Всего одно желание (часть 2)

Стоило графу Адори скрыться за дверью, оставляя поле битвы за королём Итании, Алиссин спешно приземлился на постель, сминая весом. Маленькая комнатушка с камином больше напоминала каморку: кровать в нише стены и стенной шкаф, тумба у окна да маленький столик напротив приступки камина с задвинутыми под столешницу табуретами. Стоило найти для Романа обитель приличнее, но не он выбирал. Мысль промелькнула смутным отголоском, занимая ди Эрро куда меньше, чем состояние Романа. Нетерпение подбивало на глупости. Тоску горечи влюблённого поймёт лишь переживший коллапс любви – мучительная невозможность высказаться. Ди Эрро скучал тоской волка, оплакавшего луну, а случайная встреча, не начавшись, грозила скорой разлукой и ранила болью неизвестности. Спасительный глоток кислорода приносил облегчение, счастье увидеть любимого, но продлял пытку будущим удушьем. Небеса неумолимы, возвели между ними стены предубеждения, расстояния, разбрасывали чёрные кляксы одиноких дней. Нутро рвалоcь потребностью схватить в объятия, но следовало опомниться, он пришёл помочь, а не пользоваться чужой беззащитностью, для адекватного разговора нужна ясная голова. – Ромэ... – не сдержавшись, итаниец, обнял Романа, справляясь с накатившей волной дрожи. С прерывистым вздохом уткнулся лбом в живот - секундный порыв слабости. Невидимое напряжение сжатых пальцев, уцепивших край одежды – единственная близость, и невозможно задержать мгновение. Близко и далеко, в миллиметре от касания, но за миллионы километров от взаимопонимания - его только предстояло найти. Алиссину хотелось обвинять Романа в предательстве, но взрослый взгляд на вещи отбросил наивное обольщение иллюзиями. «Во веки веков». Влюблённые утешаются невыполнимыми клятвами, а итаниец по горло наелся максимализмом – отвратный вкус – и достаточно настрадался, чтобы наступать на грабли дважды. Предстояло взять на себя ответственность перед Романом и быть морально готовым к приговору – он может оказаться жестоким. Алиссин страшился, что ромейнец не пожелает слушать. Роман делал ди Эрро морально уязвимым, но слабость выковала силу. Алиссин преодолел характер, научился наступать себе на горло, ждать и терпеть. Не сразу унявшись, итаниец с трудом отлепился от любовника. Он мысленно продолжал утешаться, считая Артани любовником, а для Романа, пережившего насилие, хуже и гаже связи нет. Сможет ли ромэ осмыслить другую сторону, понять содержимое граней Алиссина? Ди Эрро поправил мешающую косу и неуверенными пальцами расстегнул сюртук, в нетерпении оторвав пуговицу, зацепившуюся за перстень. Вытащил рубаху из штанов, задрал, стараясь не отвлекаться на тело, но было непросто – ладони скучали. Приди Артани в себя, он бы не понял творимого – Алиссин и сам стыдился, но доверился внутреннему чутью, и беззвучно застонал, сканируя любовника внутренним зрением. Обычному магу картина не показалась бы странной, но во время обучения в Академии ди Эрро сливался с источником Романа. Они немало времени потратили на сонастройку, и для итанийца изменения выглядели катастрофическими. «Люди, соприкасаясь, несут информационные следы», – Алиссин не забыл уроки Дайи Оры и различал разницу, моментально определив воздействие графа Адори - его энергетику невозможно спутать, а самого барайца забыть. От мертвенного взгляда призрака у Алиссина мурашки по коже бежали. Мощный маг, и отводящая защита на высшем уровне - не менее сильная, чем у Алексиса, хоть с ним и работали лучшие магистры. Что-то подсказывало ди Эрро, что граф Адори в помощи посторонних не нуждался. Алиссин приобрёл опасного врага – врага, посмевшего заявить права на ромэ. Но итаниец не собирался уступать и очень надеялся, что сумеет вырвать Романа из его лап. Убирать чужое влияние предстояло долго - ди Эрро не знал, сможет ли справиться. Роман мог очнуться в любой момент и закатать с размаха в лоб, не посмотрев, что перед ним король... Прежний Роман. Что сделает его подобие, Алиссин не знал. Ничего, они разберутся, иначе король его не выпустит. Сможет ли отпустить вообще? Сложно. Будущее покажет, насколько Алиссин одержим. Идеальный король мог в скором времени удивить подданных опрометчивыми поступками. Неизвестно, какую цель преследовал дионт, отправляя графа Артани послом. Знал ли об их связи? Алиссин наблюдал реакцию Романа, лицезреющего короля на троне – изумление не было поддельным, обморок оказался настоящим и сказал больше слов. Король, сконцентрировавшись, активировал магию, трепетно оглаживая ладонями. Что делать, и сам не знал – раньше не приходилось сталкиваться с подобным. В конце концов, наплевав на рассудок, итаниец сгрёб бесчувственное тело в охапку, забрал на колени, обнял, целуя высокий чистый лоб и замер дыханием губ, укачивая как маленького ребёнка. «Люблю, – других целительных заклятий у него не было, – Люблю тебя, ромэ, цветочек мой...» Плач души, безголосая песня