moonbeams

      Пугающие вести разнеслись по всему Великому лесу с рассветом после короткой ночи Совета. Вторя зарождающемуся волнению в сердцах целителей всех пятерых племен, яркое и теплое солнце совсем недолго обозревало необъятный горизонт, вскоре скрываясь за хмурыми тучами, несшими своим грозным видом гнев Пастыря и воинственность падших предков, чьи души клубились в чернеющих облаках. Старик-целитель, в одночасье сбросив всю свою старческую дряхлость, словно свалявшуюся непригодную шкуру, услыхал новости из уст глашатая и своего ученика и с тревогой взирал на этот неблагоприятный знак. Он позабыл и свой праведный гнев на сбежавшего вглубь северных земель вожака, спасающегося от хаоса и галдежа своих соплеменников — настолько его встревожило небо. Сезон дождей по его прогнозам должен был настать лишь через луну, а такие черные тучи не сравнимы были даже с простым летним дождем, разбивающим зной будничных дней.       Сехун пусть и разделял беспокойство своего наставника, больше переживал над тем, что случилось с Каем на Совете, почему его нынешнее поведение стало настолько отчужденным от преданного ему жизнью и честью племени? За ним и раньше водилась привычка искать уединения вдали от лагеря, но то были лишь полуденные прогулки после патрулей и разборок с ежедневно возникающими мелкими проблемами. Сейчас в его присутствии, в его словах и объяснениях нуждался каждый из волков, что с тревогой озирались друг на друга, читая в лицах все тот же страх — в нынешней ситуации он был им нужен, являлся ведущим светом из тьмы. Но он молчаливо скрывался в тени вековечных хвойных деревьев.       Помогая глашатаю по мере собственных сил привести панику в стае хотя бы в маломальский порядок, Сехун отчасти понимал желание Кая сбежать от шума и неразберихи подальше. Он прекрасно представлял, отчего тот не желал вдаваться в объяснения своим поступкам и словам. Ведь даже по одним глазам во время вчерашнего ритуала у источника Сехун смог частично понять суть характера нового вождя. То ли дело было в том, что он был воспитан Дикими землями, не признающими их устой одного сплоченного разума, то ли в том, что он сам по себе был слишком замкнут, чтобы не разглашать и рассусоливать каждые свои слова и поступки, но его крайняя отчужденность сейчас была совершенно не к месту.       К полудню закончив со всеми делами в стае, он собрал список кончившихся запасов трав, выходя из лагеря и принюхиваясь к свежему и родному запаху северных земель. Принимать волчье обличье Сехун не любил и предпочитал медленный путь человека по территории племени, однако это нисколько не мешало ему по запаху определить направление, в котором скрылся их новый вожак. Он желал поговорить с ним, и если не по его речам, так по глазам хотел понять, что действительно творилось у вожака на уме.       Собирая по дороге все необходимые запасы в свою набедренную сумку, Сехун уверенным шагом двигался в сторону густого хвойного пролеска, в чьи дебри и при лучшей погоде проникали лишь крохи света, интуитивно следуя за каждым шагом Кая. Нашел он его не сразу, едва не проглядев в тени широкой ели. Тот дремал под сенью старого и мудрого дерева, привалившись к толстому стволу, не реагируя ни на какие шорохи. От бессонной ночи его сильное тело казалось понурым и уставшим, голова безвольно была откинута в сторону и, учуяв носом появление нарушителя покоя, Кай не дрогнул даже ресницами прикрытых глаз — настолько он был погружен в усталую дрему. И хотя он никак не выдавал этого, само появление целителя словно начало оказывать на него целебный эффект, поэтому разрывать цепи своего покоя с целью прогнать нежеланного гостя Кай не собирался, мысленно прося целителя остаться. Сехун, на интуитивном уровне поняв его сигнал, проворно нырнул следом под сень дерева, окончательно привыкнув к царившему вокруг сумраку, и не долго думая выудил из сумки только что собранные листья мяты и иван-чая. Сделать настой в нынешних условиях он не мог, поэтому настоятельно потребовал разжевать травы так, тем самым заставив Кая шевельнуться и раскрыть черные, как смола, глаза. Тот в свою очередь не спорил, молчаливо пережевывая пахучие травы, умом давно поняв, что разговор о случившемся с целителем действительно неизбежен. — Никогда еще Северное племя не вело себя столько дерзко и воинственно на Совете, — тихонько начал Сехун, расслабившись и принявшись сортировать набранные травы на соответствующие пучки. — Возможно я повторю слова моего наставника, но о чем Вы в действительности думали? Нам наказали отвести от нашей стаи напасть войны, но мы наоборот навлекли ее волю на себя. Что случилось на Совете, что Вы переменили тактику переговоров с точностью до наоборот? — Я же просил обращаться ко мне без лишних формальностей, — уклончиво ответил Кай, слабо и коротко улыбаясь, уморенный настолько, что едва находил силы на разговор. — Мне сложно обращаться к Вам по имени, — прямо признал Сехун, поддерживая навязанную тактику общения без взгляда собеседнику в лицо. — Правда? — тот задумчиво хмыкнул. — Может тогда тебе будет проще обращаться ко мне по имени, что дал мне отец, а не мудрейшие?       