Принц Х Царевич - 5 (Второй том)

_______________       — Хозяи-ин!       — Хо-озя-яин?       В самый крепкий утренний сон проникли нежные девичьи голоса, заставляя вынырнуть из блаженной неги, живо разгоняя пробуждающуюся кровь по телу (и гоня оную отнюдь не к мозгу).       Два голоса. Шепчущие, сладко поющие в оба уха. Абсолютно одинаковые, с абсолютно одинаковыми ехидными нотками, прикрытыми напускной покорностью.       — Хозяин, уже утро!       — Хозяин, пора просыпаться!       Хродланд, блаженно улыбаясь во всю небритую физиономию, но не открывая глаз, выпростал руки из-под одеяла — и сграбастал двойняшек, прильнувших к нему с двух сторон, крепко прижал к себе. Девчушки вырываться и не подумали. Уютно уместившись у царского зятя в подмышках, Марья с Марфой принялись игриво щекотать шаловливыми пальчиками голые бока. Хродланд по-прежнему не открывал глаз, бездарно изображая спящего. От щекотки старательно не морщился. Хотя это было трудно. Но стоит дернуться — и всё, пропадешь. Девчушки более не отстанут, коли обнаружат слабину. Поэтому Хродланд мужественно терпел издевательство в ожидании, что близняшкам скоро прискучит это бесполезное занятие.       — Хозяин, мы обыскали дворец.       — Хозяин, мы нашли новые ловушки. Сам обезвредишь или прикажешь нам?       — Сам, — пробурчал Хродланд. Вздохнул. Долг звал покинуть постель. А ведь так неохота. — Котик запретил вам тратить силы понапрасну. Так что я сам.       — Как скажешь, хозяин, — хихикнули Марья с Марфой.       И чуял Хродланд, хихиканье это было неспроста. Опять что-то приготовили для него, затейницы. Ну да бог с ними, хоть чем бы скуку разогнать.       — Опять «хозяин»? — выгнул бровь Хродланд, приоткрыв глаза, покосившись на одну хохотушку, на другую. — А кто-то причитал, что никогда не изменит котику с зайчиком?       — Ой, точно! — притворно спохватились двойняшки. Принялись щекотаться с новым рвением, замурлыкали наперебой:       — Значит, будем звать по имени. Хро-одланд!       — О, Ро-о-оланд!       — Ах, О-о-рла-андо-о!       — Рорик! — выбился из дуэта третий голос.       Прибалдевший от сладкого шепотка Хродланд аж подскочил в постели от этого грозного окрика.       — Доброе утро, дорогая! — бодро поприветствовал будущий ибирский князь свою царевну.       Войслава вернулась из туалетной комнатки хмурая и зеленоватая лицом. Ее сопровождала верная Дарёна, с пустой ночной вазой наготове и с полной кружкой ключевой водицы, для пущей свежести сдобренной веточкой мяты.       — Какое, к черту, доброе? — простонала царевна, забираясь в постель. Устало шикнула на двойняшек: — Брысь!       Близняшки резво сорвались с места, причем одна пробежалась острыми пятками по животу «хозяина», отчего тот охнул, скрючился и схватился за пострадавшие кубики пресса.       — Если ты выспался, то я вот нисколько, — сообщила царевна.       Войслава попыталась устроиться на своей половине кровати поудобнее, но почему-то ей это никак не удавалось, отчего настроение царевны с каждой секундой делалось еще хуже. Хотя куда уж хуже. Даже вон на заигрывания девчушек с ее драгоценным супругом никакого внимания не обратила. Хродланда такое равнодушие царапнуло, но что поделать — беременность тяжкое испытание для обоих супругов.       — Попробуйте еще подремать, ваше высочество? — кинулась с советами Дарёна, засуетилась, закрутилась между кроватью и прикроватным столиком: — Горшок я вот тут оставлю, если что. Водичку вот тут поставлю. Колокольчик на месте — звоните, я прибегу. Что на завтрак изволите?       — Не говори мне сейчас о еде! — взвыла Войслава, зажала рот рукой.       Хродланд и Дарёна кинулись с двух сторон на нее дуть и обмахивать: один углом простыни махал, вторая передником. Войслава на их старания привычно заматюгалась сквозь зубы, послала всех к чертовой бабушке:       — Уйдите все! Дайте помереть спокойно!       Махать и дуть прекратили. Царевна со стоном откинулась на подушки и прикрыла глаза запястьем, картинно закинув руку.       — Это вы сейчас ничего не хотите кушать, оно понятно, — не отстала Дарёна, пусть и перешла на свистящий шепот. — А через полчасика у вас животик от голодухи заболит. Так что не извольте гневаться, лучше скажите, что поварихам приказать изготовить. Как вчера — окрошку с селедкой на простокваше? Или как позавчера — маринованных груздей с мочеными яблочками в курином бульончике?       От речей служанки царевне снова поплохело, она заикала, зажала рот, раздув щеки. Однако никто дуть на нее не рыпнулся, поэтому приступ тошноты прошел быстро. Практически мгновенно.       Подумав, Войслава согласилась:       — Знаешь что?..       — Что? — подалась вперед Дарёна, готовая немедленно исполнить любой безумный запрос.       — Ананас хочу! — решила царевна, чутко прислушиваясь к своему капризному внутреннему голосу.       Дарёна крепко задумалась, нахмурила бровки, соображая:       — А что это?       — Понятия не имею! — заявила довольная собой Войслава. — Но хочу, жуть как!       Дарёна с Хродландом переглянулись, пожали плечами.       — О, мы знаем! — обрадовались Марья с Марфой. — Это фрукт заморский такой, колючий и кислючий! Желаете, ваше высочество?       — Желаю! — милостиво разрешила заинтригованная царевна.       Девчушки мигом сообразили хрустальную вазочку, серебряную вилочку и собственно фрукт. Сочный плод прямо в воздухе, под удивленно-восхищенные вздохи зрителей, был волшебным образом очищен, порезан на дольки, уложен в вазочку и полит невесть откуда взявшимся сиропом.       Получив вазочку в руки, Войслава изысканный десерт придирчиво обнюхала. Пах фрукт заманчиво, но прямо вот так запросто отведать это «не пойми что» было страшновато. Поэтому, подхватив на вилочку дольку, истекающую соком и сиропом, царевна угостила муженька, точнее — просто запихнула в рот:       — Пробуй!       Тот послушно слопал, да еще облизнулся.       Однажды черт дернул Хродланда поведать женушке, будто бы отравить его крайне сложно: просто потому, что повезло ему родиться сыном потомственной ведьмы. Во-первых, подмешанный в еду или питье яд он «видел» так же ясно, как и колдовство в любых предметах или существах, так что иной раз и пробовать или даже нюхать нужды не было. Во-вторых, если, мол, Ёжик устойчивость к ядам получил благодаря привычке с малолетства употреблять отраву (добровольно в малых дозах или же против воли «как повезет»), то Хродланду приучаться не было надобности — ибо ведьмам, как известно, необходимо обладать очень крепкими желудками, чтобы иметь возможность пробовать на вкус всяческие зелья собственного исполнения. Узнав об этой особенности мужниного организма, царевна тут же завела привычку давать ему на пробу всё, что собиралась употребить сама. А так как вкусы у беременной стали своеобразные, нередко несчастному приходилось отведывать разную экзотику вроде маслят под вишневым вареньем или кабачков в простокваше. И никогда в жизни он еще не был столь искренне благодарен своей наследственности.       — Есть можно? — уточнила Войслава с подозрением.       — Не распробовал, — заявил Рорик. — Дай еще дольку?       И рот открыл, потянулся к вазочке.       — Обойдешься! — вспыхнула царевна.       Вазочку ревниво прижала к груди, от мужа-оглоеда развернулась бочком — и взялась наворачивать, только сироп по подбородку потек. Дарёна умилилась на проснувшийся аппетит и подскочила с салфеточкой.       Ухмыляясь, Хродланд вылез из кровати, стараясь не качать перину. В который раз он порадовался, что жена ему досталась отходчивая, просто сокровище. И здоровьем крепкая, вся в царицу. Ведь первая беременность, а капризничает умеренно, не по-царски скромно. И на ласки жадная стала по ночам, хотя еще до свадьбы казалось, куда уж быть охочее.       — Уф, — выдохнула Войславушка, управившись. Отдала опустевшую вазочку Дарёне, а салфетку забрала, губы промокнуть. После откинулась на подушки, сложила ручки на животе. Решила: — Теперь можно и поспать!       