Всего одно желание (часть 2)

Когда кортеж принца ди Эрро, проехав половину необъятного Самиэриса – столицы Итании – миновал второй форпост дворцовых стен, в городе царила глубокая ночь, и звезды далёкими лазоревыми васильками вышивали бескрайний ковёр неба, грозя скорыми морозами. В октябре в Итании нередко выпадал снег, и последние два дня колёса карет заменяли лёгкие полозья, облегчавшие путь по снежным сугробам и метельным заносам. Солдатам Барайи наверняка приходилось тяжко на завоёванных территориях. Война шла на юге. Первой под удар попала тёплая провинция Дэирис. В южном графстве снега выпадали позднее, однако начало осени в этом году ознаменовалось жестокими заморозками. Горы, разделяющие Итанию с Барайей, и тёплое континентальное течение, омывающее побережье одной из сторон, создавали значительную разницу климатических условий. Теплолюбивые жители Барайи не привыкли к морозам, от власти которых в Итании не спасала подчас и тёплая одежда. В октябре воздух стал прозрачно-ледяным – удивительное соответствие погоды и замороженному состоянию ди Эрро. За неделю в дороге Алиссин частично оправился и смирился с горем, но боль потери осталась жить, свернувшись внутри, зацепив цепкими лапами сердце. Сосущую пустоту, нахлынувшую при известии о смерти отца, усиливало тягостное расставание с Романом – одна беда подпитывала другую. Алиссин, проявив хладнокровие, не позволял эмоциям прорываться наружу, не потакал слабости – дела королевства не терпели отлагательств. По дороге герцог Брамс озадачил целой кучей проблем: следовало во многом разобраться, продумать шаги в качестве правителя, собрать совет. Требовалось отправить армию на юг и ждать вестей, а для Алиссина не было пытки хуже ожидания. По дороге принц обдумывал выход из ситуации, размышлял, имеет ли смысл отправить в Барайю послов и попробовать договориться о мире. Война – бессмысленное смертоубийство, истощала казну и на данный момент была невыгодна обеим сторонам, однако именно Итания напала на Барайю, попытавшись отстоять территории на узком морском перешейке, отрезающим для Барайи выход к морю. Победа обеспечивала политическое и торговое преимущество, но ситуация представлялась щекотливая, и непонятно чем и о чём думал его отец, затевая войну. Надеялся на поддержку Анремии? Всё равно, что на кофейной гуще гадать. Величественный, украшенный снегом дворец, отделённый от города двумя рядами стен и речными каналами, огибавшими великолепие по кругу, встретил нового короля молчанием и темнотой. Сонная тишина продлилась недолго. Стоило всадникам грозно объявить: «Именем короля!» – поднялся жуткий переполох и суматоха. Карета лихо въехала на дворцовую площадь и, минуя припорошенные скульптуры и фонтан, остановилась напротив широкой лестницы в три ряда ступеней. Просторные, очищенные от наледи пролёты ярко освещались пиками фонарей. На подступах дежурили кордоны стражи – война заставила королеву принимать преувеличенные меры безопасности, но Итания нуждалась в солдатах не здесь, а на своих границах, и каждый человек был на счету. Принц, не дожидаясь помощи лакея, легко выпрыгнул из кареты и подышал под рукавицы, согревая ладони облачками белого пара. Белоснежную косу надёжно прятал меховой капюшон... – Холод собачий! Тарен ди Нуайль, первым озвучив общие мысли, вышагнул из кареты и намеренно пристроился рядом с королём, кутаясь в широкий, подбитый мехом плащ. Всадники спешивались, передавая поводья подбегающим слугам. Кони жалобно ржали, отчаянно переступая копытами, не желая стоять потными на холодном, стылом ветру. Вокруг суетились сонные слуги - выгружали багаж. Капитан стражи поспешил оправдаться и предоставить отчёт. – А вот и встречающие, – ухмыльнулся Тарен суетливо приближающимся навстречу гвардейцам короля и слугам с факелами и фонарями. Возвращение принца раньше намеченного срока наделало шуму. Разом всё