Сехун хотел было запротестовать, что так ему станет еще более неловко, но вовремя опомнился, осознав как ловко его увели от темы. — Может быть. Пожалуйста, не отвлекайтесь от темы. — Я не знаю, — обреченно вздохнул Кай, задрав руки за голову. — Плохо понимаю, что именно произошло, потому что ранее со мной подобного не случалось. Было нечто похожее, но все же не оно. Когда я поднялся на валун и посмотрел в лица всех вождей, я отчетливо увидел все их планы, словно наскальные рисунки со своей историей и сюжетом. Доселе я не видывал ничего столь отчетливого, чтобы так уверенно заявить, что да, именно это и произойдет, если я что-либо не изменю. — Это Ваши силы, дар провидения, — пояснил Сехун, с первых слов догадываясь о чем говорит вожак. — И что же Вы увидели в их помыслах? — Они не хотят ждать окончания перемирия. До него еще семь лун, но войну они готовы развязать сейчас. В противном случае она начнется зимой в первый же день по окончании мирного договора. Как ни строй нашу тактику, война неизбежна. Суть в том, что каждый из них одновременно думал об одном и том же, и слившись в единое целое, их замыслы словно перенесли меня в будущее, явив картину полного уничтожения Великого леса. Они переубивают друг друга и нас сметут заодно. Сейчас или зимой — неважно, этого не избежать. Если только я не вмешаюсь в поток судьбы и времени. Поэтому пусть и слишком хаотично, но я полностью переменил тактику своего поведения на Совете, чтобы преподнести другим племенам свои условия войны. — Правда? — взволнованно встрял Сехун, позабыв про пучки трав и вперив настороженно-испуганный взгляд в лицо Кая. — Я не вру тебе, целитель, — улыбнулся ему Кай, уже давно сбросивший с себя дрему. — Пусть старик и обвинял меня в моем безалаберном отношении к правилам и традициям, я тщательно изучил каждый их пункт. И в тот момент, на валуне, мне пришло ясное осознание, что я должен делать. Но стая вряд ли сможет это понять, а я не мастер и не любитель объяснений. — Это я понял, но мне ты можешь сказать, я пойму, — взволнованно попросил Сехун, позабыв даже про свою формальность. — Ты же и так слышал ночью, — улыбка на лице Кая стала чуть шире, так как эта оговорка не прошла мимо его ушей. — Вожак Западного племени бросил мне личный вызов, и я его принял. Если он придет на наши земли с войной, я приведу свой план в исполнение и сам приму бой один на один, тем самым никто не подвергнет свою жизнь неоправданному риску. — Но это совершенно недопустимо! — воскликнул Сехун. — Если я правильно понял, о чем ты, то именно эти бои ведутся до смерти одного из дерущихся, а если ты ему проиграешь — нам конец! — Но если я выиграю, в условиях нашего поединка строго было обозначено, что все западные земли достанутся нашей стае. — Ты… Ой, то есть Вы только за этим гоняетесь? — спросил Сехун спустя пару секунд потрясенного молчания, не сумев скрыть в своем голосе нотки разочарования. — Нет, — качнул головой Кай. — Если западные земли уйдут под нашу опеку, это убавит пыл остальных племен, особенно Южного. Дальнейший свой план я пока не стану разглашать, но тогда уже будет все гораздо проще. К тому же я совершенно не намерен отпускать волков Западного племени в Дикие земли, хоть и пока совершенно не знаю, как их удержать. Они воины чести и преданы своему вожаку, я не волен держать их против воли. Но без них и помышлять о единении Великого леса не стоит.       Сехун смолк. Подходящих слов в ответ у него не находилось, но внутри он испытывал волнующее чувство гордости и восхищения перед человеком, что сидел рядом с ним и исподлобья все это время наблюдал. Сперва Сехун этого не замечал, а когда наконец обратил внимание, к своему же неудовольствию слишком очевидно смутился, начав перебирать пучки с еще большим усердием.       Подумать ему было о чем. И хотя вслух он Каю ничего не рассказал, понадеявшись, что до этого не дойдет, а конфликт между двумя вождями закончится обычной дракой за свои территории при минимальных потерях, мысленно он содрогнулся, припоминая истории наставника, рассказанные ему еще в начале ученичества об особом виде дуэли, победитель которого получает власть над племенем проигравшего в обход наследников. В манускрипте правил и законов этот случай был практически не описан, поэтому немногие знали подробности этих боев, кроме того что такой вид битвы действительно существовал. В последний раз единоличная война между двумя вождями была чуть ли не три столетия назад, никто ничего кроме целителей не помнил об этой битве. Справившись с холодком, что пробежал по спине, Сехун бросил настороженный взгляд на лицо задумчивого вожака, понимая, что в случае его победы, главный удар придется держать потом ему, целителю.