Дарёна строго зыркнула на царского зятя, торопливо одевающегося, и на близняшек, в одевании заботливо помогающих. Одним движением бровей без лишних слов она приказала им выметываться из опочивальни, дабы не мешать отдохновению будущей матери царских внуков. Хродланд и не подумал спорить с верной служанкой — послушно на цыпочках направился к двери, за ним гуськом посеменили Марья с Марфой.       — Эй, а вы две погодите! — вскинулась царевна.       Двойняшки немедля вернулись.       Царевна вновь уронила голову на подушки. Велела ворчливо:       — Поколдуйте малость, чтобы мне кошмары всякие не снились. А то третью ночь не сплю. Как закрою глаза — всё Ёжик мерещится. С окровавленным лицом, вот эдак рассеченным, через глаз. Бррр... Или вообще убитый насмерть. Знаю, что нелепость, ничего с ним не стрясется, Любавка не допустит. А в голову всё равно пакостные мысли лезут.       — Это мы исправим! — переглянулись между собой девчушки. — Сейчас такой сон придумаем — слаще сахара!       И принялись нараспев бормотать заклинание, взмахивать руками, рисуя в воздухе мудрёные круги и загогулины.       А вот Хродланда признание жены кольнуло в самое сердце. Вспомнилась откровенность младшего царевича, упоминавшего о предсказанной гибели. Подтянув пояс на штанах, он плечом отодвинул девчушек от кровати и, наклонившись к жене, нежно поцеловал в мягкие губы. Прошептал:       — Ты права, дорогая, не верь снам. Всё будет хорошо, мальчишки с принцессой скоро вернутся, вот увидишь.       — Угу, — отозвалась царевна. На короткий поцелуй ответила. Нежно кончиками пальцев провела по щетинистой щеке, легонько ущипнула за острую бородку. Негромко, но весомо произнесла: — Если я еще раз увижу, как тискаешь девчонок…       — Кстати, — не моргнув глазом, бессовестно перебил жену Хродланд, — полагаю, мне придется пропасть на пару деньков. Надо бы к возвращению мальчишек кое-что подготовить. Ты только не волнуйся. И не верь, что бы кто бы обо мне бы тебе бы ни рассказал. Ladushki?       — Валяй, пропадай, — милостиво разрешила Войслава. — Отдохну от тебя. Только если изменишь мне с какой-нибудь крысой, отрежу тебе бородёнку! И еще кое-что, прямо под корешок. Понятно?       — Дорогая, ты же знаешь! — расцвел супруг. — Я люблю только тебя, котика и зайку!       Войслава насупилась: вот ведь, сама себя выдала ревностью, как влюбленная простушка. Теперь этот индюк лопнет от самодовольства.              ___________              Солнечное настроение Хродланду не испортили ни порез от бритвы на щеке, ни чуток косовато подровненные кончики усов. Даже ловушки, традиционно появившиеся за ночь в залах и галереях дворца, не смогли погасить сияющую белозубую улыбку. Даже последний колдовской капкан показался милым ребячеством.       К слову сказать, теперь ему не приходилось тратить по утрам много времени, чтобы очистить терем от «сюрпризов» колдуна. За ночь ловушки находили Марья с Марфой, они всё равно маялись от безделья. Однако следуя приказу не растрачивать энергию ларчика, обезвреживал заклятья Хродланд. Двойняшки водили его, зевающего, от «сюрприза» к «сюрпризу», жужжа на оба уха, подсказывая, без умолку рассуждая, каким из множества способов лучше избавиться от вредного чародейства. Хродлад же всякий раз поступал по-своему, не собираясь танцевать танцы с волшебными палочками или шаманскими бубнами, готовить тридцать три бесполезных зелья или петь битый час ненужные заклинания.       Вот и нынче он быстро разделался с «подарками» Ашика. Когда же девчушки подвели его к последней ловушке, от Хродланда не укрылись переглядывания двойняшек, их предвкушающее хихиканье и горящие пуще обычного глазки. Он, конечно, мог бы сделать девчушкам выговор за хулиганство, призвать к совести. Но зачем расстраивать красавиц? Хмыкнув, будущий ибирский князь смело вступил в сияющий на полу круг с вписанной пятиконечной звездой, испещренный закорючками колдовских заклятий.       Девчушки хихикать и перешептываться мигом прекратили, замерли, вытянувшись в струнку, взявшись за руки, пожирая глазами своего «хозяина».       