moonbeams

      Стаи выдвигались к Срединной Пустоши с тяжелыми сердцами и налитыми свинцом лапами, переступая через лужи и грязь от зарядившего ливня, пусто глядя перед собой. В такие моменты каждый из них вспоминал истории старейшин из детства, с которых их становление как личностей и начиналось, но теперь уже было поздно поминать о строжайших наказах предков — черная туча страха расползалась по всей территории леса, меча в разные стороны ослепительные вспышки молний и сопровождая свой гнев раскатами оглушительного грома.       Перед Северянами впереди маячила спина вожака, не посмевшего в эту ночь обращаться в форму волка, ибо то было запрещено ритуалом — кара насылалась именно на человека, ибо только человек мог быть виновным в разразившейся буре. Его тень в ночной полутьме завершал головной убор из орлиных перьев, надеваемый лишь вождями в самых редких случаях — этот убор навевал всем чувство глубокого уважения, ибо носившему его были не страшны ни огонь, ни ветер, ни полчища врагов, а сила их простиралась за необозримые горизонты.       Но целители явившихся остальных племен знали, когда заметили Северного вожака, что надевался этот головной убор специально для ритуала, даруя защиту орла, так необходимую из-за вмешательства мира духов. Все волки были обязаны повязать на себя головные обручи из кожи, в которых были вставлены пучки перьев, но они не шли ни в какое сравнение с убором вождя.       Перед своим вождем тем же пешим ходом человека шел целитель, изумляя провожающих его взглядом жителей леса в центр Пустоши. Белоснежный волк сиял ярче луны в ночной мгле, освещая путь своей стае вместо факелов, облаченный в невиданные доселе Лесу одеяния. Бедра опоясывало тонкое льняное платье с разрезами в длину человеческих ног, на плечах покоилась длинная серая шкура. Опирался он на посох из почерневшего за ночь дерева, уверенно прокладывая себе дорогу к лежащему в центре оврага трупу побежденного вождя.       Срединная Пустошь представляла из себя клок иссушенной земли, на которой уже многие столетия ничего не росло. По преданиям именно на этом месте и пролилась первая кровь при битве девятерых глашатаев, отчего на все последующие века это место было обречено на смертельное увядание. Воздух стоял засушливый, на многие километры вокруг не видать было ничего, кроме покатых оврагов с жухлой травой. Само место будто давило на всех, заставляло задыхаться, омрачало рассудок.       Северная стая молчаливо и покорно расположилась на своих местах, растерянно переглядываясь взглядами с остальными племенами. Они, те, кто за всю историю леса ни разу не вступали столь инициативно в битву, стояли здесь как завоеватели и виновники божьей кары. Но времени освоиться и морально подготовиться никому из них не дали.       Целитель подошел прямо к растерзанному телу старого вождя, вскинувшей рукой остановив вожака там, где он остановился, в пятнадцати шагах от круга, который опоясывал центр Пустоши. В глазах Сехуна уже не было туманной дымки, разум и воля вернулись в его тело, но он был душой совершенно в ином месте, действуя по указу из глубин сознания.       Когда совершенно все было готово к началу ритуала, черные тучи рассосались, открывая взглядам полную, наливную ярким светом луну, от которой медленным танцем светлячков потянулся столп света к земле. Целители догадались, что это была та связующая нить, портал, открывающий проход из мира духов в мир живых. В то время из-за пояса целитель достал ритуальный разделочный нож, проливая на него над телом вождя воду из источника, тем самым освящая оружие в своей руке.       В этот момент все поняли в чем заключался весь ужас этого ритуала: собственными руками целителю пришлось срезать с волка его шкуру на глазах у всех, обращая все его подвиги и силу при жизни в прах. Жухлая пагубная трава вновь оросилась кровью, забирая душу павшего себе — ему никогда уже не попасть на небесные просторы к своим предкам, ибо накликал он на себя и свою семью несмываемый позор. Покончив с выделкой, Сехун поднялся обратно, с остервенением откидывая окровавленный кинжал в сторону. Все его руки были испачканы в густой почерневшей крови, которая и служила последней печатью для того, чтобы впустить духа в этот мир. Сделав последний глубокий вдох, целитель размашистым движением начертил кровью у себя на груди древнюю руну, а после с резким хлопком соединил ладони, тем самым замкнув весь поток энергии, что сочился по его телу, в круг.       