Тайны мироздания "Б" класса

В понедельник в школу я шел с опаской. Даже на урок от волнения опоздал. Потом, конечно, пожалел об этом, потому что вошел в класс и сразу стал центром внимания. Одна радость – химичка решила особенно не уточнять причины опоздания. Просто сообщила, что я могу подождать конца урока за дверью. Но не тут-то было! Я настроился к активной обороне своего права учиться и, нагло проигнорировав требование выйти, подошел и одарил ее свежей стенгазетой, которую рисовал полвечера. Я тут же был прощен и даже получил пятерку, потому что у химички к стенгазетам была необъяснимая слабость, которой я беззастенчиво пользовался, за что числился у нее отличником. Как потом оказалось, эта утренняя победа над женским вниманием стала первой из многих. Уже на перемене ко мне с любопытствующими полунамеками начали подкрадываться одноклассницы. Попова, кстати, снова вела себя нормально, перестала меня монополизировать, так что Зарин как обычно оказался прав. Я как-то поймал его взгляд, надеясь, что он заметит лучи моей благодарности, но он поглядел в ответ мельком, больше занятый уроком. А к концу дня я вообще стал чувствовать себя настоящим героем. Пошел сразу с тремя девушками в парк покататься на «Орбите», прям как Зарин. Не то, чтобы мне особенно интересно было общение с ними со всеми сразу, но, черт, приятно-то как! Даже нашлись темы для разговоров, кто бы мог подумать. Так что я купался в лучах нежданной славы, о которой столько мечтал, хотя до секса по-прежнему было далеко. Зато к среде до меня снизошла Оля Трофимова, наша непременная снегурочка и первая красавица. Мы как-то вместе оказались в коридорчике у лестницы к физкультурному блоку после большой перемены, она неожиданно поинтересовалась, как дела, я спросил, что конкретно ее интересует. И конечно, ее интересовали слухи обо мне с Зариным. Не сомневаюсь, что Попова в красках описала свои впечатления, но у Олеси с первого класса была репутация редкостной фантазерки, неудивительно, что слухи казались сомнительными. Но всё же Трофимову задело. Я решил ее не разочаровывать. И ответил: - Может, и правда. Но постарался убрать из равнодушного голоса все эмоции. Она заинтересовалась еще сильнее. Подошла чуть ближе, прислонившись к подоконнику сбоку от меня, заглядывая в глаза: - И что, хорошо Зарин целуется? Я пожал плечами. - Сама попробуй. Тебе же, наверно, есть с чем сравнить. От нее очень приятно пахло, и солнце красиво светилось в волосах… Я прямо чувствовал направленные на меня флюиды женского обольщения. - А ты не хочешь?.. Конечно, я хотел. Как обычно. Даже если бы не хотел, ни за что не стал бы отказывать себе в редком удовольствии потом похвастаться поцелуем с Трофимовой, и тем более не стал бы обижать девушку. Но я очень хотел, учитывая мою новую уверенность в своих целовальных способностях. По сравнению с Зариным она целовала меня очень нежно и невесомо. И не пыталась засосать и оторвать мне язык в процессе, так что я не понял, кто из них круче целуется, слишком уж по-разному. Она отстранилась, продолжая свое излучение. Я улыбнулся, глядя на ее губы. - Нормально… - И всё? – Она улыбнулась. – Нормально? - Ну я не распробовал так сразу, не понял… Она рассмеялась на весь коридор, тут и народ стал подтягиваться. Я пошел в раздевалку, впечатленный. Поблагодарить своего гуру, что ли? Он зашел вместе с пацанами, когда я уже успел переодеться и собирался выходить. Но народ больше не мог терпеть и устроил нам очную ставку. Типа, было или не было? Даже Кибиш притаился в углу, ожидая развязки допроса. Я все три дня до этого упрямо твердил, что Попова опилась и все придумала. Не зря же она во втором классе пересаживала дедушке механическое сердце, а в четвертом собиралась с предками на луну. И не полетела только из-за того, что они на поезд опоздали, бывает. Но Зарина нахрапом не возьмешь, он легко ушел от темы разговором о буржуйских гомосеках. И вообще, все – индивидуально, взрослейте, мол, открывайте зашоренный разум новому и не парьтесь. Там вот никто не парится. А жизнь коротка, надо все попробовать. Пацаны притихли и пооткрывали рты. Меня бы, честно говоря, устроил другой его ответ. А то теперь они еще начнут