сердца – самая сильная магическая формула. Источники пробудились одновременно. Незримое сияние окутало молочным светом, разливаясь по комнате; заструилось, высвечивая гобелены стен, переливаясь мягко от одного к другому, подпитываясь целительной магией Алексиса. Артани ожил, отозвался, подаваясь навстречу всем естеством. И пришёл в себя, открывая глаза перед ликом огромной любви, заполнившей небеса серой метелью облаков. Снежный король смотрел на него, дышал дыханием зимы, а лёд был тёплым и живым... – Алисси... – Да, милый, я! – отозвался Алиссин, бездумно рисуя губами по коже, милуя желанного своего. И продолжал укачивать, как мать дитя, или солдат, потерявший павшего брата на поле боя – совершенно безотчётно, не ведая, как происходящее будет воспринято. Оттолкнёт или нет? Он дал волю инстинктам, и они оказались мудрее, глубже ума. Роман не вырвался, продолжая дремать в нежном облаке расслабленной эйфории. Он замечал, что полураздет, но энергия Сорры – тёплая и живая – лилась благословенным дождём на иссушённую землю. Магия воспринималась естественным продолжением собственного источника – мягко убаюкивающая, родная, очищающая от зла. Любящее тепло Алексиса вымывало стерильный холод призрака, и Роман оттаивал, согретый чистым дыханием любви. Он долго блуждал: сбежал от Сорры, от самого себя, отрёкся от собственных корней, решив, что у него ничего не осталось. А сейчас... словно вернулся домой. Ради счастья стоит отказаться от обид и предубеждений, потому что отказавшись от любимого человека, невозможно стать по-настоящему счастливым. Окунувшись в исцеляющее озеро, он плыл лодочкой и не хотел вылезать – прерывать волшебное умиротворение близости, открывшееся кристальной истиной: у них может не быть ничего, но самое огромное богатство людей заключается в том, что они есть друг у друга. – Сорра? – позвал Роман, желая убедиться, что он не спит. – Тоже я, – согласился король, легонько дуя на ресницы, продолжая качать и завораживать в трансе, где время отдавало им власть судить и рядить, а само тихонечко ушло на цыпочках, приложив пальцы к губам, забрав посторонних, оставив лёгкую незримую мелодию. – Моё настоящее имя – Алиссин ди Эрро, я был принцем Итании и обучался инкогнито. Ты знал меня как Алексиса Сорру. Прости, я должен был сказать. – Столько лжи... Мы с тобой... дураки! – Роман закрыл глаза, позволяя себе побыть в щемящем островке спокойствия. – Я любил тебя, Алисси! – Я знаю, милый, – отозвался король, и из глаз, прорвав долго сдерживаемую плотину, потекли горячие слёзы, капая на лицо Романа, обжигая теплотой. – Прости, меня, ромэ! Цветочек мой, прости! – Алиссин, подавившись рыданием, икнул, судорожно прижимая Романа к себе, стыдясь предстать перед ним жалким. Но представал не жалким, а искренним. – Я поступил жестоко и глупо. Он пытался стереть собственные слёзы плечом, но мешало тело ромэ. – Ты сожалеешь? – Роман, вытянув ладонь, смахнул солёную влагу, забирая в кулак. Можно было не спрашивать. Сердце ныло, дрожа перепуганной птицей. – О том, что потерял тебя, – горько отозвался Алисин, сжимая губы, но не мог остановить слёз – они высыхали сами, не отражая и сотой доли океана. – Я люблю, ромэ. Любовь – не оправдание, но других у меня нет. Я не предавал тебя. Не предавал нас, ромэ. – Я знаю, – тихо вздохнул Роман, уткнувшись лбом в мягкую ткань колета, расшитого узорами. Белый цвет – знак траура. Недавно друг потерял отца – наверное, ему пришлось нелегко. Роман с грустью понимал, что в его душе не хватает сочувствия – знание пришло, вспыхнуло мягкой вспышкой и осталось, а реакций не было. Единственная реакция: Алиссин – сосредоточие оставшегося у Романа сердца, – Прости, Сорра, но я не смог... Тогда не смог. Сбежал. – Сейчас ты здесь, – шёпотом возразил Алиссин, опаляя дыханием и смесью незнакомых ароматов, предлагая подумать. Короля больно резануло упоминание старого имени. Может Роман не воспринимал его иначе, но он и не вырывался от него. Алиссин слишком боялся поверить. Он не понимал, почему жив и не убит ромейнцем на месте, почему продолжается разговор, и не летят жалящие обвинения – просто журчит неспешный ручей, петляет причудливыми извивами, огибая камешки претензий и заросли обиды-травы. – Здесь... – согласился Роман. – Но между нами стены. – Разрушим их, ромэ, – отчаянно взмолился итаниец, начиная верить в невозможное, – Содеянного не отменишь, но... давай попытаемся. Скажи, что не всё потеряно для нас?! Алиссин с силой стиснул плечи Романа, не решаясь коснуться губ, беззвучно спрашивая разрешения. Но граф отвернулся и выпрямился, вынуждая себя отпустить. Королю не оставалось ничего иного, кроме как разжать руки. Он не желал и не мог принуждать. – Не всё потеряно? – Роман встал на ноги, изучая Алексиса. Машинально растёр бедро - тело успело затечь в неудобной позе и сейчас кожу покалывало иголочками. Анализаторы исправно работали, фиксируя картину