Всего одно желание (часть 2)

Алиссину ди Эрро нездоровилось - сказалось переутомление и напряжённый ритм жизни. Король спал по три-четыре часа в сутки - вставал в пять утра, ложился в два ночи, и до бесконечности мотался с разъездами, повторяя ошибку многих организаторов, в одиночку пытающихся охватить необъятное. Требовались помощники и помощь. Он присматривался к окружению, прикидывал возможности. «Ломать - не строить». Во многом принц поступал мудро, не производя резких перемен в существующей структуре правления. Люди, годами выполняющие определённую работу, становились профессионалами, разбирались в тонкостях функционирования той или иной системы, налаживали свои механизмы, исправно крутили колёсики и, по мнению короля, любое вмешательство провоцировало неизбежный сбой. Алиссин не торопился нагребать новые проблемы, пока не перетрясёт и не уладит старые - время перестановок и реорганизаций ещё наступит. Реформы могут обождать, а придворные, со страхом ожидающие отставки, облегчённо выдохнуть. Собрав совет, Алиссин запугал министров, пообещав личные проверки и разбирательства в случае докладов о нарушениях или взятках на местах. Король открыто намекнул, что «хапать» рекомендует в разумных пределах и не в обход законов: узнает о махинациях - головы полетят одна за другой. Казна бедна и налоговые реформы, по мнению министра финансов, могли обождать, но король подготовил указ пересмотреть систему в течение месяца, изменив размеры сборов в процентном соотношении. Раньше любой подданный Итании, имеющий работу, жильё или земельный надел, выплачивал десятую часть доходов в соответствующие инстанции вне зависимости от сословного и материального статуса. Деньги из казначейства шли в казну. Крестьяне, принадлежащие аристократии, выплачивали оброк господам, а господа брали на себя обязательство регулярных отчислений. Алиссин пересмотрел процентное соотношение, для горожан постановив просто: малоимущие люди выплачивают минимальный налог, а богатые максимальный. Аналогичная реформа коснулась крестьян - король отменил бесплатную барщину, заменив оплатой труда наймитов, и обязал владельцев земельных наделов выплачивать подать в зависимости от доходов. Королевские ростовщики немедленно озадачились процентным кредитованием, открыв банковские филиалы не только в столице, но и в провинциальных городах. С одной стороны, принц значительно облегчал жизнь и положение граждан Итании, с другой - подписывал соблазнившихся в добровольное рабство, обеспечивая казне стабильный доход. Результативность реформ покажет время, но переняв отработанный опыт процветающих государств, король не сомневался в успехе и заражал своей уверенностью. Новые законы могли приподнять уровень жизни населения и значительно облегчить положение бедноты, составляющей значительную часть Итании, что улучшит благосостояние страны. Судебная реформа отменяла господский суд, проходящий единоличным решением хозяина без разбирательств. Любой подданный Итании, вне зависимости от сословного положения, отныне имел право подать жалобу в городскую управу и рассчитывать на справедливый суд. В справедливости суда король сомневался, но, правка закона автоматически снижала творящийся в провинциях беспредел. По приказу короля было проведено несколько открытых процессов в пользу бедняков. Газеты трубили хвалу - средствами массовой информации король озадачился отдельно, создав целое ведомство, берущее газетчиков и писак под контроль. Требовались пропаганда, пиар, разжигание патриотического духа в связи с проходящей на территории войной и урезание неуёмной активности некоторых «умников». Любовь населения король завоевал довольно быстро, чего нельзя сказать о любви дворян, чьи «крылышки» ущемлялись. Реформы вызвали немало недовольства среди знати, при всём том, открыто противостоять королю никто не осмеливался. Алиссин, не тронув отцовскую связку