Принц Х Царевич - 5 (Второй том)

________       По приказу Ашика Хродланда перенесли в подвал — в винный погреб, в самый дальний его закуток, отделенный от основного помещения перегородкой с укрепленной дверью. Удобная каморка — хочешь, дорогие вина под замок запри, хочешь, пленника посади на время. Только в этом же удобстве и заключалось неудобство: пленник оказался заперт наедине с запыленными бутылками, некоторые из которых были старше его самого. Если обычное вино цедили из бочек и разносили в кувшинах, то к этой коллекции франкийских и эллинских «сокровищ» служанки не смели дотронуться, ключик от каморки имелся лишь у хозяина трактира, но Тихомир и сам прикасался к бутылкам с благоговением. Что ж, если о пленнике забудут на слишком долгое время, Хродланд уже знал, как именно сможет напомнить о себе.       Стражники внесли «обморочное» безвольное тело, не особо вежливо бросили прямо на пол, ладно хоть не совсем земляной, а покрытый слоем притоптанных опилок, но всё равно — не мягкий и нисколько не теплый. Впрочем, лавок здесь не было, только полки для бутылок вдоль стены. Хродланд успел оценить обстановку, подсмотрев сквозь ресницы, пока не унесли свечу. Пленнику не оставили даже огарок — зачем? На двери лязгнул засов, щелкнул замок. Шаги удалились и стихли. Хродланд остался в кромешной темноте.       Что ж, он никуда не торопился. Неудобно, но знавал условия и похуже, ничего. Немного полежать не помешает. Всё-таки яд содержал много злого колдовства, организм такую порцию в минуту не переварит, сколько бы чистокровных ведьм не имел в прародительницах. Хродланд не опасался за свою жизнь. Вряд ли о нем вспомнят раньше вечера: вероятно и Ашик, и Тихомир сейчас заняты исключительно своим обожаемым цесаревичем, чтоб тому икалось и тошнилось. Да и когда Светополк Берендеевич отлипнет от ночной вазы, наверняка не станет спешить с тайной казнью своего пленника. Не такая мелкая сошка старший зять царя, чтобы его удавить без разговоров. В конце концов, хотели бы удавить, так не откладывали бы. Тогда бы и сам Хродланд иначе себя повел бы, не позволил бы себя запереть, не изображал бы беспомощного и полудохлого. И так достоверно изобразил, что его даже обыскивать не стали! И караульного не потрудились приставить, мол, не убежит.       …Только он расслабился, только смог улечься на неровном полу поудобнее, только стал задрёмывать, считая под веками вспыхивающие и угасающие разноцветные круги и пятна — как о нем кто-то вспомнил. Снова шаги, слишком громкие в подвальной тишине. Снова лязганье замка и засова, скрип дверных петель. Свет огарка в медной плошке резанул по глазам — и, опомнившись, Хродланд скорее зажмурился, вновь притворился полутрупом.       — …Эк тебя ибирец лихо выпнул прочь! — ехидным шепотом вещал один голос. — Не боишься, что Берендеевич из его паучьих лапок живым не выйдет?       — Не твое дело, — буркнул второй, мрачный от затаенной тревоги. Хродланд без труда узнал хозяина трактира. Тихомир. А первый, судя по приглушенному шелесту кольчужных колец, был из дворцовых стражников.       — Ну, живой твой немчина, зря переживал, — пробормотал стражник, несильно пихнул лежащего пленника носком сапога по ноге. Рорик решил, что для правдоподобия нужно ответить слабым тихим стоном.       За неуважительный пинок стражник схлопотал от Тихомира чувствительную оплеуху:       — За что?!       — Заткнись и делай, что велено, — ответил Тишка леденяще-спокойным шепотом. — Ты еще за фингал и за трещину в ребре мне ответишь. Совсем распоясались без меня во дворце. Охренели — на своего командира с кулаками налетели!       — Дык, это ж мы… от растерянности, — повинился стражник. — За Берендеевича перепугались.       — И еще дармового пива перепили, — зло добавил Тихомир.       — Ну дык! — поддакнул стражник. — К тому ж — на бывшего командира, если уж прямо говорить. Всё, молчу-молчу! Ну, ты, Тихомир Ярославыч, это… извини меня. Бес попутал.       — Ладно, извиняю, — буркнул трактирщик. Будь он сам на месте своих бывших подчиненных, тоже на кого угодно накинулся бы, честно признаться.       Пока препирались, не забывали о деле: притащили две лавки, поставили к стене одна к одной, сверху перекинули широкую доску, чтобы не разъезжались. На получившееся ложе положили тонкий тюфяк, шуршащий соломенной начинкой, на него бросили потрепанное одеяло.       — Никто не скажет, что я плохой хозяин, — ворчал Тишка. — Никто в моем доме не будет ночевать на голом полу.       