-

— Я надеюсь, ты понимаешь, что делаешь, — ворчал старик-целитель, стоя у вожака над душой и отвлекая его от рутинных дел. — Обыденные стычки на границе — еще ладно, но мы не готовы к открытой войне! Тем более, когда прямая угроза поступила от Западной стаи. Их воины сильнейшие в лесу, а на наши земли покушаются еще и оставшиеся три племени! — Старик, — протяжно застонал Кай, строя несчастное выражение лица.       Наблюдавший за всем этим издалека Сехун весело хмыкнул, прикладывая к ране юного волчонка, который пережил всего лишь две зимы после обращения, кашицу из чистотела, после обматывая руку с раной листом лопуха. — Впредь будь осторожней, — напутствовал он сердито скорчившемуся юному бойцу, прекрасно понимая его пыл и энтузиазм в тренировках со старшими.       С ночи Совета прошло уже три дня, а старик все никак не мог успокоиться, цепляясь к Чонину по поводу и без, отчего лишь способствовал учащению побегов последнего вон из лагеря. Сехун уже уяснил, что сумрачная чаща в лесу стала вторым домом для нового вожака, где он мог передохнуть от давления, оказываемого на него со стороны старого целителя и всей стаи, что пусть и успокоилась, все равно оставалась настороже.       Никаких толковых объяснений от Чонина никто так и не дождался, а сам старик уже успел заподозрить неладное, уяснив, что от ученика он тоже не добьется ни словечка, хотя тот определенно уже был в курсе всего, вернувшись в тот вечер в лагерь вместе с вожаком. Что эти двое задумали старик не знал, но некоторые варианты развития событий ему крайне не нравились, а мнимое спокойствие в стае лишь усиливало его опасения. Война — это не шутки и не игрушки для молодых вождей и целителей. Но всем его опасениям не суждено было сбыться. Неделя шла за неделей, а границы территории все также были нерушимы, усиленные патрули не находили даже едва уловимого чужого запаха, пробегавшего неподалеку от границ.       Сезон лета восходил в самый разгар, и вся бдительность стаи была усыплена. Дети из яслей не отставали от Кая ни на шаг, подражая его походке, манере речи, и навязывались поиграть еще. Для целителей настал настоящий урожай сбора ранних трав и цветов, из которых делались сладкие и восхитительные на вкус напитки, от которых не отказывался никто. О нависшей угрозе напоминал лишь сам Кай, ежедневно собирая самых сильных бойцов и только вступивших на этот путь волчат, обучая их всем своим уловкам, выученным за время жизни в Диких землях, рассказывая о тактике и ведении драки с применением ловкости и хитрости, а не банальной силы.       Вечера целиком были посвящены разговорам об удивительных знаниях и техниках юного вожака, которые взаправду работали, а Сехуна так и подмывало каждый раз, подражая учителю, начать ворчать на Кая за удвоенный объем работы. Но он вовремя ловил себя на мысли, что думает и относится к вождю не самым подобающим образом, и сохранял свою хладнокровную и отстраненную маску на лице, по случаю стараясь избежать лишнего долгого времяпровождения вместе с вожаком.       Восхитительная идиллия была тем самым сокровенным, чего желала его душа, выращенная в традициях Северного племени, но Сехун помнил о разговоре в сумрачной чаще и понимал, что долго так продолжаться не может. Война была близко, она дышала ему в самый загривок. Первое событие в череде громких потрясений как Великого леса, так и самого Сехуна, случилось в середине августа, когда он был по уши занят собирательством и заготовками трав перед началом осени и зимы.       