Принц Х Царевич - 5 (Второй том)

      Вернулись домой благополучно. И сразу попали в объятия матушки, которая облила их слезами счастья и волнения. Потом были еще объятия… много объятий. И поцелуи. И долгие заверения, что с ними обоими теперь всё в полном порядке. Родные-близкие кивали, радовались. Но украдкой то и дело пытались ущипнуть, чтобы удостовериться в чувствительности, в осязаемости. Призраки ведь не станут ойкать и ругаться, верно?       …Спустя некоторое время кое-как обитатели терема успокоились. Жизнь потекла своим чередом.       Только принцу с царевичем день ото дня делалось всё волнительнее на душе, тревожнее на сердце. Приближалось новолуние! Серапион им еще несколько раз повторил, чтобы не забыли: это крайний срок.       А как тут придешь к соглашению, (а в эдаком-то важнейшем вопросе без заранее составленного плана действий никак невозможно!) если любая попытка договориться, определить, кто будет «зачинщиком», а кто «принимающей стороной», сводилась к одному: утром в постели оба были благородны и уступчивы, оба соглашались грядущей ночью исполнить ради любимого роль «жены». Однако вернувшись в постель вечером, обнаруживали, что не так друг друга поняли — и оба «разучили» партию «мужа», но ни один не готов стать «принимающей стороной». Разумеется, и тот, и другой немедленно бросались уверять, что уступят «ведущую роль» супругу. И, конечно же, и тот, и другой видели, насколько эти уверения неискренне – и оба наперебой клялись друг другу, что никогда не посмеют против воли принудить, снасильничать, упаси боже, обесчестить возлюбленного. Горячий спор, полный взаимных уступок, всегда заканчивался жаркими ласками. Однако то были совершенно не те ласки, которые требовались для закрепления брачных уз.       В конце концов, срока у них осталось всего лишь последняя неделя. И Кириамэ, как старший в паре, твердо решил:       — Новолуние будет с субботы на воскресенье? Значит, в ночь с пятницы на субботу мы должны это сделать. И не важно, кто начнет! Главное, просто быть готовым. Мы оба будем готовы, ясно? Просто начнем, как получится. А дальше станет видно.       — Согласен, — вздохнул Пересвет.       — И совершенно не важно, кто… кто станет первым, — твердо сказал принц.       — Согласен, — вздохнул царевич.       — Нам всё равно придется сделать это и так, и… в общем, по-разному, — сказал Ёж. — Потому что мужчине и женщине достаточно одного раза. Но у нас с тобой непонятно, кто за мужа, а кто за жену. Для полной уверенности, что союз подтвержден, мы должны будем поменяться.       — Согласен, — окончательно погрустнел Пересвет.       Наступила пятница.       Вечерело.       Они оба тщательно подготовились к важнейшей ночи в своей жизни. Оба, сгорая от смущения, не смели поднять глаза друг на друга, по возможности избегая друг друга до той самой минуты, когда пришла пора лечь в постель. Оба знали, что этой ночью каждый из них будет и ведомым, и ведущим. Вопрос только — кто станет первым?       Кириамэ первый сделал ход в этой стратегически важной игре. Зацеловал царевича, увлек ласками. Заставил постанывать от простых прикосновений…       Принц распалялся всё больше. Этой ночью для них не останется никаких запретов. Это пьянило Ёширо. Он осмелел, он стал настойчив и требователен…       И тут Пересвет понял с предельной ясностью: если сейчас позволит себе растаять от ласк, то окажется не мужчиной. Навсегда потеряет к самому себе уважение! Да, он поддастся искушению, позволит творить с собою всё, что Ёжику заблагорассудится. Но не в первую настоящую брачную ночь! Только не сегодня! Сегодня он сам должен действовать! Решительно и мужественно!       Он взял принца за плечи. Отодвинул от себя, наткнувшись на растерянный взгляд.       — Опять ты... отвергаешь?.. — пролепетал Кириамэ, не веря в снова возвратившийся кошмар.       И царевич поспешил развеять его страхи. Заткнул рот смелым поцелуем, не позволяя говорить глупости. Властно толкнул, уронил на подушки спиной.       