-
По возвращению в лагерь на Кая сразу набросился маленький волчонок из яслей, который уже научился обращаться в человеческую форму. Все щенки по достижении года с момента рождения, каждый в свое время, получал эту способность. Один год по волчьему исчислению для щенят приравнивался к десяти годам человеческим, поэтому пушистые крохи по обращении становились уже вполне взрослыми и самостоятельными детьми. После этого каждый год по времени был одинаков, что для волка, что для человека — обе сущности росли и старели вместе. Ребенок с коварной улыбкой игрался с лисьим хвостом, что болтался на поясе кожаных штанин Кая, предупреждая вожака, что его искал подмастерье целителя. Изумившись таким новостям, он почти сразу заметил заискрившийся на солнечном свету серебристый перелив длинных волос идущего ему навстречу юноши. Выражение его лица было чем-то средним между раздражением и беспокойством. — Мой вождь, — начал он без лишних церемоний, опуская взгляд на играющегося подле Кая ребенка, — простите мне мою дерзость, это, конечно, восхитительно, что Вы принесли в общую кучу еды целого жирного оленя, потратив на него полдня, но отлучаться столь надолго из лагеря в преддверии Совета было крайне безалаберно с Вашей стороны! Кай, не сдержавшись, громко хмыкнул, подхватывая смешинку вслед за юным волчонком, что, рассмеявшись, отпустил лисий хвост и стремительно убежал в сторону яслей. Подмастерье целителя, нацепив холодную маску на лицо, предпочел сделать вид, что он ничего не видел и не слышал. — Пройдемте со мной, Вам необходимо подготовиться к Совету. Вы просто гляньте на себя! — длинные пальцы правой руки хозяйски схватили Кая за нижнюю челюсть, вертя его голову из стороны в сторону и рассматривая на предмет множественных царапин. Цыкнув, ученик целителя развернулся, кивком головы приказав следовать за ним, и направился вдоль отвесной скалы вглубь леса. Заинтересованный Кай послушно следовал за ним, не став спорить на тему легких царапин, который заживут быстро сами по себе, если он просто залижет их, и со спины разглядывал будущего целителя, упустив эту возможность ранее за неимением достаточного количества времени. Серебристые волосы, что светились подобно его собственной метке, доходили юноше почти до пояса, но всегда имели опрятный и чистый вид, струясь подобно ручью по широким плечам и сильной спине. На бледной коже не было заметно ни единой царапины, либо же пятнышка грязи. Плавные линии его худосочного тела имели строгий и привлекательный силуэт, стройная талия переходила в узкие бедра, что скрывались под тонкой кожей своеобразных штанин, скрепленных льняной нитью куда более аккуратно, нежели чем у половины стаи вояк. На такого волка грех было не обратить внимания, и сейчас Кай особенно недоумевал над странными изуверскими правилами Великого леса, запрещающим целителям иметь какие-либо связи с представителями противоположного пола, за исключением их лечебных обязанностей. Куда тот его вел, Кай понятия не имел, ибо в эту часть леса он ни разу не забредал за то время, что провел на территории лагеря. Но когда за крупными листьями папоротниковых деревьев раскрылся совершенно потрясающий вид на горячий источник, клокочущий из недр горы в окружении высоких валунов, он совершенно потерял дар речи. Довольный его реакцией молодой целитель позволил себе скромную улыбку, пропуская вожака вперед. — Это священный источник, который обладает целительными свойствами. — У вас вообще есть что-нибудь не священное? — озадаченно спросил Кай, не пытаясь разозлить или подшутить над подмастерьем, но тот расценил его слова именно так, но, никак не прокомментировав, продолжил. — Он может вылечить множественные раны, но не может спасти жизнь. И еще, опускаться в него запрещено всем, кроме вождей. — Даже вам, целителям? — удивился Кай, оборачиваясь обратно к целителю, чье имя, он припомнил, было Сехун. — Крайне нежелательно, — поморщился тот в ответ. — Но нам позволено брать воду отсюда, чтобы промывать раны и делать настои. Перед каждым Советом Вам необходимо пройти ритуал очищения, потому как в эту ночь Вы предстанете не только перед