***
— Похоже, она очнулась. — Сам вижу. Я открыла глаза. Передо мной тут же возникла кроганская морда, что заставило меня вздрогнуть от неожиданности. — Спокойно, Шепард, — пробасил Калеб. — Можешь идти, Нарлек, — отвернувшись, сказал он куда-то в сторону. Послышались удаляющиеся шаги и лёгкий хлопок двери. — Что?.. — прочистив горло, попыталась спросить я, но не успела закончить фразу. — Это я должен спросить! — рявкнул кроган, присаживаясь в кресло рядом с диванчиком, на который уложили меня. — Не по… — Поздней ночью, в самый разгар веселья, заваливаешься ко мне в паб в таком виде, будто тебя отделал кто-то из наших, — снова перебил он, сдвинув подобие бровей. — Пугаешь посетителей, ставишь под удар репутацию. У нас тут не благотворительный госпиталь, молотильщик тебя дери! Ещё повезло, что у меня есть толковый врач. — Прости, Калеб, я… — Не вставай! — рыкнул он, мгновенно подскочив и прервав мои попытки подняться. — Ты слишком слаба. Панацелин ещё действует, подожди. Я тяжело вдохнула, снова откинувшись на подушки. — Знаешь, всё-таки не рассказывай мне, куда влипла. Не хочу знать. Не зная, мне и врать не придётся, когда люди из ЗСООП нагрянут ещё раз. — Они были здесь? — встревожилась я. — Были. Позавчера, — на удивление спокойно ответил он. — Спрашивали, где ты можешь быть. С чего только они взяли, что я должен это знать! Уж не представляю, как они на меня вышли, — кроган грозно сверкнул глазами в мою сторону, а я лишь отрицательно покачала головой. — Я понимаю, что оружие покупается не забавы ради, но проблемы с местной властью мне не нужны. Всё это зашло слишком далеко. Я знаю про ту азари, ещё в прошлый раз знал, а они говорили, что… — Да про какую азари вы все твердите? Я понятия не име… — вспыхнула я, но Калеб не дал мне договорить. — Не держи меня за тупого пыжака, Шепард! — взревел он, поднимаясь на ноги. — Я не идиот. Не знаю, чего ты этим добиваешься, но больше не появляйся здесь. Как только сможешь идти, скажешь охране за дверью — они отвезут тебя, куда пожелаешь. Кроган направился к двери, а я проводила его взглядом, машинально потирая ещё побаливающую руку, которая уже была вправлена. — Удачи, — вдруг сказал он, не оборачиваясь. — Она наверняка тебе пригодится.***
Я уехала из паба практически сразу, выйдя следом за Калебом. Пусть не так гордо, как хотелось бы, пошатываясь и держась за стены, пусть через боль, но я больше не хотела там оставаться. Не знаю, что он имел в виду, но злоупотреблять гостеприимством и заставлять его повторять дважды не хотелось. Неприятный осадок наверняка останется надолго. Я уже окончательно перестала что-либо понимать. Повторившиеся слова про какую-то азари заставили меня изрядно понервничать, но я решила отложить размышления на потом. Да мало ли что могли наврать люди из ЗСООП ради того, чтобы выставить меня монстром в чужих глазах? Важнее то, что Калеб, возможно в ущерб себе, всё-таки помог мне, а я лишь принесла ему проблемы и даже не успела поблагодарить за всё. Ну и на хамство ответить заодно. Собственно, чего ещё можно было ждать от крогана, которого я фактически подставила? Благо ещё, что он сразу меня в лепёшку не расшиб, когда нашёл в отключке на пороге паба. Что ж, это не самый приятный разговор в моей жизни, но переживу. Своим новым домом я назначила последнюю квартиру из списка Калеба, который он мне дал когда-то. Заброшенная многоэтажка, испещрённая следами от выстрелов, снаружи выглядела жутковато, но внутри всё оказалось не так плохо. Квартира не была такой роскошной, как прошлое моё жилище, но это даже лучше. Узкий коридорчик, из которого можно было попасть в крохотную кухоньку, ванную, спальню и небольшую гостиную. Сдержанные цвета мебели, светло-серые обои с какими-то узорами и большие окна, выходящие на дождливые лондонские улицы. А самое главное — привычная взгляду пневматическая дверь с электронным замком, которая создавала ощущения домашнего уюта больше, чем вся обстановка квартиры вместе взятая.***