ожило, задвигалось, осветились высокие стрельчатые окна, слуги зажгли свечи в залах. Заполыхали огни, воздух разбили звуки сигнальных фанфар. – Торопятся. Знают, кто прибыл, – в голосе ди Нуайля не чувствовалось ностальгической нотки. А ведь виконт не был дома около двух лет. Принц покосился на него с лёгким изумлением. Раньше Тарен скрывал желчность характера, но забылся от радости или от усталости – дорога вымотала напряжением. – Пора привыкать, – почти неслышно усмехнулся герцог Брамс, возникая за спиной, и наградил повернувшегося принца лёгким почтительным полупоклоном, за которым, впрочем, пряталась прежняя неуловимая ирония, свойственная итанийцам, – Ваше Величество... Сидер ди Оран помог спуститься Алисе Бьорк и с хрустом потянул руки: – Полжизни за еду и тёплую постель! – Запиши на свой счёт чашку кофе для меня. – Непременно, ласточка, – Сидер, слепив снежок, запустил им в глубину кареты, из которой послышались чертыхания, – Просыпайся, Браво, мы прибыли! Отбросив снег, ди Оран заботливо поправил воротник под кукольным личиком Алисы: – Не замёрзла? – и нисколько не стесняясь присутствующих, поцеловал. Алиса не отреагировала – очень хотела спать. Девушка приткнулась лицом ди Орану в грудь, сообщив, что если он донесёт её до кровати, она ему всё простит. – Интересно, Мириам всё такая же стерва, или рождение ребёнка пошло ей на пользу? – прижимая к себе фрейлину, ляпнул барон. Создавалось ощущение, что внутри ди Орана пляшет неугомонный заряд. «Шут» не клевал носом, хорохорился и бодрился, готовый отправиться на танцы сию секунду. – Прикуси язык! – с недовольством бросил ди Эрро. – Ты говоришь о королеве, прояви уважение. – Получил? – насмешливо шепнула Бьорк и зевнула, прикрыв рот. Сидер недовольно поджал губы: – Ах, простите, Ваше Величество... – обиженно начал барон и заткнулся, получив тычок в бок. Алиссин пихнул дружески, но ощутимо, приказывая ди Орану уняться. Из кареты вывалился Лис Браво, жалуясь, что у него закончились носовые платочки. А ещё ему снился такой прекрасный сон... Компания разразилась весёлым смехом – даже герцог Брамс улыбнулся. Не считая ослепительной внешности, принц ди Эрро мало напоминал отца: более живой, подвижный, человечный... От Эстериса редко можно было дождаться улыбки, а итаниец относился к подданным легко, снисходительно, и не чурался юмора. Правда, подобные перемены затрагивали скорее близких людей – для незнакомых, посторонних принц оставался властным, надменным и легко осаживал малейшую непочтительность. – Ваше Высочество, – вперёд выступил пожилой запыхавшийся мажордом, светя внушительным фонарём. Старик торопился, собравшись наспех: плащ распахнут, сюртук застёгнут криво, и в отсутствие камзола из-под него виднелась плохо заправленная рубаха, – Простите за задержку и отсутствие должного приёма – вы появились слишком неожиданно. – Скажите, что вы нас не ждали, – раздражённо уронил Брамс. – Мы прибыли на два дня раньше, – напомнил Алиссин и мягко улыбнулся, – Рад видеть вас в добром здравии, Анхе. Как поживаете? – Спасибо за доброту, Ваше Высочество, божьей милостью. Безмерно счастлив, что дожил до встречи с вами. Два года прошло... – в глазах старика мелькнуло что-то неуловимое. Он торопливо мазнул рукавом и, вспомнив о долге, склонился в глубочайшем поклоне, – Добро пожаловать домой, принц. Через несколько минут, оставив поверенного распекать неторопливых слуг, старик поспешил сопроводить торопящегося домой Алиссина, рассказывая о делах и освещая путь фонарём. Мера излишняя: в то время, пока принц поднимался по парадной лестнице и входил в раззолоченные двери, свет не горел – разве что в самых тёмных каморках и углах, но сейчас зажигались потолочные люстры и лампы, вспыхивали мерцающие огоньки канделябров. Суматошные привратники спешно раскатывали алый ковёр, бухнувшийся валиком под ноги входящего принца. Дворец встретил холодным