мира, посылали сигналы в мозг, но прежнее больное восприятие исчезло – он мыслил иначе и не высказывал обвинений, скорее констатировал, прислушиваясь к себе, цепляя отзвуки. – О чём ты, Алексис? Попытаться что и с кем? – спросил Роман горько, – Алиссинди никогда не существовало, а теперь выяснилось, что Алексиса Сорры не существует тоже. Он склонил голову, рассматривая Сорру с незримой мукой, видя перед собой драгоценные черты Алиссинди. Он и раньше замечал похожесть, а теперь удивлялся – как мог быть настолько слеп? – Во что я должен верить, и во что ты предлагаешь мне поверить после всей этой лжи? Ты небезразличен мне, и я любил тебя, а теперь не знаю, что в этом содержится. Содержится ли что-то вообще? Я изменился и стал другим, Сорра. А если бы не изменился, и слушать не стал бы твоих речей. Но сейчас вот здесь... – он коснулся груди, – Пусто. Может правильно. Ты – король Итании, и не принадлежишь себе. И я больше не принадлежу себе. Мы можем сожалеть, но содеянного не отменишь. Роман, поборов себя, отвернулся: – Ваше Величество, оставим этот разговор – он тяжёл для нас обоих. У нас есть дела важнее... Алиссин смотрел на него с потрясением, совершенно не узнавая прежнего Романа, словно тоже впервые видел. Но встряхнул головой, не позволяя заблуждаться: – Боги, о чём ты говоришь, ромэ? – спросил он хрипло. – Какие сейчас дела? Я с ума схожу, а ты... Думаешь, я в состоянии вот так всё оставить? Ты понимаешь, насколько люблю, насколько невыносимо без тебя? – итаниец, выбросив руки, поймал и привлек любовника обратно, не позволяя отстраниться, – Как я могу согласиться с таким ответом? Сорра подхватил ромейнца хрупкой щепочкой, отрывая от пола, заворачивая объятиями стремительной реки, несущейся навстречу грохочущему водопаду. Роман слышал гул, но у него не было желания сопротивляться, вырваться – возможно, он и не мог. Алиссин смял жадно, прижимая к себе, причиняя боль. Зарылся носом в шею, вдыхая будоражащий запах кожи... как же его не хватало... – Чего же ты не понимаешь, ромэ? – горячо спросил Сорра, ловя взглядом. Близость итанийца сокрушала рассудок снежной лавиной, и Роман не знал, что снег может становиться обжигающим. – Говоришь, ничего теперь не чувствуешь, а так ли это? – вопросил король, не желая мириться и принимать столь несущественные аргументы. В словах Романа мог содержаться смысл, но Сорра его не видел. – А что, если и нет?! – с вызовом отозвался Артани, которому порядком надоело катать слова. – Ты достаточно поглумился над моими чувствами. Роман старался сохранять спокойствие и достоинство, но смотрел шальными синими глазами – головокружительный звон хмельных колокольчиков, манящих горячей, дерзкой близостью. – Что бы я не чувствовал – тебя не касает... Он не смог договорить – Алиссин отчаянно впился в непокорный рот, не ища иного доказательства, кроме пьяной, сладкой горечи – вкуса неуправляемых чувств на губах – другие не требовались. В иной раз Роман бы отвесил пощёчину, врезал без размышлений, замычал, возмущённый посягательством. Но... все аргументы разом рухнули. Истосковавшиеся губы сплелись в бессмысленной и безнадёжной борьбе, где не могло быть ни победы, ни поражения. Ни один не желал уступать – отрываться от другого. Они и не подозревали, что смогут целоваться так – отчаянно глотая друг друга, сражаясь языками, смешиваясь слюной, облизывая, почти кусаясь. Нежность приняла иную форму – пронзительно-острой пенящей страсти. Обоих лихорадило и сжигало, испепеляло до костей. Граф пытался прекратить, но тело реагировало, напряжённой струной отзывалось на ласку. Он пытался остановиться, но вместо этого тянул Алиссина ближе, присасываясь извивающейся пиявкой, истаивая воском под огоньком трепетных пальцев. Обоюдное сумасшествие, бешеное притяжение, плавящее изнутри, вытягивающее жилы сладкой мукой. Они лизались с жадным исступлением – изголодавшиеся друг по другу волки. Роман умом знал, что обманывается: Сорра – не Алиссинди, но его целовала любимая женщина в обличье мужчины, и он перестал замечать обличье. Желал изведать больше, излечиться от неведомой хвори и тоски, подставлял шею под чужие губы и впивался сам. Они словно два вампира пытались выпить неведомую магию крови. Сорра плавно, не прекращая движений, утянул Романа на кровать, окуная в подушки, продолжая целовать, вычерчивая обнажённую кожу письменами пальцев. Раздевал, сам себе не веря – от волнения руки тряслись. Он очень боялся, что ему сейчас снится сон – один из тех, что снились раньше. Сорра выпрямился, расстёгивая колет, пытаясь торопливо содрать мешающую одежду. Вытащил послание дионта Барайи, которое в спешке обморока Романа запихал под лацкан, отбросил письмо с печатью. Граф опомнился, словно ледяной водой окатило. «Дьявол. Нет, нет, только не это! Не стоило его выпускать...» Роман резко надавил на плечи Сорры, отталкивая, отбросил коленом. Взъерошенный, с безумными глазами, с