***
Гингариан был в своём кабинете, разбирался в бумагах. Вид у него был такой, словно ничего не случилось, он был полностью сосредоточен на работе и не сразу отреагировал на стук в дверь. Король поднял голову и, откашлявшись, дал своё дозволение войти. Мелисса прошла в комнату, готовясь принять на себя удар за гномов, которые взбунтовались. В чём конкретно была её вина, она не могла сказать, но чувствовала свою ответственность за случившееся. Юджи высказала догадку, что отец мог видеть её с Мрачным, который взялся тренировать принцессу. — Мелисса, рад видеть тебя! — Лицо короля озарилось неподдельной радостью, что немало удивило Мелиссу. Она прошла к рабочему столу отца и присела на свободный стул, скрестив руки на груди. Король оглядел её с ног до головы, и лицо немного помрачнело. Дело было во внешнем виде, который сейчас не соответствовал принцессе и будущей правительнице Дейгарда. — Юджи сказала, у тебя ко мне важный разговор, — заметила Мелисса, после чего добавила: — Думаю, поэтому ты отослал стражу. Чтобы никто ничего не услышал. — Не только. Просто вся моя стража отправилась рассаживать рабов по клеткам, потому что те вздумали учинить бунт, — холодно ответил король. О случившемся ему было известно, и он не считал нужным скрывать это. Более того, он был недоволен, и Мелисса начала опасаться, что именно поэтому он позвал её к себе. Нетрудно было догадаться, что Гингариан собраться не хвалить дочь, а совсем наоборот. — Разве этим не погонщики должны заниматься? — как можно спокойнее уточнила принцесса. — Теперь это дело не только погонщиков. Мне придётся многих заменить, так как они не справляются со своими обязанностями, не могут справиться с кучкой гномов, а некоторые вообще… Тут Гингариан запнулся, потому что взболтнул лишнего. Мелисса замерла, ожидая, что он закончит, но конец фразы так и остался висеть в воздухе. — Давай не будем говорить об этих ничтожных существах, одно то, что они вздумали напасть на моих людей, стоит того, чтобы отрубить им всем головы, но я не хочу устраивать публичные казни в из-за приезда очень важных гостей. — Гостей? — Мелисса искренне надеялась, что отец не отступится от своих слов и что гости действительно важные, раз король даже казнь не хочет устраивать. Значит, это не родственники. Король встал со своего места и подошёл ближе к дочери, смотря на неё сверху вниз. Он пригладил руками ровно стриженую бороду и хмуро свёл брови. Мелисса выжидающе смотрела на отца, не пытаясь давить или строить догадки. Он и так сейчас выложит ей всё, о чём хотел сказать. Единственное, что вызвало удивление, так это отсутствие прямолинейности, которого король никогда не чурался. Гингариан с минуту рассматривал свою дочь, а потом вдруг улыбнулся и провёл рукой по её тёмным густым волосам. Мелисса не шевельнулась и не улыбнулась в ответ. Теперь такое поведение отца стало её только пугать. Отец был очень скуп на улыбку, что же говорить про ласку, который была лишена даже Селия и уже почти все знали, что Гингариан променял её общество на публичных девок. — Мелисса, пришло время, когда я могу отдать тебя за человека, который станет достойным королём. Ваш союз будет крепким, а связи с Железными Холмами помогут нам укрепить наши границы и стать ещё более могущественными. Ты ведь понимаешь, о ком я говорю? Гингариан помолчал, ожидая ответа от дочери. Мелисса не сразу осознала услышанное. Отец говорил, что хочет выдать её замуж через год, не раньше, так что же повлияло на его решение о поспешной свадьбе? — Отец, — начала принцесса, обдумывая каждое слово, которое скажет Гингариану, прежде чем он вновь разозлится, — ты сам сначала хотел, чтобы я сначала всему научилась, прежде чем выходить замуж. — Обстоятельства вынуждают нас не откладывать. И прежде чем выйти замуж, я хочу, чтобы ты получше узнала своего суженого. Это принц Джулиан, сын короля Эдвига III из Железных Холмов. Конечно, подумала Мелисса, именно так и говорила ей Эффия, её служанка. Она всё нахваливала Джулиана, хоть никогда его и не видела. Мелисса сама много о нём слышала, в основном от отца, и рассказы эти по большей части были хорошими, что дало представление об этом принце. Королева Селия грезила, что дочь будет счастлива в этом браке, а муж будет с неё пылинки сдувать. Очевидно, что такого она ждала и от Гингариана, который давно охладел к своей жене. — Да, отец, я помню, ты много раз говорил мне о принце Джулиане. И всё же, не слишком ли всё это поспешно… — У тебя будет время узнать его, дорогая, — махнул рукой Гингариан, словно отгонял от себя назойливую муху. — А у меня время, чтобы как следует всё обговорить с его отцом. Тут потребуется не одна неделя… Гингариан мечтательно пригладил бородку и устремил взгляд куда-то к потолку, уже представляя, как будет договариваться