Принц Х Царевич - 5 (Второй том)

      __________              Тыгыдым-бей горстью оглаживал свою узкую бороду и лучился морщинками вокруг глаз. Великий Ибирский хан выглядел донельзя довольным, так что Пересвета, кипящего бессильным возмущением, просто подмывало ляпнуть какую-нибудь гадость или дернуть за вислый седой ус. Сдерживало то, что в гадостях царевич несилен, а за усы стариков дергать невежливо.       Столь противоречивые эмоции у хана и царевича вызвало одно и то же явление: пред их очами предстали трое одинаковых красавцев. Вернее, двое красавцев и одна красавица, но шайтан их разберет, кто есть кто — в одинаковой одежде, в одинаковых лохматых шапках и одинаково накрашенные. И все трое весело лыбятся, жмурясь, как кадайские коты на солнышке. Ну да, если присмотреться, нихонца нетрудно вычислить — он был выше ростом, чем двое его новообретенных «близняшек». Ашк-Ягмур не блистал фарфоровой белизной кожи, так что Кириамэ и Лиан-Ай пришлось для схожести подкрасить лица золотистыми румянами. Нихонцу и кадаянке также понадобилось густо зачернить брови, а ордынец в свою очередь сильнее обычного подкрасил веки. Ягмур и Лиан-Ай спрятали свои косы под шапками, а Ёжик красовался заново выкрашенными в черный цвет волосами. (На раздраженное шипение супруга принц безмятежно признался, что заранее на всякий случай захватил краску из дома, когда второпях собирались на поиски съеденной драконом Ясмин. Ведь краска для волос для него ничуть не менее важна, чем весь остальной походный набор из скляночек с разнообразными противоядиями или, например, средством от поноса. Оправляясь в Ибирь, он справедливо рассудил, что оттуда до Кадая рукой подать. Мало ли случится ему обернуться волком? Мало ли придется к кадайцам заглянуть? А показываться в Империи с белыми волосами равносильно тому, чтобы самому себе добровольно подписать смертный приговор — тут же объявят его демоном и сожгут без суда и следствия, вот так-то).       Пока эти трое красовались перед зрителями и перед друг дружкой, хихикая и строя глазки, Пересвет придвинулся поближе к Тыгыдыму и вполголоса высказал опасение: мол, Ягмур коварно переодел принца с принцессой в свои запасные наряды, чтобы во время штурма крепости отвести от себя внимание? Понятное ж дело, что противники будут в первую очередь целиться в улусовского князя, чтобы обезглавить войско!       Тыгыдым негромко посмеялся над опасениями царевича: с его слов выходило, что Пересвет напрасно подозревает ордынца в бесчестной хитрости. Кадайцы-де прекрасно знают, кто такой Ашк-Ягмур и как он выглядит. Ни один здравомыслящий воин не станет пытаться убить улусовского князя, в крайнем случае постараются взять в плен живым и невредимым, для выкупа. Ибо если его хотя бы ранят — на следующий же день сюда стянутся все войска со всей Улус-Орды, и уж тогда ни один кадаец не выживет, воеводы Ягмуровские об этом позаботятся. Так что получается, Ашк-Ягмур оказал дорогим гостям особую честь, нарядив своими двойниками. Да, этот хитрый ход заставит кадайцев растеряться. Но и убережет Лиан-Ай и Кириамэ от прямых нападений, если всё-таки завяжется бой.       — Возможно, новый начальник крепости сдуру вызовет князюшку на поединок, — продолжал рассуждать Тыгыдым, — но в таком случае я заранее готов пожалеть этого безумца.       Пересвет после такой отповеди постарался свой несправедливый гнев и разыгравшиеся скверные предчувствия притушить и загнать поглубже. Что ж, если этим троим грозит честный поединок — в таком случае опасаться действительно не стоит. Он сам знает, что с Ёжиком или равно Любавой мало кто сравнится в искусстве владения мечом. Похоже, и Ягмур не лыком шит, раз хан о нем столь высокого мнения.        