***
Гингариан восседал на троне, постукивая пальцами по дубовым подлокотникам. Он старался не выплёскивать свой гнев сразу – для пущего страха, который он и так наводил на раба, нужно было выдавать злость небольшими порциями. Гном, с опущенной головой и ужасной шапкой-ушанкой, стоял в десяти шагах от трона и чуть ли не трясся от страха перед монархом. Гингариан почесал свою ровно стриженную чёрную бороду и хмуро сдвинул брови. — Итак, Восемнадцатый, хочу дать тебе ещё одну попытку. Учти, что мне нужна только правда. Бофур неуверенно поднял на монарха глаза, а потом вновь их опустил, нервно теребя свою шапку. Это постепенно выводило Гингариана из себя. Он покосился на Мрачного Охотника, который стоял по правую от трона сторону, скрестив руки за спиной. Почувствовав на себе взгляд монарха, Мрачный кашлянул и подошёл к рабу. — Ваше величество, думаю, Восемнадцатому не имеет смысла что-то от вас скрывать. Этот гном даже под пытками утверждал, что ваши породистые рабы ничего не знают. По крайней мере, они могут очень убедительно лгать, но правды нам пока не удалось добиться. — Мрачный поднял руку Бофура, показывая сломанный палец. — Я не удержался, когда поначалу тоже думал, что Восемнадцатый мне лжёт. Моё мнение остается неизменным – я предлагаю пытать не Восемнадцатого, а Семидесятого и Семьдесят первого – уверен, результата мы добьёмся намного раньше. Вы только прикажите – и к завтрашнему утру я добуду вам ценную информацию. А если нет – то привезу вам двух новых рабов, вместо этих – ведь они точно не переживут мои пытки… Задумчиво почесав бороду, Гингариан перевёл взгляд с Охотника на Бофура, и тот сжался только от одного взгляда. — Нет. Убивать тех двоих, якобы последних из рода, я пока не буду. Их шкуры останутся при них, но процедуру клеймления мы пока что не провели. У них нет знака принадлежности, но я хочу, чтобы завтра он был. Перед этим потрудись спросить у этих жалких мальчишек, не вспомнили ли они то, что мне нужно знать! Всё, Восемнадцатого обратно в темницу. Но пусть продолжает быть моей крыской. Я дам ему ещё один шанс. Бофур поднял глаза, полные надежды, и взял на себя смелость говорить. Он упал на колени и залепетал: — Ваше величество! Я правда пока ничего не выведал, но я всё сделаю, чтобы заслужить ваше доверие! Король пренебрежительно взглянул в сторону гнома и скривил губы. — Ты слишком много болтаешь, Восемнадцатый. Теперь будешь открывать рот только для того, что предоставлять мне желаемую информацию, иначе я отрежу тебе язык и скормлю своим псам. Тебе ясно? Бофур молча закивал, и король приказал вывести его. Стража, стоявшая у дверей, подхватила раба под руки и потащила его назад в клетку, к остальным рабам. Гингариан же вернулся на свой трон и до боли впился пальцами в подлокотники. — Поганая тварь. Никакой от него пользы. Следовало выбрать другую крысу, а эту вздёрнуть! Если в следующий раз он снова скажет мне, что не смог ничего не узнать, я в ту же секунду исполню свои угрозы, — прорычал король. Мрачный взглянул на короля из-под полей своей чёрной шляпы и поджал жалкое подобие губ. — Ты тоже можешь идти, — бросил король Охотнику. — Если к вечеру не будет никакой ценной для меня информации – клеймить гномьих выродков!***