Вечер. Панацелина у меня нет, аптечки здесь не нашлось, а выпивки в мини-баре — навалом (спасибо прошлому хозяину!), поэтому я обрабатываю ещё не совсем зажившие царапины крепким виски. Вчера я, проведя самой себе экскурсию по очередному жилищу, сразу же задремала на новой кровати, проспав до полудня следующего дня. Осмотрев квартиру ещё раз и установив на чудную дверь дополнительную программу защиты от взлома, я приняла душ, и теперь чувствую себя практически в полном здравии. О трудностях прошлых суток пока вспоминать не хочется, размышления в голове роятся на редкость легкомысленные. Неужели эта встряска подействовала на меня положительно? Похоже, что не делается — всё к лучшему. Не удержавшись, я опрокидываю пару бокалов виски отнюдь не на раны. Алкоголь приятно обжигает горло, а резкий запах щекочет нос, напоминая о весёлых посиделках в ночных клубах. Редкие минуты расслабления в компании синекожих красавиц почему-то запомнились даже больше, чем бои. Что ж, это не удивительно, ведь последние были слишком частыми, сливаясь в одну сплошную стрельбу. Вот бы слетать на Омегу и проведать Арию. Интересная у неё была благодарность за отвоёванное гнёздышко. Губы трогает лёгкая улыбка, но быстро сменяется гримасой боли, когда я прикасаюсь смоченной в алкоголе ветошью к очередной ране. — Шепард. Хорошо тебя отделала… ты же. Моринт засмеялась, присаживаясь рядом со мной на диван и вальяжно облокачиваясь на спинку. Я вздрогнула, но усилием воли заставила себя сидеть на месте. Больше никакой беготни, не хочу показывать своего страха. Мне это всё кажется, просто кажется. — Кто тут? — спросила я, надеясь, что мне никто не ответит. — А ты меня не узнаёшь? — хищно улыбнулась азари. Её здесь нет. Это всё игра воображения. — Что тебе нужно? — мой голос вышел даже более твёрдым, чем я рассчитывала. — Мне? Ничего. Ты прекрасно знаешь, что выбрала Самару зря, а моё присутствие — тому подтверждение. Где эта дрянь сейчас, а? Почему она не здесь? Потому, что её всегда волновала лишь только она сама. Юстициар, блюститель справедливости, готов убить собственную дочь всего лишь для обретения душевного равновесия. И при этом она ещё называет меня монстром. Нет, она ошибается. Я, как и ты — хищница. Выживает сильнейший, и мы с тобой — сильнейшие. Позицию жертвы пусть занимают другие. Мы же сами вершим правосудие и делаем то, что нравится. Да, Шепард? — промурлыкала Моринт, придвигаясь ко мне вплотную. Её дыхание опалило шею, но я невозмутимо сидела на своём месте, стараясь ничем не выдать панику, которая разрасталась внутри. — Не равняй меня с собой, Мирала, — отчеканила я, нарочно упоминая её настоящее имя. — Ты снова за своё, — слегка поморщилась азари, игриво погрозив мне пальцем. — Люблю упорных… как я, — улыбнулась она, шепнув мне это в самое ухо. — Скажи, что ты хочешь меня. Я ведь знаю, что это так, — сладко протянула Моринт, дотянувшись горячим языком до мочки моего уха и пуская ладонь в прогулку по внутренней стороне бедра. — Эй! Это уже слишком, Моринт, — рявкнула я, отталкивая её от себя и вскакивая на ноги. — Признайся, тебя останавливали только