министров - старых опытных псов - и оставив многих придворных на своих местах, сумел заручиться поддержкой совета. А выстроив доброжелательные отношения с мачехой, обеспечил надёжное прикрытие тылов. Герцог Брамс диву давался, поражаясь, насколько король ловко обстряпал собственную кухню. Залогом успеха служила высокая - на износ - работоспособность Алиссина. Король не выпускал ситуацию из-под контроля, бдительно реагируя на происходящее. Проводя свободное время с мачехой и младшим братом, требующим много внимания, Алиссин невольно замечал аналогию. Итания стала для него ребёнком, чьи капризы и прихоти он исполнял, пытаясь обеспечить условия выживания. От выживания страны зависело собственное будущее короля. Алиссин - натура амбициозная, всё делал с грандиозным размахом. Он желал привести Итанию к процветанию, а в самых смелых мечтах проходил победным маршем до столицы Барайи. Сумей он расширить территории и наладить экономику, Итания сможет противостоять Анремии, что пока виделось невозможным и недостижимым. Ковен магов, безоговорочно выступающий на стороне Империи, сдерживал ретивых. Любое строительство требует времени, а в мире, где всё продаётся и покупается, и Орден Радуги имеет свою цену. Цена, которую платил дядя Георг, представлялась Алиссину непостижимой. Он именовал себя императором Анремии, но власть «подрезалась» советом ковена магов, примерно как власть Алиссина ограничивалась кабинетом министров, с чьим мнением неизбежно приходилось считаться. Король Итании имел право издать единоличный указ, а императору Анремии приходилось юлить, договариваясь и умасливая Орден. Георг мог цыкнуть на церковь, но никогда на ковен ибо последствия войны с религией скажутся на империи меньше, чем открытое противостояние с магами. Плоды посеянных семян Алиссину придётся пожинать в будущем - сейчас у него не было возможности для разборок и договоров с «Радугой», хотя помощь стране, несомненно, требовалась. Королю пришлось пойти на уступки, согласившись на перенос одного из филиалов Ордена в Самиэрис. Подобный шаг неизбежно усиливал влияние ковена в Итании. «Невозможно испечь пирог без ингредиентов» - король надеялся, что сумеет удержать ситуацию под контролем. Взойдя на престол, Алиссин продемонстрировал себя решительным правителем и умелым управленцем, способным решать поставленные задачи. Но безупречный правитель порой становился «слишком безупречным», озадачивая придворных вопросом: способен ли иссякнуть заряд короля? Образ жизни короля противоречил традициям легкомысленной и жизнерадостной Итании. Друзья один за другим начали делать мягкие намёки и предупреждения, уговаривая Алиссина ди Эрро, мол, он славно потрудился, но не пора ли немного передохнуть и подумать о себе? Отдыхать было некогда. Вернувшееся из Барайи посольство озадачило новостями разного характера. Дионт Филипп принял итанийцев довольно любезно, благосклонно выслушав известие о том, что Его Величество Алиссин ди Эрро - король Итании - предлагает заключить временное перемирие и выражает надежду, что странам удастся договориться о прекращении военных действий. По мнению дионта, продолжение войны зависит лишь от армии итанийцев, оккупировавшей морской перешеек, однако выразив поздравления новому монарху и заверив кучей любезностей, дионт согласился пойти на переговоры. Всё, что посланник передал на словах, дионт расписал в послании. В знак своих добрых намерений, король Барайи обещал отправить в Итанию ответное посольство с дарами и перечнем условий. При выполнении требований, страны заключат союз. В общем, куча мишуры и никакой конкретики. Мишура устраивала. Алиссину ди Эрро требовалось время для накопления сил. Средства массовой информации трубили о незаконности захвата барайцами территорий Итании, нагло подтасовывая и скрывая правду, но разве невежество волнует правда? Толпа - управляемое стадо, а циничный