расстёгнутыми штанами и сбившейся рубахой, обнажившей сокровище кожи. Манящие кубики пресса, напряжённый подтянутый живот, ямочка пупка и лёгкая дорожка волос, зовущая ниже, к отчётливому бугорку гульфика. Возбуждённый вид – удар под дых, несколько кубиков чистейшего адреналина в вену. Невозможно остановиться – только завалить и закончить начатое. – Ты... – прохрипел граф, выставляя перед собой руку, – Не подходи. Своевременное предупреждение, потому что Алексис Сорра нырнул к нему рыбкой. Но выставленная ладонь и просьба остановили, не разрешая большего. Он не желал принуждать ромэ ни к чему из того, что Роман не пожелает сам. Но видят боги: остановиться в подобный момент – самого себя за горло взять, сдохнуть легче, когда от желания у обоих скулы сводило. Но Алиссин боялся напугать и не знал, что Роман испугался вовсе не прикосновений, а собственной реакции – того, что пробудил в нём Алиссин. Неведомый, сжирающий внутренности огонь. Он бы поддался, сгорел в пламени, но перед глазами очень вовремя промелькнула печать дионта, возвращая в реалии, оглушая вопросом – что он творит? Самому бы знать... Потому что Роман не хотел останавливаться, смутно цепляясь за ускользающие фантики и обрывки причин, потерявших отныне значение. – Ромэ, послушай... – мягко, очень мягко позвал Алиссин, внимательно наблюдая за чужой реакцией серо-солнечным теплом страсти, льющейся из зрачков, пытаясь сообразить, что спровоцировало отторжение. Проклятье, между ними воздух искрами вспыхивает и плавится. Если Роман после такого станет отрицать очевидное, Алиссину останется лишь сардонически рассмеяться и признать поражение... а лучше пойти удавиться. Итаниец напряжённо замер – прекрасный и откровенно ослепительный в гамме желания: белоснежная коса, стекающая с плеча, пепельные брови, сведённые беспокойством, глаза – два серебристых озера, заполненных такой живностью, что у Романа горло перехватило. Король застыл на одном колене, светлый колет, собравшись складками, повис на руке. Лаская Романа, он незаметно стянул перстни, боясь поцарапать, и теперь они небрежно валялись на бархатном покрывале, играя гаммой драгоценных камней, ассоциируя Романа с принцессой, к чьим ногам бросались несметные сокровища, да только принцесса вряд ли пожелает их принять. Сорра не двигался, ожидая разрешения, притаившимся снежным барсом, но барс не нападал – наоборот, отступил, показывая, что всё под контролем: он не двинется, пока Роман не дозволит. – Не надо бояться, – сипло попросил итаниец. От страсти голос сел. – Не бойся, милый. Видишь... – Сорра, словно с ребёнком общаясь, поднял ладони, показывая, что ничего не совершает – только снимает колет. Исполнив сказанное, король незаметно накрыл послание светлой курткой. «Проклятье. Стоило вытащить и убрать письмо раньше – оно напомнило о себе совершенно некстати...» – Не будет ничего, если ты не захочешь, – убедительно заверил он, и попросил с мольбой. – Роман, я ничего не сделаю. Только прошу – не отвергай того, что есть между нами. Не надо... Роман перевёл дыхание, начиная соображать. Замечание Сорры подсказало, что итанийцу пора в прорицатели податься. А ведь подобное не возьмёшь назад и не спишешь на ослепление. Роман редко ослеплялся в последнее время, но рядом с Соррой всё поменялось. Пришли эмоции. Барьер Саймона Адори растушёвывал резкость восприятия, но, похоже, в их случае никакой барьер не удержит. – Ты ведь не меня испугался? – итаниец проявил редкую проницательность, совершенно загоняя Артани в ловушку. Лгать он не мог, но правда содержала слишком много всего, состояла из десятков причин для отказа. – Похоже, сослаться на безразличие я теперь не могу, – выравнивая дыхание, предположил Артани – у него хватило сил на юмор. – Да уж, королёк, легко ты теперь не отделаешься, – ответил прежний ехидный Алексис Сорра. Они на секунду вернулись в прошлое, оказались в счастливых днях, когда учились в Академии, а между ними существовало столько всего. Роман резанул острым взглядом, заставив короля спохватиться и вернуться к реалиям: – Прости... Артани прикрыл глаза, давая понять, что не стоит: – Мне нелегко принять подобное. Алиссин серьёзно кивнул. Ситуация не располагала к диалогу – очень сложно беседовать, когда член стоит торчком. Вернуть кровь от паха к мозгу не получалось, но и Роман находился не в лучшем состоянии. Он попытался застегнуться и одеться, подсказывая, что продолжения не будет, но прелюдии хватило, чтобы Алиссину не просто надежду – жизнь вернуть. – Роман, я знаю, насколько всё непросто. И если тебе требуется время, я пойму. Но и ты пойми – я не могу от тебя отказаться, зная, что мои чувства взаимны. Они ведь взаимны, ромэ? – спросило он почти жалобно. Артани вздохнул, а затем внезапно сказал без перехода: – Со мной что-то не так, Сорра. Не знаю, что именно, но я словно изнутри замороженный. – Что случилось, малыш? – Алиссин мгновенно обеспокоился – он и сам заметил, что с ромэ что-то не в порядке, но пока случившееся играло ему на руку... – Саймон Адори... Алексиса ровно копьём пронзило, очень хотелось выйти и располосовать графа Адори на части, а потом вернуться и дослушать. – Он мне помог, поставив ментальный блок... Роман заговорил, спокойно и сухо рассказывая о собственной жизни и прошлом. Он абстрагировался, а Алисину, не ожидавшему ничего подобного, стало худо от рассказа. Он догадывался, через что Артани прошёл, но не ожидал услышать из первых уст. Не удивительно, что граф поседел столь рано – король и сам едва не поседел, откровенно не представляя, как ромэ смог выдержать. На фоне выпавших ромэ испытаний, собственные беды ди Эрро показались мелкими и надуманными. Не менее паскудно становилось от мыслей, что Алиссин не знал, и причинил ромэ столько страданий, особенно пока они враждовали в Академии. Знай принц малую часть, имей представление – он никогда бы не пошёл против королька, постарался уберечь. Но вот не уберёг... от себя. А принца столько раз предупреждали оставить Романа в покое. Он не подозревал, насколько глубокая бездна содержится в чужой душе, но, как выяснилось, нашёлся способ преодолеть кошмары. Король теперь и не знал – ненавидеть или благодарить графа Саймона Адори за вмешательство, сделавшее сложное простым. Именно его помощь приблизила Романа к Алиссину. Роману нелегко давались откровения, но он смог довериться Алисину, смог признать собственные чувства – огромный прорыв вперёд. Пожалуй, господин Адори заслуживал права жить спокойно и до глубокой старости... – У всего своя цена. Моей ценой стали чувства, – продолжал Роман. – Не знаю, хорошо это или плохо, но... какая-то часть меня больше не реагирует на происходящее. Я не знаю, насколько могу отделить одно от другого. Не уверен, что содержится в этом, на самом деле, и если тебе может подсказать сердце, мне иногда начинает казаться, что у меня его и нет вовсе. Останься я прежним, мы бы не говорили с тобой сейчас, – тихо заключил Роман, – Я бы не смог, и всё, что между нами, я бы тоже не смог принять. Я и сейчас не принимаю, но и не отрицаю. Понимаешь? – Нет, – честно сказал Алиссин. Роман подкинул трудную задачку – придётся крепко поломать голову. Что ж, по крайней мере, это многое объясняло. Объясняло перемены, объясняло реакцию, но Алиссин не мог удовлетвориться подобными объяснениями. Роман ничего не чувствует? А как тогда назвать всё, что происходит между ними? Если это не чувства – что тогда? – Я не знаю, – ответил Роман просто, – И не уверен, что готов обсуждать. Он собрал перстни, и легко взяв Алиссина за руку, надел, возвращая обратно, ошарашив естественностью поступка. – Нам придётся обсудить, ромэ, – с тревогой всматриваясь в его лицо, заметил Алиссин, позволяя провести манипуляции. Разбрасываться драгоценностями он не привык, а Роман не принимал подарков. Он бы хотел одеть кольцо на палец ему – в этом жесте содержалось что – то трепетное, особенное, но Роман похоже не осознавал. - Ты понимаешь, что после случившегося я не смогу просто всё отбросить, забыть и продолжать вести себя, как ни в чём не бывало. – Придётся, – вздёрнул подбородок Артани, моментально превращаясь в холодную застывшую маску. – Сейчас я не тот Роман, которого ты знал. Я прибыл во дворец в качестве посла Барайи. Закончив с кольцами, он отбросил руку, отвергая и перечёркивая всё существующее до этого. - Переговоры – моя первоочередная задача. Может, ты прочтёшь послание? – Роман вопросительно кивнул в сторону припрятанного письма. – Боюсь, ты не представляешь свой задачи, малыш, – желчно отозвался Алиссин, уязвлённый отказом. Он с ума сходил, а для Романа важнее дела. Стоило поучиться. Поднявшись, король нехотя взял письмо и пересел за стол, вскрывая конверт, решив закинуть плевелы сомнений. Рассорить Романа с Филиппом очень хотелось, он обдумывал план. – Дионт отправил тебя сюда в качестве приманки, и признаю – удар достиг цели. Роман нахмурился, настороженно следя за итанийцем. Он оставался сидеть, подобрав под себя ноги. Машинально попытался привести одежду в порядок, но получалось плохо – сюртук был безнадёжно измят, а одна пуговица оторвана. Вот и думай, чем они тут занимались во время переговоров. Явно не переговорами. – Ты ошибаешься. – Не будь наивен, королёк, – пробормотал Сорра, погружаясь в чтение, а Романа накрыло тёплой волной от ненавистного когда-то «королёк». Капелька счастья. Король Итании отличался от прежнего вальяжного и сексуально-небрежного Алексиса, но Роману нравились незнакомые черты. Нравилась серьёзность итанийца, подтянутая собранность, спокойствие и неожиданный самоконтроль. Возможно, он всегда был таким, просто Роман не замечал, а сейчас открывал напарника заново. – Дионту наверняка известно о нашей связи в Академии, – механически поигрывая ширеном, поведал итаниец. Речь шла о чём-то, что его нисколько не удивляло. Сбросив