вождями других племен, но и перед взором наших предков. — А это обязательно? - уточнил Кай, выгибая бровь в надежде на отрицательный ответ. Но Сехун с непоколебимой твердостью подтвердил обязательность данной процедуры. И не медля подошел к вожаку, едва уловимым прикосновением пальцев к коже талии развязывая узел пояса, с помощью которого кожаные штанины держались на бедрах. Не испытывая никакого смущения, тот с усердием истинного и прилежного ученика, который в превосходстве знает, что делать, протянул руки к шее Кая, снимая с нее подвеску медвежьего клыка, затем к запястьям, снимая кожаные браслеты-обереги. И только после того, как на Кае не осталось ничего из надетого им ранее, он помог ему опуститься в ошеломляющую своим жаром воду. Покрывшись целиком мурашками, Кай медленно опустился на каменный выступ под водой, погружаясь по грудь в горячий источник, моментально ощущая, как его царапины на руках и ногах начинают заживать с поразительной скоростью. Жар болезненно окутывал его усталое и изнуренное тело, медленно и постепенно расслабляя. Откинувшись назад на спину, он прикрыл глаза, облокотив руки о каменистые края источника. Приятная духота лишь подстегивала его первоначальное изумление от неожиданных действий целителя, и хотя он понимал, что тот лишь выполнял свою работу, выкинуть саму мысль из головы оказалось непомерной задачей. Задрав голову наверх, он обнаружил, что юноша опустился подле него у самого края источника, аккуратно подогнув под себя ноги. В руках у него уже была ступка, в которой он гладким кругообразным камнем размалывал какие-то травы, семена и ягоды, постоянно подсыпая в эту смесь что-то из своих скляночек, что скрывались в ранее незамеченной Каем кожаной набедренной сумке. — Что ты делаешь? — спросил он у Сехуна, раздумывая, каждый ли раз целитель сопровождает вождя в минуты приема горячих ванн. — Готовлю снадобье. Вам необходимо вымыть свои волосы, они в ужасном состоянии, — Каю даже показалось, что Сехун действительно хотел поморщиться в подтверждение своих слов, но вовремя проконтролировал свою мимику, сохранив свою неприступную маску. Найдя его ответ вполне исчерпывающим, он тяжко вздохнул, понимая, что как раньше уже ничего не будет. Теперь его будут ждать бесконечные ритуалы, правила и законы. И сбежать от этого уже не получится, как вышло когда-то у его отца, поэтому вся ответственность неподъемным грузом осела на его плечах, не знавших до сего момента ничего подобного, вольно гуляя по Диким землям. Погруженный в свои мысли столь глубоко и разморенный жаром источника вместе с цикличным гипнотическим постукиванием камня о края ступки где-то под ухом, Кай на секунду словно в сон провалился. Поэтому момента, когда холодные по сравнению с горячей водой пальцы целителя опустились в его спутанные волосы с прохладным настоем трав, начав массировать кожу головы, он совершенно не ожидал, чрезмерно расслабившись в убаюкивающем тепле, и заметно вздрогнул, заслышав глухой, едва слышимый смешок. — Почему вам, целителям, запрещено заводить семью? — спросил он в лоб, спустя пару минут тишины, не имея за собой привычки ходить вокруг до около интересующих тем. Пальцы на минуту остановили свой расслабляющий танец, но после с удвоенным старанием принялись за работу, отчего Кай аж поморщился, ощутив с каким давлением Сехун начал втирать настой ему в голову. — Потому что это табу. Целители должны посвятить свою жизнь племени и его лечению, ничто не должно поколебать их веру и преданность своему делу. Если бы ты был целителем и у тебя была семья, которая была сильно ранена в бою или чем-то больна, смог бы ты удержаться от соблазна позволить им искупаться в этом источнике и спасти их жизнь? — То есть все дело в этом источнике? — переспросил Кай, не совсем понимая причины возникновения такого табу. — Да нет же, — с раздраженной ноткой в голосе ответил Сехун, начав готовить следующий настой, когда закончил с волосами. — Это просто один из примеров. Нам просто это не позволено, ибо на первом месте у волка всегда стоит семья и только на втором стая. Вождю и целителю не предстал такой уклад, но если для вождя