великолепием мраморных залов, разукрашенных серебром и золотом стен – неуловимое снежное очарование истинного духа Итании. Морозным льдом сверкали покрытые серебряной крошкой колонны, вздымающие лепниной расписанный потолок, придавая пространству воздушность и невесомую лёгкость. Сейчас дерзкая роскошь оттенялась траурными лентами и гобеленами. Ряды высоких окон от пола до потолка закрывали мрачные занавеси, создавая полумрак и вселяя в души людей тревожность и неуверенность. Впрочем, при появлении шествующего по залам принца, двери распахивались одна за другой, и невольно вспоминались прежние славные деньки. Просыпающиеся придворные спешили засвидетельствовать своё почтение, в комнатушках стояла ругань, дамы спешно подбирали наряды, не желая пропустить шествие принца, досадливо кривившего рот при виде созданной паники. Он надеялся выспаться, а утренний приём и представление отложить на завтра. Предстояло объясниться с мачехой, не пожелавшей выйти навстречу, и заодно взглянуть на её сына - своего младшего брата. Однако пока он здоровался и раскланивался, распоряжался насчёт комнат для друзей, собираясь остаться в собственных покоях, прошло около часа. За это время во дворце возникло бурное оживление и, представив, какое столпотворение будет ждать утром, Алиссин заранее желал повеситься. – Ваше Высочество, – доносилось со всех сторон. – Ваше Высочество, мы так рады вас видеть. – Принц желает отдохнуть с дороги? – Прикажете подать ужин? – Ваши покои приготовлены. Будут ли какие-то особые распоряжения? Алиссин неуловимо вздохнул, не уставая поражаться двуличию человеческой натуры. Люди, не замечавшие Алиссина ди Эрро ранее, рвались угодить наперебой. Смерть отца многое поменяла, а сложившаяся политическая ситуация не оставляла сомнений: не сегодня-завтра опальный принц станет королём Итании. Многих остро тревожило собственное будущее, все понимали: грядут перемены, придворные припоминали грехи и готовили щедрые дары на откуп. Свита гадала об участи королевы-вдовы. Как он поступит с её приближёнными? В атмосфере дворца остро витали напряженность и волнение. Чего ждать от нового короля, никто не знал. Кто-то страшился, кто-то гадал, кто-то надеялся извлечь выгоды – переворот затронул всех от мала до велика. Королевские слуги демонстрировали отменную вышколенность и предупредительность. Для прибывших моментально были отведены лучшие комнаты, пустующие в ожидании их приезда, истопники затапливали камины, служанки грели простыни утюгами. Королева не вышла встретить пасынка, сославшись на нездоровье, но прислала эскорт слуг, обслуживших принца по высшему разряду. Выдержав необходимую череду формальностей и церемоний, принц добрался, наконец, до своих комнат, спасаясь бегством от свиты. Тарен ди Нуайль, рискуя вызвать раздражение Брамса и ди Эрро, объявил, что Его Величество устал и нуждается в отдыхе: «Завтра, господа, мы будем ждать вас завтра». Принц, ополоснув лицо, хотя время показывало второй час ночи, отпустил прислугу, велев герцогу сопроводить себя в склеп. Он долго стоял над гробом отца, беседуя с Брамсом о покойном короле, вспоминая, каким он был, а потом просто погрузился в молчание. Герцог не посмел тревожить Его Величество и напоминать о времени, хотя отчаянно нуждался в отдыхе – молодёжи легко скакать до рассвета, а герцог Брамс тяжело переносил отсутствие сна и нередко мучился бессонницей. Крепкое ранее тело воина, миновав пятидесятилетний рубеж, подводило и высказывало усталость. Вернувшись в покои, Алиссин не удивился, застав пажа с запиской. Королева ждала пасынка и не ложилась спать. Покосившись на часы, принц переоделся и поспешил на встречу. Можно было поступить наоборот, заставить ждать и приказать мачехе явиться, но Алиссин не настолько оскотинился, чтобы заставить приболевшую (в болезнь он не верил, но и нездоровья не исключал) женщину приходить в свои покои, да