последствия, — настаивала она, вставая следом за мной и пытаясь приблизиться. — Не подходи ко мне! Ты мертва, Моринт! Тебя нет здесь на самом деле! Похоже, эти слова на неё подействовали. Нет, вопреки моим ожиданиям она не исчезла, но что-то изменилось. Сладкая улыбка тут же слетела с её лица, как прошлогодний снег весной, сменившись злобой. — Почаще повторяй себе это, — прошипела она. — А вот и твой настоящий облик, сирена, — поспешила добавить я, быть может, зря. — Значит ты, застрявшая в собственных иллюзиях, говоришь мне о настоящем? Так ты хочешь правды? Давай я покажу, что происходит с тобой на самом деле. Я испуганно отшатнулась, когда Моринт с жуткой решимостью рванула ко мне, но это не помогло. — Смотри мне в глаза, Шепард… смотри! Не знаю как, но я вдруг оказалась на коленях. Азари нависла надо мной, как нечто неминуемое и ужасное. Тьма заволокла её глаза, а я, не в силах сопротивляться, заглянула прямо в бездну. Нет, там не было пустоты. Что-то на дне заставило меня присмотреться. Чернота сменяется какой-то картинкой. Я ещё вижу её лицо, но одновременно передо мной появляется синяя вспышка. Она растёт и расширяется, грозя поглотить меня. Через мгновение я понимаю, что стою перед лучом, ведущим на Цитадель. Я слышу треск огня — совсем рядом догорают останки Мако. Ноздри наполняют запахи гари, сырой земли, жжёной плоти и крови, смешавшись в отвратительном единстве. — Нет… это всё не реально… это не п… правда… — еле шевелящимися губами произношу я, пытаясь разглядеть за лучом лицо Моринт. Да, я вижу её глаза! — Про… прочь от меня! — вскрикиваю я, титаническим усилием заставляя свою руку повиноваться и оттолкнуть азари. Видение тут же тает, и я встряхиваю головой, изгоняя его остатки. — Это правда, с которой ты не хочешь смириться, — зашептала Моринт, снова пытаясь приблизиться ко мне. — Ты всё ещё там, и ты умираешь. Только Катализатор в силах даровать тебе жизнь, если ты сделаешь правильный выбор… Пошатываясь, я встала на ноги, всё ещё чувствуя головокружение. — Убирайся! Вон. Из. Моей. Головы! — взвыла я, хватая под руку первый попавшийся предмет и швыряя его в Моринт. – Вон! Вон! Вон! Звон стекла отозвался пульсирующей головной болью. Кажется, бутылка разбила окно. Словно зомби, я просто стояла и пялилась на дыру в стекле, из которой дул ветерок, приятно холодящий кожу, правда, как всегда, сырой. Слышен был и шум дождя, который объяснял сырость. Неужели я умираю? Я всё ещё там, перед лучом? Нет, не может быть. Это всё ложь. Это всё происки Катализатора. Ему не сломить меня. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем удалось снова обрести контроль над собой. Словно в замедленной съёмке, я повернула голову, чтобы оглядеться в поисках Моринт. В комнате её уже не было. Наконец-то гостья сообразила, что засиделась. Только вот теперь возникла другая проблема: по полу, завиваясь причудливыми колечками, стелился… дым? Я глубоко втянула носом воздух и действительно ощутила этот запах. Так значит, он мне не почудился в моём видении, а лишь дополнил его. Я вышла в коридор. Здесь дыма было ещё больше. Осторожно подойдя к двери, я прислушалась: может, это сама дверь и горит? Но нет, потрескивания я не услышала. В общем-то, я не услышала ровным счётом ничего, поэтому решилась покинуть своё убежище. Разблокировав замок, я вышла на лестничную клетку. Здесь дым стоял сплошной стеной, и я закашлялась. — Помоги-и-ите! — раздался протяжный детский крик прямо у меня над головой, этажом выше. За ним последовал звук удаляющихся мелких шагов и тихий