семья — это дань, то целитель должен всего себя посвятить племени и заботе о своем вожде, потому как без династии глашатаев всему нашему племени просто конец. Вам, вероятно, сложно это понять, но таков наш устав, и Вы должны принять его наравне со всеми. Все его слова звучали, словно заученные слово в слово с основного манускрипта законов Великого леса. Поняв, что логического объяснения такому правилу он ни у кого не найдет, чтобы найти обходное решение проблемы, Кай со скрипом в душе отринул от себя эту мысль, вновь замолкая и задумчиво вперив взгляд на нависшую перед ним скалу, что скрывалась за густой зеленью и осыпавшимися с огромной высоты древними валунами. В какой-то момент от переизбытка собственных мыслей и рассуждений, недовольства и непонимания того, чего от него требовали в срочном порядке, он ощутил, как его голова вот-вот лопнет. Советы, племена, лес, законы, табу, обязанности и ответственность — все это свалилось ему камнепадом на голову, словно он все еще одиноко блуждал по выскобленным горным тропкам над самой пропастью. Не долго думая, он резко нырнул под воду, желая, чтобы священный источник излечил и его разум, освободив от огромного давящего груза мыслей. В этот момент Сехун, закончивший делать второй настой, чтобы втереть его в грудь и руки вожака, чтобы предстоящая бессонная ночь не сказалась для него усталостью и бессилием, обернулся к Каю и с испугом не нашел его на предполагаемом месте. Заволновавшись, он подтянулся чуть ближе к краю водного источника и тут же, с большим облегчением, обнаружил в прозрачной воде размытое свечение лунной метки. Однако отпрянуть обратно он не успел, в результате чего больно стукнулся лбом с вынырнувшим обратно Каем. Тот был удивлен не менее его самого мгновением назад, потирая ушибленный лоб, но с каким-то неправильным удовольствием ощутил симпатию к тому, как юноша-целитель смутился своей собственной оплошности. Заодно осознал, что медленно, но верно этим волкам удается влить ему в голову законы жизни этого леса: что правильно, а что нет. Он ощущал, как начинает подстраиваться и меняться, и это ему совершенно не нравилось. — Кстати, ты же ведь станешь новым целителем, когда старик уйдет на покой? — продолжил он разговор, наполовину высунувшись из воды, чтобы Сехуну было удобнее втереть в его кожу свой настой. — Верно, — ответил тот, и от Кая не укрылась пробежавшая по его лицу тень сожаления. — Что ж, в таком случае тебе стоит уже перестать обращаться ко мне «мой вождь» и на Вы, в конце концов, не ты ли должен стать мне левой рукой и главной опорой, помимо глашатая? Хватит с меня формальностей. — Но… - хотел было запротестовать Сехун, вновь на секунду прекратив свои расслабляющие и массирующие движения длинными и приятно-прохладными ладонями. — И не спорь. Сколько тебе лет? — Мы ровесники. Я младше Вас всего на пару лун. — Значит тем более, бросай свою привычку. Раз мы ровесники, я уверен, что сможем легко найти общий язык. Сехун недоверчиво скосил на него взгляд, все еще придерживая в памяти свалившийся как снег на голову вопрос про отношения и семью. Во время его ученичества, когда ему было всего семнадцать зим, он частенько ощущал давление со стороны данного им обета служению племени и Волчьему Пастырю, потому как помимо старого вождя никого в племени больше не было, способных взять власть в свои руки. И хотя старик-целитель всегда твердил ему о их истинной цели и предназначении, он все слабее верил в свою необходимость для племени — зачем этим волкам молодой новый целитель, если их вождь, вероятнее всего, скончается раньше старого? Там и от племени ничего не останется. В такие моменты он частенько глядел на пугающую гору, что нависала над ним, словно грозный рок, и мысль о том, что когда-нибудь, в скором времени, ему придется взбираться на нее, чтобы отправиться в Дикие земли, приводила его в состояние глухого отчаяния, отбивающего всякое желание продолжать обучение. А теперь с этой самой горы спустился этот дикий волк, совершенно необузданный и далекий от всего того, что прививали им всем с самого детства, подарив Сехуну смысл дальнейшего существования, благую