завидовать, что у него разум такой продвинутый в отличие от отсталых дикарей, а я уже сказал, что нифига не было и не смогу примазаться. - И ты это… пробовал уже? – белея и краснея, промямлил Женя, который был на голову выше и раза в два толще любого из нас. - Нет, но не стал бы отказываться. Если бы сильно захотелось. Вот любого другого пацаны бы запинали, не глядя. А тут смотрели на Зарина чуть не с завистью. Мне становилось все досадней. Блин! - И что… - Теперь мямлить стал Серега. – Так любой что ли… может? Зарин вдруг заржал. Видимо, оценил глубину момента. - Ну, нет, Женек вон точно никогда! - А я? - Нет, я! - Ну кто хоть? Сердце ушло в пятки, когда Зарин посмотрел на меня. Вот чуть не умер на месте! Но он, продолжая ржать, оглядел всех и повернулся к Кибишу. - Да разве что Кибенкин мог бы. А так даже не знаю. Все в шоке уставились на такого неожиданно продвинутого Кибиша, но он вскочил и пулей выбежал прочь. Я же говорю, странный был. Над ним уже сто лет никто не прикалывался, но он продолжал всех шугаться. На прогулке к озеру, вокруг которого мы обычно бегали кросс, я догнал Трофимову. Вдруг еще перепадет. Круто, если бы кто-нибудь запалил нас, а то ведь не поверят. Но она почему-то больше не интересовалась своим местом в рейтинге поцелуев. Зато я весело поболтал с Титовой и, кажется, она намекала, что в пятницу после пересдачи алгебры ей будет скучно идти домой. Я тут же предложил помочь. С алгеброй. Мне не трудно, в самом деле. А человеку приятно будет. Мы договорились, и на крыльях своего воодушевления я побежал кросс. Как обычно не стал торопиться на старте, давая всем фору. Дело-то в выносливости, до конца второго километра все сами выдохнутся, если не раньше. Но Зарина я догнал уже в середине первого круга, потому что он шел пешком и курил. - Бросай-курить-вставай-налыжы! – крикнул я ему на выдохе, но потом все же притормозил. Погода, конечно, чудная была, аромат акаций на всю округу, самое оно – гулять и наслаждаться, но кросс все-таки. - Не переживай, - отмахнулся он в своей извечной уверенной манере супермена. – Сейчас докурю и сделаю вас всех. - Ну-ну, - кивнул я. - Спорим? – бросил он, затягиваясь. Как-то совсем по-дурацки у него выигрывать, подумал я и согласился. - Уверен? – как-то странно глядя на меня, переспросил Саша. - Еще бы. А на что хоть? Хотелось уже насладиться предвкушением выигрыша. - Не знаю, - он выкинул окурок, вздохнул полной грудью, и мы побежали. – На минет. Мне показалось, что я ослышался. Поэтому какое-то время я соображал, что еще он мог предложить. Но в голову больше ничего не приходило, и я возбудился. Штаны еще дурацкие, бежать сразу стало дико неловко. - Ну я вижу, ты согласен, - резюмировал Зарин и рванул вперед. От волнения у меня моментально пересохло в горле, ноги грозили стать ватными. Если он в самом деле решил, что… Спина Зарина тем временем маячила уже метрах в двадцати впереди. Я в срочном порядке отключил все мысли и перешел в режим сохранения энергии, оптимизированный для бега. В смысле только ноги, дыхание и все, ничего больше. Об ужасе возможного поражения думать было нельзя. Это помогло – не помню, когда, но я его обогнал и прибежал первым из всего класса. Как обычно. Даже рассмеялся от облегчения – ведь всегда так было! И волноваться не стоило… Потом еще долго ходил вокруг скамеек, сплевывая и подтягивая икры. Зарин подошел, когда тоже восстановил дыхание. И протянул руку: - Поздравляю. Я посмотрел на него, потом на ладонь, зачем-то сразу вспомнил, как кончил в нее, лежа на столе, и, стремительно краснея, быстро сжал ее в пальцах. - Чистая победа, - добил Зарин. И меня вдруг осенило. Я открыл было рот, чтобы высказать все, что думаю о нем, его минете, и о продвинутых американских гомосеках, но почувствовал, что снова неумолимо надвигается чертов стояк. Так что пришлось тупо развернуться и сбежать, пока это не заметили все остальные. ~ ~ ~ ~ ~ Весь четверг я боролся с нервозностью и то и дело поглядывал на третий ряд. Еще и не выспался к тому же, с такими фантазиями. За ночь смирился с предстоящим сексуальным опытом, пусть и не тем, о котором мечтал. И к середине дня распалился настолько, что уже готов был припереть Зарина к