Громкость на минимум, притяжение до упора

Я просто выдохся. Рассыпался серой пылью по ковру очередного гостиничного номера. Разлетелся сигаретным пеплом от порыва пронизывающего сквозняка. Когда тебе в последний раз было так хреново, брат? Да, я знаю... Я помню тот момент, отвечаю сам себе. Это было тогда, когда меня заставили писать о детской и подростковой преступности. Меня буквально разрывало на части, и непривычно болезненно слезились глаза. Я надолго запомню то безысходное состояние, когда смотришь, но не можешь ничего изменить. Отснятые кадры не хотят уходить из головы, и подсознание то и дело выкидывает картинки одна кошмарнее другой. Тогда я понял, что люди могут быть изощренно жестокими вне зависимости от возраста. И вот снова... Снова я это чувствую, и не могу решить теперь, что же все-таки ужаснее - быть свидетелем результатов расправы подростков друг над другом, или держать за руку крошечного ребенка, которому из-за врожденной болезни остались считанные дни. Мой последний репортаж был как раз об этом. Черт. Уволиться, что ли? Я, как всегда, делаю свою работу слишком хорошо. Я тоже чувствую, я тоже переживаю, а по ночам вою в подушку от бессилия. В итоге - больно. Так больно, что дальше просто некуда. Прохладный летний ночной воздух раздувает занавески, я едва слышу их шорох. С высоты четвертого этажа мне виден сад перед отелем и небольшая парковка, только для ви-ай-пи. Мои пальцы холодные, а дым от сигареты горький. Кто бы что не говорил, а в мире все-таки лучше без людей. Только успеваю подумать об этом, как на парковку под визг шин и басы музыки на полной скорости влетает чей-то авто. Жаль, а до этого было так тихо... Ситуация кажется знакомой, и я пытаюсь припомнить, где берет начало чувство моего дежавю. И тут меня осеняет - Химчан! Он точно так же внезапно ворвался в мою жизнь, разрушая тишину своими выходками. Удивляюсь сам себе - какого же дьявола я запомнил его имя. Осеняет во второй раз - просто он единственный, кто вытворял что-то подобное за мои последние несколько лет. Кроме тех двух случаев, переживать подобное мне больше не приходилось. Да и два года прошло... Долгий срок для того, кто всегда один. Последней затяжкой избавляюсь от сигареты и щелкаю по ней, запуская в потемки. Почти собираюсь уходить, как вдруг мое внимание привлекает белый пакет в руках какого-то человека, не слишком грациозно вывалившегося из машины пару секунд назад. Этот же пакет благополучно заправляется в джинсы сзади, и я могу расслышать тягучую, до скрежета зубов знакомую манеру речи этого человека. Только не опять, мелькает в голове, и хочется то ли смеяться, то ли плакать. Потому что это он. Снова. Спустя два года он нашел-таки меня в этом дорогущем отеле в самом центре Сеула, как бы иронично ни звучало. А я уже понадеялся, что этот гребаный четвертый этаж ни черта не символичен. Отхожу за портьеру, чтобы не было видно с улицы, но дверь не закрываю. Не хватало еще, чтобы он нарушил и так слишком хрупкую, призрачную иллюзию моего душевного спокойствия. Смотрю, как машина, прикатившая несколько минут назад, отъезжает, оставляя после себя эхо каких-то дерьмовых неземных звуков. Только не на четвертый этаж, только не на четвертый этаж, молюсь про себя, и тут же удивленно замечаю, что Химчан и не собирается заходить внутрь. Он не спеша подходит к одной из скамеек, как раз под фонарем, вытаскивает конверт из-за пояса и швыряет на нее. Потом еще минуты две стоит, вертя в пальцах вытянутую из-за уха сигарету. Прикуривает и ложится на скамью, подсунув пакет под голову. Становится так тихо, что слышно стрекотание цикад где-то в кронах деревьев. Я не хочу больше здесь оставаться. Мысль приходит так внезапно, что не успеваю даже поразиться. Изумленно соглашаюсь сам с собой и направляюсь в комнату, чтобы собрать мои скромные две сумки и рюкзак. Хоть это и безумно сложно сделать, не включая свет, я справляюсь довольно быстро. Уже готовый выходить, понимаю, что не помню, где оставил ключ от номера. Крохотная пластиковая карточка, которую необходимо сдать на выходе. Матерюсь про себя, покрывая не самыми лестными словами свою избирательную забывчивость, и вылетаю из номера, намереваясь спуститься на ресепшен и сообщить о пропаже. И только после того, как за моей спиной тихо щелкает электронный замок, осознаю, что натворил. Мои