Алиссин оказался опытным пастухом. Он немедленно настрочил не менее пафосное ответное письмо дионту, обещая, что будет ожидать посланника с нетерпением. К солнечной Барайе король Итании питает самые дружеские чувства, разрыв торговых отношений заставил пострадать обе стороны, пора подумать о возобновлении. Вторая новость, привезённая из Итании, смогла вывести короля из душевного равновесия, став неожиданно более важной, чем известие о неопределённом перемирии. К огромному удивлению Алиссина ди Эрро - выслушивая отчёт, король забыл о дыхании - интересующий короля Роман Артани никуда не пропал. Он состоит на службе при дворе Барайи. Посол видел сего прелестного юношу, но не имел возможности поговорить в силу разных обстоятельств. Собрав слухи и сплетни - сплетнями никто не брезгует - посол заметил, что граф получил титул и земли. Вероятно, ромейнец всем доволен и счастлив - фавора пришла на блюдечке. За какие заслуги король выделил Романа Артани, никто не знал, но титул графа Мейн даровали ромейнцу прилюдно. Случайным стечением обстоятельств посол, пребывающий на вражеской территории в статусе почётного гостя, стал свидетелем награждения и посвящения графа в рыцари Барайи. Единственное, что привело посла в замешательство: графа постоянно сопровождает непонятная тёмная личность. При попытке описать личность посол смутился – не смог вспомнить ни имени, ни лица... но поверенный графа Артани не отходил от него ни на шаг, в связи с чем ни у кого не было возможности переговорить с прекрасным ромейнцем. А он, несомненно, привлекал взоры. Посол не преминул заметить, что граф ослепительно красив... В этом месте Сорра чуть ручку кресла не сломал, совершенно не готовый выслушивать подробности. От одной мысли, что ромэ где-то там, не с ним, и может найтись некто, способный завоевать сердце Ромейнской розы... разум мутился. Сердце Романа - алая сигна в кулаке – принадлежало лишь Алексису Сорре. Во имя богов, как объяснить и преодолеть существующие противоречия? А теперь против них время и расстояние, столько всего на пути. Невозможно докричаться, объяснить и потребовать объяснений снова и снова. Заставить просить прощения за предательство клятвы. Роман предал и сбежал - доказал, что не достоин любви. Но Сорра продолжал любить. Недостойный? Что ж, пусть так, только сердцу не прикажешь - оно билось и стучало для одного человека, канувшего в Барайю. Проклятые демоны, он не знал, что с ним делать, как поступить. Собственные чувства не желали охлаждаться и угасать. Он измучился и извёлся, искал забвения в изнурительной работе, но и работа не спасала. По ночам в короткие часы беспокойного сна Алиссин видел ромэ, и вновь бессильно рвался за ним. Роман разворачивался и уходил - равнодушный, далёкий, недоступный. Отдать приказ похитить? А дальше что? Снова извечное противостояние? Единственно существующий ответ: Роман должен прийти к нему сам. Только скорее небо рухнет, чем Артани сможет его простить. Мучительно и глупо, множество повисших в пустоте недосказанностей. Лучше бы им разобраться, чем вот так... остаться в неопределённости и задыхаться день за днём в неумолимой петле отчаяния. «Цветочек мой драгоценный, - мысленно звал Сорра, - Где ты? Что ты? Я так люблю тебя, а без тебя... невозможно и больно, ромэ. Я не живу - терплю дни, и дни мои иссушила тоска. Я считал себя слабым, но неожиданно оказался сильнее и твёрже скалы. Сам себе удивляюсь - я изменился, ромэ, стал мудрее и не совершу прежних ошибок. Но и ты повзрослей, ромэ, повзрослей для меня, чтобы не пришлось нам испытать предел боли, узнать, сколь долго человек способен переносить пытку, выбаливая разлукой. Я не верю, что ты ушёл легко, не верю, что не испытал того, что испытываю я, не мучился и не задавал себе вопросов. Но я – единственный, кто способен дать тебе ответ. Цветочек мой драгоценный, вернись ко мне, забудем всё. Мы