчушке ее судьбу, тем более, что уже сейчас взгляд его задержался на совсем другой пленнице – высокой, светловолосой девочке, самой старшей из тех, в ком не чувствовалось ни капли примеси северной крови. - Ну, - усмехнулся он, глядя ей в лицо. - Сама подойдешь, или, как другим – приглашение потребуется?.. Помошники оценщика, ожидая потехи, ни на шаг не приблизились к выбранной им андэ. Она же, отбросив с тонкокостного лица спутанные светлые пряди, сама двинулась в сторону ожидавшего ее ирчи, с легкостью кошки не задевая ни одного из пленников, так или иначе оказавшихся между ними. У наблюдавшего за ней андо при виде ее повадок едва волосы дыбом не встали. Так и казалось – нет на ней ни истерзанных камнями Подземелий лохмотьев, ни ссадин, ни синяков… Даже растрепанная, недопереплетенная по новой длинная коса, и та в эти мгновения выглядела так, словно по ней только что костяным гребнем проходились. Так даже мама его обходиться с хозяевами не смела, и страшно было даже подумать, чем закончится для юной квэндэ столь дерзкая выходка. Она же молча остановилась перед главой оценщиков на расстоянии чуть больше вытянутой руки и снизу вверх глянула ему в лицо так же бесстрашно, как он сам только что смотрел в ее зеленые глаза. Сильные, неторопливые в движениях пальцы его левой руки сжали невесомо-птичье запястье, во всем им подобные подушечки пальцев правой от гибкой талии поднялись к острому подбородку, и тут же вздрогнули от внезапной боли, резанувшей тяжелую кисть словно умелый удар острого охотничьего ножа. - Райха! - зло взвыл разъяренный укусом оценщик, одним ударом сбивая ее с ног. - Под браслет подведу!!! В казарму отправлю!.. Уже сейчас под чужой рукой корчиться будешь, а ублюдков своих только среди ирчи и увидишь… - Наверх отправь, - немного придя в себя, обернулся он к помошнику, делавшему пометки. - Ко мне… Лично, - добавил он через мгновенье и не забыл – взглянул-таки в сторону стоящего неподалеку Создавшего, пускай и задним числом, но прося у него разрешения на подобную вольность. «Синий» молча пожал плечами. Ему, очевидно, было все равно – настигнет ли дерзкую рабыню расплата в руках нескольких хозяев в казармах или одного конкретного оценщика в отдельной системе клетушек, занимаемых им и его семьей. Не утаивал же он приведенную из Подземелий добычу, не накладывал руку на что-либо, интересующее хозяев Крепости. Так почему бы и нет? Ветка, судя по всему, интересная будет… …Дорога следующим четырем-пяти пленникам (явным квэнди по крови, но измененным Подземельями почти до неузнаваемости) была определена незавидная – все в те же поселки или казармы, но, в отличие от того давнего мальчишки, не в услужение, а в обучение. Выйдут из них настоящие ирчи – хорошо, воинскую славу или уважение ремесленников вместе со свободой они себе заработают. Нет – останутся там рабами. Девочек тоже распределили быстро, и осталось пойманных всего-то полтора десятка: трое серьезно покалеченных, андо и еще сколько-то ребят от пяти до тринадцати лет. - Сколько здесь этого добра? - хмуро кивнул в сторону пленников оценщик, указывая на тех, кто не в состоянии был утаить полученные от собачьих зубов увечья. К самому ирчи в этот момент как раз подвели одного из них – бледного от потери крови, со стоном зажимавшего скрытую под изодранной одеждой рану, открывшуюся на месте в живую выдранного куска плоти. - Еще двое явных, - был ответ. - Может и помимо кто найдется… - Добей, - распорядился тот, толкнув обреченного в руки того, кто и так только что почти волоком тащил раненного почти через весь зал. - И остальных, кого найдете, тоже. Искалеченный не сопротивлялся. Из-за нестерпимой боли, слабости и головокружения он давно уже ощущал себя отнюдь не обитателем этого света. Андо и не понял, почувствовал ли едва знакомый по Подземельям пленник то, как властная рука повернула его спиной к убийце и сильные пальцы оттянули голову назад, открывая горло. Крепкое колено делавшего свое дело ирчи в тот же миг привычно уперлось в позвоночник где-то чуть ниже лопаток, а широкий орочий нож без труда прошелся именно там, где и рассчитывал им провести его владелец. Судорожный то ли вскрик, то ли всхлип оборвался довольно быстро, однако, видя участь добитого и прекрасно понимая, что вот прямо сейчас то же самое будет и с ними, двое других обреченных дались в чужие руки не так уж и легко. Один из них даже успел метнуться куда-то между спиной андо и возвышавшейся рядом стеной, но… Что значат для ирчи все эти жалкие попытки! Все это они, очевидно, видели сотни раз, и очень хорошо знали, что в таких случаях стоит делать… А уж сиплое и едва слышное «не надо», не пойми как сорвавшееся с губ самого андо, рискнувшего уже сознательно оказаться на пути одного из выполнявших приказ, и вовсе было для укрывшегося за ним подростка весьма слабой защитой. Даже не отстранив с дороги маленького квэндо, помошник оценщика привычно выволок свою жертву из прочей толпы. Нож его