вещи остались внутри, я стою в дырявых джинсах, растянутой футболке и белоснежных тапочках в коридоре в половине первого ночи. Без ключа. И без сигарет. Идиота кусок. И притом не самый лучший. Кретинский дурак Бан Ёнгук. Ничего другого не остается, как пойти туда, куда и задумывалось вначале. Раздосадованно шаркаю тапочками по мягкому ворсистому ковру коридора. Спускаюсь по лестнице, принципиально игнорируя лифт. Да в общем-то и все равно уже, что из всего этого получится. Если судьба начинает дергать за ниточки, ее уже ничем не остановить. Из комнат, мимо которых прохожу, доносятся невнятные звуки, смех и полуночные разговоры телевизора. Добираюсь до ресепшена - ну конечно, девушка-администратор спокойно посапывает в своем кресле, положив голову на руки. Оборачиваюсь на охранника - тот молча качает головой, и это должно говорить мне что-то вроде "пускай спит". Роман у них, что ли, приходит мысль. Отворачиваюсь и иду на улицу. Подумаешь, до утра сидеть. Подумаешь, ночью холодно. Подумаешь,через неделю отпуск кончается, а я позволяю себе тут такую вольность, как не спать в середине ночи. Просто чертов гений. Воздух свежий, ночной. Островки зелени тут и там. Кое-где в аллеях горят редкие фонари. И тут вспоминаю, прежде чем слышу его - под одним таким фонарем разлегся мой старый и не слишком желанный знакомый - Химчан. Тихое мурлыканье слышится все отчетливей, и чем я ближе, тем мне понятнее, что он напевает детскую песенку. Так и лежит на лавке, закинув ногу на ногу. Торможу на мгновение, решая, объявиться или нет. И решаю все-таки. Веселее будет ночь скоротать. А потом стою еще минут пять над душой, скрестив руки на груди, и дожидаюсь, пока мой вынужденный встречный соизволит обратить на меня свое внимание. В конце концов он открывает глаза,и беззаботный мотивчик песенки превращается в удивленный свист. - О, какие люди, - выдает тягуче, как и тогда. И даже не думает о том, чтобы встать. Смотрит снизу вверх на удивление внимательно. - Сам себе ведь противоречу, - бормочу приглушенно, не отводя глаз. О том, что легко избежал угрызений совести за унижение чужого достоинства пару лет назад, решаю промолчать. - Все еще блядствуешь? Прищур черных глаз-бусин, и хамоватая улыбка, появившаяся на его губах несколько мгновений назад, испаряется. - А я смотрю, твое чувство такта прогрессирует, - отворачивается и спрашивает в темноту, - зачем пришел? Если читать нотации, то ты опоздал лет на десять. - С нотациями тебе уже никто не поможет, - парирую. А язык-то у него, смотрю, острый. Ну ничего, ради спортивного интереса можно и поогрызаться. Надеюсь, четвертого раза не будет. У него дешевая штанга в ухе, а на плече кожаной куртки не хватает двух заклепок. Слишком досадный промах для популярного мальчика по вызову. Черный карандаш вокруг глаз размазался - тоже дешевый. Так-так-так, а мальчик-то наш не так прост. Данные наблюдения заставляют меня задуматься на минуту, и даже ноготь прикусываю от великого усердия. Ха. Интересно. - Пивка вишневого не принес случайно? - хриплый голос вырывает из раздумий. - Не-а. Я ключ от своего номера... - прикусываю язык, но, как оказалось,поздно. - ...потерял? - заканчивает за меня и наконец садится, пряча свой драгоценный конверт куда-то вглубь куртки. - А я думал, ты у нас идеальный, и память у тебя тоже идеальная. Очевидно, я ошибся, так? - выглядывает хитро из-под челки. Коротко смеюсь. Если и есть в этом мире хоть кто-то идеальный, то это точно не я. Смотрю, как он роется в карманах с поиске сигарет, и вспоминаю, что свои оставил в номере. Как назло, пробуждается дикое желание курить. Бесцеремонно пихаю его к краю скамейки и падаю рядом. Глядит удивленно,если не сказать - офигевше. Так же офигевше чиркает зажигалкой, и в темноте загорается оранжевый огонек. Вишня. Он курит вишневые сигареты. Я пью вишневое пиво. Вот черт. Очевидно, придется мне смириться. Не выдерживаю и хмыкаю, хотя больше этот звук карканье какое-то напоминает. Какое-то время меня окутывает тишина и сладкий сигаретный дым. Вкусный сигаретный дым. И кажется, что до рассвета осталось не так уж много времени. На электронных часах - начало третьего ночи. А, нет, еще много. - Помнишь, я обещал тебе?.. - голос Химчана на удивление трезвый, хотя он по-прежнему слегка растягивает слова. Все-таки привычка, решаю про себя и отвечаю: - Показать или рассказать что-то там... Вроде... Да? - смотрю в упор. Кивает и поднимается. Идет ко входу в отель. Успеваю насочинять себе всякого, пока иду за его кожаной спиной. Но он только лишь кидает на стойку ресепшена ключ от номера, несколько банкнот и, шутливо отдав честь секьюрити, идет обратно на улицу, махнув мне рукой. Иду, смотря под ноги. Ох уж эти белые тапочки... Я в них как кретин какой-то. Выходим за территорию отеля, сначала он, потом я. И какого черта я ввязался во все это?.. Мой вопрос, конечно же, остается без ответа. Просто Химчан выглядит таким хилым, что я сильно сомневаюсь о его перспективах не быть унесенным первым же сильным порывом ветра. Вряд ли он опасен. А просто так сидеть в ожидании утра под дверьми отеля скучно. Найдя-таки себе оправдание,замечаю, как он сворачивает за угол. Там нас встречает старый кабриолет с парой царапин на боку. Эх, жалко тачку... Так же молча садимся внутрь, и он включает зажигание. Ловлю себя на мысли, что чувствую его взгляд из-под длинной челки. Успешно делаю вид, что мне по барабану, но на самом деле появляется какой-то неясный, странный интерес - а что дальше? Едем мы с ветерком, да и ведет он уверенно. Значит, все-таки не пил. Меня не отпускает вопрос - как на трезвую голову можно лечь под кого-то? Это насколько нужно не уважать себя и свое личное пространство? Мне не понять. Не собираюсь понимать. Широкие улицы делового центра Сеула постепенно превращаются в узенькие и кривые. Мы едем к нему домой, приходит мне в голову. Вокруг нас - не самый богатый частный сектор. Домишки маленькие, но аккуратные. Своеобразный эконом-класс. Машина тормозит около одного из таких домов, с надежным деревянным забором и крохотной полоской травы перед забором. - Приехали, - говорит Химчан и выскакивает из машины. Я же, как нормальный хомосапиенс, выхожу через дверь. - А теперь разреши тебя спросить, какого хрена я здесь делаю? - стараюсь звучать настолько вежливо, насколько мне позволяет мой сарказм. - Я не собираюсь становится твоим клиентом. С удовлетворением слышу шипение от калитки, где замерла неподвижно худая фигура. - Я не за этим тебя сюда привез, у меня и без твоей надменной задницы клиентов хватает, - ха, еще немного, и зарычит. - Не за этим. - Зачем же тогда? - немного искреннего - почти - удивления в моем голосе. Подлетает со сверхзвуковой скоростью и дышит мне в лицо своим сигаретным дыханием. - Такие, как ты, привыкли судить людей по обложке, - выплевывает слова, хрипло выдохнув. - Вам, кто привык получать желаемое по щелчку пальцев, невдомек, что у кого-то есть только один путь, пускай и не слишком правильный. О да, - улыбается, как сумасшедший, - кроме тебя есть и неправильные люди, испорченные, как я. Но у меня была веская причина, чтобы стать тем, кто я сейчас, и я покажу ее тебе. - Я ошарашенно смотрю в его полыхающие праведным гневом глаза и даже на секунду теряю дар речи. - Может быть, я изменю твое мнение о себе, а может, нет. Но меня мало волнует то, что будет потом, особенно с тобой. И еще меньше меня волнует, как ты собираешься жить с этим. Он резко хватает меня за и так потрепанную жизнью майку и тянет внутрь. Я покорно иду, все еще не отойдя от шока. Такой длинной тирады я совсем не ожидал... Мы на секунду тормозим у дверей, пока Химчан ищет ключи, потом быстро минуем несколько небольших, но аккуратных комнат, в одной из которых я умудряюсь долбануться ногой об угол стола и сдавленно матернуться, и наконец застываем у прикрытой двери. Без лишних предисловий он открывает ее, и я оказываюсь в крохотной комнатке, едва подсвеченной тусклым ночником. Не понимаю, что происходит, даже тогда, когда вижу посередине комнаты что-то вроде палатки из наброшенных друг на друга одеял и огромных полотенец, привязанных к торчащим из стен крючкам как попало. Сквозь узкий просвет между одеялами я замечаю ребенка, свернутого калачиком. Это девочка. В замешательстве смотрю на Химчана, а он в ответ шепчет. - Знакомься. Сохи, моя дочь. Отступаю на несколько шагов назад, все еще не понимая, что происходит и что я здесь делаю. А потом я вижу это. На столике у окна - несколько пузырьков с таблетками, и у аккуратно заправленной кровати - капельница со свернутым катетером. Осознание приходит медленно, и я смотрю на парня рядом со мной уже совершенно другими глазами.