Самому Пересвету тоже подобрали походящий наряд, раз он на время сделался частью ордынского воинства. Один из воевод одолжил ему свою одежду, так что теперь русич не выделялся среди дружинников ничем, кроме давно нестриженных светло-русых кудряшек, выглядывающих из-под шапки. Кириамэ в шутку предложил и ему перекрасить волосы, чтобы светлой мастью не выдать участие представителей Тридевятого царства в походе против Кадая. Но Пересвет на шутку насупился, тем самым еще больше развеселив чернобровых «тройняшек».       Впрочем, шутки и смешки закончились, когда ордынское войско приблизилось к кадайской границе.       Кстати сказать, несмотря на свое обещание подойти к крепости вместе, Тыгыдым-бей свою дружину не торопил и через день-другой пути начал безбожно отставать, что заметил даже Пересвет. В ответ на недоумение царевича Ашк-Ягмур лишь отмахнулся, за насмешкой скрывая привычную досаду на хитрого соседа:       — У нас лошадки породистые, быстроногие, где ж старику за нами угнаться!       Зато Лиан-Ай сказала прямо:       — Конечно, хан не хочет вперед в битву лезть. Постоит в сторонке, понаблюдает. Если ордынцы начнут брать верх — тогда и присоединится. Если же Ягмура разобьют — Тыгыдым быстренько домой уйдет и скажет кадайцам, что просто мимо проходил.       Принцессу сперва саму хотели оставить при ибирском хане, в тылу. Но как же, уговоришь ее!       — Ну и пусть на кадайцев идем, что с того?! — рычала она, оскорбленная недоверием до глубины души. — Я давно порвала с Империей, еще когда без разрешения убежала в Тридевятое! Так что родина моя теперь там, где мои женихи! — Тут она опомнилась, ибо явно не то что-то вырвалось. Поправилась, смущенно насупив зачерненные брови: — Мой дом там, где меня приняли и полюбили. Там, где мое сердце. А всё остальное — неважно. Если вы идете, значит, я тоже буду драться. Всё. Отстаньте от меня.       Слушая ее сердитое ворчание, Пересвет почувствовал сперва явное облегчение, но тут же совесть уколола: надеется, что принцесса защитит Ёжика? А сам-то он что, мужа уберечь не сумеет в одиночку? На девчонку рассчитывает больше, чем на себя самого — до чего ж докатился, стыдно даже самому себе признаться…       Тем временем предаваться самобичеванию и прислушиваться к глухо ноющим скверным предчувствиям было недосуг. Кадайская дозорная башня — вон она уже, над горизонтом торчит, над неровным гребнем невысокого горного хребта.       Под покровом сумерек, под прикрытием густого снегопада, оставив войско разбивать лагерь для короткой передышки после длинного марша, они вчетвером — ордынец, нихонец, кадаянка и русич — на шустрых, словно бы не ведающих усталости лошадках подобрались к пограничной заставе с тайной разведкой. Не слишком близко подъехали, дабы лишь утолить любопытство.       Для постройки крепости была выбрана удачная позиция: перевал между двумя пологими вершинами сужался воронкой. Вот над этим «горлышком», словно орлиное гнездо на скале, и возвышалась дозорная башня, обнесенная несколькими рядами частокола.       Почему-то после всех разговоров Пересвет ожидал узреть не меньше, чем каменный замок, возносящийся множеством шпилей в самое небо. Но нет: крепостные стены из толстых бревен, вкопанных в землю и укрепленных с внутренней стороны насыпью. Высотой в четыре-пять ярусов массивный сруб четырехугольной башни под острой дощатой крышей, накрывающей козырьком обзорную площадку. Эдаких сторожевых точек и у Тридевятого царства полно расставлено цепью по всей границе и вдоль основных дорог — чтобы при необходимости «от звена к звену» быстро передавать сигнал в столицу либо огнем, либо столбом дыма.       