И именно тогда грянул гром с молнией, что ударила прямо в целителя. Весь его силуэт скрылся за ослепительным светом, что разрастался с каждой секундой, превращая весь лес в черные потемки бездны. Это сильно напомнило Каю, как он очутился в святилище.       Энергия призванного духа была настолько мощной, что воздух вокруг наэлектризовался, а тело целителя, сам сосуд, утратил всякую тяжесть, воспаряя в воздухе, словно птица. Его длинные волосы, по которым также проходился наэлектризованный ток, колыхались ореолом вокруг головы, и когда свет от него чуть поутих, позволяя людям без боли и слез на него взглянуть, все испытали чувство первобытного ужаса.       Лицо целителя совершенно исказилось, из глаз и рта лились потоки света, поднявшийся беснующийся ветер трепал его из стороны в сторону, но он все равно мертвенным пристальным взглядом смотрел в глаза Северному вожаку. Нужно было отдать тому должное, он даже не вздрогнул, а стойко и смирно выдерживал гнев потревоженного духа на себе. — Ты и твой противник посмели нарушить удел обетованный этих священных земель, — пророкотал изо всех сторон сразу необъятный громогласный голос. — Твой противник уже поплатился за свой грех, какая же плата ждет тебя, чужак с Диких земель? Кто как не ты, знал, что сей ритуал и битва изначально были порождением тьмы за границами Великого леса, сразившей некогда девятерых глашатаев, но над которой ты имеешь силу. Неужели ты возомнил, что эта черная магия защитит тебя здесь? Я дал тебе силы не просто так, волк-одиночка, неужели ты забыл о своем долге? — Давно не виделись, Дух, — кратко улыбнувшись ответил Кай, не позволяя своей защите треснуть под неистовым напором творившейся черной магии. — Я подозревал, что мои методы покажутся тебе немного не ортодоксальными, но не думал, что ты усомнишься в том, что я не умею держать собственные обещания. Не ты ли желал Единения этих земель?! Так сиди на своих небесах и просто смотри! Я не обману твоих ожиданий!       Голос Кая рокотал наравне с громом, отчего у всех свидетелей сего ритуала стыли жилы — никто не смел даже пошевелиться, почти не моргая глядя на прямое доказательство существования Волчьего Пастыря. Старейшина Ву, что также явился на ритуал в свите старейшин Северного племени, что обязаны были наравне со всеми явиться сюда, только сейчас начинал понимать, какой интерес преследовал Кай, желая, чтобы именно Сехун провел этот безбожный ритуал. Он не мог быть уверен точно, но большая вероятность этой догадки сейчас предстала и перед его собственными глазами — проводи этот ритуал обычный целитель, не принадлежащий к клану белых волков, такого бы эффекта не наблюдал сейчас никто.       Сехун повис в воздухе, нарушая гармонию и саму суть природы. В его жилах текла кровь самого Пастыря, ибо только белые волки были его прямыми потомками и носителями воли и знаний — но теперь он носил в себе и сам дух священного бога. Принадлежность его ученика к этому клану сейчас работала идеальным щитом от гнева священного духа, полностью отводя удары молнии от собравшихся на пустоши волков. Но какие силы и скрытые способности должны будут рикошетом раскрыться в Сехуне после такого, было страшно представить. Оставался неразрешенным лишь один вопрос — зачем Каю понадобился белый волк, в совершенстве владеющий раскрытыми до конца силами? — Большая беда нагрянет на Великий лес, — продолжал Кай, вводя всех в замешательство и недоумение. — Как никогда ему нужно былое единение, к которому я стремлюсь не только ради того, чтобы исполнить твою волю, Пастырь! Я знаю, что делаю, и знаю, как должен действовать дальше, чтобы предотвратить ужасное. Этот ритуал нужен был для того, чтобы доказать и показать всем, — здесь он окинул беглым взглядом ряды испуганных лиц, — что все не так просто, как им казалось. Что