Слава Вестницы Андрасте

Автор сломал всю голову, пытаясь сохранить идею и адаптировать текст для тех, кто не знает канон. Автор расписывается в своем бессилии это совместить, и оставляет идею.       Рэдклиф… Ферелден, вроде, не самая маленькая страна, но судьба неизменно возвращала Лелиану именно в этот край. К холмам, густо заросшим травой, в которой попадались белые цветы «милости Андрасте», к реке, в которой уже не видно было трупов. К запаху свежей рыбы и дерева, заготовленного для новых лодок. И к старой мельнице на холме, вдали от нависающего замка.       За десять лет мельница обветшала, одна стена обвалилась, под крышей появилось гнездо сов. Но потайной люк был на прежнем месте, хоть солдатам Инквизиции и пришлось попотеть открывая его — засов проржавел, дерево набухло. Из хода пахнуло сыростью и плесенью.       — Что же вы, эрл Теган, — укоризненно пробормотала Лелиана по веревке спускаясь вниз. — Совсем запустили тайный ход. А если он вам внезапно понадобится?       Ее сапоги коснулись камней пола с тихим стуком. Лелиана бросила веревку, проходя дальше по коридору.       Солдаты зажигали факелы, коридор освещался неровным светом, и Лелиана вспоминала, как было здесь десять лет назад. На стенах не было плесени и паутины, факелом был огненный шар в руках Морриган, а еще было много-много оживших трупов. Последние несколько коридоров ведьму, упрямо пытавшуюся сжигать дотла каждый труп, Алистеру пришлось нести почти на себе. Он пытался возражать, но против трупов двуручник Стэна был эффективнее.       Сейчас же было тихо. Паутина клочьями висла на плечах и головах, вода едва слышно плескалась под ногами, то что должно было быть пылью размылось и сапоги скользили, вынуждая быть осторожными. Еще пара лет, и если за этим ходом не следить — он обвалится, погребая под собой безопасный путь из замка. Предложить, что ли, эрлу помощь в укреплении?       Формально, у Инквизиции даже было разрешение находиться и здесь, и в замке Рэдклиф. Коннор узнал Лелиану с первого взгляда, это она не сразу примерила черты капризного ребенка, искаженные овладевшим им демоном на широкоплечего мужчину с грустными глазами, полного желания исправить свои детские поступки.       — Я вас помню, — сказал он, подходя к столу в таверне, за которым сидели Лелиана и Вестница. Остальные, кого Лиссандра взяла с собой, уже рассеялись по деревне, разговаривая и убеждая. — В прошлый раз вы спасли и меня, и весь Рэдклиф. Что вы хотите сделать сейчас?       — Спасти мир.       — Я с вами.       Вестница довольно улыбнулась и небрежно пожала плечами, проверяя хорошо ли закреплен посох.       — Мы всегда ради помощи, Коннор. О, Лори, здравствуй.       Высокая худая девушка на приветствие только выше задрала густо усыпанный веснушками нос и проигнорировала Лиссандру.       — Что ж, мне пора. Не очень хорошо заставлять магистра ждать.       Вестница сняла с коленей салфетку, небрежно бросила ее на стол и вышла из дверей трактира. А вот Лелиана смогла убедить Коннора подписать несколько очень полезных бумаг.       Подземный ход кончился, Лелиана замедлила шаг, делая солдатам знак гасить факелы и идти тише. Здесь, в нижних комнатах, уже могли попадаться и слуги, и стражники. А поднимать шум не хотелось бы.       И все же — как хорошо, что именно этот замок во время Мора Сестра Соловей исходила вдоль и поперек. Не слишком доверяя сначала Изольде, а потом и самому эрлу Эамону Дейнара Кусланд заставила свой небольшой отрядик едва ли не по камушку замок разобрать. Простучать каждую стенку, найти все потайные ходы.       Алистер закатывал глаза. Алистер говорил, что у подруги паранойя. Что эрл почти его родственник. Лелиана помнила, как услышав последнее утверждение Дейнара резко развернулась, только волосы взметнулись. И очень жестко сказала:       — Нет, Алистер. Он — родственник королевы. Ты незаконный сын короля. Ты можешь с ним дружить, ты можешь ему верить, но никогда, никогда даже думать не смей о каком-то родстве. А сейчас ты и вовсе — удачный претендент на престол. И очень удобный. А мертвым так вообще мечта заговорщика.       — Зачем кому-то в доме эрла убивать меня?       — А зачем Логейн убил Кайлана?       Будущий король тогда обиделся и неделю подчеркнуто игнорировал второго Серого Стража. Но против обыска замка возражать перестал.       И сейчас Лелиане это было очень на руку.       Особенно при том, что эрл Теган просто наплевательски относился к безопасности своего жилища. Подтапливало не только потайные ходы, но и подвалы. Или это уже Алексиусу настолько наплевать на нынешнее пристанище?       Вода была везде. Под мешками с мукой, картошкой, прочими овощами. Как они будут это есть? Или где возьмут новый урожай? Если за такими мелочами не следит хозяйка (хотя Белла, жена эрла Тегана, сама работала в таверне и знакома с правилами хранения продуктов), то почему слуги ничего не делают?       Вопросы, вопросы…       Лелиана взмахнула рукой, останавливая солдат. Вот тут скоба под факел, совершенно лишняя на этом месте. Так и тянет за нее потянуть. И если вы это сделаете — статуя мабари, стоящая напротив, любезно плюнет в вас огненным шаром. А надо отсчитать три камня вниз, два вправо и толкнуть плечом появившуюся дверь.       — Здравствуй, Лелиана, — улыбнулся из узкого коридора король Ферелдена. — А нам тоже очень интересно послушать о чем Инквизиция будет договариваться с Алексиусом.              — Мог бы и предупредить, — места в этом коридоре никогда не было много. От него требовалось пропустить одного эрла, если уж судьба будет к нему неблагосклонна, но никак не два пусть и небольших, но отряда, и Лелиане приходилось шипеть куда-то в подбородок короля.       — Зачем? Чтобы ты и меня вписала в свою интригу? Глубоко тебя уважаю, понимаю всю важность вашей работы, но сейчас Инквизиция ведет переговоры с захватчиком моей земли. За моей спиной.       — Я писала, — возразила Лелиана, пытаясь хоть куда-то отодвинуться. Увы, было некуда. Уж постоять у отверстия, через которое будет слышен разговор, точно найдутся желающие.       — Дейнаре. Как Героине Ферелдена и Стражу-Командору. Да, я читал. Но ни одного обращения к монархам Ферелдена.       — Десять лет назад, наивным мальчиком, ты нравился мне больше!       — Неправда.       На этом месте пришлось прерваться — слуга распахнул дверь, приглашая внутрь Алексиуса. Через тонкую щель Лелиане было видно, как маг нервно ходит по комнате, потом тяжело, словно это движение причиняет ему боль, садится на кресло.       — Оно ужасно неудобное, — едва слышно шепнул Алистер. — Хуже только трон Стража-командора в Амарантайне.       Вернулся слуга, что-то торопливо и негромко сказал Алексиусу. Лелиана расслышала только «Вестница» и «Кунари».       Да, может взять с собой Железного Быка было сомнительно с точки зрения вербовки сторонников, но зато как его вид действовал на тевинтерцев, любо дорого посмотреть.       — Зови всех, — устало ответил Магистр. — Какая разница? Даже Старший не ждал, что она придет одна.       Слуга удалился, из неприметной двери сбоку (витая лестница, короткий коридор и… спальня хозяина, привычно прикинула Лелиана) выскользнула Фиона. Встала глупо, и не у трона, и не напротив. Словно никак не могла решить — с кем же она все-таки. Выглядела чародейка откровенно плохо, бледная, с воспаленными глазами. Тонкие руки со вздувшимися венами (возраст или что-то еще?) то принимались расправлять несуществующие складки на мантии, то устремлялись к волосам, то дергали длинное ухо. Фиона словно не могла остановиться в этих странных и совершенно бессмысленных движениях. Нервничает? Это даже не смешно. Серые Стражи, даже бывшие, отличаются очень крепкими нервами, а уж Великие чародейки тем более.       — Ее милость, леди Лиссандра Тревелиан, Вестница Андрасте. И сопровождающие ее.       