Кириамэ замычал в губы, попытался вырваться. Внезапно обнаружившаяся в царевиче уверенность в своих силах его смущала. Да куда там — откровенно пугала!       — Не бойся! — зашептал Пересвет, успокаивая на самом деле их обоих.       — Я и не боюсь! — зашипел принц, барахтаясь под тяжелым мускулистым телом своего суженого, вдавившим его в перины. Просто не нравилось ему быть подмятым! У него тоже есть мужская гордость! И не он стоял пред алтарем в женском наряде, а царевич! Так что тому и быть в их по-настоящему первую ночь любви…       — Тише, — пытался утихомирить взбунтовавшегося супруга Пересвет. — Больно не будет. Я тебе обещаю.       От таких слов Ёж взъярился хуже прежнего!       — С каких это пор меня боль пугала? — возмутился шепотом принц.       Еще немного — и возня грозила перерасти в настоящую драку!       Но Пересвет ловко скользнул одной рукой вниз, обхватил ствол. Не свой. Пальцы второй облизнул, обильно измазав слюной. И смело развел ноги, скользнул в ложбинку. Нащупал дрогнувшее колечко мышц, принялся поглаживать уверенно. Ёширо затих, глаза распахнул в неподдельном изумлении. Задышал глубоко и часто. Вскоре от ощущения ласкающих настойчивых пальцев глаза самовольно вознамерились закатиться, веки с ресницами задрожали. Против воли слезы навернулись — от невозможности поверить в невероятное.       — Как ты… — пробормотал Ёж вопросительно. Но не нашел сил внятно договорить — губу закусил, застонал, выгибаясь в пояснице.       — Меня Ясмин научила, — со смешком признался Пересвет. У самого щеки горели, уши пылали, сердце гулко бухало. А слабину показать нельзя — иначе муженек воспользуется, быстро местами заставит поменяться!       — Я… с-сс… мин?.. — прошипел Ёжик. Потому что нормально языком ворочать никак уже не мог. Вскрикнул, охнул — а сам виноват: на пальцы дразнящие насадился глубоко, основательно.       Пересвет тоже зашипел — в порыве супруг вцепился в плечи, повиснув на нем. Больно! Но и приятно как-то, если честно. Удивительно…       — Ну, она ж твоя телохранительница, всё-таки, — напомнил Пересвет. Старательно ладонью водил по стволу вверх-вниз. Но сжимал не сильно, а ровно как нужно. Внизу немного сильнее, чтобы раньше времени не оборвалась сладкая пытка. Вверху — поглаживая большим пальцем головку, подушечкой тихонько дырочку раздразнивая. — Её прямой долг и святая обязанность позаботиться о твоем теле.       — У-у… урос-сс… ай!.. — попросил принц. — Просто… затк… ах!.. -нис-с-сь… [уросай — замолчи]       — А кто бы еще меня просветил? — усмехнулся Пересвет. — Ясмин у нас самая опытная соблазнительница. Уж кто, как не она, знает, как правильно с мужчинами обращаться.       Кириамэ заставил его замолчать — приник поцелуем, хоть в его нынешнем положении дотянуться до болтливого рта было довольно неудобно.       Пересвет сам теперь был вынужден сдерживать стоны. Ласкающийся жаркий язык сводил с ума — как и всегда. Кириамэ умел целоваться! Умел доводить одним лишь поцелуем царевича до умопомрачения. А теперь же еще и прижимался тесно, весь и полностью в его руках. Беззащитный, раздетый, горячий, безумно любимый.       Царевичу пришлось силой уложить мужа на подушки, чтобы не мешал. Если опять целоваться полезет — Пересвет эдак и до дела дотерпеть не сможет! У самого ведь уже зубы от желания сводит. А пока рано! Пока только пальцами можно вторгаться в восхитительно мягкую плоть. Узкую. Невозможно желанную. Ранимую, до болезненного стона нежную.       Царевич чувствовал, что теряет разум. Просто падает в ярко сияющую пропасть. Он не прикасался к собственному стволу, сочащемуся желанием по капельке. Он дарил свою страсть ему… его невыносимому… его незаменимому… его требовательному и единственному… И это делало его безумно счастливым.       — Хватит… — выстонал через силу Ёж. Дотянулся, ухватился за руку царевича, заставив остановиться. — Хватит надо мной издеваться. Войди! Я хочу… хочу тебя…       — Но я не уверен… — промямлил Пересвет. И без того влажный лоб покрылся испариной волнения, испуга. Он правда не был уверен, что достаточно успел растянуть невозможно узкое колечко мышц. Больше всего на свете боялся, что причинит боль своему любимому! Вот в этот самый миг! И он требует этого?!       — Сейчас, — приказал Кириамэ тоном, не терпящим возражений. — Сейчас же!       Пересвет шмыгнул носом. Обидеться, что ли, на приказ? Он и так старается, как может — а ему приказывают?       Царевич властно рванул за растопыренные колени, в стороны и вверх — распахнул перед собой, полностью раскрыл...       Ёж закрыл пылающее лицо обеими ладонями.       — Больно? — испугался Пересвет. Властность мигом слетела.       — Бака… — глухо простонал через ладони принц. — Хоть подушку подложи.       — Да-да… Прости… Я не подумал… — засуетился царевич.       И замер. Сердце ухнуло, готовое разорваться.       Плечи Ёширо вздрагивали. Он беззвучно?..       — Ты… чего?.. — погладил неловко по руке царевич. — Так всё плохо, да? Прости, пожалуйста. Я не хотел… Правда…       — Бака! — всхлипнул Ёж. От смеха всхлипнул! Стёр с ресниц слезинки, протянул руки к бледному лицу суженого. Погладил нежно по щекам.       У Пересвета гора с плеч упала. Он, оказывается, и забыть успел за этот миг, как хорошо-то — просто дышать!       — Я счастлив, — успокоил мужа принц. — Так счастлив, что не верю, что живой.       — Ну, ладно, — сглотнул Пересвет. — Сейчас поверишь.       Подтянув подушки под поясницу мужу, снова подхватил его под колени… Хотя затуманенный взгляд, внимательно следивший за каждым движением, несколько смущал. Очень даже смущал!       Но Пересвет решил быть сегодня мужчиной!!!       Стараясь унять предательскую дрожь в пальцах, нарочито небрежно достал заранее приготовленный флакончик с бальзамом. Капнул на руку — растер по своему стволу, сладко занывшему в предвкушении. Бальзам оказался прохладным. Чуток подумав, представив такой холодок — да внезапно пролившийся бы на собственные раздразненные булки… Пересвет решительно приложился к флакончику губами, набрал глоток.       — Э? — не понял сперва его поведение Кириамэ.       Но вскрикнул в голос, дернулся протестующее — удумал царевич! Додумался же!!!       — Ш-шш… — мягко, но властно положил ему на живот ладонь Пересвет.       Подумаешь — подержал чуток бальзам во рту да влил в дрогнувшую дырочку! Чего дергаться-то? Ну, разве оттого, что не удержался, языком еще ткнулся туда, в заветное местечко.       — Хэнтай!.. — протянул-простонал принц. Глаза закрыл, выдохнул протяжно. Но замер, покорно ожидая продолжения сладкого истязания. [извращенец]       Облизнув губы, Пересвет рукой направил свой чувствительный от нетерпения ствол. Пропихнул головку, покусывая губы. А вот дальше…       — Глубже… — шептал Кириамэ требовательно.       А как глубже, если у него слезы из-под закрытых век ручьями льются?! Пересвет сам не дурак — чувствовал, как туго дело идет!       — Глубже… — твердил принц.       — Не лезет, — убитым голосом признался Пересвет.       Дернулся уже выйти…       — Куда?! — взвился Ёж.       Растрепанной фурией взлетел с подушек, с неожиданной силой толкнул царевича на простыни — и сам уселся сверху.       — Не надо! Давай еще растянем! Еще бальзамом польем! — забарахтался Пересвет.       Но Кириамэ залепил ему рот ладонью.       Обхватил коленками ребра. Уперся свободной ладонью ему в грудь.       Пересвет помотал головой, протестующее замычал…       И тут взвыл! В голос! Не стесняясь.       — Тсс-сс… — шикнул коротко Ёж.       Направил в себя его скользкий припухший ствол — и резко опустился вниз. Только охнул.       — Не дергайся, — простонал Кириамэ. — Дай минутку…       Пересвет снова дышать забыл.       А принц, переведя дыхание, сглотнув слезы, поелозил на его бедрах, привыкая. После улегся на грудь, дотянулся с поцелуем к дрожащим бледным губам. И, не разрывая тесных объятий, заставил перекатиться на постели. Заставил царевича снова оказаться сверху.       — Теперь можно, — с улыбкой облегчения разрешил.       И Пересвет постыдился на собственную ненасытность. Под ним любимый слезы льет от боли, а он не в силах похоть обуздать?!       — Не смей задумываться! — легонько хлопнул его по щеке Кириамэ, рассмеялся.       И царевич руку его перехватил — не позволил самому играться со слегка опавшим стволом. Вместо этого начал осторожные движения. Медленно-медленно назад. Почти выскальзывая, оставляя внутри лишь головку. И так же медленно, очень медленно, сводя с ума медленно — вперед. Вглубь. В жаркую сладкую тесноту. В трепещущую нежность… К той чудесной точке, задевая которую, заставлял дрожь волной проноситься по телу принца. И с удовлетворением видел, как его ствол вновь наполняется силой.       — Быстрее… — отрывисто требовал возлюбленный. — Имей совесть… Быстрее!       Но Пересвет не подчинялся. Упрямо не подчинялся, как бы сам того же ни хотел! И твердо прижимал принца к разоренной постели и скомканным простыням, не позволяя двигаться бедрами себе навстречу.       Тот скоро перестал что-либо требовать. Забылся в медовом липком мороке. Мотал головой, еще больше путая длинные пряди. Пальцами впивался в плечи царевича, прокалывая кожу ногтями. И стонал… Боже, как он стонал под Пересветом! Только от этих звуков голову потерять можно было на веки вечные!..       Пересвет первым зажмурился от засиявших в глазах огней. Глубокий резкий рывок… Еще один… И нега ватной мягкостью разлилась по всему телу.       Проморгавшись, он с досадой понял, что кончил в одиночестве. Его принц коварно улыбался, влажно сияя глазами, утопая в подушках. И тонкие пальцы пережимали основание ствола. Не позволил самому себе испытать блаженство? Пересвет в недоумении открыл рот спросить… Но Ёж легко вскинул свободную руку и приложил палец к его губам. Царевич послушно промолчал. Вместо незаданного вопроса облизнул палец — и затянул в рот, посасывая.       — Ты смотришься так трогательно, когда кончаешь, — тихонько рассмеялся Ёж.       — М-м?.. — отозвался бездумно увлекшийся пальцами царевич.       — Тебе понравилось? — продолжал допытываться принц.       А то сам не видел?! Пересвет приоткрыл пьяные глаза, продолжая свое сладкое занятие, взглянул искоса сквозь ресницы и нарочно небрежно пожал плечами:       — Ну-у…       Кириамэ сел в постели. Царевич немедленно обнял его, обхватил руками, как свою драгоценную собственность. Тот же заинтересовался его губами. Пальцами шутливо принялся поглаживать шустрый, развратный язык. А когда уж вся ладонь оказалась влажной, облизанной, обцелованной — вдруг отнял! Вместо руки подставил губы. А руку за спину царевичу с ухмылкой завел. Пробежался прикосновениями по округлым половинкам — и нырнул между. Ровнёхонько тонким пальцем в самую дырку. Не глубоко — на одну фалангу. Но всё же!       — Ты… намекаешь? — осторожно спросил Пересвет. И по спине невольно мурашки пробежались. Боязно как-то! Но страшно любопытно при этом. Волнующе.       — Разве не будет справедливо? — шепнул искуситель на ухо. Чмокнул в разгоряченную шею. В ямочку под ключицей. Стал тихонько пальчиком поглаживать. Изнутри. — Я обещаю тебя взять так же медленно и аккуратно. Ты будешь стонать еще громче, чем я.       — Да я как-то и не сомневаюсь. С твоим-то опытом, — поежился от предвкушения Пересвет.       — Не трусь, — прошептал лукаво муженек.       — Тебе и самому страшно, да? — попытался рассмеяться Пересвет. Но смех вышел неубедительным.       — Мне страшно… страшно хочется ворваться в тебя… Выпить твой крик… Вопль девственника, лишившегося невинности…       — Какая тут уж с тобой невинность, — хмыкнул Пересвет неуверенно. — Давай тогда! Не тяни. Побыстрее, что ли… А то уж поздно, давно спать пора.       Боже мой! Готов нести любую чушь! Лишь бы отдалить момент. Лишь бы потянуть время, а не собственное нетронутое заветное отверстие… Боже, от одних только пошлых мыслей сердце заходилось колокольным трезвоном и где-то в горле толкалось.       — Неужели спать захотел? Неужели думал, что я тебе позволю сегодня глаза сомкнуть?       