Когда дело доходит до этого...

– Правда, она стала еще прекрасней?.. Сказать, насколько жена брата стала прекрасней и, вообще, сказать в ответ что-либо путное у Хакурю не вышло – он, разинув рот от удивления, так и застыл на одном месте. Впервые ему доводилось видеть женщину, готовившуюся вскоре стать счастливой мамой. Почему-то он представлял себе будущую маму гораздо меньших габаритов в брюшной области. – Мелли уже на девятом месяце, – заметив это, мягко говоря, недоумение на его лице, любезно пояснил Коха, рядом с дорогой женой искрящийся счастьем, как оголенные провода током; того и гляди – шибанет. – Как сказал наш врач, через пять дней должна родить. Если позже, значит, наша малышка будет капризной неженкой. – Ага, и вся в папочку удастся, – хихикнула Мельволия, поглаживая живот, от которого Хакурю глаз оторвать не мог. На такое действо у него было две причины. Первая: он не мог никак понять, каким чудным образом ребенок может помещаться в животе такой миниатюрной леди, как Мельволия? Вторая: как же он оттуда... выберется на свет божий?.. Столь долгий и прямой взгляд будущая мама расценила иначе. – Хотите потрогать? – улыбнулась она и даже убрала руки, уложив их под грудью. Доселе задумчивый и молчаливый Хакурю всполошился: – Нет-нет, что вы! – А потом как-то виновато заулыбался. – Ну-у, не стесняйтесь, – продолжала гнуть свое Мельволия, – она будет рада с вами познакомиться! – Скромник! – махнул рукой Коха. – Впервые увидел беременную женщину и засмущался! Ах, да! Мелли, дорогая, нам нужно поговорить. Объясни ему, что... – О, тогда не буду мешать, – на позитиве ответила Мельволия, в который раз понявшая все по-своему (то ли из-за того, что теперь «не одна», то ли еще чего), стоя уже в дверном проеме. Волна позитива сделала крутой вираж, когда супруг с кислой миной, чуть не плача от расставания, протянул к ней ручонки, и будущая мама, премиленько улыбнувшись, послала ему воздушный поцелуй со словами: «наслаждайтесь общением, мальчики!» – У-у-у... – обиженно заскулил Коха, потому что дорогой женушки и след простыл, и плюхнулся на диван. – Может, перейдем к чему-нибудь посерьезнее?.. – робко поинтересовался император Коу и опустился в мягкое кресло, более напоминающее термитник. Поначалу он побоялся умещать свою пятую точку в яму так называемого кресла, не вызывающего какого-либо доверия. Видимо, решил, что воображаемые термиты покусятся не только на деревянный протез, но и на естественную плоть, другими словами – покусают. Однако, не найдя более подходящего седалища, сел на этот легендарный «термитник», который, к его удивлению, оказался весьма удобным. – Посерьезнее?.. – задумчиво переспросил аловолосый, с интересом наблюдавший за похождениями, а точнее, посидениями, брата. – О, ну тогда давай обсудим твою первую брачную ночь! Хакурю вмиг перестал сторониться термитов и насторожился. – И что же в ней такого, что следует обсудить?.. – Ну... Например, кульминацию, – довольно прямолинейно и чересчур спокойно ответил Коха, расслабленно откинувшись на спинку дивана. – Это несерьезно! – насупился Хакурю, хотя на самом деле его все же некоторые кульминационные моменты волновали. Спросить о них у родни он, правда, стеснялся. – Да ну? – Коха выразительно изогнул левую бровь и подсел к брату поближе. Склонился к его уху и заговорщицки прощебетал: – Неужто твоя дорогая Моржана не... О! Или ты уже не невинен? – А глазенки так и заблестели – тараканы плюнули на всевозможные советы и собрания и принялись аплодировать своему хозяину стоя. – Что ты такое говоришь!? – отчаянно покраснев чуть ли не от корней и до самых кончиков волос, возмущенно воскликнул восприимчивый к таким вещам Хакурю и вскочил со своего места, едва не зацепив локтем чересчур любопытную физиономию старшего брата, благо тот успел увернуться. – Я? Я ничего, – невинно пропел он в ответ, заняв прежнюю позицию полного расслабления. – Просто в первый раз для девушки это всегда больно, учти. – Больно? – Хакурю как-то неожиданно стушевался, только услышав это слово. Брат затронул волнующий его вопрос. Нет, он не хотел, чтобы его дорогой Моржане было больно! Очевидно, все волнения и мысли Рена-младшего были написаны