настоящая магия существует. Что все легенды, что рассказывали им в детстве — не нравоучительная выдумка. Что за пределами этих земель таится нечто поистине страшное и ужасное, грозящее большими потерями, перед которыми бесконечные распри волчьих племен — ничто иное, как бездарная глупость. — Я понял тебя, одиночка. Но ты нарушил табу. И ты понесешь за это самое суровое наказание. — Я не позволю тебе убить ни себя, ни белого волхва, ни кого бы то ни было, кто сейчас присутствует здесь и наблюдает твою нелогичную горделивую жадность. За столько веков ты должен был понять, что не бывает ничего так, как ты того желаешь.       В ответ на его слова от тела целителя врассыпную ударила ослепительная вспышка молний, которая, к счастью, никого не задела, ибо барьер в виде сосуда работал великолепно, сдерживая ударную волну на определенном расстоянии. И чем дольше злился дух, тем чаще молнии рикошетом через тело целителя ударяли в освежеванное тело павшего вождя, превращая его в обуглившиеся и дурно пахнущие куски горелого мяса. — Злись сколько угодно. Ты сам виноват, что покинул эти земли и не предпринял ничего, когда твои братья предали праху весь твой устав! Теперь же позволь нам решать и ваять нашу историю, если ты не хочешь, чтобы все, что ты сотворил, погибло под натиском куда более опасной силы, чем междоусобная война между волками!       После этих слов земля сотряслась и все резко закончилось. Тело целителя перестало светиться ослепительным светом и сыпать молниями, после чего камнем рухнуло на землю. Глубоко выдохнув, Кай едва нашел в себе силы тронуться с места, ибо сосуд — сосудом, а отдача от ритуала и энергетики духа прошлась по его физиономии весьма изрядно, высосав из него всевозможные силы. Но он сделал над собой усилие, дойдя до тела целителя и поднимая того на руки. Жизнь теплилась в его теле, но ему нужны были целительные силы источника и настоя из трав Диких земель, который Кай заранее приготовил перед ритуалом. — Доставьте его в пещеру целителей, срочно! На выступе в скале вы увидите ступку с едким запахом — обязательно напоите его им, — отдал он команду самым сильным северным волкам, что смогут быстро сейчас доставить бессознательное тело целителя до лагеря.       После этого он вышел обратно в центр поляны, запуская руку в обугленные угли, оставшиеся от трупа павшего вождя. Прикрыв глаза в краткой молитве, он развеял пепел по ветру, после чего резко раскрыл глаза и обратился к Западному племени. — Вы вольны идти, ибо у меня нет власти указывать вам, как жить дальше. Вы вольны поступить так, как посчитаете нужным. Ваши территории остаются за вами, ваши дома и охотничьи угодья остаются за вами. Но теперь вы находитесь под моим покровительством. Вы можете оставить все, как есть, а можете уйти. Но если уйдете, я должен предупредить вас. Великий лес — священное место, отгороженное от всего остального мира могущественным магическим барьером, что возвело вокруг этих территорий то существо, что вы сейчас наблюдали своими собственными глазами. Вы называете его Волчьим Пастырем, своим Богом. Здесь вы под защитой, но за пределами Великого леса вас ждет только смерть. Дикие земли не знают равенства. Дикие земли не ведают жалости. Дикие земли заражены черной чумой, перед которой не силен никто из вас. Если ваше чувство долга и чести выше желания не умирать, то я должен поклониться вам и вашей храбрости и отпустить со спокойной душой, зная, что вы были предупреждены. Если вы не хотите умереть, сгнив от болезней и голода в зловонных землях, то я пойму и приму вас с распростертыми объятиями, потому что вы нужны мне. Вы слышали меня. Беда близится. Но право решать во что вам верить и как поступать я оставляю за вами. В течение недели я буду ждать тех, кто пойдет за мной на бывшей границе между Северным и Западным племенами. На этом все.       Кивнув молча и внимательно слушавшему его племени, Кай развернулся в сторону своей стаи и кивком головы отдал приказ выдвигаться домой. Последствия этого ритуала и изменений в укладе жизни Великого леса будут рассматриваться подробнее уже в ночь Совета, что настанет через две луны.