Кириамэ мягко, но уверенно развернул царевича, как ему нравилось — на четвереньки. Колени заставил раздвинуть, руку промеж засунул, взялся на яичках играть, точно на бубенчиках! Ну, на самом деле-то нежно и умело перебирал, массировал. Это Пересвету, уткнувшемуся лбом в сцепленные ладони, почудилось, что мошонка от прикосновений явственным звоном отозвалась. Он застонал сквозь зубы.       Зарычал еще громче, когда почуял пульсирующий ствол, потершийся между мягких половинок.       Кириамэ явно не спешил. Как ему это удавалось, не получив разрядки — Пересвету и думать было больно! Принц выцеловывал спину любимого. Поясницу, лопатки… Прохладными пальцами неуловимо-щекотно поглаживал ребра. Ствол не тискал, а лишь дразняще касался время от времени, будто случайно: то по длине подушечками пальцев, то по головке щелкнет небольно. То орешки в ладонь возьмет, понежит.       Царевич прогибал спину, как ластящаяся кошка. Самому смешно, а выгибался, вздрагивал от каждого касания. И чем нежнее — тем нестерпимее ощущалась жажда тесного слияния! Он сам раскрывался навстречу. Он сам приглашал поглаживающий ложбинку ствол нырнуть в глубину.       — Не наигрался еще? — простонал очень скоро пришедший в полную боевую готовность царевич.       — Ты хочешь, чтобы я вошел? В тебя? — спросил, издеваясь, принц, одаривая бедра вниманием и лаской. — Скажи! Пожалуйста!       — Пожалуйста! — провыл царевич.       — Нет, дай мне услышать, как ты просишь! — упрямился паршивец нихонский.       Впрочем, за бутылочкой с бальзамом руку протянул. Пересвет почувствовал это движение, даже не подглядывая. Как подглядывать, если под веками сверкающие жар-птички пляшут?       — Я люблю тебя! Я сейчас вот, только что показал, как люблю тебя, всем сердцем, телом и душой, а ты мне в отместку, да? А-а… А-ах-х-х… Черт, возьми меня уже! Доволен? А?.. А-а-а!!!       Пересвет прогнулся в пояснице, как последняя мартовская кошка, выставляя зад. А нырнувший в глубину пылающе-горячий, благодатно горячий, невозможно горячий, просто невыносимо… Черт, боль отозвалась мгновением позже. Ощущение вожделенной наполненности не слишком успешно перебило острую вспышку. Царевич заскулил.       А в голове билась другая мысль: насколько же больнее было недавно самому Ёжику? Тому ведь пришлось запихивать Пересветово оружие в себя самостоятельно. И Ясмин советовала затвердить что-то о позах, с которых легче начинать… Проклятье. Хорошо ж ему тут скулить, стоя на четвереньках. А как бы еще выл, если б верхом попытался сесть? Что ж ты, Ёжик, делаешь-то?..       К удивлению, боль быстро ушла. Пересвет и не понял толком, как так скоро Ёширо сумел зацеловать, отвлечь, распалить с новой силой! Хотя, что тут понимать-то? Тут вообще думать вредно!..       Впрочем, скоро размышлять стало совершенно невозможно, при всём желании.       Кириамэ начал уверенно двигаться. Внутри Пересвета. Умом царевич мог понять такую возможность. Сам только что такое же выделывал… Но какого черта?! Как он может наслаждаться ощущениями в собственной растягиваемой!.. Хм, ну да.       Не сказать, что это было божественно. Ну, приятно. Волнующе. Да, это чертовски приятно, но…       Но только до тех пор, пока чутко прислушивавшийся к ощущениям супруга Кириамэ не изменил угол и траекторию вхождения. Полководец-стратег нихонский. Вот тогда Пересвет зубами в простыню вгрызся. Лишь бы не заорать на весь терем! От нестерпимого наслаждения, от накатывающих и отпускающих волн блаженства. Каждая следующая всё выше, всё ярче, оглушительней.       И сам бедрами подмахивать стал. Жадно, резко. Остервенело. Безумно.       Кириамэ его не щадил — и не надо. Пересвет и не хотел нежности. Хватит осторожничать! Хотелось, как в драке, размашисто, со всей дури…       И благо, что нихонец такой выносливый ему достался! Тощий, а всаживал от души. Вернее, вколачивал до души? Дыхание сохранял, как на беговом состязании. Черт его знает, как долго бы еще продержался, ведь упрямства не занимать, что тому, что другому!..       Но Пересвет не выдержал первым. Снова. Опять первым кончил. С воплем выплеснулся на подушки, проклиная кружева и бельевую вышивку.       