стенке и потребовать. Хотя бы объяснений. Но потом представил дальнейшее, снова струсил и засмущался. Нет уж, лучше сделаю вид, что мне по барабану. Может, у него шутки такие. Надо было сразу ответить что-нибудь остроумное, или уж в морду дать, а я повелся, и теперь сам виноват в своих переживаниях. И решил пустить все на самотек, сделал ставку на Заринское чувство юмора. Приколист хренов. Да и день не задался, после школы у меня был бассейн, так что я просто купил Титовой сахарную вату, чтобы напомнить о себе, и распрощался до следующего дня, на который у меня были все надежды. Надо уже покончить с этим. А то выпускной девятого класса на носу, а мне нечем похвастаться... В пятницу Зарин в школу не пришел, мне не за кем было следить и я окончательно переключился на Титову. С ней все было в порядке. Она, конечно, не Трофимова, но зато простая, как пять копеек. И я ей нравился, это точно. Она мне так и сказала: "Ты мне нравишься, Ильин, пошли ко мне домой." Мы гуляли по тихому сектору пятиэтажек, пообедали мороженым среди замковых развалин пустынной детской площадки. Вдоль бордюров громоздились огромные сугробы тополиного пуха. По разбитым дорогам почти не ездили машины, и пух идеально подходил для поджигания, вспыхивал легко, а особенно большие комья я зажигал в воздухе. Титова сказала, что давно уже не радовалась таким глупостям. А я смотрел на ее кофточку и представлял, какие под ней сиськи, про себя делая ставки на цвет и размер сосков, и запоздало ответил ей, что она мне тоже нравится. Тем более, что Титова смуглая, и соски, наверное, будут цвета кофе с молоком, короткие и толстенькие. Ужасно интересно, что я буду с ними делать. Я так увлекся своими эротическими догадками, нес какую-то чушь и скакал вокруг нее горным козлом, что-то энергично объясняя про функции, о которых она ничего не понимала, что не заметил и врезался в какого-то чувака спиной. Тот тоже молодец - стоял посреди дороги, хоть бы подвинулся. Но оказалось, он стоял там специально, и ждал именно нас, потому что к Наташе у него было срочное дело. А пока он с ней общался, меня обступила остальная компания местных пацанов. Все они были на несколько лет меня старше, крупнее и, судя по всему, в жизни им не очень повезло. Недовольство мироустройством слишком отчетливо проступало на припухших рожах. Интуиция недвусмысленно подсказала мне, что если мы продолжим общение, я тоже стану не очень довольным своей жизнью. Но Титова почему-то не спешила прощаться со своим знакомым, напротив, они очень энергично общались и даже перешли на крик. - Да он вообще голубой! Че пристал! Типчик обернулся ко мне, оглядел с ног до головы и покачал головой. - Правда, пидорок, что ли? - Чего? - переспросил я. Титова за его спиной отчаянно кивала, подсказывая мне согласиться. Иначе будет плохо. Я сомневался: плохо выходило в любом случае. - Значит, еще и пидорка к тому же подцепила, - проговорил тип. - Меня никто не цеплял, - вставил я, - мы в одном классе учимся. Я с математикой помочь хотел. - Ага, математик, а на прошлой неделе ей по английскому какой-то хрен помогал, вы упарили, однокласснички! Сколько ты их водить будешь, а? Обстановка накалялась. Недовольные жизнью парни потирали руки, ожидая расправы. - Кто ж виноват, что она двоечница? - Успокоительно вступился я. - У нас принято помогать др... Договорить я не успел, потому что ни с того ни с сего получил в глаз от своего собеседника. А пока приходил в себя и пытался увидеть что-то, кроме танцующих перед глазами звездочек, кто-то пихнул меня в солнечное сплетение. Дальше я ждать и не стал и, махая кулаками, бросился на него, не обращая внимания на боль и разницу весовых категорий. Но ударить его у меня не получилось. Их все-таки было четверо, а я один. Не знаю, чем бы это кончилось, помню только, что когда я уже почти лежал на асфальте, выставив локти перед лицом, подъехала какая-то машина и пацаны бросились в рассыпную. Высокий мощный дядя, похожий на шкаф, помог мне встать и предложил подвезти до травмпункта или домой. Из носа и разбитой губы хлестала кровь. В травмпункт мне не хотелось, домой идти просто было страшно. Мама еще в обморок упадет - в таком состоянии она меня еще не