весть, что свое обучение он прошел не зря и с предначертанием не ошибся. Одновременно это было его спасением, и бедством. — Я постараюсь обращаться к Вам по имени и на «ты», но в таком случае, пожалуйста, дайте мне немного времени и больше никогда не при ком не упоминайте и не задавайте вопросы про табу целителей. Обещаете? — Хорошо-хорошо, — хмыкнул Кай, отводя от юноши взгляд и покорно ожидая дальнейших "шаманств", что ожидали его перед отправкой на Совет. После окончания омывания в источнике, когда Кай вновь нацепил свои кожаные штанины, Сехун вернулся с деревянной дощечкой, на которой была растолчена красная цветочная пыльца и лежали такие же яркие красные перья, что были в диковинку для этих лесов. Во время своего путешествия по Диким землям, Кай однажды видел в болотной местности, через которую пробегал прочь от троицы стервятников, стаю ярко-красных птиц, чьего названия не ведал — эти перья по насыщенности очень напоминали их крылья. Но как они оказались в руках у юного целителя, ни разу не выходившего за пределы Великого леса, он даже представить себе не мог. — Северное племя носит на себе этот яркий оттенок красного цвета. Когда-то на Советах даже были распри по поводу того, что нам не предстало носить цвет крови, потому как наша стая всегда была чересчур мирной, — рассказывал Сехун, вплетая в вымытые густые прядки волос вожака пару красных перьев. — Но, так или иначе, красный цвет остался при Северных племенах? — спросил в ответ Кай, с интересом слушая маленькое повествование из уст молодого целителя. — Да, — тот слабо кивнул, отчего прядь серебристых волос, заправленная для удобства за ухо, вновь сползла на его лицо. — Это верно, красный цвет ассоциируется у всех с кровью и войнами. Но кровь — это также и символ жизни, тот священный эликсир, что поддерживает в нас этот священный дар. Один из вождей нашего племени заявил это на Совете, и все знали, что для Северных племен означает мирная и продолжительная жизнь. Поэтому этот цвет стал нашим символом. Опустив большой палец в горстку пыльцы, Сехун аккуратно провел им по скулам вожака, рисуя полосы перемирия, что обязательно наносили на лицо вождям всех племен, как знак, что они не намерены нарушать обета о ненападении. Но на остро-очерченном и выразительном лице нового вождя они смотрелись вовсе не примирительно, а наоборот воинственно и угрожающе. Глубоко внутри себя Сехун даже испугался, нехотя отпуская лицо Кая, стремительно отводя взгляд от пронзительных и властных черных глаз, что частично скрывались под черной кучерявой челкой густых волос. Не было у юноши того стойкого и верного чувства, что этот вожак приведет их к мирному существованию — таилось внутри него что-то такое мрачное, отпугивающее и властное. — Чье это? — позволил он себе вопрос, поднимая на уровень своих глаз ожерелье Кая, одевая его обратно на шею вожаку. — Это клык берсерка, — с холодным спокойствием ответил Кай, тайно наслаждаясь заботой и вниманием со стороны целителя, который постепенно, шажок за шажком, пытался привыкнуть к нему и обращаться, как к ровеснику и другу. — Берсерка? — изумился Сехун, не понимая, что это за зверь такой. — Так называют в Диких землях оборотней-медведей, — пояснил Кай, отвешивая легкий оскал, когда взгляд Сехуна испуганно округлился. Приложив ладонь к огромному клыку, что вновь покоился на груди Кая, он с трепетным ужасом представил себе бурых медвежьих оборотней, что в два раза превышали рост и силу обычных медведей, каких можно было найти в северо-западном уделе Великого леса. Мысль о том, что этот дикий волк в одиночку справился с берсерком, лишь сильнее укрепила в нем сомнение в том, что Волчий Пастырь не ошибся, благословляя его на путь вождя. Но вслух он, разумеется, ничего не сказал, закончив все свои приготовления и отпустив Кая обратно к соплеменникам. За час до полуночи, когда небо уже окрасилось густым розовым закатом, приглашая длинную лунную ночь в свои объятия, на ложбине в центре лагеря уже собрался небольшой отряд, отобранный для Совета. Среди воинов были и те трое, что сопроводили нового вожака с гор, и глашатай. Последним