Хродланд напустил на себя скучный вид. Зевнул во весь рот. Неторопливо занялся обезвреживанием ловушки, делая всё, как обычно. Хотя прекрасно понимал, что именно этого девчушки от него и ждут.       Так и есть.       Стоило прервать линии светящегося узора, как из ниоткуда на него вылилось ведро ледяной воды. После этого в лицо пыхнуло облако пудры с ароматом розового масла. Будто этого мало, опять-таки из пустоты высыпались на голову легко кружащиеся перышки и пух, каким обычно набивают подушки. Что ж, и на том спасибо, ведь это могла бы быть и не вода, и не пудра, а что-нибудь похуже, что было бы не так-то легко отстирывать с одежды и смывать с волос. В первые дни, помнится, его безжалостно обливали квасным суслом или селедочным рассолом.       Марья с Марфой, затаив дыхание, ожидали реакции на зловредное чародейство.       Хродланд их не разочаровал:       — Опять?! — вскричал он и в сердцах топнул ногой, отчего с одежды и волос посыпались пёрышки и пудра вновь поднялась в воздух душистым облаком. — Ох уж этот колдун распроклятый! Ох уж доиграется у меня! Поймаю и отомщу за все унижения! Опять он меня подловил, представляете?!       Он с преувеличенной горечью всплеснул руками, принялся яростно отряхиваться. А довольные двойняшки зажимали друг дружке рты ладошками, чтобы не хохотать в голос.       — Нет, вы посмотрите, что опять натворил! — кипятился Хродланд. — Да я ж его!.. Да я ж ему!.. Ох, получит у меня за всё!       Хродланд бушевал, проклинал, веселя девчушек еще больше, и гадал про себя: не икается ли Ашику? Каждый день хохотушки прибавляли от себя одну лишнюю каверзу — и проявляли выдумку получше колдунишки. С ними не соскучишься. Любовник покойного Чумкума, казалось, вредил уже через силу, сам устав от однообразия пакостей, единственно возможных в тереме, защищенном от серьезного колдовства. Девчонки же постоянно старались удивить. Всё-таки Хродланд был хозяином временным, отчего бы и не повеселиться? Пусть внешне они его приняли, но в глубине души всё никак не могли простить ему старые грешки. Хродланду оставалось лишь смириться с произволом и делать вид, будто бы девчушек ни в чем не подозревает.       На обратном пути украшенный пухом и перьями Рорик за поворотом коридора столкнулся с царем.       — Эк тебя сегодня! — крякнув, оценил зрелище Берендей Иванович.       — Да вот, — без лишних объяснений развел руками Хродланд.       Семенившие за ним девчушки ойкнули, едва не впечатавшись лбами в широкую спину вдруг остановившегося хозяина — и вовремя исчезли, пока государь не успел их заметить.       — Чем же ты Войславку прогневил на сей раз? — покачал головой царь-батюшка, соболезнующее похлопал зятя по плечу, выбив облачко пудры.       — Даже не спрашивайте, — махнул рукой тот.       Пусть все в тереме думают, будто немецкий принц, бедняжка, безропотно терпит издевательства от беременной женушки, разубеждать Рорик никого не собирался. Пока что во всяком случае. Крутой нрав Войславы был всем известен, а его собственной репутации общественное сочувствие нисколько не повредит.       ...Когда Хродланд вернулся в их общие с царевной покои, супруга мирно посапывала, сложив руки на животике. Он не стал подходить близко, на цыпочках пробрался мимо дверей спальни в гардеробную за новой одеждой. Когда же крался в обратную сторону, (всем телом и душой стремясь в мыльню, а то уж очень чесался пух, прилипший к загривку) — его настигло недовольное ворчание царевны:       — Что-то ты быстро вернулся? Сказал, что пропадешь, а сам тут как тут.       — Прости, дорогая, — повинился Рорик. — Считай, что меня тут нет, что я тебе приснился. Уже ухожу, отдыхай.       — Ага, разбежался. Ну-ка, грёза моя, подойди и поцелуй! — приказала Войслава. Соблазнительно потянулась на перинах, откинув одеяло.       Пришлось повиноваться. Впрочем, Хродланд остался не в претензии, хоть и не рассчитывал, что прощальный поцелуй обернется получасовой… хм, задержкой.       