Лиссандра выглядела особенно хрупкой на фоне мощного, широкоплечего Быка с небрежно закинутой на одно плечо секирой. Солас скользнул за ними серой тенью, быстро слившись с каменной кладкой.       Разговор не был интересным, пока из той же двери, что выпустила Фиону не вышел молодой тевинтерец. Лелиана почувствовала, как за ее спиной вздрогнул Алистер, и сама это чувствовала. Перед ними стоял труп. Пусть он ходил, говорил и даже разума еще не утратил, но это был уже пожираемый скверной труп. Какой магией Алексиус еще поддерживает в нем жизнь?       Лелиана так засмотрелась на этого молодого человека, что пропустила момент, когда Алексиус змеиным движением дернулся вперед, вытаскивая что-то, что сразу бросил в лицо Вестнице.       Лиссандра отшатнулась.       Незнакомый тевинтерец в белой мантии бросился к ней.       В отливающую зеленью магическую ловушку они упали вместе.       До начала ада у Лелианы осталось ровно три удара сердца.              Капает вода. Раз-два-три. Пауза. Раз-два-три-четыре. Пауза чуть дольше. Лелиана знает, куда вода капает. Скоро-скоро деревянная миска, разбухшая, почти уже сгнившая, переполнится, вода начнет плескать на пол. А потом в тот же угол приведут какого-нибудь несчастного, посадят в лужу. Надрежут кожу вдоль спины или живота, сунут в него, живого и теплого кусок лириума. Красного, как кровь капающая из раны…       Лелиана лежит на мокрой соломе, свернувшись клубком, надеясь сохранить остатки тепла. Она уже давно плохо различает, где тут сон, где реальность.       Реальность, наверное, закончилась триста семь дней назад. Может больше, может меньше — на стене над лежанкой Лелиана чертит линии, отмечая дни. Или — чертила, пока еще была хотя бы ложка? Или это были не дни, а просто отметки, когда ей приносили еду? Или она чертит эти линии, когда вспоминает, что надо?       Зачем? Зачем царапать на камнях линии? Лелиана все равно не сможет их пересчитать.       Лелиана хочет закрыть глаза, они давно пересохли, это больно, но не может сделать даже легкого движения. Может только слушать, как капает вода, может ощущать на языке вкус крови. Не тот яркий и медный, который был когда-то. Теперь ее кровь почти черная, вязкая, с привкусом гнили и скверны. Ее кровь теперь на вкус как запах в глухих тейгах Глубинных троп. Где каменные полы разносят звук каждого шага, где множество порождений тьмы, и отряд носит глухие доспехи, в несколько слоев, чтобы ни капли зараженной крови не попало на кожу. Где Алистер, живой, еще не король Алистер, ведет отряд, вовремя останавливая или поторапливая. «Я их слышу», говорит он. Дейнара хмурится, но места впереди не занимает. Алистер опытнее, его слух лучше. Теперь и Лелиана слышит чей-то навязчивый шепот, и только звук воды перекрывает его. Женщина могла бы сердиться — шепот куда интереснее и важнее тупого перестука, но у нее нет на это сил.       Силы будут нужны ей потом. Когда придет палач.       Сейчас Лелиана просто лежит. Чувствует запах гнилой соломы. Чувствует, как влага пропитывает остатки рубахи. Когда-то, триста семь линий назад, с нее содрали кольчугу и оставили в крепкой нательной рубахе. Потом рубахи портились, ей выдавали новые. Сначала — крепкие и чистые. Потом — заштопанные, с плохо отстиранными разводами чужой крови, рвоты и спермы. Потом штопки становились хуже, пятна больше… Потом их просто перестали стирать. Скоро рубах не будет вообще, и солома будет ощущаться всей кожей. Или соломы тоже не будет? И мира не будет. Будет только Старший… И пропавшая Лиссандра Тревелиан, метку которой он так и не получил.       Лелиана с трудом закрывает глаза. Это должно принести облегчение, но его нет.       Под зарытыми веками Лелиана видит, как открывается потайная дверь, и они с Алистером и солдатами выходят в зал.       Она не слышит слов, но помнит, как Алексиус взмахивает рукой и произносит:       — Как удачно, что вы здесь. Король Ферелдена совершенно не вписывается в планы Старшего. Фиона?       Чародейка отшатывается. Ее беспокойные ладони мнут мантию, ногти пробивают толстую ткань, она трясет головой, и бледные губы беззвучно шепчут: «Нет».       