Всего одно желание (часть 2)

Путешествие заняло больше времени, чем послы рассчитывали изначально. Продвижению по местности помешали выпавшие снега и начавшийся метельный буран, заставивший искать пристанища в одном из монастырей Дэириса. На границе шла война, но следы боёв и разрушения странным образом оставляли Романа равнодушным. Видя грязь и разруху, воцарившуюся в снежной красоте, ромейнец испытывал смутное разочарование, царапающее сквозь покров отстранённого безразличия. Собственная неспособность сопереживать вызывала тянущее струной беспокойство. В монастырь стекались беженцы, потерявшие кров - святые братья принимали всех. Барайцам, вынужденным остановиться на вражеской территории, пришлось испытывать на себе силу ненависти и страха, выслушивать проклятия и угрозы. Люди плевались им вслед, делая охранные жесты. Одна из обезумевших женщин попыталась сунуть проходившему по двору Роману младенца под нос, крича, чтобы негодяй забрал ребёнка - она не знает, чем его кормить. Присутствие Саймона Адори за плечом заставило безумную шарахнуться прочь и разрыдаться, прижимая свёрток к груди. Призрака сочли ведьмаком: необычная внешность и отсутствие жизни на лице наводили на итанийцев ужас - не иначе смерть решила навестить монастырь, надев человеческую личину. Мужчины жаждали пролить кровь барайцев, но охрана была на чеку. Святым братьям пришлось немало постараться, сглаживая углы и напоминая, что они в обители божией, а бог не делает различий. Итанийцы могли наплевать на слова монахов, но боялись призрака, называя дьяволом. Цепенящий взор одетого в тёмное мага лишал воли. Он ничего не говорил - молча смотрел жуткой безымянной чернотой, казавшейся страшнее плахи. Адори не затрагивало, что о нём думают окружающие. Заявив, что безопасность Романа - приоритет, убийца устроился ночевать в одной комнате с ромейнцем. Растопив печурку и расстелив на полу плащ - кроме кровати в комнате не было мебели - призрак прислонился спиной к двери и, обняв клинок коленями, занял караульный пост, предоставив графу Артани возможность выспаться. Завтра предстоял долгий день. Роман предложил разбить вахту на равные промежутки, но призрак велел не страдать ерундой и слушать приказы: Адори нуждался во сне меньше, чем вечно «спящая красавица», и мог не спать несколько дней. Единственное, чего потребовал призрак - контакта с проводником: лучшая замена сну. Зачерпнув из источника графа добрую порцию силы, Саймон отправил ученика отдыхать на полном основании, а сам остался бодрствовать - неподвижный и неживой. Но Роман не испытывал страха - присутствие Саймона служило гарантией защиты. Призрак просидел так до утра - излишняя предосторожность, с противоположной стороны у дверей дежурила охрана, но Саймон всегда был бдителен, не позволяя себе расслабляться и обманываться видимой безопасностью. Во дворе монастыря всю ночь горели костры, звучали молитвы, люди пели песни и проклинали горе войны. На рассвете кортеж барайцев, сменив колёса на полозья, снова выдвинулся в путь. Чужая скорбь осталась позади, ледяной печалью бродила среди заснеженных равнин, а впереди лежала гордая Итания, искрящаяся удивительной красотой зимы, и её богатая чудесами столица Самиэрис. Раньше Роман не отлипал от окон кареты, восторженно ахая при виде проплывающих пейзажей и чудес, но яркая впечатлительность Артани исчезла, заменившись блеклым восприятием действительности. Морозный свежий воздух, воздушные сугробы и пенные одеяния деревьев оставляли безучастным. Он попросил Саймона остановить карету посреди поля и, провалившись в снег по колено, скатал снежок. Подбросил вверх, ловя пальцами чувство... но радости детства не было, звенящее веселье не кружило голову – он не чувствовал ничего. Артани рухнул на спину, делая «птичку». Охрана смотрела с недоумением на причуду, а господин Адори, прислонившись к дверце кареты, скрестил руки на груди, ожидая, когда граф наиграется. Но граф не торопился, ища то самое настроение. Саймон вытащил проводника из сугроба и «намыл» снегом... Реальность дрогнула... «кажется вот здесь». Но снова ничего не случилось - не было ничего. Холодный снег, моментально