и не воевал он с женщинами. Скоропалительная женитьба отца сильно подпортила жизнь Алиссину. Мириам перешла принцу дорогу, и между ними существовала неприязнь, но принц не считал её серьёзной. По большей части ему было глубоко наплевать на мачеху, улыбающуюся в глаза, а за глаза плетущую козни. Принцесса Румиса, ставшая женой короля Итании, выходила замуж из политических соображений. Король Эстерис увлёкся красотой, но вряд ли полюбил Мириам – холодное сердце легло в могилу Алиши, погибшей в Ромейне. Мириам была старше принца на четыре года, но разница в возрасте не чувствовалась. Легкомысленная принцесса выглядела моложе и слыла недалёкой и капризной особой, заставившей наплакаться собственное окружение. Чужие недостатки сослужили принцу хорошую службу, но Алиссин не собирался прощать мачехе ни собственного изгнания, ни унижения, и продумывал предстоящий разговор. Что она станет делать? Алиссин надеялся, что она не настолько глупа, чтобы пытаться мешать и качать права. У него накопилось много долгов и подмывало заставить ответчиков заплатить по счетам, но мелочность не пристала королю. Мириам следовало бы преподать хороший урок, однако право умирающих священно – последней волей отца была просьба позаботиться о судьбе королевы и наследника, проявить к ним уважение и милость. Король назначил Алиссина ди Эрро регентом при малолетнем короле, но фактически Алиссин получил трон. Герцог Брамс советовал короноваться незамедлительно – никто не посмеет оспорить власть Алиссина, а завещание затеряется во времени. Забавно будет посмотреть на лицо мачехи, когда она осознает, что принц не собирается мстить. Но видит бог – королеве не стоит становиться у него на пути. Он станет королём Итании; другое дело, как распорядится своим положением. О, сладкое чувство упоения властью, давненько принцу не приходилось его проживать, он и забыл, насколько оно приятно. – Рад видеть вас в добром здравии, матушка, – Алиссин, дождавшись разрешения войти в покои, шутливо поклонился, приказывая служанкам оставить их наедине. Фрейлины робели, испуганно косясь на королеву, но Мириам кивнула, разрешая, и девушки одна за другой покинули богато обставленные комнаты. – Вы желали меня видеть? Я пришёл. Надеюсь, вы не займёте моё время надолго. Не срочный разговор может подождать до утра. Не желаю показаться неучтивым, но я слишком устал с дороги, – не спрашивая разрешения, принц выдвинул кресло и присел за стол напротив мачехи. – Я не займу много времени, – меланхолично отозвалась Мириам. Алиссин усмехнулся, с интересом рассматривая новоиспечённую вдову. Темноволосая, черноглазая, с прямым носом и тонкими, желчно поджатыми губами, отчего рот напоминал маленькую закорючку, она могла считаться красавицей благодаря глубокому выразительному взору. Но беременность не пошла на пользу внешности, выжав из миловидной королевы соки жизни, наложив отпечаток глубоких теней в полукружьях глаз. Мириам выглядела осунувшейся, истощённой и похудевшей – белый траур сглаживал худобу, придавая изящество. Герцог Брамс упомянул, что, не доверяя нянькам, за ребёнком королева присматривает сама. Сейчас младенец сопел в соседней комнате под присмотром бдительной кормилицы. – Могу я взглянуть на брата? – спросил принц, разбивая молчание. Мириам кивнула и поднялась – худенькая и неуловимо отчаянная, уколов сердце болезненной иглой. На секунду перед глазами возник облик Романа, но Алиссин заставил себя ожесточиться, не желая травить лишний раз. Они вместе посмотрели на младенца. Кормилица, вскочив, застыла в поклоне, но королева приложила палец к губам. Малыш, спавший в кроватке, не вызвал в душе принца никаких чувств. Маленький, беззащитный, причмокивающий губами светловолосый бутуз, смутно напомнивший отца. В остальном – обычный младенец. Разве что, в отличие от обычных детей, он был королевской крови: лучшие пелёнки, лучшие