-

      По возвращению в лагерь Кай не стал слушать перешептывания стаи и отвечать на их вопросы, умом понимая, что тех накопилось немало после всего случившегося. Но сейчас были дела поважнее объяснения племени того, как ныне по-настоящему обстояла ситуация. Твердым и быстрым шагом он направился к пещере целителей, где наказал оставить Сехуна, по дороге встретив одного из тех, кому был дан наказ. — Дальше я сам, — сказал он ему, заметив встревоженное и вопрошающее лицо парня, похлопав того по плечу. Все это разворачивалось на глазах у стаи, что была и без того напугана тем явлением, каким предстал перед ней их собственный целитель. Казалось, после всего случившегося ему просто не выжить, так как вождь сможет ему помочь? Старейшина Ву, искренне переживая за Сехуна, которого воспитывал с самых малых лет, как тот осиротел, думал также, уже делая первый шаг, чтобы обогнать глупого вождя и самому осмотреть белого волка. Но Кай, почуяв это каким-то феноменальным шестым чувством, резко остановился и развернул голову, вцепляясь взглядом в глаза старику, мысленно предупреждая: – «Не смей».       Тот буквально окаменел, потеряв волю над собственным телом. Со страхом он взирал на то, какую подавляющую силу набрал этот мальчишка за столь короткий срок, пробудив свою кровь, способный угадать мысли состайников и одним лишь взглядом лишить их всякой воли, превращая в недвижимый тотем. Сама мысль ослушаться его начинала казаться смертельным приговором.       Кай, убедившись, что старик понял его, прищурил опасно-поблескивающий взгляд, а затем вновь устремился к пещере. Собирая в котомку каменную плошку и многочисленные склянки из запасов Сехуна, он рывков поднял тело целителя обратно на руки, вынося его из пещеры по направлению к источнику.       Чтобы добиться нужного эффекта от снадобий, действовать приходилось быстро. Кай опустил безвольное тело целителя перед источником, вытряхивая все содержимое котомки. Прежде чем приступить к ритуалу исцеления, он внимательно осмотрел тело Сехуна: зрачки под закрытыми веками так и не вернулись, отчего взгляд целителя все еще сохранял слабое свечение голого белка, сосуды вокруг глаз болезненно вздулись, не прекращая истончать свет энергетических потоков, которых теперь в теле Сехуна был излишек, дыхание не восстанавливалось на обычный режим, пропадая через раз.       Кивнув каким-то своим мыслями, Кай ловкими движениями рук зачерпнул в плошку воды из источника, размял ягоды костяники, припасенные еще с Диких земель, ибо тут он их пока не обнаружил, и напоследок, закусив нижнюю губу, одним резким движением каменного кинжала порезал огрубевшую кожу своего запястья, позволяя струйке насыщенно-багряной крови окрасить лечебную воду в свой отпугивающий цвет. Схватившись за флейту, Кай постарался моментально выбросить из головы все лишнее, ибо заклятие заговора настоев на основе крови требовало кристально ясного разума заклинателя. Мелодия была коротенькой, но Кай все равно немного нервничал, прекрасно помня о том, что время играет против него, а священный дух все еще не наказал его за грех.       Глубоко выдохнув, он приложил флейту к губам и быстрым перебором пальцев отыграл звонкий и быстрый мотив, после которого настой в плошке с громким хлопком вспыхнул, заставив вожака от неожиданности вздрогнуть и отшатнуться. Каменная плошка от заклятия стала горячей, от настоя шел неприятно режущий запах и пар, по которому Кай определил, что мелодию он отыграл верно. Отбросив флейту в сторону, он приподнял голову Сехуна, пальцем приоткрывая ему рот, и вылил содержимое плошки, убедившись, чтобы все попало ему внутрь, не задерживаясь в горле.       После этого он растолок листья черники и смешал с заготовленной самим же Сехуном мазью, втирая ее в грудь целителю. Когда кожа начала гореть теплом, а мазь полностью впиталась, Кай осторожно положил Сехуна с головой на дно источника. Сам же сел подле на выступ, наигрывая легкую мелодию, благодаря которой Сехун не задыхался под водой, используя силу источника на полную мощность, чтобы быстрее отвадить цепкие когти смерти от своей шеи.       В какой-то момент, устав играть, Кай очнулся от дремы и наконец увидел, что главная напасть отступила — светящиеся прожилки исчезли с лица целителя. Сколько времени от так сидел и играл, Кай совершенно упустил из внимания. Вытащив Сехуна из воды, он проверил наличие зрачков и нормального дыхания и только после этого позволил себе спокойно выдохнуть. Однако целителю придется еще долгое время просидеть в источнике, чтобы окончательно восстановиться и прийти обратно в сознание.       