к ним подошел Сехун, белоснежный и прекрасный в ночной темени, неся в руках тяжелую и изысканную медвежью шкуру с черным мехом, которую молчаливо, словно очередной ритуал, накинул на плечи ожидающего вожака. Со стороны они многим соплеменникам показались угрожающими ночными хищниками, отчего в душах каждого поселилась надежда, что этот Совет пройдет именно так, как всего того желают. — Будь стойким, мой мальчик, — молвил старик-целитель, рисуя в воздухе руну напротив фигуры нового вожака и благословляя его на дальнейший путь. Кай коротко кивнул, так ни разу и не снимая с лица своей серьезной и хмурой маски, после того как вышел из укромного таинственного источника. Лишь после этого они спешно вышли из лагеря, направляясь человеческим ходом в сторону Ничейных земель. Ночь Совета была священна, в нее всем волкам запрещалось принимать волчий, алчущий крови, облик. Дорога предстояла неблизкая, но никто так и не решился нарушить тишины, кидая короткие взгляды на широкую и крепкую спину вожака, скрытую под медвежьей шкурой, что уверенно шел впереди их небольшого отряда. Никто из них не знал, чем обернется для них этот Совет и что задумал их новый вожак. Но перекинувшись вопросительным взглядом с юным целителем, глашатай вдруг почувствовал уверенность глубоко внутри себя, получив от серебристого мальчишки в ответ утвердительный и твердый кивок. Если тот утверждал, что они могут доверять этому одичалому одиночке и быть спокойны в эту ночь в окружении шаек алчущих их территории племен, то так тому и быть. Он пойдет за этим чужаком хоть на край света в Диких землях.-
Лунный луч света освещал широкую поляну с лежащим по центру на ней скалистым валуном, испещренным трещинами и рунами. Вокруг него плясали огни факелов, напоминая отнюдь не мирные переговоры, что здесь должны были произойти, а самую гущу сражения. Отряды четверых племен обозленно скалились друг на друга, пока четверо вождей в человеческих обличьях гордо восседали на валуне, молча ожидая появления последнего пятого племени, что лишилось своего вождя и права на существование. Общий галдеж и переругивания стихли аккурат в тот момент, когда послышались приближающиеся шаги тех, кого они так ждали. Довольные предстоящим унижением для пятого племени, все четверо отрядов загалдели еще громче, улюлюкая и выкрикивая слова позора. Но когда отряд Северного племени вошел на поляну Совета не с опущенными и опечаленными лицами, а гордыми и воинственно настроенными, выпятив грудь, все недоуменно замерли. — Чего это вы такие уверенные и довольные? Ваш вождь мертв, вы теперь больше никто! — послышался крик из толпы. — Кто сказал? — раздался шелестящий переливчатый голос за спинами воинов Северного племени. Вся поляна затихла, а вожди четверых племен раскрыли глаза, внимательно и настороженно уставившись в сплоченную близ друг друга толпу людей Северных земель, что не прекращали довольно скалиться и поигрывать сильными мускулами рук и груди. Наконец они расступились, пропуская вперед того, кому и принадлежал тот чуждый Великому лесу переливчатый голос. Он уверенно прошел к валуну, вызывая шепотки недоумения по всей поляне Совета, ибо никто не узнавал чужака, от которого в довесок пахло Дикими землями и неприступной Северной горой. И только когда чужак скинул со своих плеч медвежью шкуру, обнажив вспыхнувшую ярким лучом света в этой тьме пляшущих огней метку, что расцвела плющом во весь рост по боку его сильного и крепкого тела, все пораженно стихли, погружая поляну в невиданную для Советов доселе тишину. Увидев ее, вожди оставшихся племен повскакивали с так и застрявшим в горле возмущением, пораженно глядя на лунное свечение метки, о которой до сего момента ходили лишь легенды. Довольный произведенным эффектом, Кай отвесил всем едкий оскал, уверенно поднимаясь босыми ногами по царапающим уступам валуна и расслабленно опускаясь на свое место, скрестив лодыжки, тем самым замыкая священный круг. Позади него к валуну подошли глашатай и новый целитель, занимая свои должностные места среди остальных глашатаев и целителей, представляя себя на суд остальных племен. — Стало быть, — прошипел