Принц Х Царевич - 5 (Второй том)

___________       — Хорошее средство, — одобрил Ужос, открыв баночку с мазью, придирчиво обнюхал, потом даже, подцепив немного на палец, лизнул. — Мигом всё заживет. Только вот больно будет, очень. Усыпить бы тебя по-хорошему. Но вино или травяные настойки на тебя не подействуют, а моему колдовству твой волк воспротивится. Придется терпеть.       Кириамэ буркнул, что самураи боли не боятся, и отдался на растерзание дракону.       Сперва мазь испробовали на царапине на ноге. Магистр признал результат удовлетворительным, Ёширо сквозь зубы заверил, что совершенно ничего не почувствовал. Раз так — перешли к более серьезной ране, что шла от ключицы через грудь к боку. Ёж подставил плечо, приспустив ворот просторной рубашки. Раздеться совсем вдруг постеснялся, проворчав, что рубашка всё равно уже испорчена — пятна крови просочились сквозь повязку.       Ужос очень аккуратно смыл темные запекшиеся сгустки, затем промокнул сухой тряпочкой, насколько позволяла набегающая свежая яркая кровь. И с людоедской тщательностью промазал рану по всей глубине ведьминым средством. Ёжик кусал губы, крупно вздрагивал, но терпел молча.       — Это что! — произнес Ужос, закончив. — Вот скоро нервы срастаться начнут — вот тогда припечёт по-настоящему! На лице готов лечить? Только там будет еще больнее. Гораздо чувствительнее.       — Еще больнее? — через силу крепясь, выдохнул Кириамэ, комкая ворот рубашки нервными пальцами. — Тогда не нужно. Само затянется как-нибудь.       — А если воспаление начнется? — с драконьей холодной кровожадностью припечатал магистр. — Хочешь полгода с повязкой промучиться, а потом в итоге всё равно глаз потерять? По мне уж лучше полчаса адской пытки, зато шрам останется ровненький и красивый.       — Шрам? — судорожно сглотнул Ёжик. Тревожно покосился на бледного от сопереживания Пересвета.       — Если откажешься, будет жуткий рубец. И окривеешь, — безжалостно подытожил Ужос.       Под такой угрозой Кириамэ вынужденно сдался.       — Только пускай он выйдет, — выставил условие принц, прежде чем позволил дракону снять с головы повязку.       Серапион кивнул на его просьбу, невозмутимо приказал Пересвету:       — Сядь сзади и крепко возьми его за локти.       Кириамэ побледнел уже в откровенную синеву, засопротивлялся:       — Не надо меня держать! Я перетерплю!       — Не терпи, лучше кричи. Только головой не дергай, чтобы я тебе в глаз не попал, — посоветовал Ужос.       Пересвет, послушно скрутивший мужа за локти, — хотя у самого сердце кровью обливалось! — в полной мере ощутил крупную дрожь, колотившую принца.       Магистр делал всё тщательно и не суетясь. Поцокал языком, наконец-то получив возможность хорошенько осмотреть и ощупать рану. Разрез оказался куда глубже, чем уверял принц, гораздо хуже. Нижнее веко было порвано как лоскут. Чудом не задело глазное яблоко. Пройди лезвие на волосок выше — глаз бы сразу вытек, тогда никакие волшебные средства уже не помогли бы…       Всё то время, что дракон смывал кровь и промазывал рану деручей мазью, Кириамэ стойко молчал, даже не дергался. Только дышал рвано, часто. Дрожал всем телом — накрепко притиснутый к груди царевича. И слезы против воли лились из глаз, без лишних слов и жалоб показывая, какую боль ему приходится терпеть.       — Всё, — с удовлетворением сказал наконец-то Серапион.       — Отпусти, — выдохнул Кириамэ.       — Не отпускай! — предупредил царевича магистр, деловито собирая кровавые бинты, закрыл баночку с остатками снадобья. — Скоро так жечь начнет, что волком взвоет. Будешь держать, пока не угомонится. Не волнуйся, недолго — полчасика где-то.       — Отпусти… — шепотом умолял Ёж.       — Спасибо, — от чистого сердца произнес Пересвет. — Только теперь оставь нас одних, пожалуйста.       — Как скажешь, — кивнул Ужос. Вздохнул, прежде чем закрыть за собой дверь: — Везучие вы всё-таки, мальчишки. Эх, вот бы мне послала судьба такого друга триста лет назад!..       Оставшись наедине с царевичем, Кириамэ задергался в крепких объятиях сильнее:       — Всё, отпусти меня уже! Довольно! — Судорожное дыхание предательски сорвалось на всхлипы.       — Сказано же: нельзя пока! — упрямо стоял на своем Пересвет.       Принц не уступал — вырывался всё сильнее, всё злее шипел:       — Отстань! Не держи меня! — Он уже не мог сдерживаться, жалобные всхлипы сменились рыданиями в голос. — Хватит! Ханасэ! Ханасэ!!! Отпусти!!! Будь ты проклят! Отстань!!! Кссо-о!..       Он выгибался и кричал всё громче, пока не сорвался на хриплый неразборчивый визг. У Пересвета сердце заходилось, но ничего нельзя было поделать. Приходилось держать, прилагая все силы — принц бился в его руках, теряя рассудок от нарастающей боли.       И сдерживать его было всё труднее — звериная мощь рвалась наружу. Кириамэ уже не видел его. Не понимал ничего, оглушенный. Не помнил ни Пересвета, ни себя самого. Он дрался, рычал, рыдал, совершенно взбесившись. Больно бил царевича, но тот не обращал внимания на сыплющиеся удары — снова хватал за руки, снова прижимал к себе беснующееся, дрожащее тело, такое хрупкое, такое сильное. Но тот опять выкручивался — рвался разодрать собственное лицо ногтями, лишь бы заглушить адское жжение…       Свалившись с узкой кровати, они катались по полу, сцепившись яростным клубком. Пересвет скрипел зубами от злости, избитый, матюгал на чем свет стоит и озверевшего принца, и Ягу, которая не могла прислать лекарство менее болезненное. Но черта с два он позволил ему дотронуться до заживающих ран! Пусть у самого подбитый глаз заплыл и зуб теперь шатался — врастет обратно, не велика беда. Лишь бы у Ёжика поскорее боль отступила.       Это были самые ужасные полчаса в жизни Пересвета. Какие адские муки испытал за это время принц, даже думать было жутко. Царевичу показалось, что эти полчаса тянулись целую вечность. Наверное, он на полжизни успел состариться.       Но Ёжик наконец-то стал затихать в его руках. Больше не пытался вырваться и дотянуться до ран, которые буквально на глазах затянулись, лишь беловатые рубцы выделялись на раздраженно покрасневшей коже.       Принц постепенно перестал вздрагивать всем телом, беснования сменились мелкой тряской, что уже не могло не радовать. Дыхание стало ровнее, глубже. Рыдания перешли в жалобный скулёж, но и постанывал он всё тише.       Пересвет наконец-то решился разжать онемевшие от напряжения руки. С настороженностью он ждал нового взрыва ярости. Но Ёж без сил лежал рядом с ним, прижавшись спиной. От его осторожного шевеления принц лишь выдохнул шумно и положил голову ему на локоть. Волосы взмокли от пота, прилипли ко лбу, бледным щекам. Рубашка с пятнами побуревшей крови тоже промокла — по хребту насквозь, хоть отжимай. Пересвет тихонько погладил его по плечу, положил ладонь на грудь, ощущая лихорадочный жар тела. Принц всхлипнул.       — Всё еще больно? — шепотом спросил Пересвет, прижимаясь теснее.       — Нет. Почти, — отозвался осипшим голосом Ёж. — Прости. Прости меня.       — Всё хорошо, ш-ш… тише… Подумаешь, фингал мне поставил. Главное, что ты снова целый, не порезанный. Буду крепче спать, не боясь тебя прижать в постели ненароком.       Принц снова всхлипнул. С трудом поднялся, сел. Оглянувшись через плечо, из-под длинной спутанной челки виновато зыркнул на заулыбавшегося царевича.       Пересвет приподнялся на локте. По-хозяйски дотянулся — убрал с лица волосы, улыбнулся еще шире. Белый рубец тонкой линией тянулся от внешнего уголка глаза по опасной кромке нижнего века, через скулу, перерезал нос, сбегал к углу припухшего рта.       — Отвратительно? — шмыгнул носом Ёж.       — Шрамы украшают мужчин, — заявил Пересвет.       