колет и оставшись в коротком камзоле поверх рубахи, Алексис выглядел уютно-домашним – драгоценное зрелище. Им было так просто вместе, они столько всего не сказали, не выяснили, не виделись несколько месяцев, а стоило встретиться – всё встало на свои места. Роман никак не мог привыкнуть, что Сорра – король Итании, знание не укладывалось в голове. Он видел перед собой старого товарища и невольно любовался им: уверенным, взрослым, притягивающим взор тонкой филигранной красотой Алиссинди, но мягкую нежность черт девушки заменяла арктическая мужественность, а острыми высокими скулами итанийца хотелось порезаться. Роман не замечал раньше чужой притягательности, не смотрел под таким углом, но анализировал и понимал, что Сорра волнует. Артани словно застрял в мгновении и не имел власти его разрушить, а итаниец не обращая внимания на замершего Романа – продолжал расставлять акценты политики, объясняя положение дел в Барайе и Итании. Страну не поставишь на карту ради одного человека, но короли – люди, им свойственны слабости, а Роман – слабость ди Эрро. – Имей я подобный козырь на руках, я бы его использовал, мне и крыть нечем. По мере чтения лицо короля приобретало недоброе и неприятное выражение. Роман и сам знал, что условия мира, скажем так, аховые, и не понимал, на что рассчитывал дионт Филипп. – Ты в курсе, что здесь написано? – Алисин, являя доверие, кинул письмо Роману, и тот перехватил на лету. – Прочитай. – Полагаю, в курсе, иначе вы бы разговаривали с другим дипломатом. Однако Роман впился в текст – убедиться, что ничего не упускает. Дионт требовал не только перешеек и прилегающие территории, но и выплаты контрибуции. Кажется, Эстерис ди Эрро имел глупость на ней настаивать... – М-мда... – сказал Роман, поднимаясь и возвращая послание. – Какой в этом смысл? Король, не слова ни говоря, задержал его руку, ответив ироничным фирменным взглядом Алексиса Сорры. Роман ощутил себя святой простотой, ничего не смыслящей в интригах. – Мне надо поразмыслить. Ответ дам после бала, – отозвался король, меняя тему и не выпуская чужого запястья. Роман недвусмысленно потянул назад, но Сорра проигнорировал, – Я выполнил твоё желание, ромэ? – Алиссин медленно, не отрывая глаз, поднёс ладонь ромейнца к губам и поцеловал, заставив Артани вспыхнуть от такого перехода. Алиссин ди Эрро, похоже, решил начать ухаживать за ним... – Ваше Величество, мне тоже требуется время поразмыслить. – Ромэ, ты от меня не спрячешься, – Алиссин мягко обхватил ромейнца за талию, притягивая к себе, а по телу Романа мурашки побежали, переходя в тяжелеющую чувственную истому, сосредоточенную в месте прикосновения чужих ладоней, одежда оказалась слишком хлипкой преградой. Итаниец продолжал сидеть, Роман стоять. Вырываться, изображая из себя смущённую девочку, было откровенно неудобно и нелепо, но именно так он и поступил: – Сорра, пожалуйста... – Алисси... – попросил итаниец. – Называй меня Алисси. Они снова возвращались в прошлое, стояли на мосту памяти, и Роман решительно ничего не мог с этим поделать. Алиссин зажигал фонарики воспоминаний – один за другим. – Хорошо... Алисси. Но ты перестанешь называть меня ромэ. – Не-е-ет... – протянул Сорра с пьяной улыбкой, совершенно точно копируя возлюбленную, манерой, шальным выражением лучистых глаз, абсолютной уверенностью, что будет именно так: – Ты мой цветочек, Артани. Мой драгоценный цветочек, – шепнул Сорра неумолимо притягивая Романа ближе, и понимая, чем всё это закончится, граф решительно вырвался, освобождая рукав от хватки - в последний момент Алиссин пытался задержать. – Алисси, я не дал ответ. Я не готов к таким отношениям. – Роман баюкал руку, прижимая к себе, словно ди Эрро причинил боль, но он не причинил боль - прикосновение оставило незримый будоражащий ожог, и он боялся, что его опалит снова. – А к каким готов? – немедленно отреагировал итаниец, беря в оборот. – В данный момент – ни к каким! – жёстко отрезал Роман и на всякий случай отступил подальше. – Я буду ждать ответа, Ваше Величество, а затем мы уедем... обратно, – голос его сел, потому что Алиссин поднялся, напоминая недовольную снежную гору. Роман, несмотря на дистанцию, кожей чувствовал жар, исходящей от этой горы, и сам ощущал себя пробуждённым вулканом – внутри тела перекатывалась ленивая, постепенно прибывающая лава возбуждения. Присутствие Алексиса в комнате меняло градус атмосферы, придавая эротический подтекст. Стоило итанийцу приласкать взглядом, Роману резко перестало хватать воздуха – обволакивающая энергетика заставляла ноги подкашиваться. Он знал, что итаниец сексуален, но редко приходилось испытывать воздействие чужих феромонов. Алиссин ди Эрро являлся опытным соблазнителем, и решительно соблазнял графа Артани – взглядом, жестами, многозначительной двусмысленностью томительного предвкушения, паузами... – Алиссин, если мы всё выяснили, не мог бы ты оставить меня? – попросил