Хродланда подняли за руки и ноги, переложили на постель. Накинули сверху его же кафтан, который захватили из трапезного зала. Под лавку поставили ведро с крышкой вместо ночной вазы, такие вот заботливые. Оставили свечку и кувшин воды. И ушли восвояси, продолжая привычно переругиваться между собой. Хродланд даже ощутил некую симпатию к трактирщику: определенно Тихомир был бы порядочным человеком, если б не имел глупость связаться с цесаревичем. Не заслуживал он помятых ребер и густо-фиолетового синяка на пол-лица. Однако личные симпатии не помешали Рорику сделать определенную заметку на будущее, если возникнет необходимость использовать чужую слабость ради главного дела.       К двери опять не подумали приставить часового. Этим стоило воспользоваться. Теперь уж точно не нужно ждать «гостей» в ближайшее время. Дремать почему-то резко расхотелось — на холодном полу хотелось, а на относительно мягком тюфяке нет, вот же странность прихотливого королевского организма. Поэтому Хродланд встал, с наслаждением размял затекшие мышцы: голова больше не кружится, никакой слабости не ощущается — хорошо же иметь крепкий желудок! По случаю собственного благополучного «воскрешения» не отказал себе в удовольствии откупорить одну из бутылок — отменный вкус выдержанного вина смыл с языка горечь, в желудке приятно потеплело. И сразу стало как-то радостнее жить. Черт возьми, его заперли в отличную темницу!       Справиться с замком не составило проблем. Пусть дверь снаружи и казалась крепкой, это лишь видимость. Щель между створкой и косяком уже была не маленькая, мышь спокойно пролезет, а если аккуратно подцепить рассохшуюся древесину стилетом, что прятался в голенище сапога, да оторвать с края хорошую щепку, да не одну… Теперь стало возможно просунуть руку. Хродланд нащупал замок, соединяющий два ушка: одно на массивном засове, второе — на скобе на косяке, в которую этот засов входил. Вместо ключа он воспользовался булавкой из шейного платка: не за чистоту рубина он полюбил эту заколку, а за то, что она была длинная и хорошо гнулась — несколько ловких движений, вот и получилась приличная отмычка. Замок щелкнул, а булавка невыпрямленной вернулась в платок, еще понадобится в таком виде. Поднять засов вообще легко — просто поднажал снизу, всего дел-то. Нет, оно конечно вышибить дверь было бы проще всего, однако шуметь не хотелось.       Выбравшись из погреба, Хродланд прятаться по темным углам не стал. По коридору от кладовок, от кухни до зала носились служанки. Жизнь в заведении бурлила, текла своим руслом, и не важно, что случилось здесь раньше — посетители ближе к вечеру собирались как ни в чем не бывало, и всех следовало обслужить не хуже, чем обычно. Несколько раз на него в полумраке натыкались зашоренные заботами девчата и, бормоча извинения, бежали по своим делам дальше. Видимо, принимали за постояльца из верхних комнат, за чем-то спустившегося вниз. Одна только служаночка, влетев в него с разбегу из-за поворота, сообразила поднять голову — и уставилась, разинув рот, явно признав в нем его самого, того, кто должен вообще-то сидеть в подвале. Хродланд шум поднимать не стал. Просто очаровательно ухмыльнулся в ответ на проглоченный возглас и в свою очередь поинтересовался, как пройти в уборную. Этот простой вопрос вывел служанку из оцепенения, она охотно дала привычные указания: пройти по коридору до конца, там свернуть в пристройку, а дальше будет понятно. Вежливо поблагодарив, Хродланд отправился, куда сказали. Закончив же с «выведением остатков яда из организма», испытывать судьбу не стал: быстро вернулся в погреб, заперся. И даже приладил щепки на дверь обратно, прилепив кусочком мягкого воска от свечки.       Спустя четверть часа к пленнику пожаловала проверка: та самая не в меру сметливая служанка привела Тихомира.       — Это точно был он! — побожилась девушка, глянув на бледное лицо отравленного, бездвижно лежащего на своем тюфяке.       — Сбегал до уборной, а потом заперся обратно? И снаружи замок на двери закрыл? Допустим. Но ЗАЧЕМ? — хмыкнул Тишка. Махнул рукой на помощницу: — Еще раз меня от дел оторвешь, выгоню без оплаты.       — Не могло же мне померещиться? — проблеяла растерянная девчонка.       Тихомир вытолкал ее прочь из погреба, загремел замком:       — Креститься надо, когда мерещится.       …В следующий раз та же самая девчонка, столкнувшись в темном коридоре с пленником, язык прикусила. И перекрестилась. Крестное знаменье, понятное дело, помогло мало, хрюкнувший смешком Хродланд в воздухе не развеялся. Хуже того — нагло забрал с подноса из ее рук пирожок с мясной начинкой, очень заманчиво пахнущий. Однако Небеса всё-таки вняли молитвам и боги прибавили служанке благоразумия: она пригнула голову и побежала по своим заботам, решив в чужие игры более не вмешиваться. Хродланд же с пирожком отправился на верхний этаж.       Эту вторую свою вылазку он устроил глубокой ночью, когда на кухне уже чистили котлы, а припозднившиеся посетители в зале не требовали больше ни еды, ни закусок, ни даже выпивки. Они лишь мирно похрапывали носом в скатерть или негромко из последних сил мычали песни, сидя в обнимку в ожидании, когда отосланные домой слуги вернутся с каретой или санями, чтобы доставить хозяйское тело сердитым женам.       Хродланд заскучал сидеть в одиночестве. Только покидать трактир было еще рано — хотелось всё-таки дождаться визита самого Светополка, им ведь предстоял серьезный разговор по душам. Поэтому Рорик, не утерпев, сам пошел справиться о здоровье цесаревича.       Удача не покидала царского зятя: ему не пришлось гадать, в какой из комнат болеет страдалец. Хродланд затаился на лестнице, когда одна из дверей распахнулась, и в коридор выпали двое: Тихомир, крепко держащий за шиворот тщедушного колдуна. Однако оба, сцепившись, ругались свистящим шепотом, храня покой своего драгоценного «больного».       — Ты убил его?! — шипел Тихомир и тряс колдунишку за плечи, словно собираясь вытрясти душу.       — Я дал ему снотворное! — раздраженно оправдывался Ашик, несмотря на тряску пытаясь врезать побольнее. Однако без применения колдовства он был совершенно бессилен перед этой горой каменных мышц. — Если он не будет двигаться, яд не дойдет до мозга.       — Да ты ж!.. — захлебнулся злостью трактирщик.       — Что — я? — вспыхнул колдун. — Я разве просил его это пить? Разве я не предупреждал его? Разве я не предложил сразу убить немца, без этого балагана?! — Ашик выкрутился из рук, но не сбежал, а принялся теперь без помех колошматить кулаками бывшего богатыря по мускулистому торсу. — Я дал ему противоядие! Заставил его проблеваться — и влил по капле! Я едва разжал ему челюсти, его так скорчило! Я думал, у него зубы раскрошатся или жилы полопаются от судорог! Я опустошен, понимаешь?! Я все силы свои в него влил, чтобы он не помер у меня на руках! Я теперь до следующего полнолуния буду ни на что не способен! Да что ты вообще можешь понять!!!       Яростный шепот сошел на свистящий сип, надрывное дыхание сорвалось на сдавленные рыдания.       Тихомир не пытался остановить сыпавшиеся на него удары, не жалел свои и без того помятые стражниками ребра. Колдун всё равно быстро выдохся, видать, вправду всех сил лишился, пока вытаскивал любовника с того света.       — Ладно, будет тебе, — пошел на мировую Тишка, обнял тощие вздрагивающие плечи, притиснул к себе колдунишку. — Верю. Я просто испугался, показалось, что он перестал дышать.       — Я ему дам, как у меня не дышать!.. — ругнулся Ашик, уткнувшись лицом в твердый живот, неуверенно обхватил руками за пояс.       Тихомир, сгорбившись, словно пытаясь втиснуть колдунишку в себя, словно пытаясь поделиться собственной силой, что-то негромко зашептал ему на ухо, что-то утешающее, успокаивая. Ашик притих, заслушался, тихонько вздыхая. Хродланд, глядя на эти нежности, без насмешки выгнул бровь. Впрочем, удивился не слишком сильно: парочка отвратительно умела скрывать свои чувства от посторонних, еще тогда в зале было очевидно, что они не чужие. Даже если они и не были влюблены друг в друга, но общая на двоих любовь у них была. Причем равно безумная.       Так что Рорика совершенно уже не впечатлил ни последовавший за объятиями поцелуй, ни то, что разгорячившаяся парочка поспешила восстановить душевное равновесие, уединившись в одной из свободных комнат. Изумился Хродланд лишь тогда, когда узрел в замочную скважину, как нежно уложил Ашик своего второго любовника на постель — и овладел им. Этим огромным медведем — овладел этот хилый степной суслик. Хродланд был не готов к подобному зрелищу, он едва не сел под дверью, ошеломленный увиденным. В ответ в собственной душе всколыхнулась смутная волна… чего-то непонятного, непривычного, но сладостного в своей новизне, запретно-терпкого, влекущего. И воображение живо нарисовало на месте сосредоточенно пыхтящего Ашика — Кириамэ. А на месте блаженно постанывающего Тихомира — самого Рорика…       Хродланд помотал головой, словно вылезший из реки пёс. Сглотнул набежавшие слюнки. И поспешил вернуться в погреб. За еще одной бутылочкой благородного вина нужно было обдумать это новое ощущение… Нет! Нужно было обдумать, как вернее выиграть в сложившейся ситуации. Вот только трудно прогнать изображение, что горело под веками, стоило на мгновение прикрыть глаза…       — О чём замечтался? — ехидно поинтересовалась Марфа, шагнув из полумрака пустого угла.       