Неприступной эту крепость делало именно местоположение — незаметно поди-ка подберись по крутому каменистому склону, на котором даже деревья и кустарники не росли. (Кстати сказать, теперь в Пересвете проснулось новое любопытство: для постройки откуда привозили бревна? В ближайшей округе строевого леса не найти. С кадайской стороны приходилось везти? Или у ибирцев закупили, что вышло бы несомненно дешевле. Зная повадки Тыгыдыма, Пересвет нисколько бы не удивился подобной тайной сделке).       Что для несведущего царевича выглядело скорее умозрительной задачей, для Кириамэ, имевшего опыт в осаде крепостей, оказалось крайне неприятным обстоятельством:       — Они будут идиотами, если выйдут за стены, чтобы принять бой, — пробормотал принц, смерив взглядом башню снизу вверх. — Если у них есть внутренний источник воды…       — Есть, — уверенно сказал Ягмур.       — В таком случае осада может затянуться до весны. Наверняка сейчас подвалы у них забиты провизией, ведь зимой не приходится рассчитывать на поставки.       — Или не до весны, а до тех пор, пока император не пришлет подкрепление, — поддакнул ордынец.       Обдумывая возможные стратегии штурма, принц хмурился — и жмурился от сыплющихся с неба хлопьев снега, липнущих к ресницам. Пересвет разрывался от щемящей нежности — хотелось схватить муженька в охапку и ускакать куда подальше. И в то же время сердце глодало горькое чувство собственной никчемности: будь царевич умнее, немного опытнее и хоть сколько-нибудь решительнее, то не позволил бы возлюбленному хмуриться, забрал бы с его плеч тяжесть непосильной задачи — и сам бы придумал план, сам бы возглавил бы штурм, первым бы ворвался в крепость, взял бы в плен главу гарнизона и заставил бы подписать выгодный мир… Хотя начальник пограничной заставы наверняка не имеет права ничего подписывать? Вот! Даже в этой малости Пересвет не разбирается! Эх, был бы на его месте Хродланд, не пришлось бы…       Между тем, пока царевич утопал в унынии, они вернулись в лагерь улусовцев. По дороге между «тройняшками» разгорелся спор, в котором Пересвет не участвовал из-за незнания кадайского языка. Пришлось дергать Лиан-Ай за рукав и требовать посвятить в суть вопроса, вызвавшего такую бурю несогласия:       — Ёши-тян предлагает использовать шапку-невидимку! — поделилась возмущением принцесса. — Он хочет, как шиноби, проникнуть в крепость, схватить начальника гарнизона — и обменять его жизнь на уведенный табун!       — А что Ягмур? — с замиранием сердца спросил Пересвет. План выглядел вполне осуществимым. За исключением нескольких обстоятельств: во-первых, шапка скрывала лишь одного человека. Во-вторых, Ёжик никому волшебную вещь не доверит и уже собрался идти сам. В-третьих, одного его никто не отпустит, это тоже очевидно. Но чтобы идти вдвоем, придется держаться за руки, а это невозможно, учитывая, каким путем придется карабкаться до стен крепости, а потом и внутри «под локоток» не погуляешь.       — Князь говорит, так поступать неблагородно, — сказала Любава.       Пересвет выдохнул: хоть втроем принца удержат от необдуманного риска. Впрочем, предлог Ашк-Ягмура почему-то показался царевичу не слишком правдоподобным. Может быть, потому что ордынец, отговаривая разгорячившегося Кириамэ, выглядел слишком серьезным, даже мрачным, притом что царевич ожидал от него обычных шуточек и смешков.       Ёж настаивал на своем — ведь таким образом получится избежать открытого столкновения войск, а следовательно не будет раненых и убитых ни в той, ни в противостоящей армии. С другой стороны длительная осада скорей всего окажется бесполезной тратой времени — и к тому же привлечет излишнее внимание Империи, что несомненно породит малоприятные последствия как для Улус-Орды, так и для Тридевятого царства и Ибири. Не в последнюю очередь важно, что при таком раскладе Лиан-Ай не придется вступать в бой с соотечественниками. И она не узнает, что крепость возглавляет ее кровный родственник, который — чем черт не шутит? — может оказаться дорогим для нее человеком.       