В тот день Кай впервые отказался от участия в ежедневных тренировочных боях в широком овраге в стороне Ничейных земель, предоставив молодняк на попечение взрослых и опытных вояк, а сам остался в лагере. Что конкретно мешало ему присоединиться к остальным соплеменникам Сехун не знал, но шанса зайти и потревожить покой вожака своим вопросом у него не было, поскольку он был целиком завален работой. И лишь на третий день, когда с половиной запасов он успешно справился, а закатное солнце уже вовсю хозяйствовало над небесным покрывалом, он смог поймать вожака неподалеку от ложбины в центре лагеря, играющимся с маленьким щенком, еще не прошедшим обряд обращения. — Здравствуй, — обратился он к нему, действительно постепенно привыкая не обращаться к вожаку с формальным почтением. — Давно не виделись, — улыбнулся ему Кай, но улыбка его кольнула сердце Сехуна своей отпугивающей двоякостью, заставив опасливо замереть на месте и сделать глубокий вдох. — Все сейчас так мирно и тихо, как и мечтали наши предки. Но наш разговор не выходит у меня из головы, что если этот покой в стае нарушится, я не могу представить, как ты собираешься со всем этим справиться, за всем уследить, — сказал он, промолчав с минуту и решив после не ходить вокруг да около, прямо излагая то, что его тревожило. — Ты забываешь кое-что важное, — ухмыльнулся Кай, и улыбка его вновь вызвала в душе Сехуна волну смятения и чувства опасности. — Я чужак для этого леса. Я дитя Диких земель.       И словно желая подтвердить свои слова, значение которых Сехун не мог никак взять в толк, Кай со всеми удобствами сел на середину ложбины, туда, где он сидел первые две недели своего времяпровождения в лагере Северного племени, устроив притихшего щенка у себя на коленях. Заметив это, заинтересованная стая начала подтягиваться, окружая вожака, в покое сидевшего на прежнем месте, своим видом напоминания священный неживой тотем. Но очнувшись от своей короткой задумчивости, он выудил из небольшой набедренной котомки странный предмет. Сехун заинтересованно уставился на него, совершенно точно не припоминая такого в пределах Великого леса. Если откуда эта вещь и могла взяться, так только из Диких земель.       Вещь представляла из себя выделанный из дерева продольный инструмент с вырезанными отверстиями. Подошедший к нему сзади старый целитель тихонько шепнул на ухо явно озадаченному ученику о том, что вещь эта в руках вождя — музыкальный инструмент. Сехун слышал сказания о музыке, ибо музыка заключалась в самой природе и ее звуках, но мало знал об инструментах, с еще большим подозрением следя за деревяшкой в руках Кая. С опаской за ним следил и сам старик, знавший, что инструменты всегда использовались лишь мудрейшими жрецами древности для крайне опасных и сильных заклятий. Для развлечений эти инструменты тоже были пригодны, но играть на них никто не решался, ибо с магией тогда боялись шутить, а после инструменты и вовсе исчезли из Великого леса, оставшись лишь частью легенд, опасных и страшных.       Кай же шутить с опасными вещами не боялся, наоборот — любил. И старый целитель это очень хорошо уяснил, одолеваемый плохим предчувствием.       Но когда вожак поднес один конец инструмента к губам и набрал в грудь воздуха, зажимая пальцами отверстия на лицевой стороне, тихий звук нарушил тишину ложбины, опередив просьбу старика сейчас же прекратить. И хотя мелодия полилась мягкая и певучая, ее звук разрезал эту тишину больнее остро заточенного каменного кинжала. Кай же не обращал ни на что внимания, полностью уйдя в звук и игру на своем инструменте, слегка качнув головой, словно в знаке приветствия и согласия, когда среди множества завороженных и удивленных лиц он поймал Сехуна.       