плач. Прикрывая рот и нос тыльной стороной ладони, чтобы хоть немного меньше глотать едкий дым, я быстро поднялась по лестнице, перескакивая через ступеньки. — Где ты? — Я здесь, — раздался голос ещё выше. — Не бойся меня, не убегай! Я сейчас поднимусь к тебе! Оказавшись на следующей лестничной клетке, я снова не нашла никого, но шаги слышались всё выше и выше. — Стой! Подожди меня! На этот раз ответа не последовало, только тихое хныканье. Что за чёрт? Зачем звать меня, а потом убегать? Но то, что ребёнку необходима помощь, стало для меня первостепенным, и я отложила вопросы на потом. Чем дальше, тем сильнее было задымление — по всей видимости, пожар бушевал именно на верхних этажах, хотя я и не увидела источник. Глаза начали слезиться, дышалось уже с трудом даже сквозь ткань ворота футболки, которую я натянула до самой переносицы. Когда я добралась на последний этаж, то услышала громкий детский визг прямо на крыше. Недолго думая, я подскочила к двери, которая была приоткрыта, и выскочила наружу. Ночная темнота вмиг ослепила меня, лишь маленькая лампочка за моей спиной, над дверью, излучала слабый свет. Привыкнув к такому освещению, я различила на самом краю блестящей от влаги крыши фигуру девочки. Её платьице и волосы трепал сильный порывистый ветер, который подвывал здесь, как раненый зверь. Ливень нещадно хлестал по лицу своими водяными розгами, пытаясь если не сбить с ног, то промочить насквозь. Не самое лучшее место для игры в салочки или в прятки. Я поёжилась от холода, но уверенно двинулась вперёд. — Эй! Не двигайся, здесь очень скользко! — крикнула я, пытаясь перекрыть шум бушующей стихии и протягивая вперёд руку. — Не бойся, я помогу тебе! Возьми меня за руку! Девочка никак не отреагировала, продолжая стоять ко мне спиной. Вдруг я заметила какое-то движение слева и оглянулась. Страх сковал моё тело, и я замерла, беспомощно глядя на то, как из мрака выступают полупрозрачные тени тех, кого я когда-то знала. Тех, кто были мертвы. Первая команда Нормандии смотрела на меня с немым укором, обступив меня со всех сторон. — Вас здесь нет. Вас здесь нет! — я сделала отчаянную попытку отступить, но Прессли преградил мне путь. От его взгляда по спине побежали мурашки. — Почему ты жива, Шепард? Почему ты не с нами? — спросил он, протягивая ко мне руки. — Почему именно ты осталась в живых, а мы все — мертвы? — Я… — Почему ты не спасла меня? — перебил меня голос Мордина, и саларианец тоже сделал шаг вперёд. Перед глазами тут же пронеслась его смерть, и губы невольно задрожали. — Как ты могла выстрелить в меня? — тихо сказал Андерсон, выходя из-за спины доктора Солуса и укоризненно качая головой. — Я не могла противиться воле Призрака... — Ты проявила слабость, — отрезал он, после чего скрылся в толпе. Я протянула руку и сделала шаг за ним, открыла рот, чтобы сказать, как он важен для меня, как я ценила его по-отечески тёплую заботу и поддержку, но кольцо теней всё сужалось и уплотнялось, мешая пройти. Всё новые лица вставали передо мной, спеша сказать своё слово. — Почему ты убила нас? — прошипел Кайден, возникший рядом с разгневанной Эшли. Рекс же промолчал, но его взгляд говорил сам за себя. — Я не хотела… я правда не хотела, так… так получилось… — пролепетала я, безуспешно пытаясь сглотнуть ком в горле. — Шепард-коммандер, — послышался где-то рядом голос Легиона. — Ты сбилась с пути, Сиха, — тихо сказал Тейн, отвернувшись от меня. — Ты виновна в нашей смерти. Виновна. Виновна. Виновна, — повторяли они, тесня меня к краю крыши. — Оставьте меня в