Перед тем как вновь покинуть спальню (теперь уже надолго), Рорик украдкой пошептался с ларчиком. Строго настрого приказал притихшим девчушкам в его отсутствие сторожить терем, бдительно охранять царскую семью. И особенно заботиться о душевном покое царевны.              ______________              В трапезной по сводчатому расписному потолку, создавая весеннее настроение, мерцали-играли солнечные зайчики. Но не от солнечных лучей, ибо не сезон — в окна глядела сизая хмарь, за тучами солнца было не видать. Всполохи рассылали жар-птицы, сонно копошащиеся у себя в клетке, что была подвешена посреди зала. Хродланд в очередной раз подивился, до чего ж это прожорливые создания оказались: все, кому не лень, мимоходом подсыпают им зерна и крошки, а птички не отказываются, кушают и поправляются. А если не забивать им клювы едой — вопли птичьи на весь дворец слышно! Так что выхода нет иного, только кормить и кормить круглыми сутками. Отчего пташки сделались похожими на шарики, что при длинных лапках смотрелось довольно нелепо. Эдак обычно царица в корзинке со своим рукоделием клубки пряжи на вязальные спицы насаживает.       Так получилось, что завтракали нынешним утром втроем: Берендей Иванович, Светополк и Хродланд. Великий князь, помятый, небритый и явно не проспавшийся после «вчерашнего», как всегда по утрам был не в духе. Он с раздражением кромсал на тарелке неповинные тонкие блинчики, жестоко макал в сметану и жевал, сердито работая челюстями. И позыркивал из-под бровей на чисто отмытого, счастливого, прямо-таки искрящегося довольством немца.       — Ты что-то сегодня рано встал? — заметил сыну Берендей Иванович.       — Решил позавтракать с вами за компанию, — мрачно заявил Светополк. — Для разнообразия. Не каждый день начинать с обеда.       — И то дело, — одобрил царь.       Все знали, что его величество предпочитает садиться за стол в окружении семьи и близких. Есть в одиночестве или со своей свитой придворных и бояр ему никогда не нравилось. Так что поистине героический порыв старшего царевича Берендей оценил по достоинству.       В последнее время царю было что-то тоскливо на душе, скучал он без шумных семейных собраний. Мальчишки уехали, пропали Ясмин и Любава. Дядька Патрикей взял моду всюду опаздывать и вообще редко теперь присоединялся даже к обеду. Патриарх, подхватив простуду, давненько не показывался во дворце. Войслава из опочивальни выползала только к полудню, жаловалась на скверную погоду и норовила заснуть где-нибудь у теплой изразцовой печки: мирно посапывала в уголке, покуда заботливый муж не относил на ручках обратно в постельку, под завистливые вздохи Забавы.       Царица с цесаревной — и те сегодня к завтраку не присоединились: лишь заглянули пожелать доброго утра, но, увидав Хродланда здесь, за стол не сели — убежали проведать Войславу. И, как обычно, надолго у нее застряли, несмотря на все попытки Дарёны их прогнать, чтобы не мешали беременной отсыпаться вдоволь. Куда там — Василисе Никитичне просто жизненно необходимо каждый день по нескольку часов кряду воспитывать в дочери будущую мать.       Кому как не царице, благополучно взрастившей семерых детей, раздавать советы, даже если не просят? Будущая бабушка переживала больше, чем будущая мамочка! Ну и что с того, если у государыни уже имеются внуки от средних сыновей? То не в счет. Во-первых, тех рожали невестки, а не родная дочка. Во-вторых, появлялись детишки на свет в далеких городах, куда сыновья уехали княжить. Известия о беременности приходили с опозданием, иной раз вместе с письмом о собственно благополучном разрешении от бремени. И что значили сухие цифры о весе и росте младенца? Тех внуков царица если и видела, то раз в несколько лет — по просторам родины не наездишься, всех-то проведывать. Да и по-настоящему бабкой с ними себя не ощутишь, там заведовали всем тёщи. Совсем другое дело следить, когда же появится круглый животик у Войславки! И пусть дочурка отбивается и не дается измерять талию, всё равно пузо скоро будет не спрятать. Тем более