От его пронизывавшего темного взгляда у юного целителя по спине побежали мурашки. Он не мог ни оторвать своих глаз от этого цепкого взгляда, ни отвести в сторону, словно его околдовали; он и взаправду ощутил, что неспособен больше двигаться, а самого его словно клонило в сон. Чувство опасности забилось учащенным стуком сердца, который внезапно, словно Кай увидел это в его взгляде, стал размеренным, медленным и очень громким. Сехун слышал его, перекрывшего звук деревянного инструмента, словно кто-то бил чем-то очень тяжелым по земле. Ему резко поплохело, а звук инструмента меж тем продолжал вливаться ему в сознание, отрывая его последние крупицы. Последнее, что он слышал был хриплый голос старого целителя, что зашипел о древней магии и опасном заклятии.       Придя в себя спустя неопределенное время, он обнаружил себя лежащим на земле. Кай все также восседал в центре ложбины, но уже не играл, держа инструмент в руках. Но вся ложбина кругом опоясывала его такими же уснувшими соплеменниками, что лежали без сознания, тем самым представляя собой устрашающую картину. — В Диких землях эту вещь называют флейтой, — произнес Кай, сразу почувствовавший, что Сехун очнулся, продолжая поигрывать инструментом в руках. — Это очень опасная вещь. — Что ты сделал? — неожиданно для себя севшим голосом спросил Сехун, вынуждая Кая наконец открыть глаза, сбрасывая дурман с плеч. — Я вас заколдовал. — Зачем? — Так было нужно. Ты прекрасно знаешь, мой юный друг, что древняя магия не любит банальных вопросов.       Сехун это знал и спорить не стал. Опасения сильнее сковывали его плечи, возвращая в старым неразрешенным вопросам, напрямую касающихся Диких земель по ту сторону горы. Слухи и легенды о тех местах ходили воистину устрашающие, оттого все и боялись смертей своих вождей, боялись даже выходить за пределы леса. Никто с точностью не мог объяснить чем был вызван этот страх перед Дикими землями, но опасности и нечто поистине древнее, нежели чем вся их история и традиции Великого леса, внушало слепое суеверие о смерти и гниющей падали, что ждали их вдали от дома. Поэтому лес для всех был обособленным и священным миром с его нерушимыми границами и территориями. Было ли ошибкой впустить сюда истинный дух Диких земель?       Сехун до сих пор не знал ответа на этот вопрос, впервые за все время вспоминая, что Кай для них пусть и был вождем, но все равно оставался чужаком, и сильнее сомневался в выборе Волчьего Пастыря и своего наставника, потому как сила Кая заключалась вовсе не в его физических способностях, ловкости и хитрости. Под этой оболочкой пряталась древняя и опасная магия, которой тот владел в совершенстве, на уровне, а может даже превосходя старика-целителя. — Как ты уже, наверное, догадался, — между тем продолжал Чонин, — эта мелодия прозвучала на территории лагеря далеко не в первый раз.       Сехун действительно об этом догадался, припомнив из давнишних уроков о сущности некоторых древних заклятий, требующих исполнения по нескольку раз в цикле. В тот день, когда Кай впервые отказался пойти в тренировочный овраг, он исполнил ту мелодию впервые. Но Сехун, как и все остальные ничего не помнили об этом. — Почему сейчас я помню о том, что произошло? — лишь спросил он, зная, что ответ свой получит. — Потому что в этот раз ты сохранил зрительный контакт со мной до самого последнего момента. Ты сильный малый.       Получившему ответ лишь на этот вопрос Сехуну приходилось только гадать об истинных причинах, почему Кай прибег к неизвестному для юного целителя заклятию, которого Великий лес не слышал целые столетия.