Вылазя из воды, Кай закутался в ритуальную шкуру Сехуна, что валялась подле, и с чувством выполненного долга облокотился о скалистый выступ рядом с источником, разрешив себе немного подремать. Только сейчас слабость свалилась на него недюжинным весом, заставляя осознать, через что он уже сумел пройти за последние дни. Встреча с духом вне целебной тьмы расщелины сильно подкосила его, запятнав энергетику и собственные силы — Кай ощутил давно позабытые чувства слабости и неуверенности. Подумав над тем, что надо будет как-нибудь взобраться на гору и провести обряд медитации, чтобы восполнить свою силу, он незаметно для себя провалился в очень глубокий и крепкий сон.       От забытья его пробудил случайный шорох энергетических потоков, что витали насыщенным и густым фоном в воздухе этого спрятанного от всех глаз места. Резко распахнув глаза, он заметил, что Сехун вдруг пошевелился. Это означало, что он наконец-таки пришел в сознание. Но принять это осознание сразу у Кая не получилось, поэтому со своего места он подорвался далеко не сразу, хотя должен был.       Придя в сознание, первое что ощутил Сехун — это душащее его чувство паники, от которой была готова вот-вот лопнуть голова. Ужас дернул все его тело, отчего он закашлялся, ощущая кислый привкус крови на языке и избыток воды в легких. Но все это было неважно, покуда ему хотелось кричать — хотелось неосознанно, он пока совершенно не мог контролировать свое сознание. Его разум находился в состоянии разрозненного хаоса, из которого его выдернули руки вожака, намертво вцепившиеся ему в лицо. Развернув трясущегося целителя лицом к себе, Кай тряхнул его, намеренно и болезненно стукнувшись лбами. — Смотри мне в глаза! — громким и призывным голосом рявкнул он, заставляя Сехуна сосредоточить взгляд на его глазах.       Губы целителя сильно дрожали, руки, которыми он ухватился за кисти вождя, затряслись еще сильнее, взгляд метался по радужке черных глазах Кая, словно загнанный в ловушку испуганный кролик. Но чем дольше он сохранял тесный зрительный контакт с обволакивающей, словно сыворотка, чернотой на дне глаз вождя, тем быстрее он приходил в себя — паника отступала и возвращалась способность мыслить. Громко выдохнув, Сехун наконец сумел опустить взгляд вниз, осознавая, какой кошмарной силы приступ Кай сейчас помог ему пережить. Не будь того рядом, это разорвало бы ему разум, что привело бы если не к смерти, то к полной атрофии сознания.       Вместе с сознанием к нему начали возвращаться воспоминания. О том, как сразив вождя Западного племени и отдав указы, он подошел к Каю, но вместо того, чтобы обсудить дальнейший план действий, оказался подавлен его волей, после чего вожак болезненно коснулся пальцем одной из точек жизненной энергии на его теле, разблокировав спящие в нем силы, переданные через укус, после чего начался необратимый процесс подготовки к становлению сосудом. После этого Сехун вспомнил, что окончательно утратил свою волю, оставаясь разумом в своем теле лишь на самом отдаленном уголке сознания. Которого, впрочем, хватило для того, чтобы запомнить все происходящее.       Бросив осознанный взгляд вниз, Сехун осознал, что все это время находился в священном источнике, в котором ему было запрещено находиться. От ужаса он отшатнулся от Кая, что продолжал сидеть на коленях у края источника и внимательно наблюдать за реакциями и поведением пришедшего в себя целителя. Ужас от того, сколько уже запретов, традиций и табу он успел нарушить по вине нового вожака сменился на гнев. Моментально вскипев, Сехун подскочил из источника. — Ты! — вскрикнул он, но подходящих слов у него, как назло, не нашлось.       Лицо залила краска гнева и смущения от того, что словно наяву перед ним встало воспоминание о них двоих в этом же самом источнике, в котором он позволил Каю нарушить свое священное табу. С несколько детской реакцией на происходящее, Сехун выскочил из источника, как из отравленного болота, вырвал у не особо сопротивляющегося Кая шкуру из рук, в которую закутался и моментально выскочил прочь, скрывшись за высокими листьями кустарников. — Ни тебе спасибо, ни благодарственного поцелуя за спасенную жизнь, — с усмешкой подытожил вслух Кая, откидываясь назад и опираясь на руки.       Он был доволен. Сехун остался тем, кем был с самого начала. Он не утратил частички своей души. Мало того, судя по его смущению и возмущению, в памяти у него сохранилось абсолютно все, вплоть до поцелуев и сна в водах источника перед ритуалом. Улыбнувшись еще шире, Кай, не особо волнуясь по этому поводу, улегся прямо так на слегка теплый каменистый край и безмятежно уснул.