видела. Так что я решил пойти пешком, прийти в себя по дороге и умыться в каком-нибудь питьевом фонтанчике, они тогда еще не все пересохли. Но когда дядя сел в машину, я заметил, как издалека ко мне кто-то бежит, неловко размахивая портфелем. Это был Кибиш, который, догнав меня, остановился в паре метров, словно не решаясь подойти ближе и глядел с ужасом и изумлением одновременно. - Ого, - сказал он в конце концов. - Нифига себе. - Да, - согласился я. - А за что? Я с ностальгической грустью вспомнил свои не сложившиеся эротические фантазии. - За любовь. - А, - кивнул Кибиш, криво усмехнувшись, - Титову что ли провожал? - Ну и? Несмотря ни на что, я был горд собой. Не проводил, да, зато пытался. У многих и до такого не доходит. - Ничего, - он насупился. - Тебе это, умыться надо. - А у тебя можно? Конечно, Кибиш имел полное право мне отказать. Представляю, как мы портили ему жизнь. Может, у него теперь психологическая травма навсегда, и тихая лоховская озлобленность, через которую он не сможет переступить... - Конечно. Я с удивлением посмотрел на его странную, будто предвкушающую улыбку, и мельком подумал, что он похож на маньяка. Сморгнул, пытаясь рассмотреть его получше здоровым, не заплывшим глазом, вроде - показалось. Кибиш, как Кибиш. И мы пошли к нему. Он жил на границе пятиэтажек и парка с озером, где мы бегаем, довольно далеко от Титовой и вообще в другой стороне от школы, в доме с маленьким двориком и толпой возмущающихся старушек перед подъездом. Бабки даже замолкли, укоризненно глядя на меня. Ну ничего, зато этой темы им на недельку хватит. Кибиш выделил мне тапочки и вафельное полотенце. Я поглядел на замусоленный пол и переобулся. Маленькие дощечки паркета-елочки грустно хрустели под тапками, пахло борщом. Мне почему-то стало жаль Кибиша. Впрочем, когда я поглядел на себя в зеркало мне стало жаль самого себя. Под футболкой обнаружились жуткие ссадины и будущие синяки. Круто будут выглядеть, когда посинеют. Я встал в бойцовскую позу и представил себя уличным боксером или бандитом-одиночкой. На отбитых руках темнели пятна гематом, болело нещадно. Потом повернулся к зеркалу боком, чтобы осмотреть спину и заметил, что в щелочку двери на меня смотрит внимательный глаз. - Ты чего? - спросил я у него. Дверь тут же захлопнулась, потом снова распахнулась. Кибенкин чуть покраснел. - Помощь не нужна? Ну, может, на спине чего-нибудь... - Не-а, спасибо. Сейчас умоюсь только и всё. - Ага. Я отвернулся к раковине, но дверь так и осталась открытой. До чего же придурочный, бедолага. Потом умылся, надел футболку, а Кибиш все стоял в двери, сложив на груди руки и упрямо меня разглядывал. - Лучше, конечно, не стало, но хоть без кровищи, - объяснил я ему, но он не сдвинулся с места. Мы так и стояли, как два идиота какое-то время. - Мне домой пора, - снова сказал я. Кибиш, словно очнувшись, тут же освободил проход. - Спасибо, Кибенкин. Он кивнул, не сводя своего тяжелого взгляда. - Не за что. Я подошел к двери, переобулся в кроссовки, повозился с замком, но открыть не смог. - А как она?.. - Никак, - перебил Кибиш. Теперь я окончательно понял, что-то с Кибишем не то. Но не драться же с ним? Мне стало смешно. - Ты чего, Кибенкин? - Смеяться было довольно болезненно, так что пришлось снова сделать серьезное лицо. - Дверь открой. - Нет. - Почему? - Не хочу. Ситуация с каждой секундой становилась все более ирреальной. Кибенкин медленно двинулся ко мне. Я еле сдержался, чтобы не попятиться, уж очень он странно выглядел. - Разувайся. Я прыснул со смеху, и тут же прижал пальцами разбитую опухающую губу. Вот блин. - Иди на фиг. И дверь открой. - Нет. Вот заладил-то! - Ну а чего тебе надо? Он пристально глядел, как я трогаю пальцем губу, и вдруг его глаза озарились какой-то дикой решимостью. - Поцелуй меня. По-настоящему. Как вы с Зариным целовались. Я сглотнул, это уже было не смешно. - Мы не... - Не ври. Я точно знаю. - Попова все наврала, придурок! - Ты постоянно смотришь на него. Я все видел. Видел, как ты сидишь и пялишься на него на всех уроках. - Гонишь, - сказал я уже с испугом. Кибенкин усмехнулся. - Поцелуй, тогда открою дверь. Ты мне должен. Он навалился на меня, а я на дверную ручку. Спину