-

      Второй же удар последовал после, когда жар летнего сезона уже сходил на нет, а в воздухе впервые запахло приближением осени. Спокойствие в стае поддерживалось общими усилиями соплеменников и уверенностью после долгих и приносящих свои плоды тренировок, поэтому когда с западной стороны их территории раздался предупреждающий вой о нарушителях границы, все племя отреагировало с невиданной доселе хладнокровностью, молчаливо приготовившись держать бой, если раздастся долгий сигнальный вой о начале войны. Но того, к удивлению всех, не последовало.       Патруль, что к вечеру отправился прочесывать западные территории племени, состоял всего из четырех волков, в чьих силах никто не сомневался. Они засекли чужой запах в паре километров от границы, его след уходил в сторону Ничейных земель по лесной окраине территории Севера. Не медля, маленький отряд тут же кинулся по следу, готовый разорвать недруга на куски и вскоре нагнал неприятеля у самой границы.       Нарушителей было всего трое, опасности для племени, если это не было какой-то ловушкой, они не представляли, а оттого у вояк Северной стаи гнев сильнее взревел в крови — как они посмели нарушить границу, не имея за спиной всю стаю? Дерзость и насмешка с их стороны послужили отличным толчком к началу пограничной потасовки, которую остановил в последнюю секунду громогласный голос из недр северных лесов. — Позвольте поинтересоваться, господа, что здесь происходит? — вышел из тени чащи Кай, на лице которого играла яркая и хитрая, как у лисицы, улыбка.       Волки по обе стороны баррикад настороженно замерли, прислушиваясь к мягкой поступи человека по густой траве, но не спускали друг с друга глаз, готовые в любую секунду сорваться с места. Меньше чем за пару секунд Кай оказался наравне с волками из своей стаи, взирая на неприятеля с высоты человеческого роста. Принимать свой волчий облик он почему-то не торопился, давая противнику лишнее время рассмотреть себя и свои слабые места.       Верхняя часть тела была полностью нага и открыта, ноги плотно облегала тонкая выделанная кожа, перевязанная в икрах прочными веревками из стеблей плюща. Решив воспользоваться таким редким шансом, волк Западной стаи, что стоял впереди своих товарищей, моментально бросился на показавшемуся ему недалеким вожака Северян, обнажив пасть острых опасных клыков. Человек волку не ровня, поэтому зверь моментально повалил Кая на землю, отчего у четверых патрульных кровь застыла в жилах от ужаса. Разорвать сухожилия и артерии на шее человека не стоит и секунды, чтобы окончательно обратить надежду Северного племени в пепел от пожирающего все на своем пути огня. Но от рывка в сторону напавшего врага их остановил хохот вожака. Никто не успел сообразить, что происходит, когда руки человека змеями обвились вокруг шеи волка, сворачивая ее насмерть. — Надеюсь, у него не было семьи, — хрипло рассмеялся Кай, и смех его, как и в ночь Совета, леденил душу.       Обмякшая туша волка была отброшена в сторону, и Кай нехотя поднялся с земли, с опасным и игривым блеском в глазах взирая на оставшихся волков. Те с опаской попятились, получив наглядное подтверждение силы нового вожака Северян, способного в своем человеческом облике убить волка без особых усилий. — Ладно-ладно, не буду я вас убивать, — примирительно поднял ладони Кай, сменяя опасный оскал на миролюбивую улыбку. — Похороните своего товарища достойно. И передайте своему вождю, — тут лицо его стало серьезным и сумрачным, — что я жду нашего поединка. Он бросил мне вызов и не посмеет осмеять свою гордость, сбежав, как трус!       Когда чужаки скрылись на своей территории, Кай расслабленно упал обратно на мягкую траву, хихикая и резвясь, словно малое дитя в яслях, чем еще больше ввел соплеменников, обратившихся ненадолго обратно в людей, в недоумение. — Мой вождь, Ваши раны, — начал один из них, недоуменно уставившись большими выразительными глазами на кровоточащие царапины и следы укуса. — Эй, как тебя зовут? — радостно спросил Кай, помня этого парня по запаху, но позабыв его имя, продолжая довольно валяться на траве, водрузив нога на ногу, словно ничего и не слышал.       Недоумение с лица рыжеволосого парня из патруля сменилось растерянностью. Поведение этого человека не поддавалось никакому объяснению: он только что свернул шею огромному разъяренному волку, бросившегося на него с раскрытой пастью, метившей в сонную артерию, но вместо зализывания ран или, например, отдачи приказов дальнейшего их поведения, он во все удовольствие разлегся на траве, хохоча и радуясь чему-то, словно дитя малое. Тихо буркнув в ответ «Чанель», волк вполне отдавал себе отчет, чем мог быть вызван эти радость и смех, и с легким чувством омерзения и страха сглотнул, предпочитая не вдаваться в размышления о излишней жестокости и кровожадности своего вожака.       Ведь помимо этого оставался еще один неразрешенный вопрос. Его одежда, в которой он и покинул лагерь, все еще была на нем, что означало одно — волчий облик он так и не принял. Отсюда и возникало главное недоумение патрульных, как тот смог так быстро оказаться у самой западной границы, если свежий след его запаха еще полчаса назад уходил наоборот в сторону горного перевала в южной части территорий стаи?