покое! Хватит! Хватит! — отчаянно закричала я, пытаясь заглушить их голоса и закрывая уши руками, но они продолжали звучать у меня в голове. — Виновна. Виновна… Я оглянулась на ту самую девочку, за которой пришла сюда. — Беги, я задержу их! Уходить она не спешила, будто и не слышала меня. Когда я поравнялась с ней, малышка медленно развернулась и посмотрела на меня пустыми чёрными глазницами. Лицо было изуродовано до неузнаваемости. Куски окровавленной плоти свисали рваными ошмётками. Я зажала рот рукой, чтобы не закричать. Это была та самая девочка, которую я не смогла спасти в поезде. — Виновна! — завизжала она, после чего спрыгнула вниз, в пустоту. — Нет! Я кинулась к краю крыши, пытаясь поймать её, но маленькая ладошка, как и в прошлый раз, легко выскользнула из моей руки. — Виновна! — Ай! Сильный толчок в спину заставил меня поскользнуться. Потеряв контроль над собственным телом, я кубарем покатилась вниз. Неприятный скрежет по металлу — пальцы отчаянно цепляются за край, но карниз упорно выскальзывает. Ноги болтаются в воздухе, не находя опоры. Попытка подтянуться… чёрт! Карниз натужно скрипит и надламывается. Неужели это конец? Локоть больно ударяется о какой-то выступ, и я падаю. Вместе со мной с грохотом летят и металлические останки карниза. Балкон! В последний момент я вытягиваю руку и цепляюсь ладонью за железный прут. Скользко, только бы не сорваться! Острый кусок металла, будто бы противящийся моему чудесному спасению, пролетает в миллиметре от головы, пытаясь забрать меня с собой, вниз, но всего лишь разрывает футболку и оцарапывает плечо. Ерунда. Короткий взгляд ему вслед — едва не закружилась голова, очень высоко. Я вовремя отвожу глаза и пытаюсь уцепиться второй рукой за выступающий бортик. Мышцы ноют от напряжения. Есть! Пытаюсь помочь себе ногами, упираюсь в стену, подтягиваюсь… получилось! Чувствую, как сердце выпрыгивает из груди, но вместо стона из груди вырывается… смех. Дикий, болезненный, пугающий меня саму. Не могу остановиться, не хватает сил совладать с ним. По щекам текут слёзы, смешиваясь с дождевой водой, а я просто лежу на спине, ощущая под собой холодную бетонную плиту, и смеюсь, глядя в тёмное равнодушное небо.***
Новое утро. Новый день. Та же серость снаружи, та же серость внутри. Сон немного успокоил тревогу, но не залечил раны. Капли дождя медленно стекают по оконному стеклу, а я неотрывно смотрю на их скольжение, но не вижу их. Это могло быть безмятежностью, но это отчаянье. Воспоминания. Заноза, которую невозможно извлечь, как бы не старался. Не завидую дреллам с их абсолютной памятью. Даже моя, несовершенная и дырявая, постоянно выискивает самые досадные промахи и, прокручивая их по новой в тысячный раз, смакует подробности с удовлетворением настоящего садиста. Мой командир в учебке как-то сказал мне: «Не позволяй сомнениям взять верх, тебе приказывают стрелять — стреляй. Секундная заминка может стоить жизни и проваленной операции». Эта фраза врезалась мне в память, словно выжженное клеймо. Я часто стреляла первой и свято верила, что цель оправдывает средства, что излишняя жестокость — подстраховка от случайностей и гарант выполнения поставленной задачи, что случайные жертвы — суровая необходимость. Я была уверена, что эта кровь будет смыта с моих рук, оправдана и прощена. И действительно, трибунал раз за разом оправдывал меня. Но я себя – нет. Палец продолжал на автоматизме равнодушно спускать курок, ноги так же безучастно переступали через очередной тёплый труп, но уверенность в правильности собственных методов покрывалась