Хродланд, вздрогнув, чуть бутылку из рук не выпустил — вот была бы досада!       Сегодня просто все взялись его удивлять: Марфа явилась проведать его одна, без своей зеркальной половинки. Марья осталась дежурить во дворце, ибо слишком там нынче стало неспокойно.       — Ну, за тебя волноваться, вижу, не стоит, — сказала девчушка, из-за вредного любопытства отобрала бутылку, глотнула попробовать. И со вкусом повторила, что никто за него собственно и не думал переживать: Войслава о его возможной измене и подозрительном исчезновении слышать не желает, она вообще целый день благополучно проспала. Царевна твердо верит, что ее муж сильнее всех на свете, умнее всех и никогда ее не предаст, он обязательно выполнит всё, что задумал, и вернется к ней победителем на белом коне. Всем остальным во дворце было просто не до него. А девчушки тоже не беспокоились, ибо зачем? (Они постоянно держали невидимую, неощутимую связь и обязательно пришли бы ему на помощь, если бы почуяли настоящую опасность для жизни — правда, об этом Марфа умолчала).       Хродланд пожал плечами: вот ведь, Тихомир о нем волновался, переживал, что пленника бросили на холодный пол, а дома — не переживает никто, значит? Обидно даже как-то. Но высказываться по этому поводу не стал. Вместо этого он повторил, что заранее предупреждал их о своей отлучке.       Вот только он не мог представить, во что выльется его внезапное исчезновение!       Марфа затараторила, спеша рассказать обо всех новостях сразу:       — Прибегают во дворец дядька Патрикей с дядькой Изей и орут: Рорик-де отравитель! Убил душегуб Светополка! Берендей Иванович как услыхал — за сердце схватился. А оказалось у него не сердце, а его тоже отравили, представляешь! Благо Дарёна рядом была, мигом смекнула, какое противоядие дать, чтобы сразу не помер — вот жалко было бы! — Марфа покачала головой, по-своему искренне переживая за государя. — Василиса Никитична тут же бряк — в обморок. Мы уж подумали, что ее тоже того, отравили то есть — ан нет, сама потом очнулась. Дарёнка пока царю капли на посиневший язык капала, пока бестолковых куриц-фрейлин вокруг царицы гоняла, пока царицу валерьянкой отпаивала — Патрикей успел сбежать из дворца. Народ на уши поднял, паршивый старикашка, теперь весь город гудит, что ты отравитель, что не зря тебя нигде найти не могут. Мол, Светополк при смерти, царь на ладан дышит, а ты посчитал покушение неудачным — и смылся в свою поганую заграницу.       Хродланд хмыкнул, но попросил продолжать. Марфа с воодушевлением и продолжила:       — А дядька Изя словно мешком пыльным стукнутый ходит. Мы его прощупали — оказался зачарованный. Чары с него пока снимать не стали, побоялись, чтобы буянить не начал, просто усыпили. Ну, не в том смысле чтобы насмерть, ну ты понял. Чую, это Ашик-гад постарался. Верно? Ну, вот и мы так решили. А Дарёна с Ягой связаться не смогла, мы тоже пытались связаться — и тоже не получается, вроде как ее и дома-то нет сейчас, один Баюн там скучает. А Ёжик, перед тем как уехать, он сказал, что те капли, которые сейчас Дарёна царю капает, они не противоядие, а только лишь помогут раньше времени не окочуриться, пока противоядие варить будут. Так Дарёна догадалась связаться с нашими высочествами. А всё равно не получилось — ответила одна только Ясминка. То есть не одна она, а со своим драконищем. И говорит: мол, мальчишек нет…       — Как это нет? — встрепенулся Хродланд в недобром предчувствии.       — На войну, говорит, поехали — с ордынцами воевать.       — С ордынцами? С ними-то зачем вдруг?       — Да не перебивай! Говорю, с ордынцами воевать против кадайцев!       — Час от часу не легче, — невесело хмыкнул Рорик.       — Не перебивай, говорю ж! — возмутилась Марфа. — В общем, они сейчас в терем вернулись…       — Кто, мальчишки? — с надеждой уточнил Хродланд.       — Да Ясминка со своими ящерами! То есть с одним драконом и двумя змеями. Дракон этот в красавца обратился и назвался магистром магии — вот он теперь для царя зелье и варит вместо Рогнеды Ильгизаровны. Представляешь, она ведь его ученица оказалась!       — Кто? — нахмурился Хродланд, чьи мысли занимали больше котик с зайкой, на свой страх и риск рванувшие зачем-то к кадайцам. Ведь Пересвет не рассказал наверняка Ёжику о пророчестве, как же они так… зачем же…       — Рогнеда — ученица! — с легким раздражением на непонятливость повторила Марфа. Поправилась: — А и Ясмин теперь тоже у него в ученицах. Скоро в женах будет, но пока в ученицах. — И расплылась в чисто женской улыбочке, предвкушая развитие бурного романа генерал-девицы и колдуна-дракона.       — Яга — в женах? — рассеянно повторил Рорик.       — Тьфу на тебя! — рассердилась Марфа. Засомневавшись, ладошкой ему лоб потрогала, не горячий ли: — Отравился сильно, что ли? Да вроде нет. Чего тупишь тогда?       — Думаю, — признался Хродланд.       — Ну, думай, — разрешила девчушка. — Я тогда пойду?       — Иди, — отпустил Хродланд.       — Ужином обеспечить? — предложила Марфа. — Отмычками, оружием?       — Не нужно, спасибо, я сам как-нибудь, — отозвался тот.       Пожав плечами, Марфа рассыпалась в воздухе облачком звездной пыли.       …В полдень следующего дня к заждавшемуся пленнику явилась-таки «сладкая» троица, не запылилась. Светополк выглядел на удивление здоровым, Тишка зря над ним трясся и всё пытался поддержать за локоть, получая в ответ на искреннюю заботу тычки и шипение. А вот колдунишка был похож на призрака — едва от сквозняка его не шатало, бледный, под огромными глазищами синюшные мешки. Знать, впрямь все силы влил в этого борова. Зря, ох зря он так! Неблагодарный у него любовничек-то, спасибо не скажет.       Ввалившись в чулан, цесаревич крайне невежливым рукоприкладством разбудил якобы безмятежно спавшего пленника:       — Ой, прости, братец! — оскалился Светополк, стоило Хродланду вскинуться и «в растерянности полусонно» заморгать, щурясь от света принесенной свечи, (вчерашний-то огарок давно догорел). — Неужто впрямь дрых, орел в клетке? Ну извини, что нарушил твой покой.       — Что ж не дрыхнуть? — сел на своем тюфяке Хродланд, потер ушиб от «приветственного» удара. — А что нынче, уже день? Тут, понимаешь ли, не разобрать, окон-то нет. Зато выспался прекрасно! Тихо здесь у вас, уютно, — он улыбнулся Тихомиру, маячившему за спиной цесаревича.       — О да, хорошо устроился, — оценил обстановку Светополк, со злостью пнул ногой лежащую на полу опустошенную бутылку.       — Я заплачу по счету, хозяин, — спохватившись, заверил трактирщика Рорик. Тот ответил обескураженным взглядом, явно не ожидал, что допрос пленника пойдет в таком тоне. Хродланд мысленно посмеялся: что взять с бывшего богатыря, хоть и служил во дворце, а к тонкой куртуазности придворных отношений не приучен.       — Отлично выспался здесь! Вино прекрасное — и пить никто не запрещает, не зудит над ухом, — с удовольствием продолжал Хродланд. — На кровати никто меня не пинал в бок, не требовал почесать пяточки или среди ночи раздобыть хрящиков от куриных ножек под соусом из кислой морошки! Ну, вы же знаете, с беременной женой о спокойном сне только мечтать можно. Даже домой возвращаться не хочется так скоро, — поделился он по секрету. — Может быть, еще на пару ночей приютите?       От Хродланда не ускользнуло, как скривился Светополк при слове «домой» — понятно, сам-то он родительский терем давно уже не считает своим родным. Но то, что какой-то проходимец, пришлый немец, назвал так легко дворец, где прожил всего лишь несколько месяцев, своим домом — это Светополка подвело к грани неосознанного бешенства. Болтовня же о беременной жене вообще оказалась для цесаревича ударом ниже пояса. Собственно на это Хродланд и рассчитывал, напустив на себя беззаботно-радостный вид.       — Ох, я и забыл, что вы тут все холостяки! — рассмеялся он, продолжая свою атаку без оружия. — Откуда же вам знать, каково жить с беременной, избалованной красавицей, что ж я такое говорю. Другое дело, если б ты, братец, привел свою Забаву сюда пожить — сразу бы получил долгожданный результат!       — Ты… — задохнулся в ярости Светополк, но руки не распустил, хоть и зачесались кулаки. — Ты на что намекаешь, братишка? Не охренел совсем, нет?       — А что такое? — поднял брови домиком Рорик. — Сам посуди: чудесное здесь местечко! Любовный эфир в воздухе так и сквозит! Ты ведь всех своих девок сюда приводил, правильно? И все они у тебя понесли. Одна Забава никак не познает материнство. А вот если б поселил сюда и ее, давно бы обзавелся законным наследником!       Светополк сжимал и разжимал кулаки, пыхтя, раздувал ноздри, уставившись на ненавистного зятя, как бык на красную тряпку. А тот отвечал ясным взглядом голубых бессовестных глаз — и якобы не понимал, что ступил на опасный тонкий лёд, рассуждая о том, во что влезать его никто не просил.       Чтобы закрепить эффект от своей речи, Рорик вопросительно покосился на Тихомира. Трактирщик, опомнившись, отдернул руки от Ашика, едва держащегося на ногах от истощения. А ведь по привычке чуть было не приобнял колдунишку за плечи — это в присутствии-то цесаревича! Светополк за взглядом болтливого немца проследил — и побелевшие глаза чуть прищурил, видать, тоже заметил это вороватое быстрое движение.       — Вроде бы пили с тобой один яд, а ты, гляжу, свеж как огурчик! — прошипел Светополк в лицо Хродладу. Рорик не подумал встать с лавки, позволяя цесаревичу возвышаться над собой, наслаждаясь мнимой властью.       — Какой еще яд? — изумился Хродланд. — Ах, то-то такое странное похмелье у меня было, а вот в чем дело, оказывается. Я-то думал, зря водку с пивом намешал, вот и вырубило меня так крепко!       — Зубы мне хочешь заговорить? — Казалось, еще немного, и великий князь сам начнет исходить ядом.       — Не хочу, — ровно отозвался Хродланд. — А ты? Ничего не хочешь мне рассказать?       — Просишь покаяться? — с презрением дернул ртом цесаревич.       — Покаяться? — ухватился за слово Рорик. — А есть в чём каяться?       — Мне — не в чем, — прошипел цесаревич. — Вот тебе как бы не пришлось вызывать священника для исповеди.       — Убьешь меня? — делано испугался Хродланд. — За что же? Чем я провинился перед тобой, а?       — Твое высочество, — посчитал нужным встрять Тихомир, — ты ж сам говорил, что он нам живым пригодится?       Светополк на своего подручного цыкнул, и тот виновато замолк.       — А если превратить тебя… скажем, в жабу? Чтобы не квакал зря? — ухмыльнулся цесаревич, сверля родственничка взглядом. — Что скажешь, Ашик? Хватит у тебя умения показать нам такой занятный фокус?       — Умения-то хватит, мой господин, — побледнел больше прежнего колдунишка, потупился, пробормотал, кусая губы: — Только…       — Не надо меня в жабу! — преувеличенно заволновался Хродланд. — Войслава жабу целовать не станет ни за что на свете! Как же мне тогда расколдовываться? Как тогда жить-то прикажете — не в болото же переселяться?!       Но его сетования никто не слушал.       — Что? — рявкнул на нерадивых помощников цесаревич. Они оба начали его серьезно злить, словно нарочно стараются вставить каждое слово поперек.       — К чему такие сложности, твое высочество? — заступился за колдуна Тишка, более того бездумно попытался закрыть его собою от пышущего злостью цесаревича. — Свяжем немца покрепче, определим в укромное место, чтобы никто не нашел без твоего разрешения…       Подпихиваемый трактирщиком к выходу Ашик случайно задел рукой край двери — и щепка, державшаяся на честном слове и кусочке воска, выпала и с громким сухим стуком упала на пол. Заметив это, Светополк шагнул к двери, властным жестом отстранил своих помощничков, чтобы не мешали узреть отнюдь не колдовской трюк. Теперь и Тихомир побледнел белее полотна — вероятно вспомнил о поднявшей переполох служанке и принялся мысленно казнить себя и проклинать за ротозейство на чем свет стоит.       Светополк размениваться на ругань не стал. Подобрал щепку и, вдоволь налюбовавшись на дыру возле замка, обернулся с хищной ухмылкой к спокойно ожидающему пленнику:       — Из чего отмычку-то сообразил? Не покажешь?       — Отчего ж не показать, братец, — пожал плечами Рорик, выдернув из шейного платка, отдал булавку цесаревичу.       Тот хмыкнул почти одобрительно, повертел испорченную заколку в руках, поразглядывал — да и с размаху засадил по самый камешек в ногу Тихомиру, повыше колена. Тот не пискнул, не согнулся, даже глаза не опустил, хоть по штанине мгновенно пошло расходиться алое пятно. Хродланд поморщился: ладно бы булавка была прямой, вошла бы как шило, не так больно — а то ведь измятая, в зазубринах, могла ведь и сломаться прямо в мясе, поди ее теперь вытащи.       — Что ж ты не сбежал, если мог? — поинтересовался Светополк у зятя.       — Если скажу, что в тишине отоспаться хотел?       — Странные у тебя шутки, — покачал головой Светополк.       — Думал, поговорим с тобой, — признался Хродланд.       — Просто поговорить хотел? — с издевкой переспросил цесаревич. — Зачем?       — Чтобы удостовериться, — туманно пояснил Хродланд. А сам краем глаза следил, как Ашик пытается выжать из себя оставшиеся капли колдовства, чтобы незаметно остановить кровь, но Тихомир отмахивается от него, чтобы колдун этим еще больше не разозлил цесаревича.       — И как, удостоверился? — прищурил глаза Светополк.       — Вполне, — невесело вздохнул Рорик. Была еще надежда на последнее оправдание для цесаревича — вдруг его зачаровал колдун, свел с ума, заставил творить непотребство против воли... Но нет.       Видя, что пленник не помышляет ни драться за свою свободу, ни разводить душеспасительные разговоры, дабы выпытать причины, побудившие наследника престола на измену, Светополк без лишних слов и извинений грубо связал его по локтям и запястьям крепкой веревкой, которую сам же отыскал в большом погребе. Сам же выволок пленника к черному ходу, демонстративно не полагаясь на своих никчемных помощников, и передал в руки нескольким доверенным стражникам. Куда именно цесаревич приказал его отвезти, какую новую темницу для него выбрал, Хродланд не расслышал, так как великий князь сие важное указание буркнул стражникам по секрету на ушко. Однако волноваться не стоило, не так уж много мест подходило для его особы.       — Неужели даже не попытаешься удрать от меня? — на прощание хохотнул цесаревич.       — Зачем? — уныло отозвался Рорик. — Ну, убегу я. А моя жена останется во дворце, кишащем твоими сообщниками?       — Ты сообразительнее, чем я думал, — одобрил его покорность Светополк.       Хродланд позволил себе ухмыльнуться в ответ на это замечание, лишь когда оказался в закрытой карете, и лошади тронулись с места. Да, бывший штирейхмаркский принц куда сообразительнее, чем думал цесаревич, пусть самому себе крайне нескромно в этом признаваться!       …Хродланда привезли в Кадайскую слободу. Как он и предполагал, Светополку не удалось удивить его этим решением.       Стражники ввели его в ворота, крепко держа под локти с обеих сторон — будто он собирался вырываться! Пока вели по улице до какого-то невзрачного строения, чтобы запереть в очередном подвале, все обитатели слободы, как бывшие подданные западных королевств, так и кадайцы — не сводили с них кто любопытных, кто откровенно неприязненных, но одинаково пристальных взглядов.       Хродланд, брошенный на голый каменный пол, тяжко вздохнул. Неуклюже из-за связанных рук поднялся. Сел, привалившись спиной к холодной промерзшей стене. И принялся считать. Мысленно. В обратном порядке — от сотни до единицы.       Замок на двери провернулся мягко, отлично смазанный маслом. Прозвучавшие шаги подсказали, что удалился восвояси лишь один из богатырей, второй же остался на карауле. Какая честь!       Не прекращая неторопливый отсчет, Хродланд огляделся: пустой каменный мешок. Но в этой темнице хотя бы имелось окошечко — под самым потолком, крошечное, перечеркнутое парой вмурованных железных прутьев, покрытых льдом, присыпанных грязным уличным снегом. Сейчас снаружи был день, так что немного света всё же просачивалось в подвал.       Когда Хродланд добрался в отсчете до цифры двенадцать и успел немного заскучать, тусклый свет погас: окошечко с той стороны заслонила широкая тень.       — Хей, атаман! — послышался приглушенный грубый голос. Но слова на родном языке показались Хродланду приятней музыки.       — Что тебе, приятель? — откликнулся Рорик унылым тоном, как положено по трагической роли несправедливо плененному принцу. Или вернее — бывшему главарю свободолюбивых разбойников.       — Тебя, я видал, местная стража поймала, — осторожно уточнил собеседник. — За что в мешок угодил-то?       — Угодил за то, что не угодил цесаревичу, — с досадой признался Хродланд. — Я-то думал, помогу достойному человеку восстановить справедливость, обрести власть ради великих дел! А что получилось?       — А что получилось, атаман? — поддакнули снаружи, причем к первому собеседнику присоединился еще один заинтересованный голос. — Мы ведь тоже думали, что Svetopolk ихний порядочный малый. Платит хорошо, вовремя, как обещал, так что…       — Платит-то он хорошо, — повысил голос Хродланд. — Да только порядочный человек ради наследства не станет травить собственного отца, словно крысу! И родную сестру беременную возьмет в заложники только последняя тварь!       