заслужили счастье, ромэ, не станем от него отказываться из предубеждений, швырять чувства в грязь. Наша любовь чиста, ромэ, чиста перед богом. Бог есть любовь, а любовь - не грех. Зачем же ты увидел в ней скопище пороков и похоти? Смешал всё воедино, слепил вместе и не пожелал разделить, осознать, что любим, ромэ, любим мной, и моя любовь - не грех – струна, звенящая в небесах. Я смотрел на тебя глазами любви, а сейчас истекаю кровью... Но не ядом, ромэ - отрава не въелась в мою кровь, хотя и текла по венам... Я сумел простить. Сумеешь ли ты?» Алиссин целовал алую сигну и беззвучно шептал имя любви, черпал в ней силы, находил собственную истину, и неведомый источник представлялся поистине безбрежным. «Роман... Роман... птаха моя синеглазая. Прилети ко мне, к своему Алисси, и твой белый лебедь укроет тебя крыльями, спрячет на груди... Не пожелаешь прилететь, закроешь окно сердца, утыкав раму иголками. И если суждено мне израниться, изрезаться в кровь, никогда не попасть внутрь - на твоём подоконнике я оставлю свои перья. Никто другой не будет их носить, не прикоснётся к моим волосам, не сотрёт с моих губ память о твоих поцелуях». Посол мало смог поведать о Романе - выяснить подробности не получилось. Попытка отследить Артани сорвалась - шпионы вернулись ни солоно хлебавши. Кто-то поставил магический противовес - не исключено, что граф заметил слежку, а может, его прикрывают. Он служит при дворе, в остальном следы теряются в безызвестности. Что он собой представляет и какие обязанности выполняет, никто не знает. Впрочем, подобное не вызывало сильного недоумения. Например, король Анремии, требующий именовать себя императором, раздавал должности направо и налево. Многие из них были весьма нелепы. Одних постельничих у короля насчитывалось три штуки. А были камергеры, держатели подвязки Его Величества, кому-то вменялась почётная должность носить королевскую табакерку. В общем, отсутствие знания оправдывалось. Представив, что граф может стелить постель короля, Алиссина обуяло нездоровое чувство. К счастью, в отличие от него - здесь принцу стало стыдно - дионт Филипп пристрастий к мужчинам не имел. Постель короля стелили мужчины, но ложе делили исключительно женщины, и он довольно резко (поддерживая ханжество Анремии) высказывался о процветающем в Итании разврате и падении нравов. Падение нравов нынче резко сгладил Алиссин ди Эрро. Аскетичное поведение принца входило в моду - короли вообще становятся объектами для подражания. Придворные начинали вести себя сдержанно, пряча интрижки по углам. Алиса ди Бьорк, баронесса Мейль, материлась хуже матроса и требовала у Алиссина немедленно завести любовницу. По вине короля они с ди Браво - две бедные пташки, вынужденные мучиться воздержанием. Не дворец, а богадельня! Скоро придворные дружно начнут молиться и петь псалмы - осталось лишь устроить паломничество к святыням босиком. Проницательная Алиса подозревала, что странствовать придётся до Барайи. Король чурается развлечений, не желает пьянствовать, не веселится на балах - она скоро сдохнет от скуки и первая сбежит вслед за Романом. Дионт, говорят, охоч до баб и пирушек. Танцует так, что туфли за ночь стаптывает! - Хочу праздника! - стенала Алиса, и ей вторил ди Оран. Нацепив монашескую рясу, придворный шут явился во дворец с чётками и требником, поведав «сыну своему, Алиссину», что такая жизнь им нынче больше подходит. Новоявленный монах не упустил случай пощипать фрейлин за филейные части и затеять дуэль с одним чрезмерно уставшим жить дворянчиком. Шутку ди Орана оценили по достоинству. К друзьям подключилась королева-вдова, заметив, что она, конечно, радуется, что Алиссин уделяет им столь много внимания, заботится о брате, совершенно успокоив её сердце, но нельзя себя настолько загонять. Пасынок измучен: не пьёт, не ест, прогулки превратил в трудовую повинность... Обещал поехать отдохнуть, а