один из вожаков, разгневанно щурясь на излишне расслабленного и довольного юнца, — ты новый вожак Северных территорий Великого леса? — Все верно, друг мой, — улыбнулся Кай, специально добавляя такое обращение и мысленно ликуя, когда сорокалетний на вид вождь побагровел от злости. — Не зазнавайся! — повысил голос другой вождь, недовольный его поведением. — Ты всего лишь глупый и наивный юнец, неспособный даже постоять за себя, не говоря уже о твоей стае! — Ну это мы еще посмотрим, — трелью рассмеялся Кай, крайне довольный тем, что все складывается пока что именно так, как он и задумывал. — Может я и юнец, но воспитан иначе и мыслю по правилам выживания Диких земель, а там, как всему Великому лесу известно, никто не идет в бой напрямую. Кто-нибудь из вас, мои многоуважаемые вожди, когда-нибудь встречался с койотами? — Причем тут эти дикие шавки? — рявкнул вождь Западного племени, который самым первым подал голос при появлении Кая на валуне. — Притом, мой друг, что тебе никогда их не перехитрить со своими прямыми угрозами и атакой в лоб, — оскалился Кай, вперив опасно вспыхнувший, угрожающий взгляд прямо в глаза старшему вождю. Почуяв клокочущую через край энергию в черных глазах этого юнца, во много раз превышающую его собственную, вожак Западной стаи нехотя сжал кулаки, понимая, что разумом мериться с этим мальчишкой будет печальным позором для него. По его хитрому лицу читалось, что он все прекрасно знал, был в курсе того, чего тайно и страстно желали каждый из четверых, и вследствие этого задумал нечто такое, о чем им догадаться будет не так просто — по крайней мере, именно так он себя позиционировал и именно так выглядел в глазах других вождей. Кай меж тем продолжал мысленно ликовать, следя за усилившимся напряжением на лицах старших вождей, которые не могли скрыть своей растерянности и злобы, все так и не спуская глаз с ярко сияющей метки. «Как же она их напрягает», — мысленно хмыкнул Кай, продолжая рассуждать сам с собой свои дальнейшие слова и действия. С виду он казался самоуверенным и расслабленным умником, возомнившим о себе невесть что, но на деле все это время подмечал каждую деталь, анализировал каждый взгляд, движение пальцев рук и последующих слов, что слетали с уст враждующих вождей. Он ни на минуту не расслаблял свой разум, готовый в любую секунду держать удар, отбивая новым сухим поленом свой ответ, что поддерживал разгорающийся огонь в сердцах вождей. На самом деле никакого плана у Кая не было. Все, что он сейчас делал — с наслаждением и адреналином импровизировал. У него не было пока никаких идей, какую тактику вести, если кто-то из вождей все-таки решится на войну, мало того, почти каждое его слово представляло из себя ничто иное, как блеф. Дикие койоты в совершенстве обучили его пудрить посторонним мозги, и сейчас Кай вовсю пользовался данным ему умением, наслаждаясь видимым эффектом. — Не мели чепухи! — снова рявкнул второй из вождей, что правил южными территориями Великого леса. — Всем прекрасно известно, что воинов в вашей стае мало и вы не столь сильны, а если каждый из нас нападает на вас? Ты подумал об этом, наглец, вздумавший дерзить нам? — Ну для начала, — с готовностью улыбнулся ему в ответ Кай, скрещивая друг с другом пальцы, — как мне будет известно, правилами этого леса установлено, что пересечение Ничейных земель, на которых мы сейчас имеем место быть, в обличье волков запрещено. Да, волки перебираются бесшумно, поэтому могут позволить себе внезапную атаку. Но не человек. Это громоздкое, неуклюжее тело, чьи шаги можно услышать за многие километры, стоит лишь приложить ухо к земле, лишь испортит вам всю тактику, к которой наша Северная стая, могу вас заверить, будет готова со всеми своими силами. Напомню вам, что дойти до нашего племени вы сможете лишь пересекая Ничейную землю. В противном случае, вам придется для начала избавиться либо от Западного племени, — Кай услужливо кивнул вождю по правую руку от себя, — либо от Восточного, — кивнул он другому вождю по левую руку, что до сего момента все еще сохранял тишину. — Что же касается Озерного племени, я очень надеюсь, — продолжал