Роман, стыдясь, что выглядит откровенно жалко, а просьба больше похожа на бегство и признания поражения. Стоящий напротив итаниец с места не двинулся, но возникло ощущение, что он почти физически прикасается, растирая ласку по коже, неторопливо раздевая глазами, снимая одежду; трогает и манит искушением. – Ромэ, мы пока ничего не выяснили, но для начала попробуем обозначить на словах. Я тебя люблю, – спокойно и твёрдо признался Алиссин, – И хочу знать, насколько моё чувство взаимно. Он был абсолютно серьёзен, а Роман не мог думать, Сорра подошёл опасно близко, заставив сердце бешено заколотиться. Итаниец неумолимо загонял в сладкую ловушку себя. – Алисси, если ты желаешь взаимности, перестань на меня давить для начала! Роман стянул ворот рубахи у горла, закрываясь от чужого воздействия, но помогло мало – возникло ощущение, что он наркотой обдолбался, настолько перетряхивало. А Сорра и не думал себя сдерживать – наоборот, старательно провоцировал реакцию: медленно приближался, вынуждая Романа отступать. – Королёк, если я не буду на тебя давить, ты упорхнёшь от меня в Барайю, оставив мучиться сомнениями. Предпочитаю страдать надеждами. – Сорра выдал непередаваемый жест, разрушая собственное иллюзорное очарование. С Алексисом общаться было проще, чем с королём Итании. Роман был благодарен, что итаниец умеет оставаться собой, а для Сорры важным было и то, что Роман не отказался называть его по имени. – Я боюсь, что ты просто не остановишься – настолько далеко я заходить не готов, - пробормотал ромейнец. – Роман я не остановлюсь, пока ты не пожелаешь меня остановить. Дальше, чем ты разрешишь, мы не зайдём. Алиссин сделал шаг, но был остановлен жестом Романа, переводящимся как «не подходи». – Видишь, всё зависит от тебя... – спокойно заметил итаниец, показывая, что он стоит. Роман обхватил ладонями пылающее лицо, пытаясь прийти в себя. Не похоже, что от него всё зависит – создавалось ощущение, что его откровенно прижимают к стенке. Они ещё ничего не решили, а Алексис ведёт себя так, словно всё давно решено, осталось преодолеть сомнения и колебания. – Алисси, это безумие. – Безумие, – кивнул итаниец, незаметно подкрадываясь. – И чем больше мы мучаемся и мучаем друг друга, тем сильнее оно будет становиться. Роман, одно слово... – он сделал решительный шаг, теперь уже физически прижав ромейнца к стене, – Да или нет. – Алисси, я не могу ответить ни того, ни другого, – почти простонал Роман – он действительно мучился. – Хорошо, – кивнул король, отступая, но ненадолго. Вытащив из шкатулки на столе сигну, он вернулся и заставил ромэ разжать ладонь, вкладывая почти силой. Сейчас она не вызвала такой бурной реакции, как раньше, становясь символом существующей любви, но теперь Роману предстояло дать ей имя - Алисин своё обозначил, а Роман продолжал сомневаться. – Если ты меня любишь, Ромэ, одень сигну в день бала – для меня она станет ответом. – А что потом? – Роман просто не мог смотреть ему в глаза, сжимая сигну изо всех сил. Но холодящее кожу остриё не смогло охладить разум. – Узнаешь, когда наденешь, – пообещал коварный итаниец, выдохнув предложение почти в губы, но коснулся уха. Роман упорно отводил пылающее лицо, не дозволяя себя поцеловать, боясь перейти грань, где между можно и нельзя останется лишь тоненькая ниточка – преграда одежды. Алиссин опасался настаивать, незаметно ласкал – осторожно и неназойливо, предпочитая дать Роману возможность промариноваться в собственном соку и понять, что облегчение страданий стоит напротив – достаточно пожелать... – Я понял, – сглотнув, ответил Роман и с силой надавил итанийцу на грудь, вынуждая отстраниться, – Я дам ответ, но обещай, что ты его примешь, каким бы он не был, и не станешь затягивать с письмом. Ответ в обмен на ответ. – Какой ты корыстный, королёк, – поцокал Сорра неодобрительно, а Роману захотелось рассмеяться от облегчения. Он подавил идиотский порыв обнять итанийца и спрятать лицо на груди. Сорра всегда останется Соррой, и может самое лучшее, что он такой. Роман любил его именно таким, но сейчас было сложно определится, что же он на самом деле чувствует и как далеко готов зайти. А что будет потом? Множество сомнений – он предпочитал подумать на расстоянии, понимал, что опять ищет предлог улизнуть, а ему чертовски надоело бегать. – Надо признать, из тебя получился отменный дипломат. Смотри, как ловко ты обстряпываешь дела – чувствую, оставишь меня в дураках, – картинно вздохнул Сорра, – Между прочим, разбить сердце короля Итании – государственное преступление. Роман позволил себе улыбку: – Прикажете меня казнить, Ваше Величество? – Тебя ждёт вечное заточение, – с самым серьёзным лицом, не дрогнув и мышцей, пообещал итаниец, – Вместе со мной, ромэ, в моём сердце и в моей жизни, – наклонившись и взяв за подбородок, Алиссин нежно поцеловал, окутывая энергетикой. – Звучит как угроза, – пробормотал Роман в чужие губы, позволяя короткую