Лелиана видит, как она сама тянется за кинжалом, но медленно, невыносимо медленно. Алексиус куда быстрее, и сильнее. Он словно появляется каждый раз в новом месте.       — Фиона!       Лелиана не слышит этого приказа, но помнит, как он звучал. Грозно, требовательно, так что не подчиниться невозможно.       — Нет, — беззвучно шевелятся губы чародейки. Но Лелиана помнит ее голос, сухой, надтреснутый, словно сейчас из Фионы вынимают душу. — Он мой сын, нет.       Лелиана помнит, что даже удивиться этому не успела.       Помнит и то, как описывает широкую дугу секира Быка, как выхватывает меч Алистер, как ее собственные пальцы сжимаются на рукоятях кинжалов. Как жаль, что в этом зале слишком много народа. Как жаль, что тут слишком тесно для лука. Помнит молнию, выпущенную Соласом…       Помнит, как смеялся Алексиус, легко уклоняясь от пущенного кинжала. Оружие летело так медленно, так невыносимо долго рассекало воздух, то клонясь вниз отточенным лезвием, то выдвигая вперед рукоять…       Зато увернуться от удара посохом под колени Лелиана не смогла. Она помнит, как тяжело упала на камни, как перевернулась, уходя от возможного удара, как попыталась встать…       И яркую зеленую вспышку, с которой открылся Разрыв, тоже помнит.       Темноту, которая пришла следом.       Почтительное: «Старший» Алексиуса, и его глубокий поклон.       Высокую худую фигуру. Такую худую, что кажется это скелет, завернутый в плащ.       Чужие острые пальцы, которые хватают ее за щеки и тянут вверх, отрывая от пола. Кожа лопается, по этим пальцам течет кровь, но Лелиане кажется, что они и прежде были красными.       — Вот твой устойчивый, — говорит фигура и разжимает пальцы.       Лелиана падает на пол грязным мешком, не в силах ни сопротивляться, ни потянуться к оружию.       Изломанное тело Алистера, с неестественно вывернутыми руками она видит только на следующий день, когда ее тащат в пыточную.       Больше Лелиана эту комнату не покидает.       Ее единственный источник информации — палачи и пленники. Палачи не разговаривают с ней. Они задают вопросы, на которые Лелиана не отвечает. Они срывают с нее рубаху, мнут ее тело, словно кукольное, прижигают… Часто насилуют. Сначала она вырывается, хоть и понимает, что борьба забавляет больше, чем беспомощность. Потом ей становится все равно.       Палачи говорят между собой.       О том, что разрывы теперь повсюду.       О том, как Каллен увел храмовников из крепости Теренфаль. Лелиана даже не успевает обрадоваться этой вести, как узнает, что все они погибли. Каллен хороший воин, был хорошим воином. Но ни он, ни Кассандра не умеют искать шпионов и предателей.       Спустя еще какое-то «потом» ее перестают насиловать. Зато берут ее кровь. Сцеживают в высокие непрозрачные кувшины. Пытают, задают какие-то вопросы, заставляют пить чужую горькую кровь…       Сажают в угол пыточной первого пленника, в теле которого невыносимо долго растет цветок красного лириума. И когда в одно из «однажды» Лелиана приходит в себя она узнает в этом пленнике Жозефину.              Кап-кап-кап. Вода капает. Все настойчивее, все сильнее… Лелиана собирается с силами и переворачивается на спину. Может быть — ей хватит сил встать. Может быть, она сумеет подняться достаточно высоко, чтобы провести пальцами по выцарапанным линиям.       Но дверь открывается раньше, чем она успевает это сделать.       Палач сегодня один. Он вздергивает Лелиану с пола, словно та тряпичная кукла, а не человек.       Он молод, он силен и он сыт. Лелиана просто не может оказать ему достойного сопротивления. Но все равно сопротивляется, когда палач фиксирует ее руки. Когда устанавливает кувшины. В жизни бывшей Левой руки все еще есть одно ценность — это ее кровь. Ни капли не пропадет.       И ей даже не хватает сил удивиться, когда палач замерзает.       Лиссандре Тревелиан всегда удавались ледяные заклинания.