Фили пытался отскрести эту грязь, которая, казалось, даже под кожу проникла. Волосы стали похожи на уголь, а под ногтями остался жуткий слой грязи. Работа в шахте, как оказалось, самая ужасная, какую гному давали. Хорошо, что Кили туда не взяли – старший не хотел, чтобы и младшему пришлось там рисковать жизнью. Пахнущая пОтом рубашка тоже была чёрной. Её можно было отправлять на тряпки, но других вещей у Фили не было, поэтому пришлось оставаться в чём есть. Обычно гномов мыли после кузниц и шахт, но сегодня их грубо втолкнули в клетки, бросили им скудные краюхи хлеба и подали кружки с водой. Войлар принялся ворчать, что обычно им дают похлёбку, но погонщик только взмахнул кнутом и ударил им о прутья решётки так сильно, что раб подался назад. Осыпав Войлара проклятиями, погонщик плюнул и вышел, оставив гномов наедине с их убогим ужином. — Хотят, чтобы мы работали, а кормить нормально не могут! — закричал вслед человеку Войлар, впиваясь зубами в черствоватую краюху. Старик Эзра молча поднял свою краюху и принялся нюхать. Усмехнувшись, он оторвал от неё маленький кусочек и положил его в рот. Фили поднял хлеб, предназначавшийся для них с братом, и подошёл к Кили, который сидел в углу, притянув колени к лицу. Младший был задумчив и не хотел участвовать в общей дележке съестного. Фили подсел рядом и протянул брату хлеб. Кили рефлекторно подался назад, словно ему предлагали выпить яду, и ударился головой о стену. — Кили, да что с тобой? — с долей укоризны спросил старший, но в его голосе чувствовалось беспокойство. — На вот лучше поешь, тебе нужно набраться сил… Младший равнодушно взглянул на хлеб, а потом поднял глаза на брата. — Фили, я волновался за тебя. Работа в шахте небезопасна, гибнут не только гномы, но даже люди… тебе этот кусок важнее, у тебя жутко измождённый вид. — Кили взял руку брата, в которой был хлеб, и отодвинул её от себя. Из дальнего угла послышался смех. Войлар, совершенно спокойно умявший свой кусок, с голодными глазами смотрел на хлеб, который держал Фили. — Как благородно, — хрипло засмеялся гном, которому, видимо, в прошлый раз сломали ребро. — Пытаетесь быть добрее друг к другу, а сами наверняка таите надежду о спасении собственной шкуры. Наследники… — Войлар демонстративно сплюнул под ноги и отвернулся. Кили не выдержал. Он вскочил на ноги и направился в сторону Войлара, даже Фили не успел на него среагировать. — За что ты нас ненавидишь, Войлар? — с каким-то отчаянием и непониманием спросил темноволосый гном. Он хотел подойти ближе, чтобы посмотреть рабу в лицо, но подоспевший Фили ухватил его за руку, чтобы младший не ввязывался в драку с этим озлобленным гномом. — Кили, не трать на него время, — попросил старший, уже до боли сжав руку брата, потому что тот вздумал вырываться. — Правильно, эльфёныш, слушай, что старшие говорят, — усмехнулся Шестьдесят третий. На это раз вспыхнул Фили. Выйдя вперёд, он уже захотел наброситься на наглого гнома и отомстить за это оскорбление, брошенное в сторону Кили, но вдруг Эзра вышел из своего угла и встал между гномами. — Довольно, — рявкнул старик. — Хватит с меня ваших препирательств и оскорблений. Неужели вы не понимаете, глупые гномы, что мы не должны ссориться, если хотим сбежать отсюда? Если мы разобщимся, то людям будет проще настроить нас друг против друга. Гномов и так истребили порядочно, а вы сами готовы глотки друг другу перегрызть. И из-за чего спрашивается? — Эзра взглянул на Войлара, ожидая ответа. — Пусть эти щенки перестанут врать о своей принадлежности к роду Дурина. Всем известно, что всех гномов перебили, а я ненавижу лживых выскочек! Эзра перевёл взгляд на братьев. — Ещё раз попробует оскорбить нас или снова вздумает убить Кили – я придушу его ночью, — в пылу ярости проговорил Фили. — А я не хочу, чтобы мы враждовали, — ответил Кили. — Мы ведь гномы, и Эзра прав – мы должны быть заодно. Я пытаюсь подружиться с тобой, Войлар, но каждый раз это заканчивается руганью и драками, а в прошлый раз ты действительно чуть не убил меня… — Я понял вас, — ответил