Громкость на минимум, притяжение до упора

Кто я?.. Какой я?.. Действительно ли я - такой, каким меня видят окружающие? Или, может, я слишком хорошо научился прятать свои эмоции перед камерой, и это умение в конце концов прилипло ко мне, как пиявка? Столько вопросов и ни одного ответа. Мне не хватало того, кто мог бы сказать мне в лицо о том, что я выгляжу бесчувственной сволочью, не способной на простое человеческое сострадание. Хотя до нынешнего момента обстоятельства играли против меня. Я ничего не знал, и поплатился за это еще одним ударом под дых, еще одним напоминанием о собственном бессилии. А тот, кто ударил, смотрит испытующе, сканирует своими прищуренными черными глазами, ища непонятно чего. Мы стоим во дворе и курим. Только я выискиваю способы, чтобы не наткнуться ненароком на его взгляд, а он изо всех сил старается сделать именно это. Я прямо чувствую, что в моем виске вскоре появятся две аккуратные дырочки насквозь. - Чего ты ждешь, Химчан? - спрашиваю тихо. Иногда я думаю, что моему голосу не помешало бы хоть иногда звучать помягче. - Моей реакции? - Я жду момента, чтобы заглянуть в твои глаза, - получаю неожиданный ответ. Поднимаю наконец голову и делаю то, чего последние несколько минут упорно избегал - смотрю на него. Не знаю, что он там высматривает, только спустя несколько секунд игры в гляделки отворачивается и вздыхает. - Не подействовало, да? - задает неправильный вопрос. А что должно было подействовать? И, главное, как? На мой взгляд, вопросы вполне резонные. - Не понял еще, - уклоняюсь от прямого ответа. Одновременно с этим понимаю, что не то, чтобы подействовало, но след свой оставило точно. Эта девочка... напомнила мне о моем недавнем репортаже. Тонкие ручки на подушке, отчаявшиеся глаза тех детей... Кажется, этот момент призван заставить меня почувствовать вину, ну или что-нибудь подобное за произнесенные в адрес стоявшего рядом со мной человека слова. Но все, что я чувствую - пустота. Мне нужно побыть одному. Нужно подумать. Покопаться в себе. То, что я ненавижу делать больше всего. - Мне нужно идти, - выдавливаю из себя, поперхнувшись вишневым дымом. Краем уха слышу разочарованный смешок. - Я знал, что так будет, - откуда-то сбоку хриплым голосом. - Такие, как ты, не меняются. - Проверял, что ли? - не удерживаюсь от едкого замечания, хотя можно было бы и промолчать. Все еще осталось отвращение к нему, к тому, чем он занимается ради денег. Он готов погрузиться в океан грязи и разврата, но не искать альтернативные пути. Мне не о чем с ним говорить, и он не тот, кого я впущу в свою жизнь. Так и не услышав ответа на свой вопрос и не оборачиваясь, выхожу со двора, не потрудившись закрыть калитку. Прежде чем скрыться с его глаз, в самый последний момент оборачиваюсь и вижу, что его дочь подглядывает за нами из-за плотных штор. Неожиданно для себя, улыбаюсь ей. Ночной воздух чистый и свежий, на улицах нет даже редких машин, не говоря уже о прохожих. Ругаюсь про себя - не додумался даже кофту прихватить. В растянутую футболку особо не закутаешься. Звоню в такси - недоступно. Звоню еще. О, мои дорогие, вы еще не знаете, что я устрою, когда дозвонюсь... Берут трубку на шестой или седьмой раз. Смутно представляя себе, где я вообще, кое-как объясняю водителю свое местоположение, сопроводив свой заказ не самыми лестными замечаниями. Только вот, когда кладу трубку, легче почему-то не становится. Что-то совсем уж не то со мной происходит, и как назвать то, что я испытываю, тоже пока что не могу. Сейчас для меня одна дорога - в отель, дожидаться рассвета. *** Утренний свет ломает реальность в моих глазах на несколько здоровенных кусков, и мне нужно как следует проморгаться и встряхнуть головой, чтобы привести себя в состояние "готов думать дальше". Сейчас, должно быть, середина дня, послушно думается мне, потому что вокруг меня кипит жизнь. Машины въезжают на парковку и выезжают из нее, сигналят, матерятся голосами водителей. Вокруг суетятся какие-то прохожие, носятся туда-сюда. И тут до меня доходит, медленно так, как будто скрипящие шестеренки в голове с усилием становятся на место - я спал на лавке под фонарем в той самой аллее, с которой началось мое ночное приключение. "Бляяяять", выплывает в мыслях розовая неоновая