сам устроил смотр войскам. Понятно, что дела государства - дела тяжкие и не требующие отлагательств, а в королевстве соблюдается траур. Но сколько можно себя хоронить и загонять работой? За прошедший месяц принц сделал больше, чем его отец за год. Мириам, в отличие от герцога Брамса, сдала покойного мужа со всеми потрохами, признавшись, что далеко батюшке было до усердия сына. Итания до сих пор не знала короля, подобного Алиссину, но не стоит увлекаться излишним рвением - можно перегореть и заболеть. Слова Мириам оказались пророческими. Король действительно чувствовал себя неважно и приказал послать за королевским лейб-медиком. Он обещал Алисе ди Бьорк бал. Королевской фаворитке вникать в чужие заботы не охота, а королю - хоть разорвись. Положенные сорок дней миновали, но Алиссин продолжал носить траур, невольно обязывая придворных следовать собственному примеру. Королева-вдова первой подняла бунт, явившись на утренний приём вместе с Алисой и другими смелыми в ярких раззолоченных платьях. Принц похвалил наряды, заметив, что остальным дамам не помешает следовать моде. Король скорбит о собственном отце, и уверен, что придворные скорбят не меньше, но Алиссин ди Эрро не планирует расставаться с трауром и советует окружению задуматься, как долго они намерены ему подражать. Скорбел Алиссин не только об отце. Он скорбел о Романе, дав себе мысленный зарок снять траур в день, когда сможет вернуть ромейнца или забыть, что сейчас представлялось совершенно невозможным. Однако годы набрасывают вуаль на свежесть памяти, неизбежно заставляя поблекнуть прошлое. Любовь не перегорит, но сможет принять менее острую и болезненную форму. Он сумеет смириться – принцу хотелось верить, что сумеет и не наделает глупостей от отчаяния. Временами он был очень близок. Затворничество молодого короля вызывало пересуды. Почти смешно. Алиссин ди Эрро ведёт себя идеально, но весёлая Итания не любила идеалы - любила жизнь. Король, скрепя сердце, отдал распоряжения насчёт предстоящего бала, переложив развлечения на плечи королевы-вдовы и баронессы Мейль, представляющей лагерь короля. Женщины хотят танцевать? Им и заниматься хозяйственными хлопотами. Бал будет при одном условии: желающие развлечений обязаны уложиться в бюджет, выделенный казначеем. Всё, что сверх - покрывают из личных расходов. Мириам похвалила и одобрила решение, согласившись, что король прав - она в последнее время частенько подпевала пасынку, не в силах надышаться. Алиса ди Бьорк немедленно обозвала короля скупердяем, а ди Оран схватился за голову, поведав, что они теряют друга - повесу и кутилу Алисси - надо что-то делать. Один Тарен ди Нуайль мог быть полностью доволен и счастлив, но король услал его с поручением, а без виконта бал не бал, пирушка не пирушка. Будущий советник сумел бы придумать выход и провернуть что-то грандиозное - хитрый змей постоянно умудрялся всех облапошивать и оставлять в дураках, сам при этом оставаясь в тени занавеса. Тень ему прощали при условии, что виконт заставит придворных потрясти мошной. Суммы, выделенной Алиссином, хватало с трудом, но никто не обладал талантами ди Нуайля распланировать бюджет до копеечки. Королю и самому не хватало помощника и отменного организатора, и для виконта настал звёздный час - он прекрасно понимал, что незаменим, именно ему король доверял самые важные поручения. Боги услышали общие молитвы. Узнав о прибытии доложившегося по всей форме Тарена ди Нуайля, король немедленно приказал пропустить придворного, а заодно подать вина и закусок - беседа предстояла длинная. Алиссину не терпелось услышать новости из Анремии, да и вообще узнать, что и как обстоит в Империи. Визитов и поручений он выдал Тарену огромное множество. Король не был в Гармале больше двух месяцев, а за это время многое могло измениться - жизнь в столице не стояла на месте и била ключом. Тарен привёз не просто