И, выплескиваясь, сжимался изнутри так туго и сладко, что и Ёширо утянул за собой за грань блаженства. Тот, чувствуя близящуюся развязку, рванул было выйти. Но Пересвет не позволил. Поднялся на колени, стиснув сведенными половинками ствол супруга почти до боли, но продолжая жадно подрагивать изнутри. Поймав за руки, притянул к себе, перекрестил запястья на своей влажной груди. И Ёжик обнял его, крепко обвил руками. Поцеловал — ткнулся губами промеж лопаток. И жар разлился внутри царевича, медовый всполох заходящего ослепительного солнца. Словно все закаты жужжащего пчелами беспечного лета в один клубок свернулись внутри него — и взорвались полыхающими красками: алыми, малиновыми, густо-розовыми… И медленно, очень медленно стали затухать, переливаясь в сиреневую мягкую негу… В шелковую ласку... Сосредоточились в неловкий поцелуй в солоноватую спину.       — Отпусти, — слабо попросил Кириамэ.       — Никогда, — улыбнулся Пересвет.       Так и увлек за собой под простыню. Не выпуская ни ствол, пусть разрядившийся, щекотно скользящий в мокрой, сочащейся дырке… Не отпуская переплетенных рук. Кириамэ пришлось смириться. Посопел в загривок мужу, да и затих.       А Пересвет всё не мог в себя придти. Душа где-то витала в сиреневых облаках не нашего мира. Тело окутывала ленивая истома. Глаза бездумно таращились в темноту. А губы улыбались чему-то невидимому…       Спустя некоторое время сонный принц заворочался тихонько. Высвободил руки. Выскользнул и из укромной дырки, оставив досадную пустоту и забавную прохладу. Ёж сполз с возлюбленного, улегся на своей половине кровати, подложил ладошку под щеку, явно намереваясь углубиться в заслуженный отдых.       Как же, позволит ему Пересвет нынче сладко спать!       …Ёж проснулся от того, что было горячо. Очень горячо. Везде! Всё тело горело. Но больше всего — в одном конкретном месте.       — Ты что… делаешь?.. — выдохнул принц, с трудом заставляя себя очнуться, вернуться с небес на грешную землю, из заоблачных высот — назад в собственное тело, тяжелое от истомы.       — Я еще хочу, — просто пояснил царевич, причавкивая и причмокивая, неохотно отвлекаясь ради объяснений от вкусного посасывания и облизывания. — Ты спи-спи, я всё сам сделаю.       Кириамэ глаза закатил, то ли от удивления, то ли не веря, то ли от недосыпа. Грудь вздымалась от неровного дыхания, с приоткрытых губ срывались вздохи. Пересвет не обращал внимания на мучения супруга — продолжал увлеченно терзать губами и языком налившуюся твердостью плоть.       Ёжик смиренно развел колени. Если любимый хочет, он имеет право брать его когда угодно и сколько угодно. Не важно, насколько утомлен непривычными ласками сам принц, насколько не готов…       — Всё, ты готов, — пробормотал Пересвет, с удовлетворением и любовью взирая на распаленное орудие, гордо восставшее перед самым его лицом, блестящее от слюны и стекающих по головке капелек смазки.       — Я не готов, — томным шепотом возразил Кириамэ. — Ты забыл о масле.       — Не забыл, — отозвался Пересвет. Призывно раздвинувшиеся ноги муженька деловито сдвинул обратно, подмял под себя, не позволяя коленкам некстати топорщиться. — Я всё хорошенько вымыл и заново смазал, пока ты спал.       — Пока я спал? — в изумлении принц прекратил закатывать глаза и приподнял голову над подушками, посмотрел с подозрением. — Разве я настолько крепко заснул?       — Угу, очень крепко! — с улыбкой отозвался царевич. Смачно чмокнул в налитую головку, не удержался от соблазна. — Я хотел дать тебе лишние пару минут, поэтому ушел в другую комнату.       У Кириамэ от недосыпа никак не складывалось в голове:       — В другой комнате? — в растерянности повторил он. Кириамэ еще мог допустить, что он настолько крепко заснул, что не почувствовал, как любимый оттирал влажным полотенцем следы страсти… хотя это было очень сомнительно. Но у него в голове не укладывалось, как это вообще Пересвет мог бы подготавливать его для себя, заново растягивать, уйдя при этом в другую комнату?.. Видимо от обилия ласк соображение отказало принцу. Он непонимающе хлопал глазами до тех пор, пока царевич деловито не оседлал его бедра.       — Не трепыхайся, я сам всё сделаю, — велел Пересвет, медленно насаживаясь на ствол супруга.       Тут глаза Ёширо распахнулись наконец-то от прозрения:       — Ты!.. — задохнулся принц. — Ты сам?.. Неужели?..       — Я же сказал, лежи смирно! — строго повторил царевич, морщась и хмурясь, но от процесса не отвлекаясь.       У принца в голове наконец-то всё сложилось: в другой комнате, чтобы не тревожить сон возлюбленного, царевич подготавливал себя! Чтобы еще раз испробовать на себе! И теперь сам! Насаживался на него верхом! И еще при этом требовал не шевелиться, не трепыхаться и не дергаться. У Кириамэ от изумления дар речи пропал, как тут с силами собраться, чтобы перечить, противиться или даже помогать? Оставалась только лежать и изумляться. И благодарить всех богов, что после первого раза в царевиче проснулось любопытство и охота!..       …Однако спустя еще два часа Кириамэ как-то уж был и не особо рад мужниной ненасытности.       — Нани? — сонно проворчал принц. Зевнул. [что?]       Отмахнулся от тормошившей настойчивой руки, да толку-то? Тут же оказался стиснут в объятиях и обцелован по всему недовольно хмурящемуся лицу.       — Неужели ты собрался этой ночью спать? — насмешливо протянул Пересвет.       И под простыней руку просунул, снова хозяйничать принялся.       — Пробудилось чудовище… — ворчливо отозвался принц. — Ну, хорошо. Дай мне еще немножко подремать? А сам делай, что хочешь.       — Угу, — легко согласился царевич. — Нэмури нэсай! [сладких снов]       И под простыню с головой нырнул.       — О, святый ками-сама… — выдохнул с напускной досадой Ёжик, почуяв жаждущие губы на своем пупке и пониже. — А-а… А-х-х!.. Нет! Стой! Не так! Я же просил так больше не делать!.. Не… не надо… прекрати… Это тоже Ясмин тебя надоумила?! Ох, плохая из нее учительница!..       Пересвет привстал над ним. Простынь сдернул, к черту с кровати вообще выкинул, чтобы не мешалась. Заявил в свое оправдание:       — Так много ли на словах-то обучишь? Или ты хотел, чтобы она на практике мне технику показывала?       Вместо ответа принц сладко потянулся. Непринужденно закинул ногу на плечо муженьку, терпеливо ожидающему разрешение продолжить. Получил поцелуй под коленку.       — Странно, что ты не к Хродланду за наукой пошел, — мурлыкнул Ёжик. — Он бы тебе по родственному и рассказал бы всё… И показал бы… На тебе же самом… Для наглядности… Ай!       Часом позже, совершенно вымотанный, вконец обессиленный и наконец-то полностью удовлетворенный Пересвет, едва коснувшись головой подушки, провалился в сон без сновидений, глубокий, как синие горные озёра.       Спустя четверть часа он был внезапно разбужен коварным проникновением с тыла. Ощутив несанкционированное вторжение, поспешно предпринял контратаку. Однако будучи изначально в невыгодной диспозиции, потерпел полное поражение, признал капитуляцию и вынужден был сдаться на милость агрессора. Агрессор спать, видимо, окончательно расхотел… Что ж, Пересвет сам виноват, первый начал донимать. Еще через полчаса или час — сложно сказать уверенно, — победившая сторона потребовала контрибуцию в виде симметричного штурма с фронта…       Короче, подтвердили брак не по одному разу с каждой стороны, да в разных позах. Оба заснули лишь под пение синичек за окном. В обнимку. Поперёк разворошенной постели.       К обеду не вышли.       ...Утром, (вернее уж днем), узрев себя в зеркале, Кириамэ пришел в неописуемый ужас и потребовал ножницы, ибо от идеи распутать волосы гребнем отказался без раздумий. Пересвет категоричность не одобрил — сам взялся приводить обожаемую гриву в порядок.       Разумеется, они не преуспели.       Отвлеклись на более приятное занятие.       __________       — Кажется, мы их месяц теперь не увидим, хоть и будем жить по-прежнему под одной крышей, — скучающе произнесла Войслава, помешивая мёд в чашке с чаем.       