-

      После того как нагой целитель, по шею закутавшись в широкую серую шкуру, выскочил из кустарника и пулей пронесся мимо взволнованно застывших состайников, считавших его без шансов мертвым, которым вслед из пещеры донеслось разъяренное: «Все прочь!», прошло уже четыре дня. И все это время ни целитель, ни вожак не показывали носу из своих пещер. Лишь на пятый день целитель, наконец, вылез из густой полутени, недовольно щурясь на слишком ослепительное с непривычки солнце.       Стая в напряжении следила за ним, напуганная не столько тем, что они видели в ночь ритуала, неспособные ныне смотреть на своего целителя так, как прежде, сколько обозленным и несколько истеричным посылом куда подальше, что последовал после. В ту ночь, когда Сехун спрятался в своей пещере, все сумели разглядеть по его лицу, что если они ослушаются приказа не соваться, то потом горько об этом пожалеют. Поэтому лезть к целителю никто не решался. Даже сейчас.       Хотя всех волновало состояния вожака, что нужен был им сейчас, как никогда. Западное племя отныне стало частью их территорий, но никто ничего толком не знал о том, что делать дальше. Но Кай, медленно добравшись до своей пещеры на следующее утро, уснул в ней и больше не просыпался. — Это нормально, — пояснил целитель, когда все же среди толпы зевак нашелся один такой храбрец, сумевший подойти к Сехуну и задать вопрос о состоянии вождя.       Выражение лица, впрочем, только сильнее отпугивало стаю. Сехун явно был не в духе, несмотря на четыре дня покоя и одиночества. На самом деле стая то не знала, но Сехун думал, что и нескольких лет, а может и целой жизни не хватит, чтобы снять с него чувство досады и раздражения на Кая. Вызвано оно было, разумеется, не столько его действиями в политике Великого леса, сколько по отношению к нему, целителю, лично.       Он понимал, Кай, если захочет, может еще сколько угодно раз подавить его волю своей аурой и заставить нарушить табу — Сехун ничего с этим не сможет сделать, ибо никакие амулеты не сильны были перед внутренней силой вождя. То, что это в очередной раз подставит все племя под гневный удар Пастыря, Сехун даже не хотел думать. Вводило же его в это раздражающее состояние отнюдь не нарушения табу и поступки Кая, а то, что он самолично, глубоко-глубоко в душе, испытывал приятное чувство радости от этих ухаживаний. И обмануть себя, что это было категорически не так, всего лишь навязанный обман Кая, который тот наложил на него своими колдовскими чарами, у Сехуна не получалось. Чем дольше он об этом думал, тем сильнее проваливался в пропасть, с которой нужно было что-то делать.       С каменным сердцем, он зашел в пещеру вождя, действительно обнаруживая того безмятежно спящим. Здесь он наконец почувствовал укол совести. Он, как никак, целитель, что обязан был беспокоиться о здравии и покое своего вожака. Но вместо этого он зациклился на собственных переживаниях и совершенно забыл о своих обязанностях. Это в очередной раз укололо его осознанием, почему все-таки для целителей отношения были непозволительной роскошью.       Присев рядом, он приложил ладонь ко лбу Кая, сосредотачиваясь на потоках жизненной энергии, что кипела по его жилам. Таким образом он считывал информацию о состоянии спящего вожака, лишь подтверждая свою догадку о том, что тот был настолько истощен чередой произведенных заклятий, дуэлью и ритуалом, что ему требовались не один и не два дня крепкого непрерывного сна, чтобы вернуться обратно в строй. Видимо, Кай этого ожидал, поэтому дал Западному племени неделю времени.       Осмотрев тело вожака на предмет каких-либо ранений, Сехун обнаружил лишь едва затянувшуюся толстую корку крови на запястье, рядом со сгибом локтя. Удивившись размеру раны, Сехун внимательнее осмотрел ее, после чего быстро сбегал к источнику, намочив в нем широкий лист лопуха. Промыв рану и приложив траву к руке, обмотав стеблем плюща, Сехун с недоверием уставился в безмятежное выражение на лице вожака, недоумевая, каким по-юному детским оно казалось во сне, утратив свое надменное и суровое выражение, напоминающее каждый раз об опасности не только извне, но и внутри.       Очнулся Кай лишь под вечер пятого дня. Сехун заметил его, выглянувшего из пещеры, краем глаза, но этого хватило, чтобы бросить все дела и с возмущением броситься к вождю, отчитывая за то, что слишком рано подскочил на ноги. Кай и взаправду выглядел слишком ослабшим. Спорить он не стал, завалившись обратно на шкуры в пещере, покорно ожидая травянистых настоев и питательной пищи.       