игрушки, лучший уход. Когда-то у Алиссина было то же самое, а где-то в комнате до сих пор завалялись детские игрушки в сундуке. С ними давно следовало расстаться, но игрушки дарила мать, а всё, что связывало принца с матерью, по умолчанию становилось священным. Алиссин сохранил часть её вещей, выкупил дом в Ромейне, сделав своеобразным музеем памяти, но наведывался редко – не мог видеть прошлое. – Вылитый отец, – шёпотом сказал принц. Лицо Мириам озарилось гордостью и любовью, став почти красивым. Алиссин улыбнулся и первым вышел на цыпочках. Королева последовала за ним, желая поцеловать сына напоследок, но боясь потревожить. Принц, спросив разрешения, зажёг камин и, придвинув кресло, отогревался, растирая руки домашним уютным жестом. Он переоделся в траур. Светлая просторная одежда Итании ладно сидела на широкоплечей, не лишённой изящества фигуре, придавая облику Алиссина нечто мистически завораживающее. Разглядывая возмужавшего и сильно повзрослевшего пасынка – не подростка, но мужчину – Мириам испытывала смутный страх, не зная, чего ожидать. Она помнила ди Эрро другим: вспыльчивым, высокомерным мальчишкой, дерзким на язык. Он изменился и возмужал – открытие показалось неприятным. Новый ди Эрро не опустится до оскорблений, не одарит холодным презрением и не унизится подговаривать слуг – он стал иным, но насколько иным, королева не ведала. Она помнила опасную гадину, ожесточившуюся после смерти матери – слуги рассказывали, что принц был другим, но Мириам не довелось узнать хороших качеств. А теперь гадина имела власть. Женщина не могла поверить, что Алиссину свойственны доброта или великодушие. Холодный и равнодушный, он напоминал собственного отца, копировал поведение. Приехав из Румиса и нуждаясь в поддержке, Мириам старалась найти к принцу подход, но попытки разбились о ледяную стену непонимания. Принц пренебрегал мачехой, не считался, не уважал. Трудно относиться хорошо к тому, кто откровенно тебя высмеивает. Он мешал. Она потратила немало сил, убеждая Эстериса отослать пасынка, жаловалась на оскорбления и обиды, порой придуманные – большую часть времени принц мачеху просто не замечал, отворачиваясь при встрече, задевая отношением. Мириам ненавидела его, ранящего жестокостью, и вздохнула с облегчением, когда Эстерис отослал сынка в Академию Девяти Стихий. Счастье королевы длилось недолго. Кто знал, что всё повернётся так? Война. Мириам отчаянно просила мужа не участвовать в битве. Для войны существуют опытные солдаты и генералы, а у них сын. Малютке требуется внимание отца. Мольбы оказались напрасны. «Король Итании не может разрешить себе участь обычного смертного», – прохладно сообщил Эстерис. Уезжая на войну, он обещал королеве вернуться с победой. Мириам вспомнила унылую траурную процессию, въезжающую в ворота. Она, глядя враз ослепшими от слёз глазами на покрытое алым флагом тело мужа, впервые познала чувство безнадёжной утраты и свинцовой тяжести. Небо рухнуло на плечи. Она осталась совершенно одна: беззащитная, подвешенная в полной пустоте, без понимания, что делать дальше? Где найти опору? Опора стремительно улетела из-под ног, надежды обрушились в один миг. Собственные советники отвернулись от неё – легкомысленной и неспособной управлять Итанией. Больнее приговора нет, но худшим приговором стало возвращение Алиссина. Слуги уже доложили ей о том, что отпустив свиту, принц первым делом наведался к могиле отца. Она наблюдала прибытие из окон своей комнаты, и не сразу узнала в широкоплечем, завораживающем мужчине ненавистного пасынка. Впрочем, Алиссин отличался на редкость смазливой мордашкой, и Мириам понадобилось время, чтобы самой излечиться от романтических грёз, неизбежно возникающей у девушки при виде красивого юноши. Говорили, Алиссин перенял немало материнских черт, а о редкой красоте загадочной Алиши, сумевшей украсть сердце короля, при дворе ходили легенды. Мириам