резко распорол воздух в третий раз и последний из тех, чья судьба только что была предопределена, зашелся надсадным, булькающим кашлем рядом с двумя уже погибшими товарищами. Тихие разговоры, до сих пор еще проскальзывавшие среди бывших обитателей Подземелий смолкли. К чему-то подобному многим здесь было не привыкать, но… Смерть есть смерть, и когда она подходит к тебе настолько близко, даже совсем очерствевшая душа холодеет-таки от ее бесплотного прикосновения. А феа андо и вовсе не была очерствевшей. Он глаз не мог оторвать от того, кто лишь минуту назад искал рядом с ним спасения, и едва осознавал теперь, что только что осмелился спорить со свободным, наделенным немалой властью ирчи за чью-то жизнь. И хотя попытка эта была слабой, сердце андо готово было остановиться от ужаса. Если кто-нибудь там, в отдалении, ее заметил!.. Если сам помошник оценщика вспомнит его взгляд в свое лицо, едва заметное движение тела и ту самую пару слов… Лежать ему вместе с теми тремя четвертым. За непокорность. За то, что осмелился протестовать. За… Да мало ли, за что его могут убить сейчас, когда дан хоть малейший повод! Вдруг они решат, что это бунт? Тогда ножа ему будет мало. Расправятся с ним так же, как с тем, чью смерть он видел несколько зим назад. И выдержит ли он ее – еще не известно… Однако пока с ним ничего не случалось. Уже и двое подростков-нолдор, едва покорившихся чужим рукам, угодили в район мастерских, а он все стоял там же, где застал его оцепеняющий феа ужас, и никто из оценщиков или Создавших внимания на него не обращал. - Остальных на рудник, - последовало с той стороны зала последнее распоряжение. - Там найдут, что с ними делать… Послушные приказу охранники взялись было оттеснять оставшихся к той части стены, где уже стояло трое или четверо пленников, так или иначе заработавших подобную участь еще до того, однако внезапно вынуждены были остановиться. - Постой, - не слишком громко разорвал пространство властный голос одного из Создавших, явно обращенный к главе оценщиков. - Но вы же никого не выбрали, лонарэ! - нервно сглотнул тот, только сейчас осознав, на какой оплошности попался. - Хотите, чтобы я показал вам всех этих? - Нет, - последовал короткий ответ. - Только вон того. С перевязкой… Короткий знак помошнику привел к тому, что андо уже на себе испытал силу руки, которую силился недавно остановить. Как деревянный, сделал он необходимую четверть сотни шагов, остановился там, где плечо его равнодушно дернули назад, спиной ощутил направленные на себя взгляды десятков глаз и как можно спокойнее поднял испуганное лицо на того, кто им заинтересовался, как в зеркале, увидев себя со стороны глазами снисходительно взиравшего на него майя. …Совсем не высокий для своих «семи» или «восьми» лет. Отощавший из-за постоянного голода, но ладно сложенный и ни в коем случае не слабый. С парой умело пригнанных друг к другу узких тряпичных полос под старой, до лохмотьев изношенной одеждой. На заметно побледневшем лице – сплошные разводы из едва начавшей въедаться в кожу мелкой пыли и только недавно подсохшего пота, да глаза, с перепугу такие большие, что кому поменьше в них впору было бы и утонуть… Волосы темно-каштановые, заметно отросшие, спутанные гораздо в меньшей степени, чем у многих других. Сейчас – изрядно разлетающиеся в стороны от того, что голову приходится держать слишком уж запрокинутой. Но не дышать же ему Хозяину Крепости в темные складки наряда, как раз на уровне головы квэндо свободным веером расходящиеся из-под узкого ремня, сплошь украшенного тяжелыми серебрянными бляхами!.. Нельзя сказать, чтобы Лэйхор смотрел на мальчишку с симпатией, но приглянувшийся андо явно был ему не противен. Обратив на себя внимание майя недавней стычкой с помошником, он (с точки зрения Повелителя Холода) и сейчас продолжал оставаться таким же, каким один из хозяев Крепости увидел его впервые. Страх, заполнявший его феа почти до отказа, не убивал в нем окончательно ни остатков гордости, ни так необходимых бывшему другу Оссэ бликов столь редкого в этих местах Света. Да, с ним стоило повозиться… Это как раз то, что было нужно, но… Появление рядом так удачно примеченного мальчишки на данный момент означало лишь одно – дело, ради которого он спустился сейчас на тюремный ярус, следовало закончить. И чем скорее, тем лучше. Ибо уж больно не любил Лэйхор всю эту облавочную кутерьму, пускай и не ради него затеянную, но все же… - Скажи свое имя, - с холодным спокойствием донеслись до почти окоченевшего от его взгляда андо первые слова того, кто вправе отныне был распоряжаться его судьбой. Едва шевельнув губами, квэндо тихо произнес то имя, которым когда-то (кажется – уже целую вечность назад!) называла его мама. - Ступай за мной, - почти не слушая его, привычно распорядился майя и, даже не потрудившись присмотреть за тем, следует ли за ним по пятам его новое приобретение, с едва заметной снисходительной насмешкой добавил, - …мышонок…