За время ухода Сехун непрестанно ощущал навязчивое чувство неловкости. Ему нужно было очень многое обсудить с вожаком, ибо именно он был первым советником для Кая, в обход глашатаю, который ничего не знал о древней магии и о способностях вождя. Но ему мешала начать разговор эта недосказанность после случившегося в источнике перед ночью ритуала. — Странно, — пробубнил Сехун. — Что именно? — беззаботно спросил Кай, отчетливо расслышав слово в его бубнеже. — Рана до сих пор не зажила, хотя я ее несколько раз обработал сильнодействующими мазями, — пояснил Сехун, сняв лист лопуха с запястья Кая. — Она и не заживет до конца никогда, — все также безмятежно, словно рассказывал о погоде на завтра, продолжал Кай. — Шрам то точно останется навсегда, но кровоточить она еще будет долго. — Что? — растерянно переспросил Сехун, которому показалось, что он ослышался. — Почему источник не может залечить эту рану? Что ты сделал? Откуда она появилась?! — Тише-тише, — засмеялся Кай, щуря глаза. — Эта рана — залог у смерти за твою жизнь. — Что? — еще раз спросил Сехун, пораженно застывая и не понимая ничего, что происходит.       Он с испугом смотрел на широкую и длинную царапину, которая вновь немного кровоточила, где корка успела уже треснуть. — Ты что, заплатил за мою жизнь своей кровью? — Можно и так сказать, — пожал плечами Кай. — Уверен, в Великом лесу такого заклятия никто не практикует. Это целебный настой, где основным компонентом является кровь живого человека. Приготовить его может любой, неважно владеешь ли ты черной и древней магией или нет. Но сила настоя зависит от того, насколько сильна используемая кровь. А в моем случае, настой получился очень мощным. Боюсь, только он и мог бы вытащить тебя с того света, после того как твой обожаемый Бог вдоволь поиздевался над твоим телом. — Но как… — растерянно пробормотал Сехун, не понимая, зачем Кай вообще это сделал. —Зачем вообще ты пошел на это? После всего произошедшего, я уверен все целители в прошлом погибали после этого ритуала. Это же противоестественно, раз я должен был умереть!       Кай загадочно выгнул бровь, продолжая ехидно улыбаться, заслышав слетевший с уст Сехуна вопрос. Тот в свою очередь, завидев его реакцию, моментально отшатнулся от него в сторону, со смущением допуская мысль о том, что это сделано было неспроста и тот случай в источнике был прямым тому доказательством. — Дай угадаю, — словно решив подбросить сухих ветвей в разрастающийся огонь, хорошо знакомым переливчатым голосом произнес Кай. — Ты подумал о том, что я сделал это по той причине, что был заинтересован в тебе не как в целителе и друге.       Сехун еще более густо залился краской, намеренно отводя взгляд и не желая вообще смотреть на хитрую и довольную морду вожака. Он нутром чуял, как тот сейчас наслаждался ситуацией, и потому ему отчаянно хотелось выскочить вон из пещеры и обломать Каю все удовольствие. Но он превозмог себя, еще ценя свою гордость. — Отчасти ты прав, — вдруг заявил он, не дожидаясь ответа от целителя. — Но у меня была еще одна причина, куда важнее этой.       О том, что эта причина касалась будущего Великого леса, Сехун догадался сразу, ибо именно об этом он и желал поговорить с вождем. Но сбитый с толку его словами, он вновь не знал чего сказать, переваривая сказанный вслух тот факт, что вождь действительно заинтересован в нем, как в партнере, от которого теперь было никак не отвертеться. Сехун ему нравился, и теперь ему сообщили об этом прямо. И что делать теперь с этим целитель не знал, потому что еще до этого, за те четыре дня передышки, он понял тоже самое в отношении к вожаку, за что себя возненавидел.

-

      В обусловленный срок волки Северной стаи почуяли чужеродный запах на бывшей границе между враждующими племенами. Западная стая пришла. Собрав желающих пойти с ним воинов в отряд, Кай коротким кивком приказал глашатаю выдвигаться. Сехун шел по другую сторону от его руки, мысленно переживая о том, чем закончится эта встреча. То, что они будут сражаться, можно было уже не бояться. Но нервозности это нисколечко не умаляло.       О чем думал вожак и что намеревался делать также никто не знал, ибо Кай так и не удосужился посвятить стаю в свои намерения и дальнейшие планы, вновь уснув. Но после всего случившегося, Северное племя твердо верило своему предводителю, готовое пойти за ним на край света, потому что тот сумел доказать им — они сильны и готовы исполнить свою заветную цель, оберегаемые защитой их мудрого и сильного вожака.       На широкой ложбине между границами двух племен расположилось неожиданно много людей. Северная стая, не готовая к тому, что Западное племя пожелает слиться с Северным, пораженно застыла, заметно отставая от уверенно шедшего вперед Кая, который был нисколько не удивлен открывшемуся пейзажу. — Приветствую тебя, Северный вожак, — молвил один из мускулистых и старших воинов, как только Кай поравнялся с ним, встав напротив. — Я — бывший глашатай Западной стаи. Я буду говорить с тобой от лица всех моих соплеменников.       