На громкий разговор зашевелился стражник под дверью: загремел замком.       — Отца? Так это наследничек, выходит, государя сам отравил? Слыхал, точно ведь старик лежит при смерти! — зашушукались между собой наемники перед окошком. Похоже, там уже целая компания собралась.       Хродланд растянул губы в недоброй ухмылке: не зря наведывался в Слободу, не зря уговаривал двойняшек под пологом невидимости проносить за стены волшебным образом летающие бочки с вином и пивом. Пригодятся ему земляки наемники.       Дверь распахнулась. Размахивая тяжелой булавой, ввалился стражник. Похоже, великий князь отдал распоряжение не щадить пленника, если тот выкинет хоть что-то мало-мальски подозрительное. Вести разговоры с посторонними через окошко — верх подозрительности! Эдак ведь можно и сообщников найти, которые помогут сбежать.       — Ну всё, немчина, прощайся с жизнью, — честно предупредил стражник. Взмахнул своим оружием, прицеливаясь, чтобы половчее размозжить череп.       Да только Хродланд увернулся. Стена брызнула осколками раздробленного кирпича, приняв удар вместо его головы. А сам Рорик нырнул под ноги продажному богатырю. И вогнал ему в спину отравленную булавку. Ту самую, что за вчерашним завтраком вынул из кофты своего тестя и сохранил при себе на всякий случай. Вот — настал этот случай, пригодилась отравленная вещичка. Тонкая игла без проблем вошла между звеньями кольчуги, длины хватило, чтобы сквозь одежду достать до кожи. Даже крошечного укола, малейшей царапины оказалось достаточно.       — Да чтоб тебя!.. — взревел стражник. Резво развернулся, снова занес булаву, грозя обрушиться на связанного пленника, безоружного, беспомощно лежащего у его ног…       Только Хродланд торопливо успел досчитать до двух — и глаза богатыря закатились, булава в поднятых руках ощутимо перетянула назад. Рорик рванулся откатиться к противоположной стене. И стражник рухнул, сперва на колени, потом лицом вниз. Булава, грохнув об пол, подкатилась с остывающей угрозой к Хродланду, едва-едва не уперлась острыми внушительными шипами между широко расставленных ног. Вот тут-то Рорика и пробрала нервная дрожь — стоило только представить, что было бы, если б тяжеленное орудие вовремя не остановилось в своем последнем мстительном движении, не дай боже встретилась бы с размаху с его собственным орудием… Вон как вышло — булавкой от булавы отбивался…       — Хей, атаман? — донеслось осторожное снаружи. — Что там у тебя стряслось? Ты живой еще?       — Живой, — нарочито бодро откликнулся Хродланд. — Буду весьма признателен, если вы спуститесь сюда и немного мне поможете.       — О чем речь, атаман!       И под топот и шарканье продолжили опять между собой, негромко, но возмущенно:       — Варварская страна! Родного отца отравить!       — А виноватым объявили нашего королевича, все ведь слышали?!       — И такой мерзавец хочет, чтобы ему служили порядочные люди? Да пусть катится со своими червонцами в Преисподнюю!..       — Мы спустимся к атаману, а ты и ты — идите остальным нашим расскажите. Такие новости!       — Только кадайцам не попадайтесь на глаза! — предостерег Хродланд.       — Понятное дело, атаман. У желтопузых ни чести, ни совести. Где им порядочных людей понять!..       — Атаман, а что в городе слышно о пропавшем королевиче-то?       Разговоры продолжились и в подвале, пока распутывали узлы на руках пленника, потому что резать хорошие веревки ножами было слишком расточительно, не по-немецки.       — Как бы его не убили, беднягу.       — Принцы, они ведь нежные цветочки, без свиты к суровой жизни не пригодные. И постоять-то за себя не сумеет.       — Может, стоит нам вступиться? Всё-таки наш земляк.       — Отыскать бы его надо, а то как-то нехорошо это — одного без поддержки оставлять на чужбине.       — Кто-нибудь вообще знает, как наш королевич выглядит-то? Как мы его опознаем, как искать-то будем?..       Освобожденный от веревок Хродланд с наслаждением размял запястья. Но облегчение несколько портила заворчавшая совесть — наемники до сих пор не подозревали, что он и есть штирейхмаркский зять царя Берендея. Признаваться же прямо сейчас было то ли еще рано, то ли уже поздно… В сомнениях он покинул темницу, так ничего и не сказав.              __________