им Эзра, убрав разделяющие гномов руки и слегка кивнув. — А сейчас я попрошу вас разойтись. Ни к чему привлекать стражников, погонщиков и прочих людей, желающих покарать нас за малейшие провинности. Войлар только фыркнул. Он отошёл в свой налёжанный угол и свернулся клубком на соломе, рядом с другим гномом, который уже вовсю храпел. Эзра проводил его взглядом и направился к братьям, которые устроились в другом углу. Кили вновь привалился спиной к стене и принялся о чём-то думать. Фили поплевал на ладони, вновь безуспешно пытаясь их оттереть. Старик присел рядом, в открытую наблюдая за светловолосым гномом, которому очень не понравилось это разглядывание. — Ты ещё что-то хотел сказать, Эзра? — спросил Фили, и старик усмехнулся сквозь кривые жёлтые зубы. — Не гневись, Фили, на старика! Я понимаю, как вам сейчас непросто. Вы ещё не привыкли. Вы совсем ещё мальчишки по сравнению со мной, но даже мне опостылела эта тюрьма. Я мечтаю вернуться домой, к своей дочери, которая ждёт меня… — У тебя есть дочь? — Кили поднял на старика глаза, выплыв из бездны собственных мыслей. — Да, есть, — ответил старик, поудобнее усаживаясь рядом с братьями. — Когда меня взяли ей было тридцать. Теперь она уже наверняка выросла и стала настоящей юной леди. Ох, как же быстро летит время… она у меня очень храбрая, всегда к оружию тянулась, после того, как орки убили её матушку. Надеюсь, что она жива… — старик зашуршал соломой, выуживая оттуда оброненный Фили кусок хлеба. Он протянул этот кусок Кили. — Ты должен есть, мальчик. Силы пригодятся тебе, если хочешь выбраться отсюда. Дождливый день грядёт… — Дождливый день? — неуверенно спросил Кили. — Что это значит? — подал голос старший. — Всему своё время, юные гномы, — сказал старик, хитро щурясь. — Я всё ещё надеюсь увидеть мою дочь, мою милую Дарсидару. А вам есть к кому возвращаться? Кили переглянулся со старшим братом, и плечи его дрогнули. Фили приобнял брата и со скорбью в глазах ответил: — Нет, никого. Матушка мертва, отца мы вообще никогда не видели. Кормилица наша была убита охотниками на гномов. Эзра грустно улыбнулся мальчишкам и слегка коснулся их рук. — Это ничего, юные гномы, всё наладится. У вас непростая судьба… но однажды всё изменится. — Спокойной ночи, Семидесятый и Семьдесят первый. Старик встал и направился в другой угол клетки, оставив мальчишек наедине с кучей вопросов. Фили приободряющее похлопал братишку по плечу и вымученно улыбнулся. Вдруг захотелось спать. Старший понимал, что их завтра снова поднимут ни свет, ни заря, поэтому нужно было выспаться. — Фили, он что-то знает и скрывает, — шепнул старшему Кили, напряжённо вперив в брата взгляд. — Мы должны расспросить его… — Не сейчас, Кили. Он же сказал – когда придёт время. Давай лучше ложиться спать, я очень сильно устал. Фили пристроился на соломе возле брата и почти сразу же провалился в сон. Младший тоже хотел пристроиться рядом, но скрип открывающейся двери мигом сбил с темноволосого гнома сонливость. В клетку вошли три погонщика, мигом перебудив всех десятерых рабов. Даже Войлар сонной потёр глаза, пытаясь понять, что происходит. Один из погонщиков бегло осмотрел клетку и остановил свой взгляд на братьях. Фили сразу же проснулся и загородил собой младшего, предчувствуя, что ночной визит погонщиков не сулит ничего хорошего. — Этих. — Человек вытянул руку с кнутом вперёд, показывая на Фили с Кили. — Что вам нужно? — Сердце Кили начало бешено колотиться, а дрожащий голос выдавал страх. — В пыточную их, — сказал главный своим спутникам. — Только подойдите, я откушу вам все пальцы, — зарычал Фили, пытаясь закрыть собой брата, но