ненавидела соперницу, разделив участь королевы, живущей до неё. Ревновала люто, зная, что Алиши давно нет в живых, но смерть обессмертила образ любви, сделала его неразрушимым и прекрасным. Мёртвую фаворитку король любил сильнее, чем живую королеву. Помнил ли он, как Алиша на самом деле выглядела, создав для себя собственный образ, портрет, которому молился? После смерти Эстериса Мириам собственноручно содрала портрет со стены и получила удовольствие, сжигая холст в камине, радовалась, глядя, как чернеет и корчится в пламени ненавистное лицо, а затем долго плакала, проклиная Эстериса ди Эрро. Один господь знает, сколько ей пришлось выстрадать, чтобы завоевать сердце короля, стереть похоронную желчную скорбь. Сколько ревности и боли ей пришлось испытать, видя, как он относится к Алиссину. Господь услышал её мольбы и послал мальчика. Эстерис носил её на руках, но вот снова неумолимый, жестокий удар судьбы. Какую участь готовят небеса? Как поступит с ними ледяной тиран и жестокий монстр, во взгляде которого Мириам чудилась злобная радость? Он отомстит. Мириам не сомневалась ни на секунду, и холодный стылый страх сдавливал её осипшее разом горло. Она ненавидела Алиссина ди Эрро, и он вполне мог догадаться о её ненависти. Говорили, покойная королева была достойной женщиной. Согласившись терпеть мерзкую правду, она не позволяла себе изливать чувства на неповинного ребёнка. Ублюдочного ребёнка, чьё существование приносило ей бесконечные страдания. Алиссин. Мерзкая отвратительная гадина. «Не убъёт, – внезапно поняла Мириам, глядя в холодные стылые глаза Алиссина, согревшегося у камина и теперь буравящего королеву с пристальным вниманием, – Будет долго и изощрённо отыгрываться». Осознав это, Мириам разом лишилась сил и, обхватив плечи руками, отвернулась, не в силах выносить взгляда пасынка. Потеря супруга состарила Мириам, а встреча с Алиссином лишила воли. – Что теперь будет? – прошептала королева, прерывая мёртвую паузу, не сразу сообразив, что произнесла вслух. – Что будет? – Алиссин нервно дёрнул щекой и поднялся, машинально переставив безделушки на камине. Порыв унизить или мучить отчаявшуюся мачеху ожиданием канул в никуда, обиды улетучились сквозняком. Перед ним не было соперника – откровенно жалкая женщина. Возможно, будь Мириам иной – более сильной, гордой, изощрённой – он бы не отказал себе в маленьком удовольствии злорадства. Но она потеряла мужа, а он потерял отца. Смешно, из всех родственников у него осталась лишь она и годовалый брат. Всё, что принц испытывал – усталость, упавшую на плечи. Он хорошо знал состояние подвешенности – через всё это прошёл и не желал добивать Мириам. – Я не пророк, Мириам, – принц погладил пальцами ширен, черпая силу в источнике уверенности. Он отметил страх королевы, и не отрицал, что страх приятен. Маленькая месть в личную копилку, но он не собирался мстить, потеряв всяческое желание измываться, и уж тем более не желал запугивать бедную женщину. Со страху королева могла наделать глупостей, но некоторые вещи ей предстояло уяснить, коль она завела подобный разговор. – Всё будет зависеть от разного рода причин. – Каких причин? – находясь в совершенно разбитом состоянии духа, Мириам старалась держаться достойно, и вновь болезненной нотой памяти неуловимо напомнила Романа. Они расстались, а он продолжал видеть ромэ во снах, находить его подобие в людях и предметах. Всё вокруг продолжало напоминать о потерянной любви, и любовь к ромэ не позволяла убивать, смягчала жестокость. – Например, от вас, – Алиссин повернулся, скрещивая руки на груди. – От меня? – Мириам неподдельно изумилась. – Но что я могу сделать? – Скорее, чего не можете, – Алиссин пожал плечами. – Ваше поведение и лояльность – гарантия вашего будущего. Выражусь откровенно: Мириам, мы с вами в одной лодке, – принц желчно усмехнулся, – Незаконный королевский отпрыск и