растаяв, выжигал щёки, пальцы заледенели. Воткнув дитятку-ромейнца в карету и приказав трогать, Адори стянул с себя заполненные теплом меховые перчатки и надел на руки ученику, согревая сверху собственными ладонями. - Не пытайся, Роман, - посоветовал он, – Не надо. - Что ты со мной сделал, Сай? – Артани мягко освободился, провёл великоватыми перчатками по щекам, растирая, закрыл лицо, глядя на графа в щёлочку меж расставленных пальцев, – Зачем? Карета неслась вперёд, мимо проплывали белоснежные поля и занесённые до макушек кусты. Адори слегка покачивало в такт движению, но чёрные птичьи глаза взирали бесстрастно, не мигая - ничего не изменилось. - Помог, - коротко отозвался призрак. - Во мне словно чего-то не хватает, – заметил Роман отстранённо. - Не придумывай, - Саймон пожал плечами. - Алексис Сорра, - сказал граф, и зрачки Адори недобро вспыхнули, - Когда я думаю о нём, во мне что-то меняется, - Роман убрал перчатки от лица, – Адори, мне кажется, я его любил... - произнёс с изумлением, только сейчас начиная прозревать. Призрак, перегнувшись, взял графа за подбородок и, зафиксировав, заставил смотреть на себя: – А сейчас любишь? - спросил медленно, почти не дыша - от ответа зависела жизнь Романа. - Не знаю, я ничего не чувствую, - отозвался Артани и освободился - Не далай так, Сай. Мне неприятно. - Забудь его, - приказал Саймон Адори. - Я не могу. Итания напомнила о нём. Он был итанийцем, он и... - Роман замолчал, погружаясь в себя. - И что? - Саймон недовольно засопел, подсказывая, что злится. – Алексис Сорра предал тебя, обманул и воспользовался доверием. Ты не должен его прощать - это единственное, что должно быть важно, всё остальное - выброси. Роман кивнул, соглашаясь, что Сай прав, но... легче сказать, чем сделать. Образ Алексиса Сорры постоянно маячил перед глазами, чудился в полях зимы, притягивал, звал, и Роману было неприятно от этого - глухая ноющая боль царапала иголочкой. Разумом он понимал, почему, но …сердце ослепло. Самиэрис встретил звоном колоколов в зимнем небе и звонким гомоном голосов. Любопытство заставило Романа высунутьть нос: он никогда не видел подобного скопления итанийцев. Высокие, светлоглазые, с льняными волосами - они казались сказочными созданиями, пришедшими из иного мира, и обрамлённый снегами Самиэрис удивительно подходил детям зимы. - Покупайте пирожки! – весёлая жизнерадостная торговка подошла к карете с лотком, уверяя, что горяченькие - «с пылу, с жару». Адори купил для Романа парочку, но прежде, чем отдать, попробовал сам, проверяя на наличие ядов или иного подвоха. Роман совершенно не понимал предосторожности графа - призраку повсюду чудилась опасность, а Роману не сиделось на месте, хотелось размять ноги, поноситься, отправиться изучать город... Он не постигал важности возложенной на него миссии и нравился Адори именно таким. Оружие не было совершенным - ученик проявлял неуместные эмоции, но Саймон начинал задумываться, что, возможно, совершенство не идеально, но и не должно быть идеальным - именно подобный изъян придаёт ему особое ослепительное очарование. Источник Романа манил желанием прикоснуться, и призрак поражался собственным реакциям, зная, что идёт на поводу у графа Артани - вместо того, чтобы цыкнуть и загнать в гостиницу, разрешил ребёнку порезвиться и отправился вместе с ним. Перед прогулкой Саймон отдал распоряжения слугам и направил посыльного ко двору доложить о визите. Требовалось выяснить, когда Его Величество король Итании готов будет принять высоких гостей. Короли могли свалиться на голову, а дипломатам приходилось ждать и договариваться заранее. Иногда ждать приходилось несколько дней, но в случае с Барайей не в интересах принца мариновать послов долго. Он ошибался - король с удовольствием оттянул бы неизбежный визит. Известие, что кортеж барайцев пересёк границу Итании и скоро прибудет ко двору, испортило настроение Алиссину. Он желал отсрочки и надеялся, что она будет. Государственными делами пристало заниматься после праздников, а не в канун нового года, когда помыслы заняты отдыхом, развлечениями, а люди лишаются способности вдумчиво размышлять о проблемах. Проблемы откладываются. Но