Ёжик не поверил, разумеется. Потребовал зеркало.       Пересвет не подумал головой: найдя зеркальце среди вещей бывшего обитателя комнаты, протянул мужу.       Конечно, Кириамэ пришел в неописуемый ужас. Долго молча разглядывал шрам. Лицо вообще казалось чужим. Страшная, отвратительная физиономия. Глаза сильно опухли, украсились на белках кровавыми разводами лопнувших сосудиков. Рот кривился, искусанные губы дрожали. Полоса белого рубца четко обведена краснотой. Будто грубо слепленная маска треснула напополам наискосок…       — Ты куда? — встрепенулся Пересвет. Рыпнувшегося было подняться Ёжика снова схватил в охапку, насильно усадил себе на колени.       Тот отбросил зеркальце в сторону. Запыхтел. Буркнул, упрямо отводя взгляд:       — По надобности. Пойдешь со мной? — спросил с едкой злостью.       — Пойду, — оскалился Пересвет, засиял ухмылкой. Обнял еще крепче, притянул упрямую голову к себе на плечо. — Пойду. За компанию. Чтобы веселее. Ты по большой надобности или по малой?       — Отстань, — зашипел Ёж. — По малой! Ксссо…       — Прекрасно, — продолжал его тискать Пересвет, даже не думая отпускать, не обращая внимания на упирающиеся в грудь ладони. — А точно по малой? Точно не перепутаешь? Не решишь совершенно случайно запутаться шеей в первой же найденной веревке? Или выйти из дозорной башни через смотровую площадку, ласточкой? Или сунуть голову в ведро с водой и подержать там, пока не расхочется дышать?       Он выдвигал предположения, а уличенный Ёж, взбесившись заново, молча осыпал его градом ударов. Отпихивался рассерженно, насколько хватало истраченных сил, брыкался, выкручивался. Рычал сквозь стиснутые зубы. Шипел нихонские матюги… Но всё тщетно.       — Перестань, — шептал ему Пересвет. Не разжимал рук, пытаясь окутать своим теплом, поделиться силой с измученным дрожащим сердцем, колотящимся так близко рядом с его собственным. — Успокойся. Всё хорошо.       Кириамэ сдался. Снова завсхлипывал, уткнулся носом куда-то за ухом, зарылся лицом в кудряшки. Одной рукой обнял за шею, а второй в сердцах всё равно кулаком стукнул по лопаткам — хоть не сильно, но попал точно по уже наливающемуся синяку. Пересвет невольно охнул. Тихо рассмеялся, принялся гладить по вздрагивающей спине.       — Зачем?.. — всхлипнул Ёж чуть слышно. — Зачем я тебе? Такой?..       — И такой, — кивнул Пересвет. — И со шрамом. И с белыми волосами. И крашеный. И с пушистым звериным хвостом. Ты мне любой нужен, понимаешь?       Принц не понимал. Ответил сдавленными рыданиями.       — Ну, опять? — ласково упрекнул царевич. — Хватит, кончай. Погляди на меня! — велел он и сам насильно отлепил от себя муженька.       Тот пытался отвернуться или хотя бы за всклокоченными волосами спрятать зареванные глаза.       Царевич знал лишь одно верное средство, чтобы прекратить слезы.       — Ты всё равно красивый, — шепнул Пересвет, потянувшись с поцелуем к кривящимся губам. — Самый красивый… для меня… — Невесомый поцелуй заставил соленые губы приоткрыться, ловя ласкающее прикосновение. — Всегда будешь… самый-самый… Даже через полсотни лет, когда увянешь… — На следующий короткий поцелуй Кириамэ уже сам ответил, потянулся навстречу. — Даже когда сморщишься в дряхлого старикашку… вредного… капризного… противного старикашку… Ты будешь моим… самым-самым… Веришь мне?       — Врёшь… — выдохнул ему в губы Кириамэ. Прильнул жарко, всем телом, оседлав его колени. Обвил шею обеими руками, зарылся пальцами в кудри. — Лжец… бессовестный…       Губы вскользь мазнули по губам. Ёж запрокинул голову, лишь бы любимый не заметил вновь полившиеся слезы. Пересвет с жадностью припал к нежной коже, поцеловал бугорок подрагивающего кадыка, трепещущую венку. Не увидел причин сдерживаться — и широко лизнул от ключицы до мочки уха, вызвав у принца судорожный, протяжный вздох.       Вкус его кожи сводил царевича с ума.       