ласку, и поднырнул под чужой рукой, оставляя Алиссина стенать вздохами сожаления. Он развернулся следом, ловя добычу, но добыча осталась непреклонна. – Не смей меня лапать, – строго потребовал Роман. – Королёк, ты издеваешься? Да я умру, глядя на тебя и не прикасаясь. – Вот именно поэтому... Я не готов, Алиссин, – тихо объяснил Роман, – Тебе лучше уйти сейчас. – Пообещай, что останешься во дворце, – попросил король, протягивая руку, но жестокий ромэ не отреагировал. – Я боюсь тебя отпускать – мне всё кажется, что это сон. Ты исчезнешь... я проснусь, а тебя нет. – Вряд ли я могу позволить себе исчезнуть, не завершив переговоры, – отозвался Роман, обдумывая возможность остаться или уйти, гадал, как на случившееся отреагирует Саймон. Роман совершенно забыл про него, а призрак, наверное, с ума сходит от беспокойства, – Кстати, ты не знаешь, куда делся граф Адори? – спросил Роман машинально. – Без понятия, – не моргнув глазом, соврал итаниец. За время рассказа Роман успел просветить Сорру о многих вещах, включая свои способности, и Алиссину предстояло ломать голову в два раза интенсивнее, чем он предполагал. Однако если у него получилось убрать чужое присутствие, графа Адори ждёт серьёзное разочарование. Король мелочно пожалел, что не застанет реакции на свой сюрприз. А вот нечего к его Роману лапы протягивать, Сорра их методично обрубил, пока лишь ментальные, но ди Эрро не сомневался, что если узнает о любых посягательствах на Романа - убьёт физически. – Возвращаясь к нам: хочу заметить, если ты затянешь с ответом, я сделаю то же самое. Хорошо быть королём... – Сорра скорчил самодовольно важное лицо, заставив Романа фыркнуть. – Ты деспот и тиран. – Не сомневайся, королёк, – итаниец подмигнул. Расстаться сразу не получилось. Роман отказался от предложения провести ночь во дворце, справедливо предположив, что призраку не понравится отлучка. Он не обязан был отчитываться перед командиром, ставшим другом – Саймон не требовал у Романа отчёта, однако в данном случае Роман выбрал уехать. Требовалось разобраться в себе, а с последним явно намечались трудности. Король и граф Артани около часа топтались у двери комнаты, затягивая время и продолжая разговор по кругу, больше сводящийся к шутливой перепалке и уговорам. Кто бы мог подумать, что отказаться от прошлого окажется настолько легко? Напарники могут общаться, как раньше, словно не было между ними недопонимания, а Романа не ранил жестокий обман Алексиса Сорры. Сумей Артани осмыслить, насколько он заблуждается в собственном ничегонечувствии – он бы содрогнулся. Но прошлое не ранило Романа – затёртое дымкой, бесполезное и лишённое смысла. Алиссин ди Эрро решительно не мог смириться с мыслью, что Роман не планирует заночевать во дворце, но был вынужден подчиниться решению. Он самолично проводил барайского посла до кареты, выделив эскорт для сопровождения, и старался сдерживаться, чтобы не прикасаться к Роману, но между ними существовала особая связь, и она многозначительно ощущалась в воздухе. Любовники могут вести себя идеально, но скрыть любовь непростая задача. Завтра начнутся пересуды. Алиссину было откровенно наплевать, чем станут кормиться чужие шпионы – он предвкушал ответ Артани, зная, что если Роман наденет сигну и подтвердит собственные чувства, он полностью поменяет собственную судьбу. Впрочем, он менял её в любом случае. Общаясь с драгоценным цветочком, король, успешно совмещая приятное с полезным, мысленно набросал намётки плана, решив, что согласится на условия дионта, но взамен в качестве заложника мира попросит прислать Артани. Подданство Романа, может, и не закончится, но жизнь в Барайе определённо точно. Он не собирался посвящать Артани в свои планы, зная, что граф с негодованием откажется. Хотя насчёт негодования Алиссин не был уверен – Артани изумлял реакциями. Для Романа решение дионта станет большой неожиданностью, но Алиссин найдёт, чем убедить и умаслить ромейнца в Итании. Он строил радужные планы и, возвращаясь в свои покои, почти насвистывал, пребывая в отличном расположении духа. Несмотря на поздний час, король долго не мог уснуть, ворочаясь с боку на бок. Завтра на балу всё решится. Счастье окрыляет, Алиссин ощущал себя окрылённым, и крылья вызвали бессонницу, хотелось немедленно вскочить, начать действовать, что – то сделать. Роман правильно уехал, итаниец бы не выдержал соседства под боком - натворил глупостей, впрочем у него будет время их натворить. Пытаясь поудобнее пристроить подушку, Алиссин решил привлечь друзей-итанийцев – следовало отвлечь графа Адори от Артани. Парочку разлучат, а король не упустит возможности. Ди Эрро не сомневался, что Алиса и Тарен сумеют справиться с поставленной задачей. Отказываться от приглашения на танцы очень невежливо... Король Итании злорадно улыбнулся, представляя, сколь много графу Адори завтра придётся танцевать и беседовать – с желающими Алиссин поднапряжётся.