Исчерпав все разумные доводы против, Ашк-Ягмур, покосившись на бледную от переживаний Лиан-Ай и пытающегося тоже вмешаться Пересвета, отозвал принца в сторонку для откровенного разговора с глазу на глаз:       — Ты не пойдешь туда, ясно? — твердо сказал ордынец.       Кириамэ нахмурился, не понимая, отчего вдруг князь взялся ему приказывать.       — Считай меня суеверным, однако я запрещаю тебе входить в крепость до того, как мы возьмем ее под свое знамя, — продолжал Ашк-Ягмур. — Один на один ты со своим кадайским дядькой не справишься. Нет, даже не спорь со мной! И да: я имею право отдавать тебе приказ, потому что сейчас ты — наемник в моей дружине, не забыл? К тому же твое предложение оскорбило меня: я не собираюсь обманом красть свое собственное украденное имущество, это ляжет пятном на мою честь правителя. Ты понял?       Кириамэ понял, что князь ему явно что-то недоговаривает. Однако для вида согласился, пообещал не лезть вперед без особого приказа.       В итоге было решено держаться первоначального плана: взять кадайцев на испуг, подведя к стенам крепости огромное войско, созданное при помощи амулетов. Пусть это будет тоже своего рода обман, но в таком случае остается хотя бы видимость добровольного согласия на мирную сделку.       — В конце концов должен же я найти подход и к этому упрямому мандарину? Всё-таки подобрал как-то я цену для его предшественника, — повторил за ужином Ашк-Ягмур, с намеком ловко разделывая оранжевые плоды, прыская в воздух душистым эфирным маслом, в то время как снаружи над лагерем завывал ветер и бушевала метель. — Всегда лучше сторговаться к обоюдной выгоде, чем рисковать, не зная, чем в итоге всё обернется. Правда же?       Пересвет и Лиан-Ай горячо его поддержали. Ёширо счел благоразумным промолчать. В иной обстановке он и сам был бы первым, кто высказался бы за переговоры, пусть даже в устах ордынца это означало «препираться за каждую монету, пока противник не сдастся под грузом предложенной взятки». Однако сейчас какая-то неведомая сила тянула принца в бой. Он кожей ощущал, что должен взять эту чертову крепость, пусть даже ценой собственной жизни. Зачем? Он сам понять не мог. Но и не думал разбираться. Словно судьба его несла вперед — и он не желал останавливаться, как птица, подхваченная ветром. Если ему предначертано, пусть так и будет.       …Наутро погода обрадовала ясным небом и подмерзшей почвой, по которой звонко цокали лошадиные копыта. Земля украсилась искристыми «перышками» — пучки трав и голые ветки кустарников покрылись бриллиантиками инея, который ближе к полудню растаял в холодную росу.       При испытании оказалось, что амулет, надетый на всадника, делает полторы сотни копий не только человека, но и лошади. Причем если всадники получались в разнообразных одеждах, то лошади различались мастью и окрасом. Даже если «оригинал» слезал с седла, двойники его коня не думали растворяться в воздухе. Это было весьма кстати, так как улусовская армия, состоящая из пары тысяч пехотинцев, смотрелась бы очень непривычно и даже подозрительно.       Воеводы, первыми получившие амулеты, развеселились вовсю — принялись брататься и обниматься со своими двойниками. Многие с трудом соглашались верить, что выглядят в действительности вот так, как эти возникшие из ниоткуда бородатые косматые мужики. Одно дело при случае посмотреться в крошечное карманное зеркальце, чтобы по быстрому подровнять усы или ругнуться на прыщ на носу — и совсем другое увидеть себя целиком со стороны, со всех ракурсов.       Десяток амулетов достался и дружинникам рангом пониже. Себе Ягмур амулет брать не стал, заявил, что у него уже есть двойники, да такие, что двое стоят тысячи.       