Как Кириамэ стянул с него рубашку, царевич не заметил. Сам он на принце рубашку просто порвал — от ворота до подола. Принялся не то гладить, не то растирать алчущими ладонями прохладную влажную спину, узкую поясницу, чувствительные к щекотке бока с вздымающимися от неровного дыхания ребрами. Лопатки, загривок, шея, затылок — шелк волос. Затем опять вниз, ладонь скользила, оставляя горячий след на коже. Позвонки, гибкая поясница, прогибающаяся под рукой, копчик, из которого иногда, бывало, неожиданно вырастал пушистый хвост; ложбинка, уводящая под пояс штанов, манящая мягкость и упругость…       Ёширо, забывший про слезы, не уступал в жадности. Вот только его узкие ладони не могли захватить столько же сразу, как получалось у царевича. Под порхающими пальцами бугрились не по-юношески налитые мускулы, перекатывались под золотистой кожей, играли.       — Возьми меня! — выдохнул Ёж, вновь прогнувшись под руками любимого. Сильные пальцы стиснули ягодицы, своевольно забравшись под приспущенные штаны. Ласкающие пальцы оказались дразняще близко к дрогнувшему кольцу мышц, аж челюсти свело от желания ощутить больше! Глубже!..       — Нет уж, — хрипло отозвался Пересвет, оторвавшись от вылизывания горошин сосков. — Хватит с тебя боли, не проси еще. Лучше ты меня… бери… если так невтерпёж.       Кириамэ издал короткий смешок — капля обиды, чуть огорчения:       — Знаешь же, что у меня сил нет на это. Потому и предлагаешь сейчас. Коварный…       Хмыкнув, Пересвет подставил губы для глубокого, нежного, долгого поцелуя. А сам коварнейшим образом расстегнул обе ширинки — и подтянул к себе возлюбленного еще ближе, чтобы живот о живот тёрся. Ёж охотно обхватил его за пояс ногами, скрестил за спиной щиколотки. И позволил высвободить из оков одежды свой ствол. Обнимая за плечи, не разрывая поцелуй, принц потерся о возлюбленного, застонавшего ему в рот.       Их руки встретились и сплели пальцы вместе, обхватив оба ствола, соединив головка к головке, пульс к пульсу. Ладони плавно качнулись вверх и вниз. Сжимая, нежа, лаская. Снова вверх и вниз, рождая тихие стоны и, эхом, довольное мычание.       — Не спеши, — смущенно попросил Ёж, заглядывая в затуманившиеся глаза.       — Как скажешь, — одним дыханием отозвался царевич, он был на всё согласен. И вновь завладел губами возлюбленного, отдавая свое дыхание ему.       Но несмотря на свою же просьбу, принц кончил первым. Вскрикнул, стыдливо уткнулся лбом в плечо хохотнувшего царевича. А за ехидный смешок отомстил — пробежался пальцами по чувствительнейшему местечку под головкой. Не ожидавший такого вероломства от супруга, Пересвет дернулся, распахнув глаза, глотнул ртом воздух…       — Чёрррт… — выдохнул царевич. — Чуть сердце не зашлось. Изверг!       И смачно чмокнул в шею.       Жаль, вдоволь понежиться в объятиях друг друга им не позволили. Оба вздрогнули, вскинулись — от робкого стука в дверь.       — Я… это… — послышался голос Лиан-Ай.       — Ты как, Ай-тян? — вскинулся Кириамэ. Хотел было бежать открыть дверь, чтобы самому убедиться, что с ней всё нормально. Но вспомнил, в каком он виде, и ссутулился.       — Я? — рассеянно откликнулась принцесса. — Я… хорошо. Вода подогрелась, если хотите. Прикройтесь там чем-нибудь, сейчас кого-нибудь кликну, принесут вам лоханку, отмоетесь от крови-то.       Говорила она вроде бы и ровно, и спокойно, но следы слез не смогла спрятать, тем более от Ёширо.       — Ай-тян? — позвал он виновато.       — У? — донеслось из-за двери.       — Со мной тоже уже всё хорошо, — сказал принц, прижимаясь к притихшему от колючки ревности супругу. — Не переживай — всё зажило, как на собаке.       — Я и не переживаю-у-у… — не удержалась принцесса, с облегчением разревелась всё-таки. — Не на собаке… на волке! Оборотень ты проклятый!..       Топот возвестил о ее поспешном бегстве.       ________