от заботливой родительницы, которая привязалась ходить с дочкой в баню за компанию. И ладно если знахарку с собой не притащит, чтобы парила с заговорами на здоровье, обливала отварами трав и стегала вениками из особых сборов. Войславе оставалось лишь вздыхать и терпеть. А ведь она так любила мылить в баньке шею своему муженьку…       Василиса Никитична и обед с ужином теперь частенько пропускала — завела привычку трапезничать на своей половине в окружении тетушек, родственниц и барынь с боярышнями, чтобы время напрасно не тратить и от дел не отвлекаться. Всю свою многочисленную свиту царица приговорила к обязательному рукоделию без права на амнистию — дружно готовили приданое для младенца. Даже цесаревна не избежала участи белошвейки: колола пальцы иголками, но старательно шила ползунки, сидя в уголке мрачнее сизой тучи. Ведь если будет бездельничать, никто ее кислого вида терпеть не станет. А проводить каждый день в одиночестве ох как надоело. На изменщика-мужа теперь жаловаться некому: была одна Ясмин, которая понимала, в сердцах грозилась цесаревичу морду набить — да и та сгинула. Оставалось Забаве молча завидовать счастливой Войславке, потихоньку слезы лить — и ждать, когда супругу надоест любовница. Вот только эта курва никак не надоедала…       — Бабы судачат, будто ты полюбовницу себе нашел новую? — между ватрушкой и расстегаем спросил у сына царь-батюшка.       — Пусть судачат, — зыркнул цесаревич, усмехнулся. — На то они и бабы, чтобы сочинять сплетни.       Берендей Иванович покачал головой, но напирать не стал. Лишь добавил:       — Смотри, если опять настругаешь бастрючат. Принесет очередная девка в подоле — влетит тебе от матери. И от меня получишь. Нет бы Забаве заделал…       — Не в этот раз! — перебил Светополк, и ухмылка сделалась еще шире, разве только не облизнулся. Хродланду подмигнул, поймав понимающий взгляд. — Не волнуйся, батя, в этот раз никаких внебрачных чад не будет. И откупаться от девки не придется. Не такая это красота, чтобы заявиться к вам скандалить.       — Дай-то боже, — вздохнул царь, по имеющемуся опыту не особо поверив сыночку.       Берендей Иванович потянулся за кувшинчиком сливок. И что-то блеснуло в рукаве его домашней толстой кофты, связанной собственноручно царицей. Хродланд бесцеремонно поймал тестя за локоть:       — Что это у вас? Булавка?       — Откуда она там взялась? — удивился государь. — Василиса, что ль, воткнула да забыла? Вот бабы, целый-то день они всё шьют да порют, а булавки за собой убрать — нет их.       Берендей хотел было вытащить, но Хродланд не позволил: торопливо вскочил с места, захлопотал над тестем, что-то негромко бормоча, озабоченно хмуря брови. Словно то была не простая булавка, а очередная колдовская ловушка, которую следовало обезвредить со всей осторожностью. Царь и цесаревич не спускали с него глаз: один удивлялся на причуды зятя, за которым раньше не замечал излишней суеверности. Второй явно что-то заподозрил.       Держа извлеченную булавку за самый кончик, Хродланд сел обратно на свое место и принялся аккуратно заворачивать трофей в салфетку:       — И примета плохая, — пояснил он, ничуть не смутившись. — И не дай боже вы, ваше величество, укололись бы — мало ли на ней грязи! Так и до заражения крови недалеко.       — Всё-то у тебя страсти на уме! — поежился царь. — Вчера вот мне не дал квасу напиться. Заорал так, я аж перепугался! Ну и что, если и скис? Неужто я сам бы не разобрал?       — Одно дело, когда питье скисает летом от жары естественным образом, — невозмутимо пожал плечами Хродланд. — Когда же в холод портится, то делается хуже отравы, уж поверьте мне.       — Никогда в жизни такого не бывало, — не поверил Берендей Иванович.       