Кай, обращаясь к самому молодому вождю, помимо него самого, среди всех, — что нашим уважаемым соседям хватит уму не нападать на нас с воды, ибо на этот случай у меня припасена парочка крайне милых и смертельных ловушек. В этот раз вода вам не поможет. — Ты складно говоришь, малец, — вдруг заговорил вожак Восточного племени, самый старый и старший из них. — Ум у тебя есть, сила тоже имеется, раз наш Прародитель одарил тебя этой меткой. Но ты блефуешь, утверждая, что сможешь дать отпор всем четверым племенам, которые возжелают твоих территорий. Кай в ответ громко рассмеялся, подводя свои игры разума к финишной черте. Разыгранное им представление было ничем иным, как ловушка, капкан, который был готов вот-вот захлопнуться. — Конечно блефую! — воскликнул он, вызывая новую вспышку недоумения на лицах вождей и воинов, что молчаливо слушали переговоры своих вожаков снизу. — Если вы все вчетвером нападете на наше племя, от него не останется ни кусочка. Наша территория простирается от самой Северной скалы до равнин Ничейных земель, огромные угодья, полные сытной дичи, небольшая река в чащобе, полная рыбы — большая территория, неиссякаемый запас еды и священные угодья, спрятанные в чащах. Этого вы все желаете? А как делить-то будете? Убивая друг друга по ночам в своих пещерах? Подсылая предателей и разведчиков с целью переговоров, за которыми скрывается шантаж и бойня, ибо ваши лагеря с щенятами и ослабшими омегами будут практически не защищены? Советую подумать о дальнейшем плане действий. Все. Капкан захлопнулся. Кай сменил свой оскал на простую довольную улыбку, заметив, как догадавшиеся о такой простой истине вожаки с недоверием и подозрением заозирались друг на друга, позабыв о своей вражде, пока перед ними маячила такая желаемая территория северного леса. Его план, чтобы натравить вождей друг на друга, кажется, сработал. Однако расслабляться и забывать об угрозе, если кто-то из них все же решится напасть на их территорию, все же не следовало. — У старого вождя Северного племени не было преемников. Кто ты и откуда взялся? — подал голос молодой вожак Озерного племени. — Хороший вопрос, — кивнул Кай. — Не знаю, помните ли вы события пятнадцатилетней давности, когда между Северным, Западным и Южным племенами шла война, нарушившая столетний договор. Но был в то время у павшего вождя, и да прибудут с ним его лунные предки, младший брат, что струсив, сбежал из самого пекла, неся за шкирку своего единственного выжившего щенка, тем самым спасая его от тирании соседствующих племен, желающих лишь одного — стереть северян с лица земли. Но теперь я даже не знаю, должен ли я благодарить отца за то спасение сейчас, или нет. — Черт! — вскрикнул вожак Западного племени. — Так вот куда сгинуло это слабое отродье! Ты должен быть мертв, никчемный малец! Вся поляна загалдела, нервозно подскакивая со своих мест. Целители всех пятерых племен тревожно переглянулись друг с другом, верные нести клятву законам, готовые вмешаться, дабы не допустить кровавой распри в ночь Совета. Кай же не обращал внимания ни на обеспокоенные взгляды своих соплеменников, ни на галдеж поляны. Запрокинув голову, он вдруг громко расхохотался леденящим душу смехом, заставив всех вновь настороженно замереть. Затем его хохот стих, вновь погружая всю поляну в неприятную, опасную тишину. Нехотя он вернул голову в прежнее положение, вперив обозленный, опасный и кровожадный взгляд прямо в глаза вожаку, кинувшему ему вызов. — Тогда попробуй убить меня, старик! — пророкотал он низким и громогласным голосом. — Но в случае твоего поражения, твои территории навсегда станут моими! Разреженная тишина так и продолжала шелестеть ночным ветром по поляне Совета. Все переваривали только что брошенные вожаком Северной стаи слова. Всем было известно о том, что северяне были верны долгу Десятого глашатая, что до последнего не предавал учения Волчьего Пастыря; те не вмешивались в драки, если их это не касалось, не имели виды ни на чью территорию, кроме своей, всегда были тихонями, желающими лишь одного — отвадить кровавую бойню от себя и Великого леса. Никто и никогда из северян не