у него на лбу, раз старший хитро ухмыльнулся, заметив выражение его лица, некстати испуганное. – Ну, да. Ты разве не знал? – с наигранным удивлением спросил Коха. – Если девушка чиста, ей обязательно будет больно. Этого, конечно, можно избежать... – Как?! – накинулся на брата черноволосый. – Ну, как... сказать-то, чтобы ты меня правильно понял... – неопределенно начал рассказ Коха и задумчиво почесал в затылке. – В общем, перед этим самым моментом нужно подложить подушку. – Мне?! – ошарашенно выдохнул Хакурю, хватаясь за сердце. Воображение уже нарисовало явную картину: вот его, императора великой империи, заносят в карету «Скорой» на носилках, а под головой та самая – роковая – подушечка, которую и нужно было подложить. – Эмм... Хакурю... – Коха постарался привести впечатлительного братца в чувство, тилипая его за руку, что так многозначительно лежала у него на сердце. – Хакурю! Хакурю, друг, не умирай! Я еще не все сказал! – О боги! – взмолился тот в свою очередь и даже возвел очи к потолку. – Неужели все так ужасно?! Неужели я не переживу эту ночь?! От переизбытка различных эмоций он начал говорить на манер актеров драмтеатра. – Идиот, не умирай! Рано еще! Я ж не сказал, куда! – уже кричал Коха. – Ах, куда!.. В больничку! – Да нет же! Под попку!!! Последняя фраза сделала их вечер незабываемым. Оба застыли в недоумении и большом ступоре, держась кто за что: Коха за руку Хакурю, а Хакурю в это время рукой за свое сердце, будто его неожиданно хватил инфаркт или вот-вот хватит. Прямо-таки умилительная детская сказка про репку в жанре черный юмор. Коха лишь думал о том, что сказал секунду назад, а Хакурю в свою очередь вовсю рассуждал о смысле жизни. – Гхм... – Первым от всеобщего ступора отошел аловолосый и поспешил объясниться: – Так, Хакурю, дыши ровно, не нервничай, – приговаривал он так, словно не брата утешал, а беременную жену, и хлопал его по руке. – Сейчас я тебе водички принесу, приляжешь... У нас подушки мягкие, персидские... – Нет! – вдруг воскликнул Хакурю и, схватив аловолосого за руку, принялся активно её теребить, как в сумасшедшем рукопожатии психов, недавно покинувших дурку. – Умоляю, только не подушки! Похоже, сия безобидная подушка, предназначавшаяся для других целей, о которых брат сообщить не успел, теперь каждую ночь будет сниться ему в самых ужасных кошмарах. – Да успокойся уже! – прикрикнул на неуправляемого императора Коха. – Подушка нужна, чтобы подложить её под попу девушке, а не тебе под башку, балбесина! Выслушав столь бредовое и непонятное пояснение, черноволосый вмиг изменился в лице. – Зачем? – тупо спросил он, удивленно пялясь на брата. – Ну как зачем! Чтоб уменьшить боль! – всплеснул руками тот в ответ. – Ты ж сам не хотел, чтобы твоей дорогой Моржане больно было, а теперь за себя тут боишься! Фи! «А со мной он так не нежничал! – мрачно подумалось обиженной Мельволии, которая стояла все это время под дверью и беспардонно подслушивала мужской разговор из великого женского любопытства. – Вот ведь паразит такой! Ну, погоди, поговоришь ты у меня, так я тебя..!» Чем же обязывалась закончиться мысленная угроза навсегда останется неизвестным, потому что в самый неподходящий момент у будущей мамы начались сильные схватки, заставившие опуститься на колени с целью уменьшить болевые ощущения. К сожалению, боль не прекратилась, напротив – усилилась, и Мельволия, не в силах терпеть, закричала: – А-а-а! Коха, я умираю!! Вышеназванный Коха, доселе успокаивавший младшего брата, мгновенно всполошился и побежал к двери, с другой стороны которой и доносились крики. – Мелли! Как ты? – обеспокоенно спросил он, поддерживая жену за плечи. – Кошечка?.. – Боженьки... – тяжело вздохнула Мельволия в ответ и зажмурилась, чувствуя, как схватки с новыми силами начинаются снова. – Коха, придурок, персик! – Ах, персик! – победно воскликнул тот. – Понял! Я мигом! – И умчался во все лопатки за доктором. Хакурю, удивленно наблюдая за тем, как брат с женой яростно обсуждают тему кошечек-собачек и персиков, которые сюда ну никаким боком, не сразу заметил, что вышеупомянутый брат умчался куда-то, оставив рожающую жену в полусидящем положении на холодном полу у двери.