отличные, а великолепные новости. Он добыл Ромейн и не стал томить ожиданием, с порога поздравив, что дело сделано, и король может хоть сейчас ехать осматривать свои новые владения. Более того - сообразительный виконт, получивший право представлять в переговорах короля, выбил для казны Итании жирный процент от доходов Ромейна. После такого известия Алиссин с трудом удержался, чтобы не расцеловать анемичное и вечно унылое лицо виконта. Тарен ди Нуайль торговался до последнего соверена, стеная, сколь бедна казна Итании, обескровленная войной, а сколько сил и времени потребует строительство замка... а отмена торговой пошлины... Чистейший грабёж посреди бела дня. Снижение торговой пошлины - логичное решение проблемы. От падения экономики Итании, Империя первой пострадает. При желании Тарен ди Нуайль умел быть убедительным. Он убедительно намекнул, что свою должность советника и правой руки короля отработал с лихвой. Виконт предлагал королю новое решение по Ромейну. Не отмена, а снижение торговой пошлины для Империи и обмен территориями. Георг давно косился на золотодобывающую провинцию Мальберн, принадлежащую Итании, однако золотые шахты провинции практически истощены и с недавних пор представляют мало ценности. В то время как Ромейн при должном хозяйственном подходе - золотая жила, - уверял Тарен. За время пребывания в Анрейме виконт не вылезал из седла, изредка пересаживаясь в карету, наматывал десятки миль за день, но успел абсолютно всё, правда, и выглядел откровенно выжатым. Решись Алиссин ди Эрро на обмен - Ромейн войдёт в состав Итании на совершенно законных основаниях. Авантюра редкостная, но Тарен ди Нуайль брался её провернуть со всей сноровкой, намекнув, что при заключении сделки в знак доброй воли и союзнических отношений, можно стрясти с Анрейма военное подкрепление. Не проси у него Тарен должность советника, он бы им в любом случае стал - голова ди Нуайля поистине стоила золотых шахт Мальберна. Посла Барайи Тарен предлагал принять со всеми почестями. В случае невозможности выполнения требований, виконт советовал нарушить мирное соглашение. Король сомневался, справедливо подозревая, что война начнётся жесточайшая и кровопролитная. Рано или поздно столкновение приведёт к вмешательству «Радуги» а что они решат – один бог ведает. Вести войну по двум фронтам, а тем более с империей, Итания не способна. Здесь следовало проявить большую хитрость и вдумчивость, продумать запасной вариант. Юноши пили вино, предаваясь беседе, но беседа продлилась не слишком долго. Проявив предупредительность, короля явился проведать маг лейб-медик. Алиссину потребовалось несколько минут для уединения. Необходимость пользоваться помощью целителей ди Эрро весьма забавляла – стоило развить собственный дар. Госпожа Дайя Ора уверяла, что приложи принц усилия - добьётся успехов. Целительница настоятельно зазывала в храм на обучение - не довелось. Впрочем, госпожа Дайя Ора всегда могла задержаться в Итании. Алиссин подозревал, что скоро целительница навестит двор. Не трудно догадаться с чьей подачи. Проныра-директор старался ничего не упускать из виду. Когда всё уляжется, Алиссин собирался совершить визит в Анремию, и заехать в Ромейн – проведать собственные владения. Вырваться получится не раньше весны. Декабрь в Итании выдался непривычно мягким. Ожидались крепчайшие морозы, но зима расслабилась, забыв метели и пургу, украсила город и крыши пушистой ватой сугробов, прихотливо расписала деревья узорчатым инеем, надышала на стёкла, превратив Самиэрис в ледяную сказку, вызывающую восхищение люда и недовольство дворников, вынужденных чистить улицы. Снег шёл через день, мягкими плавными хлопьями навевал умиротворение и глядя на беззаботное волшебство, с трудом представлялось, что где-то в южной провинции горят костры, а горожане находятся на осадном положении, с тревогой ожидая и страшась, что принесёт