Вечернее чаепитие затянулось допоздна. В последнюю ночь перед новолунием всему семейству «почему-то» не спалось. Собрались все, даже отец Фёдор явился, не дожидаясь приглашения. За столом отсутствовали лишь Пересвет и Ёжик — эти двое рано отправились «спать», сославшись на легкую головную боль. Оба. Другой отговорки не придумали.       — Ну, правильно говоришь: у мальчиков наконец-то настал медовый месяц, — сделав строгое лицо, сказала Василиса Никитична. — Не будем их обсуждать или осуждать. Они заслужили свое счастье.       В последнюю неделю весь царский терем затаился. Все либо ходили на цыпочках, либо нарочито громко смеялись над несмешными шутками. Шутка ли — на кону две жизни! Пересвет и Ёжик никому о предупреждении магистра ни полсловом не обмолвились. Даже Лианка от них ничего не добилась, даже Дарёна не сумела подслушать. Но чем ближе была роковая дата, тем очевиднее делалось для всех: что-то назревает! Мальчишки, никого другого не видя вокруг, молча прожигали друг друга такими красноречивыми взглядами, что даже слепой заметил бы подвох. В тереме слепцов не было. Поэтому Василиса Никитична шепнула пару слов Войславе, царевна насела на Ясмин, Шеморханка накинулась на мужа. Ну, Серапион и признался, в чем тут загвоздка.       После признания дракона весь терем не то что на цыпочках стал ходить — все кругом амурами себя возомнили! И беззвучно порхали на крылышках заботы и любви к двум несговорчивым оболтусам. Благо, ни тот, ни другой, занятые собственными переживаниями, перемен в родных и близких совершенно не замечали. Не то сбежали бы из дома, однозначно! Или от стыда сгорели бы.       В трапезную вбежала красная, как рябина на морозе, Дарёна.       — Ну, что? — аж привстал со своего места Берендей Иванович. Царь (с патриархом за компанию) весь вечер успокаивал нервишки букетом фруктово-ягодных настоек, так что последние два часа из последних сил пытался не задремать прямо тут, за столом. Однако на шипение прогонявшей спать Василисы Никитичны твердо отвечал отказом.       — Свершилось! — стеснительным, но вместе с тем радостным шепотом объявила семейству служанка. — Их высочества договорились!       — Вот и славно! — рухнул обратно на стул Берендей Иванович. Сладко зевнул, потянулся, закинув руки за голову. Решил с облегчением: — Ну-с, теперь можно спать спокойно.       Тяпнув с отцом Федором еще по рюмочке «за здравие оболтусов», государь отправился на боковую. Оставшиеся за столом домочадцы продолжили чаепитие — после таких новостей уснешь тут, как же!       — Хорошо им! После медового месяца ни того, ни другого не будет тошнить и живот на нос не полезет, — позавидовала Войслава. И капризно пнула под прикрытием скатерти коленку Хродланда. — Всё ты виноват! Сделал мне пузо, а теперь даже прикоснуться ко мне не желаешь! А я тоже любви хочу!       — Успокойся, — шикнула, поджав губы, царица. — Рорик думает о твоем же здоровье и беспокоится о ребенке. О чем и тебе подумать не мешало бы!       Однако царевне на все угрозы и предупреждения лекарок было начхать с высокой колокольни. Уставилась на жениха с угрозой.       Хродланд пожал плечами. Налил в блюдце густых сливок, искупал сырник с изюмом, чинно порезал на кусочки — и отправил в рот. Жуя, принял сосредоточенное выражение, чтобы благоверная видела: он делал всё, что было в его силах! Каждую ночь без исключения. Недосыпал! И не его вина, что юная и по идее невинная царевна оказалась на деле неутомимой и ненасытной, и даже бремя будущего материнства не умерило ее аппетиты. Разохотилась, во вкус вошла! И ее братишка такой же теперь будет: если не месяц, то уж неделю точно царевич мужа из спальни не выпустит.       — Эй, ты меня слышишь? — еще разок пихнула замечтавшегося супруга Войслава.       — О, йя-йя! — тот отмер и суетливо вспомнил о недоеденном сырнике.       Вот ведь как! Представил только, чем эти двое сейчас занимаются — и всё, буквально выпал из бытия. Негоже, ведь женатый человек, отцом скоро станет… Выбросить бы эти крамольные мыслишки из головы. Но как?       ***