люди крепко схватили их за руки, рывком подняли и растащили. Другие рабы запаниковали, зажавшись в свои углы и стараясь не высовываться. Погонщик окинул клетку взглядом и вышел вслед за своими спутниками, которые потащили юный рабов в пыточную. Фили извивался и ругался, пытаясь освободиться, Кили норовил укусить людей, но они были очень сильными и одаривали темноволосого гнома ударами. — Что вам от нас надо? Верните нас в клетку! — потребовал старший, но люди и с ним не стали церемониться, хорошенько ударив его в живот. Фили повис в руках человека и почти перестал вырываться. Оставшийся путь был проделан в молчании, только шарканье обуви по полу нарушало тишину. Гномов буквально втолкнули в пыточную, где уже пахло раскалённым железом. Мрачный Охотник, сидевший на скамье, предназначенной для избиения плетью, приподнял облачённую в шляпу с длинными полями голову. Кили смог увидеть его обезображенные губы и порадовался, что не стал ничего есть. По телу Фили пробежал холодок. Он прекрасно помнил день, когда они с братом угодили в сети этого коварного, хитрого и опасного человека без лица. Светловолосый гном постарался выпрямиться, чтобы человек не думал, будто бы ему страшно, но сильные руки погонщиков заставили их с братом встать на колени. Охотник подошёл к гномам и принялся рассматривать их, словно оценивая их страх, но гномы старались ничем не выдавать его. — Заковать их, — приказал Охотник, и погонщики мигом исполнили, прицепив братьев руками вверх к цепям, торчащим из холодной сырой стены. Фили вновь попытался дёрнуться, но его очень сильно ударили, и если бы не цепи, гном повалился бы на пол. — Хватит, не трогайте го, — то ли просьба, то ли приказ сорвался с губ темноволосого гнома. Мрачный подошёл к мальчишкам очень близко, обдавая их своим дыханием. — Я дам вам шанс, — шепнул он гномам, а потом отстранился и заговорил громче: — позовите палача. Один из погонщиков скрылся за дверью, и через минуту в пыточную вошёл крепкий, жилистый мужчина, облачённый в белую рубаху, коричневые бриджи и поверх всего – кожаный чёрный фартук, на котором была видна засохшая кровь. Палач подошёл к столу с инструментами и взял клещи для клеймления с буквой «Д». — Итак, пока палач разжигает огонь в печи, мы с вами побеседуем, — сказал Мрачный, распустив погонщиков и смотря на братьев. — Каждый раб, которого мы планируем не вешать в ближайшее время, должен быть клеймён и иметь знак принадлежности. Вы принадлежите Дейгарду, поэтому ваше клеймо будет на рёбрах. Процедура просто ужасная: кожа будет плавиться, во рту привкус крови, а мозги как будто готовы взорваться, я знаю, уж поверьте. Но наш милостивый король даёт вам шанс избежать этой страшной пытки. Вы просто должны мне кое-что рассказать! — Что рассказать? — первым спросил Фили, чувствуя, как учащается сердцебиение. Кили же смотрел на Мрачного как загнанный в угол зверь, неровно дыша. — Где Аркенстон? — напрямую спросил Охотник, которому надоели всякие намёки и церемонии. . — Аркенстон? — подал голос младший. — Но мы не знаем, о чём вы говорите! Да и откуда нам знать? Охотник подошёл к нему и снял с себя шляпу, которая скрывала его изуродованное лицо. Кили почувствовал, что его сейчас вырвет. Охотник же сорвал с Кили и без того разодранную рубашку и бросил её в печь. — Ты, кажется, младший, да? Палач! Неси клещи! Палач отнял букву «Д» от огня и стал подносить плюющийся огнём металл к телу мальчишки. — Нет! Нет, хватит! Не смейте! Я всё вам расскажу, пожалуйста, не трогайте брата, — завопил Фили, извиваясь в цепях, но Охотник проигнорировал его крики. Взглянув на палача, Охотник бросил короткое: — Жги!