Кай учтиво поклонился ему в ответ, выказывая свое уважение и почтение, предупреждая, что не собирается устраивать склоки и баталии, и готов внимательно выслушать стаю. Северное племя впервые могло лицезреть своих соседей, с которыми они враждовали столько веков, абсолютно спокойно, не беспокоясь за собственные шкуры. При свете дня прекрасно было видно насколько волки Западной стаи в своих человеческих обличьях превосходили по силе и росту Северян. Бывший глашатай был на голову выше их вожака и шире в плечах в два раза. Однако все уже уяснили, что внешний облик и сила не играли важной роли, когда дело касалось Кая и победы над ним. — Как видишь, сюда явилась почти вся наша стая. Пусть нам и претит мысль о том, что мы предаем нашу честь, славу и историю, однако все эти люди, что стоят сейчас перед тобой, поверили тебе. Они поверили, что за границами леса таится куда более серьезная напасть, перед лицом которой мы все будем слабы. Все эти люди не пожелали для себя жестокой смерти, ибо тебе, выросшему в Диких землях и знающему их лучше нас всех, больше известно о том, что нас ждет там. Есть также и те, кто не пожелал прийти сегодня сюда и покинули территорию леса. Теперь я не ведаю о их судьбе, но глядя на них, я и мои соплеменники наглядно убедились в том, насколько глупы и слепы мы были, ведя себя как алчные и жестокие люди, желающие только смерти. Словно мы позабыли о чудесах жизни и любви, о радостях лета и вкуса сытной дичи. За то, что открыли нам всем глаза, я должен также благодарить вашего целителя, — здесь глашатай отвесил глубокий поклон Сехуну, стоявшему в тени Кая и вздрогнувшему от такого к себе обращения. — То, что мы видели, заставило нас убедиться, что всевышние силы существуют, как и существуют проклятия и кара за неповиновение правилам. Теперь мы больше не Западное племя. Теперь наша судьба в твоих руках, Северный вождь.       Выслушав речь бывшего глашатая, Кай внимательным взглядом окинул понурые лица воинов Западной стаи. Но прежде чем тепло и приветливо улыбнуться им, он упер указательный перст в лицо глашатаю, громко спрашивая у них: — Вы всецело доверяете этому человеку?       Ошарашенные волки переглянулись друг с другом, не понимая в чем кроется подвох этого вопроса, но после небольшой заминки в один голос подтвердили свое доверие. После этого Кай убрал руку, улыбнувшись широко им всем, смотря прямо в глаза каждому, кто не побоялся посмотреть Северному вожаку в лицо. — Не стоит так печалиться, — начал он. — Вы не предаете ни свою честь, ни славу, ни историю. Вы не потеряли свой дом. Вы можете оставаться на своей территории, охотиться по своим угодьям, и пусть мало что изменится в вашем мирном укладе внутри стаи, кроме одного — теперь ваш вождь я. Но я не смогу разорваться между двумя лагерями, ибо одного для всех нас будет тесновато. Поэтому пусть этот человек останется вашим глашатаем и станет моей правой рукой совместно с глашатаем Северной стаи, что будут следить за миром и порядком в обеих стаях. Я обещаю вам, вы не станете изгоями. Северное племя всегда стремилось к миру и гармонии, но никак не к травле и унижению тех, кто отныне встал под их крыло. Теперь вы не наши враги. Теперь вы наши братья. Отныне я буду оберегать вас с той же силой и любовью, что и Северное племя, в благодарность за ваше доверие. Вы нужны мне, и я рад, что вы выбрали этот путь.       Сехун, слушая слова своего вожака, не сдержал радостной улыбки, пряча ее от глазеющих новых состайников, уткнувшись взглядом в землю под ногами. Сейчас он позабыл о всех тревогах по поводу дуэли и ритуала, об опасностях извне и будущих испытаниях, потому что впервые за долгую историю Великого леса, два самых враждующих друг с другом племени примирились и стали единым целым, не пролив огромного количества крови.       Сейчас он действительно верил тому, что Кай пытался вернуть то Единое племя из древних сказаний, пусть и своими пугающими методами. Он делал это правильно. — Однако сейчас я должен вас ненадолго покинуть, ибо меня ждет одно очень важное дело, касаемо той самой опасности, что ожидает нас в будущем. Я оставляю вас здесь на попечение двух глашатаев и целителей. В течение следующих двух дней я нанесу вам визит. Пусть он не станет для вас неожиданностью, ибо я понимаю, как вам пока непривычно. Теперь же прошу меня простить.       И закончив свою речь, Кай не тратя ни секунды на лишние взгляды и жесты скорым шагом скрылся в тени леса, что уходил глубокой чащей по направлению к Северной скале.