королева, не способная управлять страной. Отбросим сантименты и посмотрим правде в глаза: исчезни я, и вы станете марионеткой в руках баронов. Но вы и сами это осознали, иначе бы меня не было здесь. – Не я за вами посылала, – Мириам действительно была недальновидна и в очередной раз подтвердила неуместным замечанием. Стоило постараться умаслить пасынка, но Алиссин не обратил на реплику внимания, разъясняя, словно малому ребёнку: – Хорошо, посмотрим с другой стороны. Вас возведут на престол, а что дальше? Хартия, которая ограничит ваши права, предоставив вам право получать щелчки мышеловкой, в то время как остальные будут таскать доставшийся им сыр. Что ждёт страну? Война, революция... в истории был пример королевы Антере, если не знакомы – изучите на будущее. В результате бунта королевская династия едва не прекратила существование. Вы понимаете, о чём я говорю? Мириам кивнула: – Надеюсь, вы не собираетесь преподать мне урок истории? – А надо бы, – Алиссин неопределённо хмыкнул и, вздохнув, подошёл к окну. Мириам смотрела на него широко распахнутыми глазами. Она ожидала чего угодно, но не подобного поворота дел. Алиссин действительно повзрослел. Впервые в сердце Мириам затрепетала смутная надежда всё повернуть в свою сторону. Пускай он будет править – пускай, но она должна суметь выторговать для себя такие условия, чтобы не пришлось опасаться за жизнь сына. За свою жизнь Мириам опасалась меньше – принцессу Румиса не посмеют тронуть, она могла уехать на родину, и думала об этом. Сейчас её положение было более чем шатким – следовало бежать, но пожелает ли Алиссин отпустить? Он мог сделать их своими заложниками... – Подобный разговор заводился со мной, – неопределённо сказала королева, намекая, что и у неё есть козырь в рукаве. – Я не дала ответ. – Не стоит мне об этом рассказывать, – перебил Алисин, – Я понимаю ваше беспокойство, матушка, но если узнаю... а я узнаю... о том, что вы плетёте заговор – пощады не будет. Возможно, это единственное, что я хотел бы вам сказать. Он повернулся и в упор посмотрел на оцепеневшую королеву: – Через два дня состоится моя коронация, но... – Алиссин не говорил, а буквально чеканил слова, – Став королём, я воспитаю брата в качестве законного наследника. Сына у меня нет, и я не горю желанием вступать в брак из политических соображений. Вы сохраните права и привилегии со всеми предлагающимися вам почестями, – он насмешливо поклонился и замолчал, дав себе возможность насладиться маленькой бомбой собственных слов. Мириам показалось, что она ослышалась... и потолок сейчас упадёт, ибо в подобной ситуации не имел права висеть. Принц не просто давал надежду – он полностью вернул королеву к жизни. Но порыву благодарности мешало потрясение и страх. Возможно, он играет с ней, но единственное, с чем играл итаниец – с собственной косой, прокручивая ширен между пальцами. – Алиссин... – спросила королева потрясённо, – Почему? Разве вы не... – и осеклась, не в силах произнести. – Что «не»? – устало проговорил Алиссин и провёл рукой по лицу, словно давая понять, как утомляет его этот разговор, – Ждали, что расправлюсь с братом, а вас вышвырну прочь? Злодей из меня никудышный, простите – подкачал. – Но... – Отец... – пояснил Алиссин тихо, – Он просил позаботиться о вас, – плечи принца сгорбились и на мгновение голос слегка дрогнул, – Как видно, Мириам, само небо посылает мне судьбу шута и ублюдка. Именно так, кажется, вы изволили именовать меня однажды. Остаётся лишь смириться с ней. Он выпрямился, пронзив королеву беззащитным светлым взглядом: – Что бы вы ни думали обо мне, я не бездушен. Спите спокойно, моя королева. Я не собираюсь лишать вас ни жизни, ни власти, а своего брата достойного будущего. Поэтому хорошо запомните и примите мои слова: ваша собственная судьба в ваших руках. Попытаетесь подрывать мой авторитет, высказать непочтение, оспаривать приказы или