обожгло болью. - Да ты псих, Кибиш! Не было ничего. Иди на хрен! Никто тебе не должен! Он ткнулся к моему лицу, но я со всей силы оттолкнул его прочь. Потом повернулся к двери, дергая защелки во все стороны, но там нужен был ключ. Я оглянулся, ища место, куда его можно было сунуть. Кибиш рассмеялся, как ненормальный. - Ключ у меня. Ильин, никуда не денешься. - Ага, влюбишься и женишься, - зло бросил я, глядя, как он сует руку с ключом в карман. Ну и денек! - Подумал я и ринулся добывать свою свободу. Кибиш на поверку оказался не полной соплей, как казалось. И вообще, я был изрядно побит. От боли в руках, когда он схватил меня за плечи, отталкивая от себя, чуть не застонал. Мы повалились на пол в борьбе. Шансов на достойный ответ озабоченному психу у меня становилось все меньше. Из носа снова хлынула кровь, этот урод специально хватал меня за побитые места, чтобы было как можно больнее. В конце концов я сдался, он навалился сверху, прижав мои запястья к полу коленями. Было ужасно обидно, вот так проиграть Кибишу, долбанному придурку, который никогда даже не вякал! Но деваться было некуда. Он уже склонился над моим лицом, сосредоточенно глядя, как я слизываю кровь с губы. - Да ты извращенец, Кибенкин, - осенило меня. Он не обратил на это никакого внимания. Из последних сил я дернулся под ним, пытаясь выбраться. Острые колени со всей силы вдавливались в ладони, но, как следует размахнувшись, я попытался пихнуть его бедром в зад. Ничего не вышло, Кибиш так и сидел сверху, а потом присосался к моему рту. Я вскрикнул от боли. Он отстранился и стал похож на вампира со стекающей к подбородку струйкой крови. Когда он ее слизал, я похолодел от ужаса. Ну капец, приехали. Этот придурок еще и кровь мою жрать будет. Мысль о докторе Лектере подбиралась все ближе. Кибиш тем временем отправился во второй заход, на этот раз пробравшись языком к зубам и деснам. Шок сменился апатией. Я не мог дышать носом и все-таки приоткрыл рот, Кибиш, обхватив меня за шею, углубил поцелуй. Это был абсолютный кошмар. Как и все, что он делал, поцелуй вышел до предела неуклюжим, но я и не представлял, что можно целоваться с таким остервенением. Будто он умирал от жажды и решил высосать меня через рот. Я даже не сопротивлялся и закрыл глаза, чтобы не видеть его рожу с такого близкого расстояния. Но взвыл, когда он пихнул меня прямо в ссадину на боку. - Ты тоже должен меня целовать! - потребовал Кибиш. - Не хочу, - ответил я апатично. Он снова ударил, и мне показалось, что еще немного и от боли я тупо расплачусь. Только очень надеялся, что он не заметит случайно выступившие слезы. Видимо, надеялся зря, и мое изменившееся лицо внушило ему какие-то подозрения. Он с испугом отстранился. - Блин, Илья, тебе что, больно? - Да нет, приятно! - Ой, ну... Блин. Ну только не плачь, пожалуйста. Я не хотел. На Кибиша стало жалко смотреть. Он перестал быть психом, очнулся, и снова стал идиотом. - Отвали. Я сел на полу. Он приник сбоку. - Ну прости, Илья... Я просто хотел... не плачь, а? - Совсем долбанулся? - Я попытался встать, Кибиш решил мне помочь, но я его оттолкнул и встал самостоятельно. - Я не плачу. - У тебя слезы. - Дверь открой. Он спешно завозился с замком и уступил выход, участливо заглядывая в глаза. - Может, тебя проводить?.. Ну я правда... Дослушивать я не стал, сбегая по лестнице. Гадкое чувство обиды и невозможности что-то исправить накатывало и отступало. Я вытер с щек влагу и заржал сам над собой. Прям секс-звезда какая-то! Ха! Да меня, блин, все хотят! А продвинутые хотят особенно! Ну и чего теперь с этим делать? В голове была полная каша. И спросить не у кого. Зарин, выходит, такой же извращенец, как Кибиш... Я вспомнил о нем, как он грызет ручку и выводит что-то в тетради левой рукой, как улыбается, глядя вникуда, как трет бровь, задумавшись над задачей... И резко остановился. Думать о Саше противно не было, несмотря ни на что. Я даже скучал по его шуткам и загадочным улыбкам. Что-то в нем привлекало меня, притягивало и отталкивало одновременно, и его поцелуй я вспоминал не с ужасом, как только что пережитый, а с трепещущим чувством восторга, но ведь это ничего не значит? Я очень надеялся, что ничего. Очень.