завтра. Просторные окна дворца сверкали рисунками наледи на стёклах, король приказал раздвинуть занавеси, и залы окутывала прозрачная вуаль молочного света. А по вечерам ярко и весело вспыхивали огоньки свечей, блистали нарядными светляками лампы. Приближался день святого Николая - время чудес и подарков. Лесник выступил с отчётом, сообщив, что выделил несколько шикарных елей для новогодних праздников. Деревья украсят звёздами и шарами, развесят сладости - восторгам ребятни не будет предела. Жаль, младший брат совсем ребёнок, не способный понять праздника - веселье ему бы понравилось. Не торопи некоторые личности вроде матушки и Алисы с балом, новогоднее торжество могло запомниться пышностью и помпезностью. Король отдал приказ устроителю праздников и тот обещал расстараться с зимними фейерверками. Алексис отчаянно желал провести Новый год с Романом. Представлял реакцию ромэ при виде красоты Самиэриса и невольно расправлял плечи, понимая, что вот его владения. Он радушным гостеприимным хозяином мечтал осыпать ромейнца дарами с ног до головы и научить любить снежную Итанию, как он любил суровый Ромейн. Он исполнил первую часть своего замысла - отныне Ромейн принадлежал ему, а если Тарен сделает всё правильно, княжество войдёт в состав Итании. Никто, даже король Георг, при всём желании не сможет отобрать у них Ромейн - край любви, где пока что не сбывались мечты, но принц знал, что сумеет их сбыть. В детстве он верил в святого Николая, раздающего леденцы, потом вырос и перестал верить. А теперь он сам становился сказочным святым, готовым воплотить для Романа не иллюзию, но реальность - собственное маленькое чудо. Тарену ди Нуайлю снова предстояло собраться в дорогу. Вид у придворного был замученный, и Алиссин, слишком благодарный советнику, решил дать ему возможность встретить новый год в столице и передохнуть, но потом снова в путь - завершить переговоры, поставить точку. Одновременно король продумывал, кого из доверенных людей назначить на роль управляющего Ромейном. Хозяйство требовало крепкой руки, следовало проследить за строительством замка, подготовить жителей княжества Ромейн к идее, что они станут подданными Итании. Требовался умный и пронырливый человек... Умный и пронырливый человек в лице барона ди Орана просочился в покои короля вместе с Алисой ди Бьорк. Король уставился на него, словно откровение увидел, а барон, не подозревая, что крепко влип, жизнерадостно раскланивался со стражей, важно объясняя, что он - фаворит короля, потому что спит с фавориткой короля, а значит ему тоже можно без доклада. По мнению двора, фавориты принца позволяли себе немыслимые вольности. Действительно немыслимые. Стоило целителю откланяться, Алиса немедленно рухнула на диван с ногами и, обмахиваясь веером, принялась жаловаться. Она целый день моталась с поручениями королевы. Мириам взялась за подготовку к балу с энтузиазмом, и энтузиазм заключался в том, что она перекинула все заботы на Алису, придумывая всё новые и новые распоряжения. - Виконт, спасите нас! - веер Алисы повелительно ткнул в напрягшегося Тарена ди Нуайля, сообразившего, что его снова собираются припахать. Барон ди Оран немедля рухнул на колени и комично пополз по ковру, стеная, что Тарен - их благодетель, любимец, они всегда в него верили, и знают, что он не откажет умирающим от воздержания в последней просьбе... - В какой просьбе? – виконт опасливо косился на барона, тщётно пытаясь выдрать покрываемую лобзаниями руку. Подозрительно походило, что последней просьбой был сам виконт ди Нуайль. Алиссин ржал как конь, слушая душераздирающие стенания. Последняя просьба заключалась в том, что друзья просили Тарена помочь с вечером. В два голоса они бессовестно ябедничали на засранца-короля, превратившего дворец в юдоль скорби и заточившего придворных в рабство. Репутация Итании в опасности - страну требовалось срочно спасать!