Чтобы не рисковать напрасно, переговорщиком к стенам крепости Ягмур послал «поддельного» всадника. И не зря — вместо представителя от кадайцев улусовца встретил град стрел.       Ягмур громко выругался, помянув недобрым словом начальника заставы и всю его родню до десятого колена. Опомнившись, коротко извинился перед Кириамэ и Лиан-Ай, повергнув принцессу в недоумение. И решил написать кадайцам послание, раз устные переговоры отвергнуты в столь хамском тоне. Лист пергамента обернули вокруг древка стрелы, повязали ленточкой — и выпустили прицельно в стену дозорной башни, так что стрела воткнулась ровнёхонько над шлемом главы гарнизона.       — Интересно, что такое он там написал в своем послании? — пробормотал Пересвет.       Ибо реакция на письмо не заставила себя долго ждать: затрубили противно-резкие горны, ворота крепости раскрылись, выпуская войско, конное, оружное, злое и готовое к жестокой битве.       — Что ж, — мурлыкнул Ашк-Ягмур, довольный, разве лишь не облизнулся, — мышь оказалась настолько глупа, что сама вылезла из своей неприступной норки. Переходим к следующему этапу переговоров. Раз не получилось собеседника впечатлить видом и словом — применим убеждение силой.       И ордынский князь резко обнажил оба своих клинка, эффектно прочертив в воздухе косой крест. Воеводы вокруг него только и ждали этого сигнала — зычно проорали команду к бою, на что армия единодушно гаркнула в ответ. Даже град стрел, перво-наперво выпущенных кадайскими лучниками, ничуть не охладил улусовцев — напротив, лишь подогрели жажду поскорее пустить вражью кровь рекой.       Всё пришло в движение на заснеженном поле перед крепостью: два широких потока всадников ринулись навстречу друг другу.       — Помни: не входи в крепость, пока я не разрешу! — крикнул Ягмур нихонцу, прежде чем пришпорить легконогую лошадку и унестись вперед, чтобы врезаться в самую гущу вспыхнувшего сражения.       — Я буду рядом с Ёши-тяном, — пообещала Лиан-Ай Пересвету. И тоже не устояла: рванула за ордынцем следом с парными клинками наголо, лихо управляя горячим жеребцом без поводьев, лишь сжимая коленками крутые бока.       — Держись рядом со мной! — приказал Пересвет мужу. Таким категоричным тоном, что Ёж даже растерялся!       — Да что с вами всеми?! — крикнул Кириамэ уже в спину супругу. — За кого вы меня принимаете?!       Оскорбленный всеобщим небрежением, принц пришпорил лошадь и уверенно обогнал муженька, на скаку обнажая катану и вакидзачи. И мгновением спустя совершенно скрылся из вида.       Мысленно обругав непокорного супруга на чем свет стоит, Пересвет бросился догонять. Правда, в отличие от лихих «тройняшек», царевич не столь уверенно держался в седле, поэтому поводья отпускать не рискнул и вытащил из ножен лишь катану. С оружием в одной руке он, разумеется, покрошит меньше врагов, но хотя бы не свалится с лошади. По крайней мере, он очень на это надеялся.       Это было первое столь масштабное сражение, в котором довелось участвовать Пересвету. Однако оно его не вдохновило на подвиги. Никакого опьянения битвой, как расписывал ему Ёжик, царевич не ощутил. Он раздавал удары направо и налево, пытаясь когда парировать, когда уклоняться от встречных выпадов. Где союзники, где противники — он боялся перепутать в сутолоке. Не позволить убить себя и успеть рубануть раньше, чем кто-нибудь пырнет со спины или попытается спихнуть из седла под копыта. В этой мешанине самому бы не потеряться! Слишком самонадеянно было верить, что он сумеет защитить своего принца.       