любым другим образом пойдете против меня – я буду считать себя свободным от собственного обязательства. Закончив речь, Алиссин подошёл к королеве и молча набросил на её плечи шаль: – Будете сидеть с таким неподобающим лицом – простудитесь, Мириам, – сообщил он в обычной насмешливой манере, намекая, что королеве пора подобрать отвисшую челюсть. – Дерзкий мальчишка, – задохнулась Мириам и вдруг, перехватив ладонь Алиссина, разрыдалась, уткнувшись в неё лицом, – Алиссин, вы... ты... – от переизбытка эмоций у молодой женщины не хватало слов. Она буквально давилась рыданиями, словно в них пыталась излить разом накопившееся внутри. – Что вы, Мириам... – на секунду ди Эрро растерялся, никак не ожидая от этой женщины подобного выражения чувств. А потом, вздохнув, обнял её одной рукой, чувствуя себя неловко, – Не надо плакать, успокойтесь, – он подал платок, – Вы многое пережили, но плохое позади. Я не умею утешать, могу сказать какую-нибудь гадость. – Раньше вы их постоянно говорили, – тонко, по-женски всхлипнув, пробормотала королева, а затем ну совершенно не по-королевски шмыгнув носом, прошептала сдавленно, – Прости меня, Алиссин. Я... видит бог, я... Прости меня, – она разрыдалась снова. – Всё будет хорошо, – неожиданно мягко проговорил принц и прибавил, начиная сердиться, – Ваше Величество, если вы не успокоитесь, завтра скажут, что я довёл королеву до слёз. – Конечно, ты же совершеннейшая гадость, – улыбаясь сквозь слёзы, проговорила Мириам. Алиссин оторопел, не сразу сообразив, что Мириам шутит. Они проговорили больше часа. Мириам затягивала время, не желая, чтобы принц уходил, засыпала градом вопросов. Открыв для себя новую сторону пасынка, совсем недавно отчаявшаяся женщина невольно цеплялась за хрупкую и трогательную ниточку доверия, протянувшуюся между ними. Мириам боялась, что с уходом принца ниточка исчезнет и оборвётся, хотелось сделать надежду более осязаемой, убедиться, что она ничего не придумала. Алиссин и сам ощущал хрупкость взаимопонимания и не хотел разрушить добытое банальной потребностью во сне. Принц, не чуждый доле сентиментальности, в основном мыслил практичными категориями, но объединение и единение требовалось обоим. Оба понимали, что потеряли многое, нуждались в моральной поддержке. И королева, при желании, могла стать сильным союзником. Позволив проводить себя до выхода, Алиссин избежал обычного насмешливого тона, чем не раз грешил в адрес мачехи: – Доброго сна, Ваше Величество, – он поклонился и церемонно коснулся губами поданной для поцелуя руки, а рука, освободившись, невесомо погладила принца по волосам. – Доброго сна... – мачеха на секунду запнулась, а затем проговорила, – Ваше Величество. Уверена, вы станете достойным королём. – Спасибо! – искренне отозвался Алиссин, – Верю, вы станете вдохновлять меня, моя королева, – не удержавшись, он изобразил щенячий преданный взгляд. – Ох, Алиссин, – Мириам тепло рассмеялась и дружески шлёпнула по краешку локтя, – Подозреваю, Ваше Величество, – теперь это фраза давалась ей гораздо легче, – Вы так и останетесь беспардонным засранцем. – Каюсь, – Алиссин приложил ладонь к груди. Они одновременно рассмеялись. Заметь подобную сцену кто-то из слуг, она бы стала сенсацией, но что-то подсказывало обоим: похожие сцены станут частым явлением. Мириам желала доверять принцу, и когда он взялся за ручку двери, сказала спокойно: – Ваше Величество, завтра я представлю вам список неблагонадёжных, по моему мнению, людей. Советую проверить. – Матушка... – пришла очередь Алиссина изумиться. – Мы с тобой в одной лодке, Алиссин – ты сам так сказал, – отозвалась королева. Теперь она полностью пришла в себя, – Пришла пора начинать совместное плавание. Возможно, я совершаю ошибку, но думаю, что пришла пора научиться доверять друг другу. – Благослови господь, – совершенно серьёзно отозвался Алиссин и с благодарностью поклонился.