с королём Эдвином. Идея объединить границы была не такой уж плохой, а вот что они будут делать с гномами… Мелиссу беспокоил только этот вопрос, она искренне надеялась, что будущий муж встанет на её сторону, и они вместе смогут изменить текущее положение вещей. — Могу ли я отказать принцу, если мы вдруг… не сойдёмся характерами? — осторожно спросила Мелисса, поднимая на отца глаза. Тот немного изменился в лице, и Мелисса снова увидела недовольство. Король не стал кричать, гневиться, принуждать, он лишь подошёл к дочери, взял её руку в свою и стал ласково поглаживать. — Я полагал, что такое может случиться, — кивнул король, — полагал и надеялся на твоё пониманием и здравомыслие. Мы не можем торговаться, дорогая моя дочь. Не можем позволить себе жить так, как нам хотелось бы. Монархи – слуги народа, источники процветания и мира. «Не для всех», про себя подумала Мелисса, но вслух ничего не сказала. Гангариан продолжал: — Мне пришлось жениться на твоей матери только потому, что так велел мне долг. Я не спорил со своим отцом, когда тот приказал мне просто сделать это, а твой дед был суровым человеком. Я же мягок с тобой, потому что очень люблю и желаю тебе только счастья. — Король немного сжал руку дочери, и Мелисса поморщилась. — Но если ты вдруг вздумаешь сорвать эту сделку и эту свадьбу, то, боюсь, моей доброты и любви не хватит, чтобы простить тебя. Гингариан сжал руки дочери ещё крепче, и Мелисса попыталась их вырвать. Король не выпустил и лишь усилил хватку. — Мне больно, отпусти, — осторожно сказала Мелисса, смотря отцу прямо в глаза. Глаза короля недобро сузились, но руки дочери он выпустил, наблюдая, как она растирает красноту на коже. — Ты ведь меня поняла, Мелисса? Мелисса не смотрела на отца, она растирала руки и понимала, что бороться с ним снова будет непросто. Он всегда заставлял людей делать то, что они не хотят, а методов к принуждению к него всегда было в избытке. Принцесса решила продолжать свою безмолвную войну, и пусть Гингариан думает, что он всё контролирует. — Конечно. — Мелисса подняла глаза на отца и выдавила робкую улыбку. — Всё, как ты скажешь. — Чу́дно! — Король наклонился и поцеловал дочь в щёку; его губы были холодными, но Мелисса почти ничего не почувствовала. — Ты можешь идти. Мелиссу не пришлось долго уговаривать. Она вскочила со стула и бросилась к двери, на ходу потирая руку. Если бы принцесса не согласилась на условия отца, он запросто вывернул бы ей руку и глазом не моргнул бы. Мелисса выскочила из кабинета и чуть не врезалась в Юджи, которая стояла под дверью, обхватив себя руками. Сестра была бледной, она дрожала, а когда увидела Мелиссу, то вообще чуть не упала в обморок. — Мелисса! Как же я боялась за тебя! Что с тобой? Он ударил тебя? — Юджи принялась осматривать сестру, ища следы ударов. Мелисса осторожно взяла её за руку и отвела в сторону, чтобы отец не видел и не слышал их. Они отошли в тёмный коридор и Юджи крепко обняла сестру. — Я так волновалась, Милли*, он был такой злой, так смотрел на меня… прости, я немного подслушала, — бормотала Юджи, прижимаясь к сестре, — он хочет тебя замуж отдать, даже не посчитавшись с твоим мнением, это так жестоко… — Он сказал, что даст мне время поближе с ним познакомиться, — тепло сказала Мелисса, поглаживая сестру по голове и успокаивая. Принцесса не хотела плохо говорить про Гингариана сестре, она не должна его бояться, он ведь не только король – но ещё и отец. — Не волнуйся за меня, дорогая, всё будет в порядке. Голос Мелиссы не был таким уверенным и твёрдым, каким был всегда, да и принцесса сама не верила в то, что говорит, но надо было хоть как-то дать понять Юджи, что ничего страшного не случилось. Пока что. Юджи ещё что-то бормотала, но Мелисса поцеловала её в лоб и велела идти к матери, но пока что ничего ей не сообщать, а сама хотела поскорее остаться в одиночестве, чтобы как следует обо всём подумать. Она не хотела даже разговаривать с Критой, которая будет её спрашивать о разговоре. Не слишком заботясь о месте, в которое она пойдёт, Мелисса и сама не заметила, как вышла на задний двор, на тренировочную площадку. Там занимались рекруты, рубились на мечах, булавах, выкрикивали ругательства, когда что-то не получалось, и просто подтрунивали друг над другом. Увидев принцессу, они все разом умолкли и замерли, держа в руках тренировочное оружие. — Ваше высочество? — К Мелиссе подошёл один из тренеров, мужчина сорока лет в домотканом просторном наряде. — Что-то случилось? — Нет, — покачала головой принцесса, — я просто ищу Мрачного Охотника, не знаете где он. — Увидев на лице тренера тень удивления, она добавила: — Он учит меня технике боя. — Ах, вот для чего! — мужчина выдохнул с облегчением, упоминание Охотника каждый раз вызывало в нём лёгкую неприязнь и даже страх. — Охотник лично занимается последствиями бунта, который учинили рабы. О бунте было уже известно всем. И если Мрачный до сих пор этим занимается, значит последствия были серьёзными, и не только для людей, но и для гномов. Мелисса поблагодарила тренера, который предложил ещё чем-то помочь, но принцесса уже неслась по утоптанному песку мимо барьеров и стражи, прямиком в тюрьму, туда, где могли сделать что-то ужасное с тем гномом.***