К великому его облегчению, Кириамэ сам его нашел в гуще мясорубки: вовремя прикрыл спину, охолодив навсегда пару-тройку не в меру прытких кадайцев. С лицом, забрызганным кровью, со сбившейся на глаза шапкой, нихонец лишь показался рядом на мгновение, чтобы выручить — и тут же снова исчез. Но Пересвет вздохнул с облегчением, и не потому что сам избежал смерти, а потому что удостоверился: Ёжик жив и в его помощи не нуждается. Впрочем, как и всегда. Это придало уверенности, и царевич смог наконец-то почувствовать нечто вроде пресловутого упоения битвой — если не вкус, то легкий привкус появился точно! Пересвет продолжал сражаться, но теперь действовал отчаяннее, смелее, безжалостней — потому что ощущал поддержку, потому что был уверен, что в нужный момент рядом окажется тот, кто отведет незамеченный им смертельный удар.       И Пересвет был прав — теперь он всё чаще краем глаза замечал неподалеку ту самую лохматую шапку, венчающую хрупкий силуэт всадника, не знающего пощады к врагам.       Один раз царевичу удалось выцепить взглядом среди сражения и другую пару изящных убийц: Лиан-Ай крошила бывших соотечественников с двух клинков, прикрывая своё «отражение», у которого также мечи не знали промаха, алые по рукоять. Пересвет усмехнулся про себя, мелькнула мысль: неужели безнадежная молчаливая влюбленность ордынского князя оказалась не столь безнадежной? Того, кто был бы ей безразличен, Любавка не стала бы столь яростно защищать!.. Впрочем, любоваться на слаженно действующую парочку Пересвету было некогда, как бы самому тут голову не сложить. Он только еще заметил, что пара поспешила к воротам крепости, преследуя отступающего начальника гарнизона. Тот выделялся своими вычурными доспехами, которые были бы уместнее на придворном параде, чем здесь, на забытой богами окраине Империи. Похоже, Ягмур был прав, называя недалеким этого бывшего столичного вельможу, за какие-то грехи сосланного Хунь-Юанем с глаз долой…       Отвлекшись, Пересвет едва не пропустил удар, который мог оказаться для него роковым. К счастью, его верный напарник вовремя парировал своим клинком, а вторым палашом тут же обезглавил напавшего наглеца.       — Аригато! — весело крикнул Пересвет.       Напарник не отозвался.       И тут улыбка сползла с лица царевича: палаш вместо катаны! Темно-карий смешливый взгляд вместо суровой синей молнии тяжелого взгляда. И черные косы, выбившиеся из-под шапки. Дрожь пробралась под взмокшую от пота одежду, взбежала мурашками по хребту до затылка, где угнездилась ледяным ужасом: Пересвет понял, что всё это время рядом с ним сражался не Ёширо, а ордынец! На секунду даже в глазах потемнело. Выходит, сейчас Ёж в крепости? Лиан-Ай, как и обещала, охраняет своего любимого принца, в то время как царевич здесь… И даже не подозревал…       — Кириамэ в крепости! — заорал Пересвет Ягмуру, мимоходом рубанув надоедливых противников. В страхе за супруга царевич совершенно позабыл о былой робости — стал с яростью освобождать себе дорогу к воротам.       Ордынец то ли разобрал выкрикнутое имя, то ли по исказившемуся лицу русича понял, что к чему. Тоже побледнел, метнулся в ту же сторону.       По совпадению в это самое время горны на стенах крепости надрывно протрубили о проигранной битве. Оставшиеся в живых кадайцы побросали оружие. И с изумлением округлили глаза, наблюдая, как постепенно исчезает, растворяясь в воздухе, большинство всадников противостоявшего войска. Опьяненные победой улусовцы не утерпели, сдернули амулеты, и оказалось, что истинный перевес сил до сих пор был на стороне кадайцев. Хоть их и полегло больше, хоть их и ввели в заблуждение «призрачные» всадники, однако двойники не могли убивать. Ордынцы вправду одолели многочисленный гарнизон на чистом рвении и благодаря умению действовать слаженно. Не потребовалась даже поддержка Тыгыдым-бея, чья дружина сейчас показалась на горизонте, спеша присоединиться к удачливым союзникам. А в небе над ибирским войском рассыпались завитками золотые искры — два огненных змея торопились вернуться к друзьям, неся на себе Ясмин и Серапиона.       _________