табличка. Руку отлежал, и теперь она вот-вот отвалится. Зато мои белые тапочки не пострадали. Хмыкаю тихо и шаркаю по направлению ко входу в отель. Кое-как мне удается заполучить запасной ключ от номера, но когда я поднимаюсь туда, закрываю за собой дверь, неудачно спотыкаюсь о раскиданные по полу сумки и чуть не падаю, не это заставляет меня вспомнить весь мой запас старого-доброго матерного, а то, что мой ключ, который я типа "потерял" прошлой ночью, лежит на ковре в нескольких дюймах от кровати. И как мне удалось его не заметить? Крошечная неуверенная мысль про что-то, чего хотела вселенная, пытается появиться у меня в голове, но я не даю ей этого сделать. Слишком уж смешно и предсказуемо. И неправдоподобно. Да и вообще, надо бы побриться. Наконец-то я снова один, думаю, когда сижу в плетеном кресле-качалке на лоджии и пью кофе со льдом. Уж точно лучше, чем моя ночная компания. Прикрываю глаза, и мысли внезапно осаждают меня неуправляемым потоком. Все, что до этого казалось бессмысленным, приобретает иные оттенки. Химчан. Почему мой разум вдруг решил попробовать найти ему оправдание? Но я так устал, что отправляю мысли в свободный полет. Пусть. Итак, он - отец-одиночка. Мальчик по вызову. Подстилка для тех, кто ведется на хитрый взгляд подведенных глаз. Это - его способ ночного заработка. Но что-то не дает мне покоя, что-то неправильное есть во всем этом. Если он настолько популярен, то почему носит одни и те же вещи? Неужели ему не хватает денег прикупить модного шмотья для его "особых случаев"? Эти две оторванные заклепки прочно засели в мыслях. Есть еще размазанный карандаш на глазах, ну никак не тянущий на дорогую косметику. Что-то здесь не так, нужно копать глубже. Должен же быть весомый повод подставлять свою задницу за лишнюю сотню тысяч вон... И внезапно меня осеняет мысль настолько ясная, что я ругаю себя самыми последними словами, запустив пальцы в волосы и дернув со всей силы. Его дочь. Не зря же я видел ее неестественно худые руки и капельницу, стоявшую у кровати. А еще все те таблетки. Черт побери!... Так вот о чем спрашивал тогда у меня Химчан! "Не подействовало, да?" Он думал, что я сразу пойму, в чем тут дело, а я, болван, всего лишь удивился, что у него есть дочь. Теперь хаос в моей голове упорядочился, превратился в сложившуюся мозаику. И вывод напросился сам собой - Химчану нужны деньги для его дочери. Даааа, Ёнгук, ты все-таки бесчувственный кретин, не способный прочесть то, что лежит на самой поверхности. И что теперь будешь делать? Он явно дал тебе понять, что ваше презрение друг к другу взаимно, так что вряд ли примет твои извинения с распростертыми объятьями... Вот черт! Мысль приходит так резко, что я подскакиваю и опрокидываю стакан с остатками кофе на свои джинсы. Ну конечно... Четвертый этаж, две кровати в номере... Два года назад, четвертого числа... Вот блять! Собираюсь быстрее молнии, прихватываю телефон, бумажник и ключи от машины и как был, в залитых кофе джинсах, выбегаю наружу. Только бы не забыть дорогу... Не знаю, что прямо сейчас меня на это толкает, но еду насколько это возможно быстро, стараясь объезжать пробки. Наконец оказываюсь на той самой кривоватой улице и вижу тот самый кабриолет. Он здесь... Вылетаю из машины и замираю перед забором, не имея понятия, что теперь делать. Рука не поднимается позвонить. Господи, стою тут, как идиот... За меня, конечно же, решает случай. Перед моим изумленным носом створка ворот открывается, и чей-то крохотный курносый нос высовывается оттуда осторожно. - Дядя?.. - так тихо, что еле слышу. Присаживаюсь на корточки, и прямо передо мной оказывается бледное, но заинтересованное личико девочки. - Я слышала твою машину. Только открываю рот,чтобы ответить, как из-за ее спины слышится знакомый голос,только уже не такой нахальный и совсем не напоминающий жвачку, - Сохи! Детка, ты где? Поднимаюсь и вхожу во двор, потеснив ребенка. Она смотрит снизу вверх, а недалеко от входа в дом с тазиком, полным постиранной одежды, стоит ее отец. - Я тут хотел спросить, - стараюсь не обращать внимания на изумленный взгляд Химчана, - сколько ей лет? Тот отвечает скорее механически, чем осознанно, все еще не справившись с шоком: - Ей восемь. Эта простая фраза ставит все на свои места.