трещинами. Связь с Гаррусом лишь усугубила это. Нарушение субординации само по себе для меня нонсенс, а тут я столкнулась с совершенно другим внутренним миром, другими мотивами и принципами, но такими схожими переживаниями. Он дал мне то душевное тепло, частички которого я растратила ещё в раннем детстве. Дал сочувствие, ласку и поддержку, а я открыла в себе такие резервы нежности и страсти, о которых и не подозревала. В моей жизни появился иной смысл, помимо выполнения очередного приказа. Только вот вместо того, чтобы всеми силами тянуться к этим переменам, я испугалась и отвергла их, отчаянно цепляясь за то, что казалось незыблемым и правильным. Я не учла одного: перемены уже невозможно остановить. Последней трещиной, вскрывшей мой непробиваемый панцирь, стала смерть Кайдена. Должен ли он был умереть тогда? Аленко всегда казался мне бесхребетным, не подходящим для военной службы в принципе, но каким-то образом его заслуги заметил Альянс, и он стал вторым Спектром. Это отозвалось глухим уколом в область гордости и честолюбия — оказывается, я не уникальна, причём меня может заменить даже этот бесхарактерный сопляк. А когда этот сопляк встал между мной и Удиной, да ещё и отказался выполнять мой приказ… не выполнение приказа всегда каралось однозначно — смертью. Так погиб и Рекс на Вермайре, так погиб и Кайден. Их смерти не входили в мои планы, но если мне не подчиняются, значит мешают выполнению задания, а если что-то мешает выполнению задания, то должно быть устранено здесь и сейчас — всё просто. «Тебе недостаточно моего приказа?» — кричала я, с непониманием глядя на крогана — для меня ослушаться приказа было немыслимо. Он же наотрез отказался уничтожать базу, за что и получил от меня пулю. Тогда и Эшли, и Кайден поддержали меня. «Лучше он, чем капитан», — сказала Уильямс. Лучше ли? Чуть позже я оставила на Вермайре и её, хладнокровно, расчётливо, даже не попытавшись спасти обоих бойцов. «Она знала, на что идет», — отмахнулась я, стараясь не дать эмоциям взять верх, как меня и учили, подавляя ту горечь, которая копилась внутри. Воспоминания — это заноза, которая продолжает нарывать. Даже алкоголь не мог утопить мою боль, которую я тщательно скрывала от всех, даже от самой себя. Мне повторяли, что я отличный солдат, что я всё сделала верно, и жертвы были неизбежны, но в глубине души я знала, что большей части жертв можно было избежать. Я шла простым и однозначным путём, используя людей, как инструмент. Я и сама была инструментом в чужих руках, причём инструментом отличным и безотказным. Смерть Мордина стала следствием моих сомнений. Я должна была саботировать генофаг — выгода была очевидна, но прекрасно понимала, что саларианец не отступится. Будущее кроганов? На него мне было плевать, ведь я прекрасно знала, что зверя стоит держать в клетке — сама была таким же зверем. Пристрелить Мордина ради успешного выполнения миссии, как я это делала обычно? Не смогла. Попросту не поднялась рука, и я отпустила его туда, в огонь, сулящий лишь гибель, как он и хотел. Только от этого мне не стало легче — я всё равно сделала недостаточно, смерть — это не победа. Даже не знаю, как мне удалось довести дело до конца и уничтожить Жнецов в таком подавленном, разбитом и потерянном состоянии. Правда, с учётом последних событий, даже это нельзя считать заслугой, ибо ничего не закончилось. «Твои рьяные потуги изменить этот мир и препятствовать воле Катализатора — ничтожны», — эхом отозвались в голове слова Дженкинса. Похоже, что он прав. Я всего лишь человек. Одна из многих.