Бунт удалось устранить только ко второй половине полудня. Избитых и еле живых гномов рассадили по одиночным клеткам, предварительно наградив их такими тумаками, что их пришлось тащить. Погонщики и стража тоже не остались без ранений, некоторые рабы использовали отросшие ногти и зубы в качестве оружия, одному погонщику откусили нос и сломали руку. Другие отделались незначительными ранениями их теперь их ожидал строжайший выговор за восстание. Сам бунт вспыхнул именно там, где территорию патрулировал Охотник, а потом волна цепной реакции подняла на восстание и других рабов, словно у них у всех был коллективный разум. В итоге досталось даже тем гномам, которые не участвовали в бунте, а лишь испуганно поглядывали на людей. Когда всё закончилось, Мрачный лично обошёл каждую клетку, высматривая гномов и придумывая персональное наказание для каждого раба. Многих отделали так, что Охотник снизошёл до того, чтобы просто оставить провинившихся без еды. Дойдя до клетки старика Эзры, он долго смотрел на него. Старику тоже досталось, ему вывихнули руку, но он всё равно сидел и скалился на Мрачного, словно довольная гиена. Охотник приблизил лицо к клетке и, подумав, сказал: — Этого тоже подержите без еды пару дней. Посмотрим, как он запоёт. Войлара отделали так, что он уже не стоял на ногах, но, когда его притащили в клетку, он очнулся и вместе с болезненными стонами продолжал осыпать проклятиями людей и короля. Гном подполз к прутьям своей клетке и окровавленными руками вцепился в них, чтобы попытаться встать, но рухнул обратно, попутно получив ещё парочку ушибов. Поглядывая на его отважные попытки встать, Мрачный только злобно хмыкнул. Ему захотелось войти в клетку и сломать этому наглецу хребет, но, услышав слова оскорбления в адрес своего братца-короля, Охотник немного смягчился – уж слишком приятно было слышать поносящие слова в сторону Гингариана. — Для тебя я придумаю что-нибудь, но позже, — сказал ему Охотник, сев на корточки по другую сторону решётки, — а пока пострадаешь без еды и воды. — Лучше придумай, как будешь спасаться, когда я выберусь отсюда и порву тебя на кусочки, тупоголовый охотник, — вместе с кровью выплюнул эти слова Войлар. — Буду с нетерпением ждать, — бросил ему Мрачный, отправляясь к следующей клетке и уже не слушая крики Шестьдесят третьего. Охотник прошёл мимо Восемнадцатого, которого тоже для отвода глаза бросили в клетку, но лишь кивнул ему и прошёл мимо. Бофур поёжился под взглядом изуродованного лица и отступил в угол клетки, звеня цепями на ногах. Ему, в отличие от остальных, дали и еду и воду, но гному сейчас и кусок в горло не лез; он чувствовал себя предателем. Братьев бросили в клетку вместе. Как только началась вся потасовка, Семидесятый не остался в стороне и кинулся защищать своих собратьев, но его быстро скрутили и приволокли сюда, а затем и привели его старшего брата, которые выбил погонщикам парочку зубов. Остановившись возле их клетки, он долго посматривал на сжавшихся в углу гномов. Светловолосому досталось сильнее, и теперь чернявый, его младший брат, смотрел диким волком, злобно скаля зубы на обидчика брата. — Как он? — неожиданно спросил Мрачный, и по лицу Семидесятого проскользнуло удивление, которое довольно быстро сменилось злостью, почти что яростью. — А ты войди и сам проверь, убийца и рабовладелец! Обещаю, ты не выйдешь отсюда без выбитых зубов, если вообще выйдешь, — процедил гном, подскакивая к решётке и впиваясь в неё исцарапанными пальцами. Мрачный удовлетворённо кивнул сопровождавшим его погонщикам, не сдержав злорадной уродливой ухмылочки. Он стал позвякивать ключами, пытаясь просунуть их в замочную скважину. — Совсем не покалечен и в боевом настроении. Сгодится. Вытаскивайте обоих, — приказал Охотник, наблюдая, как погонщики входят в клетку. Черноволосый пытался оказать сопротивление, но одного удара дубинки хватило, чтобы повалить его и заставить не дёргаться. Семьдесят первый был в сознании, но не смог ничего сделать, чтобы защитить брата, лишь болезненно перекатился на живот и попытался подползти к нему. Охотник вошёл в клетку и наступил Фили на протянутую к брату руку. Гном глухо вскрикнул, а Охотник наступил ещё сильнее, наслаждаясь своей безграничной властью здесь. Потом он приказал погонщикам поднять и Семьдесят первого. — Сегодня вы у меня заговорите. Это будет вам наказанием.