Хродланд пожал плечами. Между разговорами он успел неприметно проверить все кушанья, стоящие на столе, на предмет пригодности и ядовитости. Всё было в порядке, всё съедобно. Единственное только, что ему не понравилось — мёд в расписном горшочке. Именно тот самый мёд, что любил добавлять в чай его величество. Все об этом знали и никто кроме царя к этому горшочку не прикасался. Хродланд понадеялся, что Берендей о мёде забудет, если незаметно переставить горшочек подальше. Но нет — Берендей Иванович углядел излюбленную сласть даже за горой пирожков, за стеной соусников. И попросил сына передать ему.       — Много сладкого вредно, батя, как ты мне всегда раньше говорил, — съязвил Светополк и потянулся было достать…       Но Хродланд оказался быстрее и выхватил горшочек буквально из-под протянутой руки:       — Не беспокойся, братец, я передам! — «услужливо» подсуетился зять.       И ловко метнул горшочек об пол. Осколки-черепки разлетелись нимбом вокруг густой кляксы растекающегося мёда.       — Ох, простите, ваше величество, — пробормотал Хродланд, «ошарашенный» своей «неловкостью». — Из пальцев выскользнуло.       — Ничего, — огорченно крякнул Берендей Иванович. — Бывает.       Пришлось царю вместо мёда чай сластить клюквенным сиропом.       Как ни в чем не бывало, Хродланд завел разговор на животрепещущую тему: наемники в Кадайской слободе покоя ему не давали. В отличие от Светополка, которому как будто до них не было совершенно никакого дела.       — Или не muzhiki мы с тобой? — обратился зять к цесаревичу. — Сами не сможем решить эту проблему? Или только на мальчишек будем полагаться? Ждать, когда нарыв назреет да сам собой лопнет? Боюсь, гноя получится много, всю столицу грязью да кровью забрызгает. А не хотелось бы!       В присутствии отца послать зятя на хутор бабочек ловить великий князь не мог. Посему отговорился тем, что не верит в исключительную опасность кучки иноземцев, засевших в своей норе под городскими стенами.       Однако Берендей заинтересовался, выспросил о мерах предосторожности, предпринятых цесаревичем, ведь как командир стражи он был ответственен за порядок в столице. Также царь уточнил, каким именно образом зять собирается противодействовать кадайским колдунам, наводящим на слободу морок невидимости. Светополку, поскрипывая зубами, пришлось отчитываться: мол, усилил стражу на стенах, да велел бдить, обходить дозором, немедля сообщать, ежели что подозрительное случится. Хродланд в свою очередь ничего конкретного не предложил, ограничился намеками, будто есть у него разные варианты на уме и действовать надобно-де по обстоятельствам, гибко и стремительно. Однако он особо напирал на необходимость первыми нанести удар по затаившимся супостатам, не дожидаясь, когда эти тараканы сами откроют ворота слободы и разбегутся по городу, сея смуту и проливая кровь неповинных жителей. На что Светополк хмыкал и спрашивал, как эти «тараканы» вообще смогут в столицу пролезть, если на крепостной стене их будут ждать «с распростертыми объятиями» и взведенными арбалетами?       В общем, судили-рядили час, если не дольше. Но к консенсусу так и не пришли. Берендей Иванович лишь вздохнул, подведя итог:       — Вы всё равно сперва с Ёжиком посоветуйтесь, если что дельное надумаете. Он всё-таки в кадайской стратегии больше вашего разбирается.       Не заметив, как оскорбил сим замечанием обоих, его величество отбыл вершить государевы дела.       Покривившись на такой совет, Светополк схрумкал еще одну баранку. После чего, нагнувшись через стол к зятю, понизив хрипловатый голос, осведомился:       — Так что говоришь, травят отца-то?       — Я такого не говорил, — невинно заметил Хродланд.       Светополк отодвинулся, ухмыльнулся:       — Правильно, что не говоришь. Незачем старика волновать.       Подумав да прикинув, цесаревич зыркнул глазами, поиграл бровями и предложил:       — Пойдем-ка, потолкуем с тобой в одном тихом месте? А то ведь, сказывают, и у стен бывают уши.       — А в твоем тихом местечке у стен растут такие уши, которым ты доверяешь? — понятливо переспросил Хродланд.       Заухмылявшись друг другу, царский зять и царский наследник покинули трапезную. Рорик, правда, не забыл перед уходом сунуть в карман завернутую в салфетку булавку, на всякий случай.