перемирие и так затянулось на месяц, а дионт Филлипп относился к схожей с Алиссином категории людей, кующих железо, пока не остыло. Энергичный и деятельный дионт не ведал усталости, предпочитая не тратить времени понапрасну. График короля Барайи был не менее жёстким, чем график короля Итании. Алиса ди Бьорк могла сильно расстроиться, узнав, что, несмотря на любовь к танцам - на балах дионт действительно отплясывал за семерых - в остальном он придерживался жёсткой экономии. За обедом королю подавали всего три блюда, на ужин - два, а завтрак - откровенный смех. Дионт не любил пышных застолий, старался лишь ради гостей, себя же ублажал музыкой и хорошенькими женщинами. Престол Барайи дионт Филипп занимал около пяти лет, при этом до сих пор не был женат. Придворные наперебой твердили о необходимости обзавестись наследником, но о чём думал дионт - одним богам ведомо. Видимо, мнил себя бессмертным. Что ж, если послы окажутся интересными, Алиссин пообщается на личные темы. Пока поводов для радости не наблюдалось. Король понимал: Филипп продиктовал условия, но какими будут условия дионта - вопрос открытый. Возможно, откровенно неприемлемыми, а Итании придётся дать ответ. Алиссин ди Эрро прикидывал, насколько сумеет затянуть время. Бал - удачная идея, король мог сослаться на занятость, а череда официальных праздников задержит посланцев Барайи недельки на две. Можно продемонстрировать легкомыслие, осыпать почестями, предложить составить компанию на охоте - короли при желании могли создать проволочку - любому филонщику впору поучиться. Посыльный от барайцев явился за день до бала, с утра известив через слугу, что уполномоченные дионтом вести переговоры граф Адори и граф Мейн остановились в гостинице и ожидают разрешения на аудиенцию с Его Величеством. Король изволил одеваться, стоя за ширмой и позволяя слуге застёгивать облачение. Он не сразу сообразил, о ком идёт речь, а когда сообразил, оторопел и похолодел разом, проживая множество дичайших эмоций, включая откровенный лихорадочный мандраж. Стало трудно дышать. Алиссин ожидал чего угодно, но... граф Мейн - титул Романа Артани... На всякий случай, чтобы исключить ошибку, король удостоверился, изображая забывчивость, и получил подтверждение. Дышать стало легче, а соображать труднее. У Алиссина хватило сил сохранить невозмутимость - выдержку принц тренировал с детства. Не дрогнувшим голосом, сделав вид, что выбор сюртука заботит его больше, чем посольство, король остановился на белой безрукавке, безразлично разрешив передать, что Его Величество будет счастлив приветствовать посланников во время вечернего приёма и удостоить личной аудиенции. Оставшись в одиночестве, король Итании, разом превратившийся в неуверенного, несдержанного итанийца Алексиса Сорру, долго метался по комнате, не в силах найти выход из напряжённого пространства. Он судорожно размышлял, пальцы тряслись, а о внутреннем раздрае сигналил несколько раз бездумно активировавшийся ширен. Сегодня вечером он встретиться с Романом Артани ди Валем. Что будет, как ромэ отреагирует? Знает ли он? А что, если он всё знает и специально приехал уязвить Сорру своим безразличием? О боги, как много вопросов и ни одного ответа... Король велел пригласить в покои фаворитов и устроил совет. Он не рассчитывал получить помощь, но друзья знали о его тайне и могли оказать моральную поддержку, прийти на выручку... Для итанийцев известие стало потрясением немного меньшим, чем для короля - мир поистине маленький и сводит людей причудливо. Они долго сомневались. Действительно ли король уверен, что граф Мейн - Роман Артани? Может, произошла ошибка? Браво вызвался проверить, но Алиссин остановил: следовало дождаться вечерней аудиенции - она всё решит. О, если бы сам король Итании был способен решать что-то в подобный момент. Отослав друзей, Алиссин подошёл к комоду и, открыв ящик, вытащил миниатюрную шкатулку алого дерева. Откинув крышку, тронул пальцем лежащую на бархате сигну и, захлопнув ларец, вздёрнул подбородок. Когда король выходил из покоев, не обращая внимания на пристроившуюся за спиной охрану, он почти улыбался, придумав, чем встретить желанного гостя.