заявлял такого на Советах. — Что же до всего остального, — сняв с себя маску койота, продолжал Кай ледяным, как покрытые снегом и льдом острые скалы, голосом, сохраняя невиданное доселе хладнокровие, — дичи в нашем лесу этим летом действительно много, вся стая проводит свои дни сытой и полной сил. Все щенки уже обратились в людей и готовы вступить в отряд юный бойцов, пополняя наши ряды. И я лично позабочусь о том, чтобы эта тенденция сохранилась в нашей стае, пока волков в ней не будет столько, сколько я посчитаю нужным. После этих слов он внезапно поднялся со своего места, распрямляя статное тело и окидывая всю поляну серьезным и грозным взглядом. — Нападайте, если вам так хочется! Но предупреждаю, любой кто пересечет территорию Севера, будет разорван на части мной лично, даже если для этого придется убить вас всех. И закончив на этом, он спрыгнул с валуна, подобрал свою медвежью шкуру, одним резким движением скрывая под ней пышущую от его грозной страсти более ярким светом метку, и уходя в тень деревьев по направлению к лагерю. Пораженная и стоявшая до сих пор тишина была готова вот-вот прерваться, но тут вперед выступил Сехун, гордо подняв голову вперед и храбро глядя прямо на вождей враждующих племен. — Приношу глубочайшие извинения за неподобающее поведение нашего вожака на священной ночи Совета. Мы не намерены нарушать законов и традиции Великого леса, поэтому прошу простить нас за то, что так спешно покидаем Совет. В остальном, я полностью согласен и готов подтвердить слова моего вожака. Стая сыта и сильна, щенки готовы вступить в бой, а скала хранит свое молчание, не свергая на нас гнев Пастыря, лишь подтверждая, что мы не нарушили пока его воли. Мы готовы дать бой, если то станет неизбежностью. Но все также предпочли бы обойтись миром, о котором мечтал Десятый глашатай, ведомый волей нашего Прародителя. Спасибо, что выслушали нас. — Постой, — произнес мягким голосом целитель Восточного племени. — Ты новый целитель. Что со старейшиной Ву, он ушел на покой? — Пока нет, но он предпочел сложить свои обязанности раньше срока. Отныне я новый целитель Северного племени и имя мне Сехун. Наш глашатай остался все тем же. На этом нам больше нечего сообщить. — Что ж, хорошо, — кивнул в ответ целитель, благодарный за ответ. — Серебряные волосы, белая кожа и глаза, сияющие лунным светом. Ты происходишь из легендарного рода белоснежных волков, ты истинный носитель воли нашего Прародителя среди всех целителей за последние сотни зим. Для меня честь с тобой познакомиться. Сехун с благодарностью кивнул в ответ. На целителей вековечная война между племенами не распространялась, поэтому их добрые и несколько дружественные отношения друг с другом являлись для племен способом сообщения друг с другом, ежели с Великим лесом приключится беда, способная затронуть не одно племя. Воины не имели права поднимать руку на целителей, не важно к какому племени они принадлежали и по чьей территории проходили. В противном случае, это бы означало сиюминутное объявление войны, за которой бы следовала кара той стаи, что осмелилась предать тело священного жреца, преклонившего колено перед Пастырем, земле. Но и для целителей существовали свои определенные правила, созданные, чтобы обезопасить племя от шпионажа. После этого стая Северного племени в тишине и напряжении покинула поляну, отправляясь по следу ушедшего вперед вожака, переваривая все то, что случилось на Совете. Страх и напряжение осело в их сердцах, готовых с рассветом идти на смертельный бой, после брошенного вызова. — Его слова… Ты уверен? — спросил Чунмен целителя, отставая от впереди идущих воинов. — Нет, — отрицательно качнул головой Сехун. — Его слова звучат, как звучали мысли Девятерых глашатаев. Но я хочу ему верить. Пастырь не мог выбрать его просто так. Я хочу верить, что он приведет Великий лес к тому мирному существованию, какое царило в его чащах давным давно без лишних жертв и кровопролития. Но я не могу читать его мыслей и не могу его контролировать. Нам остается только поверить ему и вручить наши судьбы целиком и полностью в его лапы. Я уверен, он знает, что делает.